Комплексный материалистический подход в изучении цивилизации

Реакция на засилье религиозно-умозрительного понимания мира привела в XIX в. к интенсивному росту научно-материалистического направления, в рамках которого цивилизация представала как более высокий уровень развития, выходящий за пределы «естественного» общества с его природными производительными силами. Это направле­ние, в рамках которого формировался и марксизм, перехватило просве­тительский термин «цивилизация», превратив его в инструмент комплек­сного материалистического подхода, усматривающего критерий развития прежде всего в уровне материальной культуры.

При материалистическом подходе цивилизация рассматривается, как это и было заложено изначально, в качестве антитезы изучаемому этнографами «естественному» состоянию общества, как уровень разви­тия, на котором оно преодолевает свою зависимость от природы и окружающей среды, как сложное, разнообразное общество, которому присущи производительный тип хозяйства, функциональная разделенность различных сфер и уровней жизни, но вместе с тем и некоторая системная организованность.

Согласно определению, данному уже в недавней «Международной энциклопедии общественных наук» (1968), «цивилизация — термин, используемый антропологами в оппозиции понятию «примитивные и народные» культуры. Этот термин применяется к культурным общностям, для которых характерна органическая гетерогенность и соотнесенная с ней сложная социальная структура. Цивилизованным обществам присуще наличие социальной стратификации и сегментов, а культуре цивилизационного уровня — соответствующее разнообразие. Органическая гетеро­генность означает функциональную дифференциацию субкультур — высоких и низких, иерархичных и обыденных, городских и сельских, включаемых в целостную культурную основу единой цивилизации. В эволюционистских терминах формирование цивилизации означает дости­жение определенной ступени в развитии общества и культуры, и тем самым она противопоставляется дикости и варварству».

Такое употребление термина «цивилизация» получило признание в работах видных ученых, занимавшихся изучением процессов перехода от ранних примитивных обществ к более сложным, совместимым ссовре­менным миром. Оно восходит во многом к работам известного американ­ского этнографа Л.Моргана (1818-1881), фундаментальный труд которо­го «Древнее общество» был опубликован в 1877 г. Однако предметом исследования было прежде всего «примитивное» общество, которое можно изучать и в современном мире. Концепция Моргана была вырабо­тана на основе детального изучения культуры индейцев Северной и общество Центральной Америки, сохранившихся в период создания США и других государств региона (С. 15-16).

В своем разделении двух типов общества Морган исходит из следующих критериев. Примитивное общество основано на принципах общего происхождения и родства. Для цивилизованного общества характерно развитие материальных производительных сил, функцио­нальное разделение труда, расширение системы обмена товарами, появление частной собственности на землю, концентрация богатств, раскол общества на классы и формирование государства. Среди иссле­дователей, обративших особое внимание на труды Моргана, были Маркс и Энгельс. Маркс сделал значительные выписки из работ этого этнографа с обширными комментариями, но в 1883 г. он умер, оставив нереализо­ванным свой замысел анализа перехода к классовому обществу. Эту работу проделал Ф.Энгельс, опубликовавший в 1884 г. книгу «Происхож­дение семьи, частной собственности и государства». Последовательный материализм привел не столько самого Маркса, сколько его продолжателей к формулированию формационной теории, в которой история сводилась во «всемирный исторический процесс» на основе «восходящего движения», возникающего в ходе «диалектическо­го взаимодействия» материальных производительных сил и производ­ственных отношений* [*Волна радикальной критики формационной теории, прошедшая за последние годы по бывшей общественной науке, смыла формационную догма­тику, обрушив при этом и функционально содержательные компоненты этой теории, нередко к явному ущербу теоретического мышления в целом]. Цивилизация осталась при этом как бы побочной характеристикой «классового общества», достаточно важной в идеоло­гическом плане, но не имеющей значения при анализе хозяйственных укладов, социальных отношений и политической борьбы. Лишь избежав «материалистического монизма» и сохраняя многофакторный подход, историки и социологи могли остаться в русле цивилизационных исследо­ваний.

В этом русле проводил свои исследования ранних периодов чело­веческой истории Г.Чайлд (1892-1957), который придавал особое значе­ние периоду «неолитических революций», означавших внедрение земле­делия и образование сельских общин, что сопровождалось и «урбанис­тической революцией», т.е. ростом городов, процессом, который привел к формированию новых социальных порядков. По его концепции, город — символ и результат цивилизационного процесса, важнейшая его роль заключается в стимулировании и закреплении профессиональной и социальной дифференциации — вместо прежних синкретических систем сельского общества. Р. Редфилд (1897-1958) на материале культурантро-пологических исследований в Центральной Америке сформулировал концепцию, в которой противопоставлял «народное» и «городское» общество (С. 16-17). Народному обществу, согласно Редфилду, присуща социаль­ная однородность, сильная групповая солидарность, синкретизм культу­ры и ее изолированность, «народная мудрость» и отсутствие письменной традиции. Именно с городом Редфилд связывал цивилизационное устро­ение жизни, включающее в себя новые системы коммуникации и интеграции, основанное на политической власти, письменности и религии. Именно в городе формируется высокая культура, содержащая в себе обособленные компоненты: знания, социальные учения, философию и эстетику. Носителем этих компонентов становится образованная элита, освобожденная от непосредственного участия в материальном производ­стве. Усложнение духовной жизни общества приводит к ее разделению на «большую» и «малую» традиции.

Как мы видим, материалистический подход не игнорировал роли духовных факторов, однако явно связывал их с типом технологии или социальности. В суммарном виде признаки цивилизованности, выделяе­мые школой культурного материализма, включают в себя: развитие земледелия и ремесел, классовое общество, наличие государства, горо­дов, торговли, частной собственности и денег, а также монументальное строительство, «достаточно» развитую религию, письменность и т.п. При использовании развернутых перечней термин «цивилизация» становится слишком широким и эклектичным, пригодным лишь для суммарного описания разных сторон сложных исторических общностей, для создания перечней, не раскрывающих, насколько обоснованно введение каждой из характеристик и каково их соотношение друг с другом. (Что дало повод П.Сорокину и другим критикам иронически назвать их «списком белья в стирку».) Другой крайностью стало максимальное расширение термина «культура» как обозначение всего того, что создано не природой, а человеком при сохранении роли детерминирующего начала все же за материальными технологиями. Духовный компонент рассматривался не как самостоятельное начало, а как фактор, подчиненный этим техноло­гиям, и, соответственно, общество утрачивало свою определенность, а история — свою многоплановость. Абстрактность такой философии культуры фактически лишало ее содержательного наполнения и возмож­ности обращения к исследованиям, проводимым в рамках гуманитарных наук.

Успехи социальной антропологии привели к тому, что «варвары» или «дикари» ушли со страниц научных работ, превратившись в «прими­тивные» или «естественные» племена, «традиционные» или «доистори­ческие» общества. Расширение смысла слова «цивилизация» в свою очередь привело в некоторых случаях к его распространению за рамки прежней дихотомии. Однако эта «реабилитация» первичных обществен­ных образований, выполняющая определенные аксиологические и иде­ологические задачи, влекла за собой еще большую размытость значений слова, лишая его терминологической определенности. Становление теории цивилизаций происходило параллельно с формированием клас­сической общей социологии (С. 17-18). В задачи этой науки также входило формулирование общих принципов функционирования общества, в кото­рых получали бы свое объяснение и частные феномены. Но между двумя науками происходило характерное размежевание. В период между двумя мировыми войнами в социологии произошел заметный сдвиг в сторону изучения преимущественно современного общества. В более ранний период современная проблематика рассматривалась в значитель­ной степени на основе сопоставления с прошлым, более ранними периодами как того же самого, так и других обществ. Именно такими были подходы К.Маркса и М.Вебера. Для Маркса западное общество его времени было стадиальным образованием, находящимся между про­шлым и будущим. Для Вебера важнейшим способом выяснения характера современного ему европейского общества было сопоставление прошлых фаз становления Европы и восточных обществ. Новая социология сосредоточивалась на изучении структурно-функциональных принципов социальной регуляции современного общества во всем его классовом и культурном (в том числе субкультурном) разнообразии.

Такое сужение сферы научных интересов, несомненно, содейство­вало развитию той или иной дисциплины в ряде отношений. Наиболее яркое проявление это нашло в широчайшем применении эмпирических исследований, в том числе статистических методов. Однако настоящее — всего лишь малая фаза огромного потока человеческой истории. Теория цивилизаций в полной мере выявляла зависимость настоящего от про­шлого, связь времен, наличие некоторой сверхдинамики, подчиняющей себе историю отдельных личностей, государств, наций и даже религий. Конечно, становление теории цивилизаций было возможно только на той стадии, когда религия отступила в сферу морали и оказалось необходи­мым выявить те общеисторические законы, которые проявлялись в динамике крупных обществ, затрагивая судьбы огромного числа людей. Возник разрыв между социологией как эмпирической наукой о настоя­щем, располагающей и основательной теорией, оперирующей количес­твенными данными о состоянии общества, и общей теорией, формулиру­ющей представления об исторических измерениях человеческого бытия. Пути преодоления этого разрыва по-разному виделись в рамках сущес­твовавших научных школ или направлений.

Широкую известность как в исторической науке, так и среди ученых, разрабатывающих цивилизационную проблематику, приобрела француз­ская школа историков-материалистов, группирующихся вокруг журнала «Анналы экономической и социальной истории» (основанного М.Блоком и Л.Февром в 1929 г.). Эта школа способствовала преодолению «собы­тийной» истории, повествующей о чередовании исторических событий, и созданию «синтетической», т.е. многомерной и разносторонней, исто­рии, в которую вовлечены многие страны и народы. В этой истории должны быть раскрыты различные стороны их жизни: экономи­ческая, социальная, политическая и культурно-психологическая (С. 18-19). Назван­ные стороны и составляют четыре блоковые подсистемы, совокупность которых порождает целостную систему общественной регуляции. Первая из них — социальная или биосоциальная включает в себя все, что относится к существованию людей, образу их жизни, воспроизводству населения (семья, родство, половозрастные отношения, здоровье, гиги­ена, питание, жилье, одежда, труд, досуг, защита от опасностей). Вторая — экономическая — охватывает производство, потребление, обмен продуктами и услугами, технику, систему коммуникаций, регулирования экономики и т.д. Третья — политическая подсистема — включает в себя то, что относится к институциональным отношениям между людьми, т.е. совокупность обычаев, норм, права, власти, организаций гражданской жизни, партий, общественных движений и т.д. К четвертой относятся все проявления духовной жизни, создание и утверждение знаково-коммуникационных систем, т.е. культура как область норм, ценностей, знаков, обеспечивающих взаимодействие людей. Совокупное взаимодействие этих блоков и порождает целостную систему, которую и можно опреде­лить как цивилизацию.

В 1979 г. видный французский историк Ф. Бродель (1902-1985) выпустил трехтомное сочинение «Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв.» Эта и другие его работы считаются высшим достижением школы Анналов. В данном фундаментальном сочинении именно материальная сторона, экономическая история предстают как важнейшие и во многом определяющие. При этом материальная деятель­ность людей выявляется именно через ее вещную и технологическую сторону, и тем самым из экономической и социальной истории выпадают отношения людей в процессе производства — классовое и профессио­нальное разделение общества. «Хлеб насущный», т.е. характер и коли­чество тех злаков, которые шли на прокормление населения разных стран, другая пища и напитки, употребление которых характеризует образ жизни населения, жилище и одежда, орудия труда и технология их изготовления и применения, сеть сообщений и характер транспорта, деньги и характер денежного обращения, города, структура экономики, национальные рынки, промышленная революция и экономический рост, приведшие к формированию капитализма — вот беглый перечень основ­ных сюжетов и названий глав его труда.

Важным нововведением Броделя стало понятие «большая длитель­ность» как протяженное историческое время, в котором живет та или иная цивилизация и которое она сохраняет через накопленный опыт своей жизнедеятельности. На примере ряда масштабных общественных событий, таких как Французская и Русская революции, Бродель пока­зал, как цивилизации переживают и преодолевают экономические, социальные, идеологические и политические потрясения, воздействуют на их протекание, «командуют ими», по выражению Броделя (С. 19-20). Цивили­зации переваривают социальные потрясения и катастрофы или стимули­руют их в ходе выявления своих собственных глубинных ритмов. (Конечно, сходное понимание цивилизационных ритмов мы находим и у А.Тойнби.)

Как указывали критики, огромный фактический материал, наглядно демонстрирующий протекание процессов в различных сферах жизнеде­ятельности общества, не находит достаточного общетеоретического объяснения. Цивилизация предстает у Броделя прежде всего как некое пространство, как «культурно-географическая зона» (привязанная к географии и демографии), некоторый «ансамбль», в котором можно найти много определенным образом упорядоченных элементов культуры (особое отношение к технике, манера вести хозяйство, верить, любить и т.д.), однако общие принципы регуляции, закономерности перемен, сущностные связи и иерархия различных компонентов — все это остается за рамками объяснения. В частности, Бродель отказывается от представ­ления о цикличности в динамике цивилизаций, рассматривая их как переменную длительность. История как бы складывается из многочислен­ных частных историй — истории языка, письменности, науки, искусства, права, социальных и политических институтов, нравов, техники, буднич­ной жизни и т.д. Каждая цивилизация предстает в своем неповторимом разнообразии, в котором весьма затруднительно предположить общие принципы устроения и законы эволюции.

Как мы увидим, в «культурно-материалистическом» смысле цивили­зация по-прежнему нередко используется в широком научном обороте для обозначения достаточно крупного и развитого общества в его комплексных характеристиках. В этом плане она успешно заменяет общество, а иногда и формацию, приобретая тем самым черты размыто­сти, аморфности и терминологической избыточности. Существенным «врожденным пороком» культурно-материалистической школы стал ее неустранимый универсализм, не дающий возможности содержательного анализа специфики различных обществ и их определенности как «субъ­ектов» истории. Столь же существенные трудности возникали и при попытках материалистически объяснить те повороты в культуре - инновации, застой, упадок и реставрация, которыми столь насыщена мировая история.

Постепенно уже как реакция на передержки культурного материа­лизма формируется школа «исторического идеализма», а вернее куль­турно-историческая школа, в которой приоритетное, а иногда и опреде­ляющее значение отводится духовному фактору. Принципиальное рас­хождение методологических основ двух названных направлений не мешало их сосуществованию и признанию, хотя и «прохладному», взаимных достижений (С. 20).