Глава 18. Лошадки неспешной рысцой отмахали добрую половину пути

Лошадки неспешной рысцой отмахали добрую половину пути. Не будь со мной Лёна, я давно бы заплутала в глухой еловой чащобе, где буйно цвела малина, а заградительные полосы из крапивы и ежевичника внушали трепет даже эльфам. Лещина сомкнула гибкие прутья над узкой лесной тропкой, и бархатистые листья нет-нет, да щекотали мою макушку. Но вот деревья раздвинулись, пошли можжевеловые и вербные кусты, а за ними поле с машущим крыльями ветряком.

– Смотри, какая красота, – Лён кивнул на ярко-красную прогалинку у самой опушки, невесть как пропущенную сборщиками ягод. Спелая земляника бесстрашно выглядывала из-под листиков, красуясь на солнышке.

Я не любила землянику, но устоять не смогла. Спешившись, присела на корточки у края полянки, бережно раздвинула листья. Крупные ягоды сами скатывались в ладонь, стоило провести рукой по зеленовато-серому стебельку, и мне казалось, что он облегченно вздыхает, избавляясь от тяжкой обузы. Я складывала их в пригоршню, наслаждаясь самим процессом сбора. Как рыбак, часами высиживающий с удочкой на пригорке у заросшего пруда, в котором давно перевелась рыба. Дома… Когда у меня был дом… я сутками не вылезала из лесу, собирая землянику. Сразу вспомнился запах туесков с земляникой, стоящих в холодных, сыроватых сенях… я сидела на пороге и сторожила ягоды от лакомок-братишек, пока не возвращались с поля родители. Мне хотелось, чтобы они увидели душистое богатство нетронутым, в полной мере оценив мой труд. Потом я снимала караул у сеней, но землянику все равно не ела, даже со сливками. До сих пор терпеть ее не могу… отдам Лёну, решила я.

Я почувствовала, что Лён на меня смотрит. Эдак задумчиво, оценивающе, внимательно. Я подняла голову. Он действительно смотрел. У него в руках не было ни единой ягодки. Мы уставились друг на друга, как мужик и медведь, столкнувшиеся в малиннике.

– Что? – спросила я.

– Ничего, – смутился захваченный врасплох «медведь», то есть вампир. – У тебя листик в волосах.

– Правда? – Я тряхнула головой.

– Запутался. Давай я вытащу.

Я нагнула голову, продолжая следить за вампиром из-под отросшей челки. Пальцы осторожно коснулись моей макушки, пробежались вдоль затылка. После нескольких безуспешных попыток Лён бесцеремонно притянул мою голову к своей груди и азартно закопошился в волосах.

– Лён, что ты там делаешь? – Забеспокоилась я, жарко дыша в его рубашку. В судорожно стиснутой пригоршне мялись собранные ягоды.

– Он убегает, – виновато оправдывался Лён.

– Листик?

– Нет, ягодный клоп.

– Клоп?! Вытащи его немедленно! – завизжала я, свободной ладонью упираясь вампиру в грудь.

– Тихо, не дергайся, ты его спугнешь.

Я почувствовала, как преследуемый клоп перебирает лапками, соревнуясь в ловкости с пальцами вампира. Ощущение не из приятных.

– Да не вертись, а то я его раздавлю!

Я застыла, прикидывая, что лучше – живой клоп на голове или он же давленый.

Крики всегда раздаются не вовремя. Причем это привилегия неприятных криков, вроде «Пожар!», «Тону!», «Убивают!». На сей раз наш слух усладил жуткий, неоформленный в слова вопль, страшный и пульсирующий, то затихающий, то возобновляющийся с новой силой. Я подорвалась с колен, роняя ягоды, колючая ветка барбариса хлестнула меня по щеке, оцарапав до крови.

Ромашка беспокойно стригла ушами, раздувая ноздри. Запрыгивала я на нее лихо, с разбегу, с любой стороны, в данном случае – с задней. С более крупной и норовистой лошадью этот номер бы не прошел, но Ромашка давно привыкла, что хозяйка сыплется ей на спину откуда ни попадя, и не шарахалась. Разбежавшись перед прыжком, я сделала упор на седло и птицей взмыла над Ромашкиным крупом.

И тут этот мерзавец схватил меня за ногу! Не просто схватил, а дернул, грубо и бесцеремонно. Одной рукой я продолжала держаться за седло, вторая соскользнула, инстинктивно вцепившись в Ромашкин хвост.

– Ты куда?

– Туда!

– Зачем?

– Затем! – Я лягнула Лёна свободной ногой. Ромашка, оскорбленная до глубины души, добавила копытами, поддав задом, как норовистый осел. Я разжала руки, а Лён – нет. В результате, на долю секунды зависнув в воздухе, я упала лицом вниз. Да будет земля мне пухом!

– Ты что, рехнулся? – Заорала я, выворачивая голову и отплевываясь. Мать сыра земля не пришлась мне по вкусу. Лён наконец-то выпустил мою ногу, и, шмякнувшись на живот, я увидела далеко-далеко в поле белую и черную точки – наших убегающих лошадей. Ромашкин хвост, хвала богам, остался при Ромашке, по крайней мере, репица. Вся полянка была усеяна белым, шелковистым конским волосом.

– Без тебя разберутся, – хрипло выдохнул вампир, падая на колени. На его груди, слева и справа, пропечатались две подковы, а чуть пониже – подошва. Господи, да мы ему, наверное, все ребра поломали! Но держится, ни единого стона. С какой бы скоростью ни шла регенерация, Лён должен испытывать дикую боль в первые минуты! И все ради моей безопасности. Которой ничего не угрожало.

– Ты заметил, куда побежали лошади? – уже более миролюбиво спросила я. – В ту сторону, откуда кричали. Значит, решили, что там безопасно. Вряд ли Ромашка собралась биться с оборотнем притороченным к седлу мечом.

Лён наконец-то перевел дыхание, недоверчиво глянул в указанном направлении. В двух полетах стрелы лошади остановились и, похоже, щипали траву у подножия невысокого, но длинного холма, поросшего маревым иван-чаем.

– Пошли, – я тихонько потянула Лёна за плечо. – Надо их поймать.

– Я сам схожу.

– И оставишь меня одну, без оружия и средства передвижения? – коварно предположила я.

Вампир только вздохнул, тяжело поднимаясь на ноги.

* * *

Мы недолго терялись в догадках. Сразу за холмом я увидела скособоченную телегу и ее хозяина, заламывавшего руки над грудами белой пыли, дымившей на ветру. Он поведал нам душераздирающую историю. На спуске с холма заднее левое колесо неожиданно соскочило с оси и скромно удалилось в кустики. Воз, груженный десятью мешками с мукой, двумя девчонками трех и десяти лет, холщовой торбой с парочкой молочных поросят и кринкой домашней сметаны, опасно накренился, и часть имущества просыпалась на дорогу с невообразимым вокальным сопровождением, нарушившим наш с Лёном покой.

Лошадь, хитромордая каурка, щипала траву, насколько позволяла правая оглобля. Обломок левой выпал из ременной петли и валялся на земле. Мешок с визжащими поросятами прыгал по дороге. Девочки напоминали сахарные фигурки на свадебном пироге. Сметана растекалась глазурью.

В довершение всех бед у хозяина вышеперечисленного имущества на нервной почве случился приступ радикулита, и он, кряхтя, застыл, неестественно выпрямившись, как памятник самому себе. Понятное дело, помощи от него мы не дождались. Я растратила остаток магии на оглоблю, срастив расщепленные концы. Пока Лён лазил под телегу и осматривал ось, я сбегала в кусты и принесла колесо.

– Целое?

– Двух ступиц не хватает.

– Их давно не хватает, – сообщила старшая девчонка, пытаясь разломить воскрешенную оглоблю.

– Брысь отсюда! – скомандовал Лён, вылезая из-под телеги. – Я сейчас ее приподниму, а ты насадишь.

– Может, разгрузим сначала? – предложила я, критически оглядывая ворох трехпудовых мешков, удержавшихся на телеге, – подсобили высокие решетчатые бортики.

– И так сойдет.

И поднял телегу, взявшись за угол. Без всяких усилий, спокойно. И держал так минут двадцать, пока я, ничего не смысля в ремонте телег, насадила колесо не той стороной, потом опять не той. С тех пор я уверена – у колес не две стороны, а минимум четыре, а втулок вообще пять. Днище потрескивало, я все время боялась, что оно сейчас проломится и погребет меня под лавиной пшеничной муки. Обошлось, Лён плавно опустил телегу, девчонки живенько вскарабкались на мешки, хозяин рассыпался в изъявлениях благодарности и подхватил вожжи, в мгновение ока исцелившись от зловредного, но весьма удобного радикулита.

– Что-то ничегошеньки я не понимаю, – сказала я, когда телега удалилась на достаточное расстояние. – При чем тут радикулит? И зубы? Вы же моментально регенерируете, какие у вас вообще могут быть болезни?

– Не обобщай. После трехсот лет способность к восстановлению исчезает. И потом, я не совсем обычный вампир.

Лён свистнул. Вороной жеребец неохотно, но послушно подошел и дал себя поймать. Настал мой черед.

– Ромашка, Ромашенька… – льстиво заворковала я.

Лошадь топнула копытом и фыркнула.

– Кося, кося… – продолжала уговаривать я, подбираясь к лошади с пучком на редкость неаппетитной травы. Ромашка пятилась, не сводя с меня глаз. – Ну что ты смеешься? Это ты ее напугал!

– Может, я и хвост тебе в руку вложил?

– Зачем ты вообще совался?

– Тебя защищал.

– Лён, ты в своем уме? Это я тебя должна защищать! Я для этого и приехала!

– Ну извини. Я забыл, – беззаботно отмахнулся он.

– Забы-ы-ыл? – не на шутку разозлилась я. – Ты? Да ты ничего не забываешь, высокопоставленный интриган! Какого лешего ты носишься со мною, как с тухлым яйцом в кармане?!

– Отлично сказано! – беззлобно хохотнул вампир. – И главное, в точку.

– Не уходи от темы! Тоже мне, опекун выискался! Все, с этого момента приступаю к самостоятельным поискам. Не знаю, правда, что и где искать, но с тобой каши точно не сваришь.

– Как хочешь, – пожал плечами вампир. – Когда взалкаешь моего общества, обращайся.

А и в самом деле, кто кого защищает? Десятилетний вампиреныш уложит взрослого человека на обе лопатки, а с Лёна станется завязать мой меч узлом. Можно ли, в таком случае, считать оборотня серьезной угрозой для вампиров? А если да, то какой толк от магички-недоучки? Ой, что-то тут нечисто…

Кто-то пихнул меня в левый бок. Я обернулась. Ромашка, улучив момент, подбиралась к сухарю в кармане, изрядно зажевав мою куртку.

– Попалась, поганка! – Я мертвой хваткой впилась в недоуздок.

«От поганки слышу!» – фыркнула лошадь, жарко тычась мордой в мою ладонь.

* * *

Помирившись по дороге (нам быстро прискучило молча ехать бок о бок, исподлобья метая друг на друга укоризненные взгляды), мы сидели на краю фонтана, и я тихонько гладила ерошившуюся воду, пополняя резерв.

– Подними голову, – неожиданно попросил Лён.

Я угрюмо глянула на него, все еще дуясь.

– У тебя царапинка… Светится… – удивленно добавил вампир.

– Здесь? – Я провела рукой по лбу. Саднило. На указательном пальце осталась тонкая бурая полоска. – Ерунда. Памятка от барбариса. Погасла?

– Да. Что это было?

– Я восстановила резерв и продолжала держать руку в воде. Энергия – она сама как вода, заполняет ямки и впадины, а в месте любой раны ее уровень резко понижается. Вот энергия и стремится туда, как ручей в овражек.

– Но ранка так и не зажила.

– Конечно. Исцелить самого себя далеко не каждый Магистр сможет. Понимаешь, это ведь чужая энергия, организм отторгает ее, как чужую плоть, а я еще не умею ее преобразовывать. Ранка светится, потому что энергия, не усваиваясь, ищет выход и находит его, растрачиваясь на свечение.

– То есть ты не можешь справиться даже с крохотной царапинкой? – удивленно уточнил Лён. – А как же твоя стоматологическая практика?

– Ну-у, лечить других значительно легче. Самый профессиональный цирюльник пользуется услугами коллег. Ничего. Научусь со временем. Но место под осиной на всякий случай попридержи. – Я задумчиво облизнула окровавленный палец.

– Вкусно? – невозмутимо поинтересовался вампир.

– Угощайся. Лён… – Я вспомнила одну пренеприятную вещь и не смогла удержаться от брезгливой гримасы. – Лё-ё-ё-ён… Клоп!!!

Я сама уткнулась ему в грудь.

– Да, он все еще там. – Лён небрежно поворошил волосы. – И выглядит счастливым.

– Я не клопиная благотворительница! Вытащи его!

На сей раз он повел охоту более расчетливо и взял клопа измором, когда тот с отчаяния выскочил возле левого уха.

– На, возьми на память. – Прихваченный за спинку, клоп озадаченно поводил лапками.

– Оставь себе. Посади в банку и храни за образами. – Я провела рукой по встрепанным волосам, хранившим движения его пальцев и лапок клопа. – Пойду, пожалуй, сосну часок-другой. Уж больно беспокойный денек выдался, хоть бы ночь не подвела.