Глава V Капитан Черная Борода

 

 

(Отрывок из книги «Приключения Джека Баллистера»)

 

 

 

Вряд ли мои современники, чье спокойное и размеренное существование протекает под защитой законов и в окружении множества людей, в состоянии понять, какой была жизнь в американских колониях в начале восемнадцатого века, когда было возможно само существование кровожадных злодеев вроде капитана Тича, известного под прозвищем Черная Борода, а губернатор и секретарь провинции, где он обосновался, наверняка получали свою долю от его добычи и всячески покрывали преступления пиратов.

Американские колонисты тех времен в большинстве своем были людьми грубыми и черствыми, едва ли знакомыми со светлой стороной жизни. Проживали они в основном в небольших поселениях, отдаленных друг от друга на значительные расстояния, так что не могли ни издавать какие-либо законы для собственной защиты, ни обеспечивать их соблюдение. Каждому в те лихие времена приходилось полагаться лишь на собственные силы, дабы сохранить и защитить добро и не допустить захвата оного жестокими чужаками.

Вообще, на мой взгляд, для человека вполне естественно отбирать у других все, что только можно. Маленькие дети, например, всегда пытаются отнять у своих товарищей и оставить себе игрушки, которые им приглянулись. И лишь в результате постоянных внушений постигают они: нельзя завладевать силой тем, что тебе не принадлежит. Так что люди изначально порочны, и становятся честными, усвоив, что брать чужое плохо, лишь посредством обучения и воспитания. Когда же человек не получает подобного воспитания или ежели есть нечто такое в его характере, что препятствует усвоению честности, тогда он только и выжидает возможности завладеть тем, что ему приглянулось, – ну прямо как в детстве.

Население колоний в те далекие времена, как уже упоминалось, было немногочисленным, и к тому же люди жили слишком далеко друг от друга, чтобы они могли, объединившись, защищать себя и свое добро, а потому тогда сплошь и рядом творились такие чудовищные беззакония, в которые нам, гражданам цивилизованного общества, трудно поверить.

Обычным средством торговли между провинциями являлись в то время каботажные суда. И они были столь беззащитны, а колониальные власти столь неспособны обеспечить им надлежащую охрану, что злодеи, замыслившие ограбить эти корабли, могли осуществить сие, совершенно не подвергаясь риску.

Моря и океаны в те далекие дни буквально кишели вооруженными шайками флибустьеров, которые останавливали торговые суда и безнаказанно их грабили.

Тогдашние провинции управлялись губернаторами, назначаемыми лично самим королем. И одно время подобный губернатор был волен творить в своей провинции почти все, что ему заблагорассудится. Он отчитывался лишь перед королем да правительством, однако Англия находилась далеко, так что фактически он был предоставлен лишь самому себе.

Губернаторы сии, как это вообще свойственно грешной человеческой природе, жаждали поскорее разбогатеть и одним махом заполучить все, что только можно. Но поскольку они были благовоспитанными джентльменами, то никак не могли податься в пираты или разбойники. Да к тому же их назначил сам король, и эти господа не желали рисковать своей репутацией. Порой они даже по мере сил пресекали пиратскую деятельность, да вот только их правительства были слишком слабы, чтобы оградить торговые суда от нападений флибустьеров или наказывать грабителей по сошествии на берег. Собственным военным флотом колонии не обладали, да фактически и армией тоже. Недоставало и проживавших в общине людей, которые могли бы организованно выступить против более сильных и хорошо вооруженных негодяев.

Захваченное пиратами с торговых судов добро считалось потерянным раз и навсегда. И законные владельцы практически никогда не ходатайствовали о его возвращении, ибо сие было совершенно бессмысленно. Все награбленное безраздельно принадлежало пиратам.

При этом губернаторы и секретари колоний отнюдь не считали зазорным получить свою долю с безвозвратно утраченного законными владельцами и теперь вроде как бесхозного имущества.

Ребенку внушают, что очень плохо отнимать у других, например конфету. Однако, когда некий скверный мальчишка все-таки да отнимет ее и скроется со своей добычей, а лишившийся сласти законный владелец с ревом убежит домой, третьему ребенку вовсе не кажется таким уж нехорошим угоститься предложенной ему этой самой конфеткой, даже если он и подозревает, что ее у кого-то отобрали силой.

Наверняка приблизительно так же рассуждали губернатор Иден и секретарь Найт в Северной Каролине, губернатор колонии Нью-Йорк Флетчер да и прочие губернаторы, которые не видели ничего зазорного в том, чтобы брать долю с награбленной пиратами добычи. Более того, им даже не казалось безнравственным принуждать Черную Бороду и других флибустьеров делиться с властями не принадлежащим им имуществом, имевшим видимость ничейного.

Впрочем, в правление губернатора Идена население колоний стало возрастать, и законы по защите личного имущества постепенно становились все более действенными. Иден оказался последним из всех губернаторов, кто проворачивал делишки с пиратами, а Черная Борода, в свою очередь, чуть ли не последним из морских разбойников, обладавшим достаточной наглостью и могуществом, дабы безнаказанно появляться вместе со своей шайкой среди ограбленных ими жертв.

Виргиния в те времена была крупнейшей и богатейшей из всех американских колоний. Второе место по праву занимала Южная Каролина, отделяемая от Виргинии Северной Каролиной. Эти-то две провинции и страдали более прочих от Черной Бороды, и в конце концов терпение их жителей иссякло.

 

«Вслед за капитаном и юной леди Джек подошел по извилистой тропинке к дому».

Иллюстрация из книги Говарда Пайла «Приключения Джека Баллистера» (1894)

 

Возмущенные чинимым пиратами беспределом купцы, торговцы и прочие воззвали к защите – да столь громко, что губернаторы обеих провинций просто не могли их не услышать.

Губернатору Идену подали петицию с требованием предпринять против флибустьеров решительные действия, однако он так ничего и не сделал, ибо был весьма расположен к Черной Бороде: так ребенок, которому пришлись по вкусу отнятые конфеты, испытывает расположение к маленькому негоднику, который его этими конфетами угощает.

В Виргинии всё обстояло иначе. Когда Черная Борода совершил очередной набег в самый центр этой провинции и дерзко похитил дочь одного из ее наиболее уважаемых жителей, местный губернатор, убедившись, что от властей Северной Каролины помощи ждать не приходится, взял дело в собственные руки и издал прокламацию: он предлагал награду в сто фунтов за поимку пиратского капитана, живого или мертвого, и меньшие суммы за головы его пособников.

И если право издать прокламацию у губернатора Спотсвуда имелось, то приказывать лейтенанту Мейнарду отправиться на военных кораблях в соседнюю провинцию и атаковать пиратов у побережья Северной Каролины он уполномочен не был. Однако подобные самовольные действия сошли ему с рук: в колониях тогда царили страшная неразбериха и беззаконие.

Знаменитая прокламация губернатора была издана одиннадцатого ноября. В ближайшее воскресенье ее зачитали в церквях и развесили на дверях всех правительственных учреждений Виргинии. А семнадцатого числа того же месяца лейтенант Мейнард на кораблях, специально снаряженных против пиратов полковником Паркером, направился в залив Окракок. Через пять дней разыгралось сражение.

 

Черная Борода прослышал о прокламации губернатора Спотсвуда, когда его шлюп стоял на якоре в заливе меж отмелей и песчаных полос.

Накануне разразилась буря, и в заливе Окракок от нее укрылось множество судов. Черная Борода знал почти всех их капитанов, от которых и проведал о прокламации.

Он поднялся на борт одного из кораблей каботажника из Бостона. С юго-востока все еще дул сильный ветер. В заливе в это время стояло, пожалуй, с десяток кораблей, и когда Черная Борода явился, у бостонского шкипера как раз был в гостях капитан соседнего судна. Оба оживленно что-то обсуждали, но разом замолчали, стоило пирату зайти в каюту. Однако тот услышал вполне достаточно, чтобы уловить смысл.

– Ну что примолкли-то? – вопросил мореходов Черная Борода. – Я все слышал. Вы думаете, меня это волнует? Спотсвуд собирается прислать сюда своих громил – вот о чем вы говорили. И что дальше? Уж не думаете ли вы, что я его боюсь, а?

– Нет, что вы, капитан, мы вовсе так не думаем, – вежливо ответил гость каботажного судна.

– А кто позволил ему посылать против меня военные корабли сюда, в Северную Каролину, спрашиваю я вас? У Спотсвуда нет такого права!

– Разумеется, нет, – успокаивающе отозвался бостонец. – Не хотите ли отведать голландской водки, капитан?

– Буянить здесь, в провинции губернатора Идена, прав у него не больше, чем у меня заявиться на твою шхуну, Том Берли, да силой забрать у тебя два-три бочонка сей превосходной водки.

Капитан Берли из Бостона старательно изобразил громкий смех:

– Ну что вы, капитан, откуда у меня три бочонка голландки, столько водки у меня на борту не найдется. Один бочонок, если желаете, я с радостью пришлю вам, ради нашего старого знакомства, но больше ей-ей нету.

– Я все-таки хочу сказать вам, капитан, – снова вступил в разговор гостивший на каботажнике шкипер, – что на этот раз власти настроены против вас весьма решительно. Уверяю вас, губернатор Спотсвуд издал против вас гневную прокламацию, которую огласили во всех церквях. Я сам видел ее на дверях йорктаунской таможни. И знаете, что там написано? Губернатор обещает сотню фунтов за вашу голову, по пятьдесят – за офицеров и по двадцать – за матросов.

– Ну-ну, – отозвался Черная Борода, поднимая стакан, – желаю им удачи! Хотя на эту сотню, что они получат за меня, не шибко-то и разгуляешься. Да, кстати, насчет голландки, – повернулся он к капитану Берли, – то мне прекрасно известно, что у тебя есть на борту, а чего нет. Кого ты вздумал обманывать? Ладно, если пришлешь мне два бочонка, так уж и быть, не буду шарить у тебя на судне. – Оба капитана хранили полнейшее молчание. – А что до лейтенанта Мейнарда, о котором вы тут толковали, то я знаю его очень даже хорошо. Это он гонял пиратов на Мадагаскаре. Не сомневаюсь, все вы тут только и ждете, что он меня прикончит, да только не дождетесь. Ха, подумаешь, лейтенант королевского флота Мейнард! Да я с ним разделаюсь в два счета, живо покажу этому мальчишке, что Северная Каролина отнюдь не Мадагаскар.

 

Вечером двадцать второго ноября два корабля под командованием лейтенанта Мейнарда вошли в устье залива Окракок и встали на якорь. Меж тем шторм закончился, и все суда вышли в море, за исключением одного из Нью-Йорка. Этот корабль простоял там около суток, и его капитан и Черная Борода весьма подружились.

Тем же вечером на берегу играли свадьбу: гости съехались на запряженных волами повозках, а из более удаленных селений прибыли на лодках.

Вскоре после наступления сумерек капитан нью-йоркского судна и Черная Борода сошли на берег, перед этим почти полдня пропьянствовав в каюте пиратского шлюпа. Пока они плыли на шлюпке к берегу, ньюйоркец все смеялся и нес пьяную чушь, пират же угрюмо молчал.

Когда они вступили на берег, было почти темно. Ньюйоркец споткнулся и полетел головой вперед, да так навернулся, что команда шлюпки разразилась громким хохотом.

Тем временем гости, собравшиеся на свадьбе, уже начали танцевать в открытом сарае, выходившем фасадом на берег. Перед сим пристанищем горели пуки сосновых веток, озаряя происходившее красным сиянием. Где-то внутри на скрипке играл негр, и все строение полнилось фигурами довольно неуклюже танцующих мужчин и женщин. То и дело во время танца они громко вскрикивали – сквозь эти крики, топанье и шарканье ног непрерывно звучало пиликанье скрипки.

Капитан Тич (если помните, именно таково было настоящее имя Черной Бороды) и ньюйоркец стояли себе да глазели, причем второй, дабы устоять на ногах, привалился к столбу, да еще вцепился за него рукой. Другой рукой он размахивал в такт музыке, то и дело пощелкивая пальцами.

И тут к морякам подошла новобрачная, с растрепанными волосами, запыхавшаяся и раскрасневшаяся после танца.

– Эй, капитан, потанцуешь со мной? – обратилась она к пирату.

Черная Борода изумленно уставился на нее:

– Это еще что такое?

– Ты никак испугался? Не бойся, бравый моряк, я тебя не съем! – со смехом подначила его красотка.

Черная Борода не смог сдержать улыбки.

– Да ты, я погляжу, нахалка, каких свет не видывал. Что ж, так и быть, потанцую с тобой. Только чур потом не жаловаться, сама позвала!

Он ринулся вперед, оттолкнув новобрачную локтем. Собутыльник Черной Бороды снова залился смехом, а гости расступились и встали вдоль стен. Теперь был виден и негр, сидевший на бочке в дальнем конце. Не переставая пиликать, он оскалился, обнажив белые зубы, потом резко провел смычком по струнам и тут же заиграл бодрую джигу. Черная Борода подпрыгнул и стукнул пятками друг о друга, издав при этом короткий пронзительный вопль, а затем принялся причудливо и неистово отплясывать. Женщина танцевала напротив него – и так и сяк, уперши руки в бедра. Комичные ужимки Черной Бороды развеселили зрителей, и они все смеялись и смеялись, хлопая в ладоши, а негр пиликал на скрипке словно безумный. Волосы новобрачной рассыпались по плечам, и она принялась подбирать их, смеясь и задыхаясь одновременно, и пот заливал ей лицо. Но она все продолжала танцевать. Наконец женщина разразилась хохотом и сдалась, совсем уж задыхаясь. Черная Борода снова подпрыгнул и стукнул пятками, а затем опять что-то громко выкрикнул, изо всей силы топнул об пол и завертелся юлой. Все снова засмеялись и захлопали, и негр перестал играть.

Поблизости стояла лачужка, в которой продавалось спиртное, и вскоре Черная Борода в компании все того же ньюйоркца направил свои стопы туда и вновь принялся бражничать.

 

«Он подвел Джека к сидевшему на бочонке человеку».

Иллюстрация из книги Говарда Пайла «Приключения Джека Баллистера» (1894)

 

– Эй, капитан, – окликнул его кто-то. – Мейнард вон там, в заливе. С той стороны только что приплыл Джек Бишоп, и он рассказал, что лейтенант Мейнард окликнул его и попросил прислать ему лоцмана.

– Ах, какая досада, что он не может прийти за мной! Не повезло парню! – прокричал Черная Борода грубым и хриплым голосом.

– Эй, капитан, – послышалось снова, – завтра-то будешь с ним драться?

– Ага, – отозвался пират, – если только этот чертов лейтенант доберется до меня, уж будь уверен, ему мало не покажется. А что до лоцмана, которого Мейнард ищет, то пусть хоть кто-нибудь посмеет помочь этому мерзавцу. Гнусный предатель уже не сможет жить в этих краях, если вообще останется жив! – И он разразился хохотом.

– Скажи тост, капитан! За что нам выпить? Да, капитан, тост! Тост! – раздалось одновременно с полдюжины голосов.

– Что ж, – воскликнул пират. – За добрую жаркую битву, что предстоит нам завтра, и за победу! Знаете, как я разделаюсь с лейтенантом? Бах! Бах! Вот так!

Он начал было вытаскивать из кармана пистолет, но тот зацепился за подкладку, и ему пришлось дернуть как следует. Все пригнулись и бросились врассыпную, а в следующий миг Черная Борода уже высвободил пистолет и начал водить им из стороны в сторону. Воцарилась полнейшая тишина. Потом все вокруг озарила вспышка, раздался оглушительный грохот, и сразу же послышался звон разбитого стекла. Какой-то мужчина схватился за затылок и в ужасе завопил:

– У меня вся шея в осколках от этой бутылки!

– Вот так оно и будет завтра, – провозгласил Черная Борода.

– Слушайте-ка, – выступил вперед владелец лавочки, – я не продам вам больше ни капли, если так будет продолжаться. Так и знайте: если устроите еще какую заваруху – я гашу фонарь.

Из сарая, где все еще продолжались танцы, доносилось пиликание скрипки, крики и топот.

– А вот, положим, получишь ты завтра свое, капитан, – выкрикнул кто-то. – И что тогда?

– Что ж, получу, так возьму, делов-то, – ответствовал Черная Борода.

– Тогда твоя жена станет богатой вдовушкой, а? – выкрикнул другой, и все рассмеялись.

– А что, – удивился ньюйоркец, – у… э… крвожадного пирата вроде тебя… тож есть жена… как у любого прядочного чловека?

– Да нет, богаче, чем сейчас, она не станет, – ответил Черная Борода.

– Неужто твоя женушка не знает, где ты припрятал денежки, а, капитан? – полюбопытствовал кто-то.

– Нет, об этом знаем только дьявол и я, – заявил пират, – и да получит все тот из нас, кто дольше проживет. Таков мой сказ.

Когда Черная Борода и его собутыльник отправились на стоянку, на востоке уже забрезжил рассвет. Нью-йоркский капитан едва стоял на ногах и в поисках поддержки то и дело хватался за пирата.

 

 

Рано утром лейтенант Мейнард отправил шлюпку в находившееся километрах в восьми или девяти от него поселение. Наблюдая за ее приближением, на причале праздно шаталось несколько человек. Команда подгребла к берегу и начала сушить весла. Затем на причал поднялся боцман шхуны и спросил местных, может ли кто из них провести корабли через отмели.

Никто не ответил, все лишь в оцепенении уставились на него. Наконец один поселенец вытащил трубку изо рта и произнес:

– Ничего не получится. Здесь у нас нет ни одного лоцмана.

– Да что ты мне сказки рассказываешь! – вскричал боцман. – Ты что, думаешь, я не бывал здесь раньше и не знаю, что у вас каждый знает проходы через отмели?

Однако местный все так же невозмутимо держал трубку в руке. Он посмотрел на одного из своих товарищей и спросил:

– Ты знаешь проходы в отмелях?

Он адресовал свой вопрос молодому парню с выгоревшими на солнце длинными взлохмаченными волосами, которые едва не застилали ему глаза. Тот покачал головой и буркнул:

– He-а, не знаю я никаких отмелей.

– Вон теми кораблями командует лейтенант военно-морского королевского флота Мейнард, – объявил боцман. – Он пожалует лоцману целых пять фунтов. – Люди на причале переглянулись, но промолчали. Боцман посмотрел на них и понял, что ответа не дождется. – Ладно, у вас, наверно, с мозгами не все в порядке, вот что я вам скажу. Схожу-ка я на берег и поищу, не хочет ли кто заработать пять фунтов за сущую безделицу.

Боцман ушел, а бездельники все так же стояли на пристани, посматривая на шлюпку и переговариваясь меж собой вполголоса, чтобы команда внизу их слышала.

– Они явились, чтобы пришить беднягу Черную Бороду, – сказал один.

– Да, – отозвался другой, – а он ведь такой мирный и безобидный: станет стоять себе тихонечко, пока они будут стрелять по нему.

– А там, в лодке, один парень еще совсем молоденький, – вступил в беседу третий, – рановато такому умирать, он еще и пожить-то толком не успел. Я бы с ним и за тысячу фунтов местами не поменялся.

Тут один из матросов в лодке не выдержал:

– Вот увидите, мы быстро покончим с этим вашим хваленым пиратом!

Тем временем к пристани с берега подтянулись и другие поселенцы, и теперь там собралась изрядная толпа, и все неприязненно разглядывали матросов в шлюпке.

– А что вообще у нас в Каролине делают эти виргинские табачники? – спросил один из вновь пришедших. – Кажется, сюда, в Северную Каролину, их никто не звал.

– Может, вы нас и на берег не пустите? – раздался голос из лодки. – Ну что ж, посмотрим, как это у вас получится.

– Охота была связываться со всяким дерьмом, – ответил человек на пристани.

А надо вам сказать, что на краю причала лежала тяжелая железная задвижка, и один из бездельников с хитрым видом поддел ее носком ботинка. Какое-то время та покачивалась, а затем с грохотом обрушилась на стоявшую внизу шлюпку.

– Это что еще такое? – взревел главный в лодке. – Что это вы тут устраиваете, мерзавцы? Хотите продырявить нас?

– Ну что ты, как можно, – изобразил невинность сделавший это. – Само совершенно случайно упало.

– Еще одна такая случайность, и кое-кому придется заказывать гроб! – И матрос свирепо погрозил им пистолетом.

Толпа лишь отозвалась смехом. Как раз в это время из поселения вернулся боцман и вступил на пристань. При его приближении обмен угрозами прекратился, и зеваки медленно расступились, давая ему пройти. Боцман шел один: видать, найти лоцмана ему не удалось. Он спрыгнул в лодку и произнес одно лишь слово:

– Отчаливаем.

Бездельники на пирсе провожали их взглядами и, когда шлюпка удалилась на приличное расстояние, разразились потоком насмешливых выкриков.

– Мерзавцы! – изрек боцман. – Они тут все заодно. Меня даже не пустили в поселение, чтобы поискать лоцмана.

 

Лейтенант и штурман стояли и смотрели на приближающуюся шлюпку.

– Не смог найти лоцмана, Болдуин? – спросил Мейнард, когда его помощник взобрался на борт.

– Нет, сэр, не смог, – ответил тот. – Либо у них тут круговая порука, либо местные жители просто до смерти боятся негодяев. Меня даже не пустили в поселение.

– Что ж, – произнес лейтенант Мейнард, – тогда придется справляться собственными силами. Около часа дня начнется сильный прилив. Тогда мы пройдем под парусом, насколько удастся, а потом пошлем тебя на шлюпке вперед замерять глубину, а сами двинем за тобой на веслах. Ты говорил, что неплохо знаешь эти места.

– На берегу я слыхал, будто у негодяя на борту сорок человек, – сообщил боцман^[6].

Под командованием лейтенанта Мейнарда находилось тридцать пять человек на шхуне и двадцать пять на шлюпе. У него не имелось ни пушек, ни карронад, да и вообще для выполнения поставленной задачи его корабли должным образом оснащены не были. На шхуне, которой командовал лично он, для команды практически не было никакой защиты. Фальшборт на шкафуте не достигал и полуметра, и люди, находившиеся на палубе, были почти полностью открыты противнику. Фальшборт шлюпа, пожалуй, был повыше, но и он не многим лучше подходил для ведения боя. Честно говоря, лейтенант надеялся запугать пиратов и более полагался на моральную силу официальной власти, нежели на реальную мощь оружия. До последнего момента он был уверен, что пираты не пойдут на открытое столкновение. Весьма вероятно, что те и впрямь не завязали бы сражение, если бы не сочли, что у лейтенанта нет законных оснований нападать на них в водах Северной Каролины.

Около полудня якоря подняли, и, поскольку начался легкий ветер, оба корабля, возглавляемые шхуной, медленно двинулись в залив. На носу каждого корабля стоял матрос, постоянно замерявший глубину лотом. Когда они таким образом неспешно зашли в залив, то увидали пиратский шлюп, стоявший на якоре километрах в пяти. От него к берегу только что отошла шлюпка.

Лейтенант со штурманом стояли на крыше палубной рубки. Штурман посмотрел в подзорную трубу и объявил:

– У них длинноствольная пушка, сэр, и четыре карронады. С нашим-то вооружением для близкого боя, полагаю, побить их будет нелегко, сэр.

Лейтенант рассмеялся:

– Брукс, ты, кажется, все еще думаешь, что они будут драться. Ты не знаешь пиратов, как их знаю я. Эти негодяи горазды на угрозы да пустой треп, но стоит их как следует прижать сильной рукой, и о драке они уже и не помышляют. Сегодня вполне обойдемся мушкетами. Я имел дело с означенными джентльменами достаточно часто, чтобы составить о них представление. – Да, как уже было сказано, Мейнард до последнего пребывал в уверенности, что у пиратов не хватит духу завязать сражение.

Корабли находились уже в полутора километрах от пиратского шлюпа, когда выяснилось, что для дальнейшего продвижения под парусами стало слишком мелко. Тогда, как и задумал лейтенант, на воду спустили шлюпку, и боцман поплыл вперед, замеряя глубину, а корабли двинулись за ним на веслах, хотя паруса все же спускать не стали.

 

«Пули со свистом и гулом врезались в воду».

Иллюстрация из книги Говарда Пайла «Приключения Джека Баллистера» (1894)

 

Пираты тоже подняли паруса, однако оставались на месте, поджидая шхуну и шлюп.

Шлюпка, с которой боцман замерял глубину, уже порядком удалилась от кораблей. Те постепенно продвигались вперед, пока не оказались менее чем в километре от пиратов; шлюпка была, пожалуй, метров на пятьсот ближе. Вдруг над пиратским шлюпом поднялось облачко дыма, а затем еще и еще, и наконец оттуда против ветра донеслось три отзвука мушкетных выстрелов.

– Черт побери! – воскликнул лейтенант. – Да они стреляют по шлюпке! – И затем увидел, что лодка развернулась и поплыла назад.

Боцман вовсю налегал на весла. Над пиратским кораблем вновь поднялось три-четыре облачка дыма, за которыми последовали звуки выстрелов. Но через некоторое время шлюпка уже была у борта, и боцман полез наверх.

– Лодку не поднимать, – распорядился лейтенант, – возьмем ее на буксир. Пойдем на абордаж как можно скорее. – Повернувшись к штурману, он сказал: – Что ж, Брукс, тебе придется сделать все возможное, чтобы пройти над отмелью на половине парусов.

– Но, сэр, – возразил штурман, – мы наверняка наскочим на мель.

– Вот что, сэр, – отрезал лейтенант, – вы слышали мой приказ и извольте его выполнять. Наскочим так наскочим, значит, так тому и быть.

– Пока я мог замерять глубину, было чуть больше фатома^[7], – сообщил боцман, – но мерзавцы не дали мне подойти ближе. Наверное, я шел по фарватеру. Там пошире, насколько я помню. И есть что-то вроде ямы, так что если мы двинемся через ту отмель, где шел я, все будет нормально.

– Хорошо, тогда ты, Болдуин, встанешь у руля, – решил лейтенант, – и сделаешь все возможное.

И Мейнард обратил свой взор на пиратский корабль, к которому они теперь неуклонно приближались под парусами. Он заметил на борту неприятеля признаки суматохи: вся команда бегала туда-сюда по палубе. Затем лейтенант проследовал к корме и обошел каюту. Шлюп находился немного позади. Он, по-видимому, наскочил на мель, и его команда пыталась сняться с нее, отталкиваясь веслами. Лейтенант посмотрел на воду внизу и увидел, что шхуна уже поднимает в кильватере ил. Затем он прошел обратно по палубе. Команда согнулась под низким фальшбортом и замерла в напряженном ожидании. Лейтенант оглядел своих людей.

– Джонсон, – приказал он, – бери лот и отправляйся на нос замерять глубину. – И остальным: – Слушайте меня, матросы: когда мы настигнем пиратов, всем как можно быстрее прыгать к ним на палубу, ясно? Шлюп не ждать и даже не вспоминать о нем, а как увидите, что абордажные крюки зацепили пиратское судно, сразу же на борт. Если кто-нибудь окажет сопротивление – пристрелите его. Готовы, мистер Крингл?

– Так точно, сэр, – отозвался канонир.

– Очень хорошо, объявляю полную боевую готовность. Мы пойдем на абордаж через минуту-другую.

– Здесь меньше фатома, сэр! – прокричал с носа Джонсон.

Немедленно за этим судно мелко задрожало, а затем последовал толчок, и шхуна встала. Они сели на мель.

– Толкайте на подветренный борт! Давайте, работайте веслами! – прокричал боцман у руля. – На подветренный! – Он завертел руль.

Вскочило с полдюжины матросов, они схватили весла и сунули их в воду. Остальные бросились им на выручку, но весла лишь вязли в иле и шхуна не двигалась с места. Паруса опали и захлопали на ветру. На помощь матросам с веслами поднялась вся команда. Лейтенант снова быстро прошел на корму. Они подобрались к пиратскому шлюпу уже очень близко, когда вдруг кто-то окликнул его оттуда. Обернувшись, лейтенант увидел, что на фальшборте неприятельского корабля, держась за ванты, стоит какой-то человек.

– Ты кто такой? – выкрикнул незнакомец. – Откуда взялся и чего тебе здесь надо? Зачем ты напал на нас?

Лейтенант услышал, как кто-то у него за спиной произнес:

– Это сам Черная Борода. – Мейнард с величайшим интересом воззрился на фигуру в отдалении.

Пират бесстрашно стоял на фоне облачного неба. Кажется, кто-то позади него заговорил с капитаном. Он повернул голову назад, а затем вновь обратился к лейтенанту:

– Мы всего лишь мирные купцы. Кто дал тебе право нападать на нас? Хочешь, я покажу тебе свои бумаги, и ты убедишься, что всё в порядке.

– Вот негодяи! – сказал лейтенант штурману, стоявшему рядом с ним. – Они, видите ли, мирные купцы! Это с четырьмя-то карронадами да пушкой на борту! – И затем он прокричал капитану пиратов: – Не сомневайся, я поднимусь к тебе на борт с командой своей шхуны, как только снимусь с мели!

– Если посмеешь взойти на борт моего судна, – прокричал в ответ пират, – я буду стрелять! У тебя нет на это никакого права, и я тебя не пушу! А если желаешь рискнуть, то милости просим! Но имей в виду: я сам никогда не прошу пощады и других тоже не щажу!

– Ладно! – ответил лейтенант. – Довольно пустых угроз! Скоро я пожалую к тебе в гости!

– Выталкивайте нос! – прокричал боцман у руля. – Поживее! Почему не выталкиваете?

– Плотно засел! – ответил канонир. – Мы не можем сдвинуть его ни на дюйм!

– Если пираты откроют огонь прямо сейчас, – заметил штурман, – то разнесут нас в клочья.

– Они не будут стрелять, – возразил лейтенант, – не осмелятся.

Он спрыгнул с рубки и направился вперед, дабы подогнать матросов, толкавших шхуну: дело у них уже потихоньку пошло на лад.

И в этот момент штурман прокричал:

– Господин лейтенант! Они собираются дать бортовой залп!

Мейнард еще даже не успел обернуться, как раздался оглушительный грохот, потом еще раз и еще, и тут же послышался хруст и треск разрушаемого дерева. Во все стороны полетели желтые щепки. На лейтенанта с такой силой бросило какого-то матроса, что он едва не свалился за борт, однако ухватился за ванты и удержался. И уже в следующий миг воздух огласили стоны, крики, проклятия. Едва не сбивший лейтенанта матрос лежал, уткнувшись лицом в палубу. Ноги его дергались, из-под тела по доскам растекалась лужа крови. Было и еще несколько поверженных. Одни уже поднимались, другие только пытались, третьи лишь с трудом шевелились.

Издали донеслись вопли ликования: то радовалась команда пиратского шлюпа. Флибустьеры лихорадочно сновали по палубе. Они оттащили пушку, и, несмотря на стоявший вокруг стон, лейтенант явственно услышал стук шомполов и понял, что они вновь собираются стрелять.

От подобного залпа низкий фальшборт не обеспечивал практически никакой защиты, и Мейнарду ничего не оставалось, кроме как отдать экипажу приказ спуститься вниз.

– Вниз! – прокричал лейтенант. – Всем вниз, укрыться и ожидать дальнейших приказаний!

Команда в беспорядке бросилась в трюм, и через какое-то время на палубе уже никого не осталось, за исключением трех убитых и трех-четырех раненых, а также пригнувшегося у руля боцмана и самого лейтенанта. Все кругом было забрызгано и залито кровью.

– Где Брукс? – спросил лейтенант.

– Он ранен в руку, сэр, и спустился вниз, – отозвался боцман.

Лейтенант пробрался к носовому люку, позвал канонира и приказал ему поднять еще один трап, чтобы команда могла подняться на палубу, если пираты пойдут на абордаж. В этот момент боцман у руля прокричал, что негодяи готовятся снова выстрелить. Лейтенант обернулся и увидел, что канонир пиратского шлюпа как раз подносит разогретый стержень к запалу. Он пригнулся. Последовал оглушительный пушечный выстрел, второй, третий, четвертый – последние два грянули почти одновременно, – и боцман прокричал:

– Шлюп, сэр! Смотрите, шлюп!

Шлюп снова был на плаву и уже спешил на помощь шхуне, когда пираты дали второй залп, теперь уже по нему. Лейтенант увидел, как его сотрясаемый от ударов ядер корабль начало разворачивать против ветра. На его палубе поднимались, падали и катались раненые.

И тут снова раздался крик боцмана: враг шел на абордаж. В мгновение ока из облака окутывавшего его дыма выплыл пиратский шлюп, неотвратимо приближаясь и все более и более увеличиваясь в размерах. Лейтенант все еще укрывался за фальшбортом, наблюдая за неприятелем. Тот, подойдя уже весьма близко, вдруг развернулся бортом к ним, и его стало подносить ветром вплотную к шхуне. Что-то пролетело по воздуху, потом еще и еще. То были бутылки. Одна из них с грохотом разбилась о палубу, остальные перелетели через противоположный фальшборт. В каждой дымился огнепроводный шнур. Почти немедленно блеснула вспышка, раздался ужасающий грохот, и в воздухе засвистели осколки стекла и куски железа. Снова послышался грохот, и все заволокло пороховым дымом.

– Они идут на абордаж! – прокричал боцман, и не успел он закончить, как лейтенант уже отдавал приказ:

– Всем отражать абордаж! – И секундой позже последовал мощный удар: это столкнулись два корабля.

 

«Противники сошлись в беспощадной схватке».

Иллюстрация из книги Говарда Пайла «Приключения Джека Баллистера» (1894)

 

Выкрикнув команду, лейтенант Мейнард бросился вперед сквозь дым, на бегу выхватывая пистолет из кармана и саблю из ножен. Следом, поднявшись из трюма, хлынули матросы. Внезапно раздался оглушительный пистолетный выстрел, а потом, почти одновременно, еще несколько. Послышался стон и звук падения тяжелого тела, а затем через фальшборт перепрыгнула чья-то фигура, и за ней еще две или три. Лейтенант был в самой гуще порохового дыма, когда перед ним внезапно предстал Черная Борода. Пиратский капитан был обнажен по пояс, всклоченные черные волосы падали ему на лицо, безумное выражение которого вполне отвечало его облику: настоящий демон, явившийся из преисподней. Не теряя времени на размышления, Мейнард вскинул пистолет и выстрелил. Пирата отбросило, он начал было падать, но удержался на ногах. В каждой руке Черная Борода держал по пистолету, однако по его обнаженной груди текла кровь. Вдруг дуло пиратского пистолета нацелилось прямо в голову лейтенанта. Он инстинктивно нырнул вниз, одновременно сделав выпад саблей. Буквально у него над ухом громыхнул оглушительный выстрел. Мейнард вновь вслепую, наугад ударил саблей. В ответ блеснула вражеская сабля, и он машинально выставил свою вперед, встретив обрушившийся на него клинок. Кто-то за его спиной выстрелил, и в тот же самый момент лейтенант увидел, что пирата рубанул кто-то еще. Черная Борода снова пошатнулся, и на этот раз кровь из шеи разбойника так и хлестала. А потом на Мейнарда рухнул матрос из его команды. Они оба упали, но лейтенант почти сразу же вскочил и заметил, что пиратский шлюп немного отошел в сторону: похоже, их абордажные крючья отцепились. Руку ему жгло, словно по ней как следует ударили плетью. Мейнард огляделся: пиратского капитана нигде не было видно – ах да, вот он, лежит на фальшборте. Черная Борода приподнялся, опершись на локоть, и лейтенант увидел, что противник пытается прицелиться в него из пистолета – но рука его совершенно не слушалась, пальцы едва удерживали оружие. Вдруг локоть его подвернулся, и пират упал лицом вниз. Попытался было подняться, но снова упал. Раздался грохот, вслед за которым разрослось облако дыма, а когда оно рассеялось, Черная Борода уже стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Зрелище он представлял собой ужасное, голова его безвольно склонилась на грудь. Кто-то опять выстрелил, и пошатывающаяся фигура рухнула. Какой-то миг пират лежал без движения, потом перевернулся – и снова замер.

Послышались громкие всплески: кто-то прыгал за борт, а затем раздались крики:

– Пощады! Пощады!

Лейтенант подбежал к борту. Да, всё как он и думал: абордажные крючья пиратского шлюпа отцепились, и его стало относить. Несколько флибустьеров, оставшихся на шхуне, прыгнули за борт и теперь тянули руки.

– Пощады! – кричали они. – Не стреляйте! Пощады!

На этом сражение и закончилось.

Лейтенант внимательно осмотрел свою руку и только тогда обнаружил на ее внутренней стороне большую рубленую рану. Рукав был весь мокрый от крови. Мейнард прошел на корму, придерживая запястье раненой руки. Боцман так и стоял у