Пергамский алтарь (проект восстановления).
|
В недавнее время немецкие археологи открыли на месте древнего пергамского акрополя целый ряд скульптурных обломков, длина которых в общей сложности равняется 80 метрам и которые хранятся теперь в Берлинском музее. Эти мраморы украшали некогда грандиозный жертвенник в честь Зевса и Афины, с. 602воздвигнутый царями династии Атталов66. На них представлена война титанов с богами — аллегорическое изображение победы царей этой династии над галатами в 239 г. до Р. Х.; другими словами, это — памятник распространения эллинской культуры в варварской стране. Вот как их оценивает один ученый (Райе):
«Большим заблуждением», говорит он, «является взгляд на греческое искусство, как на искусство холодное, неподвижное в чистоте своих линий и застывшее в своем величии. Изображение страстей было свойственно ваятелям Греции не менее, чем ее драматургам. Есть основание подозревать, что в Малой Азии при преемниках Александра, в эпоху, когда пресыщенный вкус требовал более сильных ощущений, местное население, душевные проявления которого выражались более страстно, чем у эллинов, питало к драматическим сюжетам чрезвычайно сильную любовь. Азиатскому красноречию с его постоянными противопоставлениями и напыщенностью выражений должно было соответствовать искусство, полное тоже ярко выраженных противоположений и преувеличенных эффектов. Действительно, сохранившиеся произведения этой страны в описываемую эпоху подтверждают сказанное. Группа Лаокоона, производящая мучительное впечатление, творение Агесандра Родосского, казнь Дирцеи, сделанная с большой претенциозностью Аполлонием и Тавриском из Траллеса, ожесточенная схватка греков с амазонками, изображенная на фризе храма, построенного Гермогеном в Магнезии Меандрской, — являются доказательством того, что азиатское искусство III и II века прежде всего стремилось изобразить энергию в позах и напряженность выражения.
Вместе с тем в Лаокооне, так же как и в казни Дирцеи, сила страстей только кажущаяся и поверхностная. Рассматривая их вблизи, чувствуешь, что бесстрастный художник медленно и с трудом, по правилам школы, искал приемов для изображения припадка ярости Амфиона с. 603 и Зефа. Лаокоон — не что иное, как актер, который учит роль и следит в зеркале за впечатлением, производимым судорожными движениями мышц его лица. Хотя фриз Магнезии почти на столетие древнее, в нем, несмотря на тяжеловесное исполнение и незаконченность, чувствуется больше настоящей силы.
Совсем другое представляет собой мраморная скульптура Пергама. Сила порыва воплощается не только в самом рисунке и разработке, но также и в идее произведения. В этой ожесточенной схватке разнородные существа сталкиваются друг с другом бесчисленными способами: одни — божественного происхождения — сохраняют олимпийское достоинство даже в минуты ожесточения; другие — рожденные из воздуха или земли, полулюди, получудовища, со странным строением тел, свидетельствующим об их беспорядочном характере — выражают на своих лицах самые свирепые страсти. В этом художественном создании виден самобытный порыв, чувствуется естественная плодовитость, изобилие фантазии, которые с первого взгляда поражают глаз и вызывают восхищение.
