Глава 14. Когда я проснулась, дождь еще крапал, лениво, вдумчиво, с шелестом перебирая листву

Когда я проснулась, дождь еще крапал, лениво, вдумчиво, с шелестом перебирая листву. Полосы солнечного света нащупывали прорехи в тучах, расцвечивая небо радугами. Запах мокрой земли перемешался с нежным ароматом шиповника и приторностью жасмина. Выскочив на улицу, я вдохнула его полной грудью, пьянея от восторга, испытанного и переданного мне напоенным дождем лесом. Лужи еще подрагивали, мелкие капли расходились извилистыми кругами.

Улица мало-помалу оживала – не я одна прельстилась послеобеденной прогулкой на свежем воздухе. После часа наблюдений и нахального, откровенного шпионажа за влюбленными парочками я выяснила, зачем вампирам крылья! Сложенные над головой, они надежно укрывали своих владельцев от дождя, служили балансирами – поскользнувшись, человек взмахивает руками, а вампир – крыльями. А еще они помогали обнимать бескрылых девушек. Получался эдакий шалашик на четырех ногах, шевелящийся и хихикающий. С непривычки жутковатый – словно там кого-то переваривают. Пометив в свитке это ценное наблюдение, я попутно забрала меч из починки. Он выглядел значительно лучше, а резал вообще бесподобно, к тому же кузнец откопал среди невостребованных заказов подходящие ножны. Они представляли собой легкую конструкцию из кожи, дерева и серебряной инкрустации и вешались за спину вместо традиционного крепления к поясу. Так выходило гораздо удобней. Денег с меня не взяли ни медяка – мол, подарок, сувенир на память. Вооружившись, я почувствовала себя значительно увереннее и даже решилась на самостоятельную прогулку.

Попасть в рощу с помощью «эффекта черновика» оказалось не так-то просто. Два раза я доходила до указанного Лёном сарайчика и даже заглянула внутрь (увы, я ошиблась в предположениях – там вовсе не засиживались после сытного обеда, а хранился садовый инвентарь в виде кос, грабель, тачек, лопат и прочих сельхозорудий). С третьей попытки он исчез и появились дубы. Воткнув в землю меч, чтобы пометить место изгиба пространства, я подошла к гранитному валуну и вскарабкалась на него, спасаясь от мокрой травы. Роща полнилась звонким щебетом. Вспугнутые мною дрозды-рябинники по одному возвращались на землю и, пересвистываясь, целеустремленно склевывали что-то с травинок. Один из них вспорхнул на оголовье меча и звонко, восторженно защебетал. Светлое лезвие меча вспыхивало и переливалось, когда солнечные зайчики, просеянные листвой, поскальзывали на его блестящих гранях. Мне надо было подумать. Я так и эдак крутила в памяти разговор с Келлой, пробуя на зуб каждое ее слово и пытаясь найти то единственное, с червоточинкой, оставившее недоуменную оскомину. Мысль о каком-то подвохе преследовала меня с самого утра, распаленная туманными намеками Крины, но зародилась она уже давно, исподволь зрея после встречи с Келлой. Как будто Травница, сама не заметив, дала мне ключ к разгадке тайны, а я не сумела им воспользоваться, и мое подсознание, возмущенное моей же тупостью, назойливо бубнило: «Ну что же ты? Подумай хорошенько… Ведь ты что-то слышала… А теперь вспомни! Это важно!» Внутренний голос скорее мешал, чем помогал сосредоточиться. Он вырывал из памяти какие-то куски и совершенно ненужные образы: тембр Келлиного голоса, запах луговых трав, судорожные подергивания червец-травы в руках… А меня интересовали именно слова. Почему – знало только подсознание и, казалось, оно сейчас выпрыгнет и надает мне пощечин, не усидев на месте от волнения.

Солнце спряталось в безобидную на вид тучку, и сияние меча угасло. Я вспомнила картину, украшавшую кабинет Учителя. На ней был изображен добротно упакованный в латы рыцарь со шлемом набекрень. Против обыкновения, рыцарь не сражался и не махал железной перчаткой прекрасной даме, а прилежно скорбел, предаваясь сему занятию с удивительным энтузиазмом. Чистое поле великодушно предоставило бедолаге единственную на всю округу кочку, на которую тот и присел, невесть как умудрившись согнуть внешне однородный металл лат и возложив усталые руки на крестовину воткнутого в землю меча. Чуть поодаль недвусмысленно возвышался длинный свежий холмик, увенчанный косо торчащим мечом. Я решила, что покойный находился с рыцарем в хороших отношениях – по крайней мере, после смерти, – ибо ни на переднем, ни на заднем плане я не заметила самой плохонькой лопаты, из чего заключила, что рыцарь самоотверженно копал могилу ножом (чего не сделаешь ради друга!), выгребая разрыхленную землю шлемом. Как же он, бедный, упарился в своей амуниции, многажды прокляв испустившего дух побратима и братскую клятву, не дающую ему спихнуть тело в ближайший овраг! Несмотря на все усилия, могила вряд ли получилась достаточно глубокой, и друга пришлось уминать, а землю, напротив, взбивать попышнее. В заключение, смахнув пот со шлема, рыцарь торжественно взялся за рукоять обеими руками и пронзил холмик осиротевшим мечом; клинок наткнулся на какую-то твердую часть друга, соскользнул и застрял, перекосившись.

И вот теперь рыцарь отдыхает после трудов праведных, злорадно представляя муки того бедолаги, на чью долю выпадут его, рыцаря, похороны. Я поймала себя на том, что тупо, скорбно гляжу на собственный меч и бессознательно ожидаю, что из земли подле него вот-вот высунется синеватая рука с растопыренными пальцами. Ну почему я помню всякую ерунду, а серьезные вещи приходится чуть ли не с боем вырывать у подкрадывающегося склероза? Вон, вампиры, которые живут по несколько веков, все помнят. Даже мое имя каждый называет с лету, даже представляться не надо. Проклятая телепочта.

«Телепочта. Она опередила тебя на два дня».

Но чтобы принять телепочту, нужен телепат не ниже второго уровня! А Учитель говорил, что в Догеве нет магов. Но телепатия – один из разделов магии, подобных специалистов в Школе готовят на факультете Ворожей и Пифий. И спрос на них не иссякает. Один Стармин ежегодно требует себе восемьдесят процентов выпускников, а это около шестидесяти человек. В самой завалящей конторе есть телепат. Правда, тоже завалящий, но прощупать платежеспособность завернувшего в контору клиента ему по силам. Самые мощные телепаты обретаются при дворах, в разведслужбе – шпионят себе помаленьку, заставляя придворных обзаводиться амулетами и вымученно размышлять о природе да погоде. Находятся, правда, отдельные чудаки, предпочитающие плесень скитов, шуршание книг и хруст черствого хлеба на зубах общению с мыслящей частью животного мира. Но таких немного. Как правило, с детства приспособившись к сточным канавам чужих мыслей, телепаты проникаются презрением к цивилизации и любовью к ее благам, доступ к которым открывает звонкая монета. Поэтому нанимаются на службу, безропотно процеживают канавы и строчат нудные доклады государственной важности, в свободное время предаваясь вышеупомянутым презрению и наслаждению.

Телепочта была изобретена лет двести назад одним могущественным и ушлым магом, которому, впрочем, естественных способностей показалось мало, и он решил усилить их искусственно, создав аппарат, который дошел до наших дней почти без изменений. Состоит он из особым образом ограненных и подогнанных друг к другу кристаллов, подвешенных на проволочной паутине приемно-передаточной антенны и соединенного с ней обруча. Вся конструкция занимает половину комнаты, сбоит в ненастную погоду и способна передавать мысли на сорок-шестьдесят верст в любую сторону. Чтобы передать сообщение, магу достаточно надеть обруч и сосредоточиться. Принять – то же самое, только, напротив, нужно расслабиться и не сопротивляться потоку чужих мыслей. Когда приходит сообщение, раздается резкий звук, привлекающий внимание мага. Но телепат не может безвылазно сидеть у прибора, чтобы надеть обруч по первому же сигналу! Значит, писк устройства неизбежно его выдаст. Нужно всего лишь покараулить, пошляться… Вот только где? В самом городе, конечно. Возможно, телепатофон стоит в Доме Совещаний. А впрочем, зачем я усложняю себе жизнь? Пойду-ка и прямо спрошу у Лёна. До сих пор он честно держал слово – отвечал на все мои вопросы или хотя бы сразу говорил, что не скажет или не знает.

Я протянула руку к мечу. Увлекшийся дрозд опомнился и суматошно вспорхнул мне в лицо, оставив на рукояти черно-белую струйку. Сердечно напутствовав птицу нехорошим словом, я кое-как отчистила меч пучками травы и эффектно, со свистом загнала в ножны, чудом не пропоров спину. Тоже мне, орудие убиения… Вот магия – это дело.

Я сосредоточилась на покинутом мною валуне.

«Подымись! – мысленно возопила я. – воспари!»

На этом месте полагалось четко и красочно представить вознесение объекта на небеса. Дескать, сила мысли превозможет силу тяготения.

Исключительно мощное догевское тяготение не уступало цементу. В моем воображении камень успел превратиться в точку, исчезающую в голубой дали небес, и я была немало удивлена и раздосадована, обнаружив его гораздо ближе и ниже. Я попробовала еще раз, выбросив руку вперед. Камень треснул, из щели, напоминавшей ехидную улыбку, посыпались искры.

– Ух ты! – послышалось из кустов.

Я обернулась на голос. Ветки дрогнули и раздвинулись. На меня с открытым ртом глазела худенькая девочка лет шести. Холщовая рубашонка ниже пупа, короткие штанишки, расхлябанные сандалеты, в ладошке зажата внушительная рогатка, на черных встрепанных кудрях – соломенный обруч-косица, за плечами деревянный меч в тряпичных ножнах.

– Тетя, а что это вы делаете? – звонко с любопытством спросила маленькая разбойница, впервые в жизни повстречавшая сумасшедшую тетю.

– Да вот, камушком любуюсь, – смутилась тетя, не желая признаваться в телекинетическом бессилии.

– Как-то странно вы им любуетесь, – усомнилось наблюдательное дитятко, – совсем как моя бабушка – дохлой крысой. Она их боится – страх! Всегда меня зовет, чтобы выкинула, а за это дает пряник или яблоко. Только я не выкидываю, а с друзьями на что-нибудь меняюсь. У них тоже бабушки пугливые есть!

Я развела руками.

– Тебя не проведешь. Верно, камушек мне совсем не нравится, и я хочу передвинуть его на другое место.

– Вам помочь? – вежливо поинтересовалась девочка.

– Чем ты мне, солнышко, поможешь… – вздохнула я.

– Да ничего, мне не трудно, – заверила малышка, доверчиво вручая мне камнестрельное оружие. Подошла к валуну, уперлась ручонками в треснувший бочок и… сдвинула его с места. А затем покатила, натужно, с пыхтением, как деревенские ребятишки катят снежный ком. Силенок хватило локтей на десять, девочка шумно вздохнула и обернулась, раскрасневшаяся, торжествующая.

– Досюда хватит? Я и дальше могу, только отдохну самую капельку!

 

Я растерянно посмотрела на зажатую в кулаке рогатку. Странно, что в Догеве остались еще живые птицы и целые окна! На что же тогда способен взрослый вампир?!

– Нет, пока хватит. Ты меня просто спасла. Хочешь конфетку?

– Давайте, – обрадовалась девочка, выхватывая угощение и рогатку. – Ну, я пошла, а то мы здесь с мальчишками в разбойников играем, я боеприпасы в засаду несу. Если задержусь, атаман ругаться будет. Вы во-о-он в те кусты лучше не ходите, там вас сушеным горохом убивать будут. Вчера дядю Кайела убили, так он за нами полверсты гнался, страх!

Бедный волк с гобелена! И как его угораздило нарваться на девочку с корзинкой?!