Таинственная леди в серебристой вуали

 

Тут наш герой обнаружил, что в деревянных воротах, подле которых он стоял, открылось маленькое окошко и оттуда его внимательнейшим образом изучает некто, пока ему не видимый.

Юноша даже не успел толком удивиться, ибо в следующее мгновение открылись уже сами ворота, и перед ним в лунном свете возникла скрюченная фигура старой негритянки. На ней было платье из коломянки, отделанное множеством обрезков ткани самых кричащих расцветок; впрочем, похоже, здесь, в тропиках, чуть ли не все так одевались. Курчавую голову негритянки покрывали, в соответствии с модой ее народа, кольца гигантского огненно-красного тюрбана, сооруженного из цельного платка. Лицо старухи было испещрено оспинами до невообразимой степени, и подобное уродство еще более подчеркивалось огромными выпяченными и бесформенными губами да вращающимися желтыми, едва ли не шафрановыми глазами. Джонатан Рагг невольно подумал, что ему доселе, пожалуй, никогда не доводилось встречать столь незаурядную и отталкивающую внешность.

Нашему герою пришло на ум, что сейчас-то, быть может, с ним и произойдет то самое приключение, которого он буквально мгновение назад столь страстно возжелал. И Джонатан не ошибся, ибо негритянка, бросив быстрый и осторожный взгляд по сторонам и явно успокоившись, поскольку улица на тот момент совершенно опустела, знаком велела ему подойти поближе. Когда же юноша оказался рядом с ней, она схватила его за рукав и немедленно затащила в сад за стеной, после чего закрыла ворота на засов, причем проделала все так быстро и бесшумно, что за этим явно крылась какая-то тайна.

В этот самый миг из тени ворот вырос огромный негр и встал между Джонатаном и выходом таким образом, что любая попытка сбежать для нашего героя неминуемо повлекла бы за собой стычку с сим чернокожим гигантом.

Негритянка пристально посмотрела на юношу и спросила на ломаном английском:

– Бояться, белый?

– Вовсе нет, – ответил Джонатан, – ибо, говоря по правде, хоть человек я мирный и принадлежу к религиозной общине квакеров, однако все-таки не настолько слаб сложением и робок нравом, чтобы кого-то бояться. Ей-ей, задумай я бежать, то, скажу тебе без лишней скромности, наверняка сумел бы проложить себе дорогу и одолеть человека и покрепче, нежели твой большой друг, который маячит перед воротами.

При этих его словах негритянка усмехнулась так широко, что в лунном свете Джонатану показалось, будто вся нижняя часть ее физиономии превратилась в одни сверкающие зубы.

– Ты есть храбрый белый, – сказала она. – Ты идти с Мелиной, и Мелина отводить тебя к молодая красивая леди, которая иметь с тобой ужин.

Вслед за этим, не предоставив нашему герою ни малейшей возможности отклонить сие необычное приглашение, даже если бы подобная мысль и пришла ему в голову, негритянка взяла его за руку и повела к большому и весьма импозантному дому, возвышавшемуся над садом.

– Воистину, – сказал Джонатан самому себе, следуя за чернокожей проводницей и, в свою очередь, преследуемый огромным негром, – воистину, если уж судить по подобному началу, то я вот-вот получу свою порцию приключений.

Роскошь внутреннего убранства особняка ничуть не уступала его впечатляющей наружности: поднявшись на освещенную веранду и пройдя через залитую светом прихожую, Джонатан оказался в окружении такого изысканного богатства и столь утонченного изящества, каковых доселе ему еще ни разу встречать не доводилось.

В хрустальных канделябрах, словно звезды, сияли свечи из белого воска, причем упомянутые канделябры имели столь причудливую огранку, что, улавливая свет, сверкали всеми цветами радуги, и все помещение заливало мягкое, но яркое сияние. Полированные зеркала безупречной чистоты, обрамленные позолотой, отражали вощеные полы, роскошные восточные ковры и великолепные картины, развешанные по обшивке цвета слоновой кости; они были вставлены в стены комнаты, так что, куда бы Джонатан ни бросал взгляд, он повсюду видел бесконечное множество отражений.

Предложив нашему герою присесть, что он и проделал, с немалым смущением опустившись на самый краешек золоченого стула, обтянутого сатином, чернокожая проводница покинула его, на какое-то время оставив юношу наедине с собственными мыслями.

Прежде чем ему удалось более или менее восстановить душевное равновесие, шелковые занавеси на дверях в другом конце комнаты раздвинулись, и перед Джонатаном предстала женская фигура совершеннейших форм и пропорций. Незнакомка была одета во все белое, и с головы до ног ее окутывали складки вуали из тончайшего серебристого газа, которая хоть и скрывала лицо хозяйки, все же позволяла разглядеть ее вполне достаточно, чтобы угадать чрезвычайное изящество и прелесть ее черт. Приблизившись к нашему герою и протянув ему тонкую руку алебастровой белизны с усеянными перстнями с драгоценными камнями пальцами, она обратилась к нему следующим образом:

– Сэр, вас, несомненно, чрезвычайно удивило столь неожиданное и едва ли не насильственное приглашение в дом совершенно незнакомого вам человека. – Незнакомка чисто говорила по-английски, и речь ее звучала мелодично. – Но, хоть вы меня и совсем не знаете, должна сообщить вам, что я со своим посетителем знакома несколько лучше, ибо мои агенты наблюдали за вами с момента вашей высадки на пристани сегодня днем и неотступно следовали за вами до самых недавних пор, когда вы остановились возле ворот моего сада. Они не спускали с вас глаз, о чем вы, несомненно, даже и не подозревали. Они даже сообщили мне, что вы до сих пор не ужинали, что объясняется, по-видимому, вашим исключительным интересом к новому окружению. Зная это, а также предполагая, что аппетит ваш уже весьма разыгрался, я хочу попросить вас оказать мне величайшую честь и разделить со мной трапезу, которая, как это бесспорно вас удивит, была поспешно приготовлена исключительно ради вас.

Сказав сие и даже не дав Джонатану времени на ответ, девушка протянула ему руку и с весьма вежливой настойчивостью провела в соседнюю комнату – изысканно обставленную столовую.

Там его глазам предстал стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный неописуемой красоты серебряной и хрустальной посудой. Леди села, указав Джонатану на стул напротив себя, и затем им подали такие кушанья, которые, по мнению нашего героя, только и могли существовать что на страницах сказок «Тысячи и одной ночи», кои ему однажды довелось прочесть.

Далее к ужину (который сам по себе мог бы ублажить любого гурмана и сибарита) подали вина и ликеры, наполнившие комнату ароматом купающегося в лучах солнца винограда, из коего они были выжаты, и разжегшие аппетит Джонатана, который, впрочем, и без того не нуждался в подобном побуждении. Леди, кушавшая весьма мало, терпеливо ожидала, пока гость не удовлетворит свой голод. Когда же она увидала, что он расправился с завершавшим пиршество десертом, то изложила ему дело, которое, судя по всему, полностью занимало ее мысли.

– Сэр, – молвила она, – вам, несомненно, известно, что у каждого человека, будь то мужчина или женщина, есть враг. В моем случае, должна вам сообщить, их целых трое, причем все они страшные люди, которые ради достижения своей цели не колеблясь пожертвуют моей жизнью. Мне постоянно угрожают их козни, и у меня нет никого, совсем никого, – вскричала она в сильнейшем порыве, – к кому я могла бы в случае нужды обратиться за помощью. Поэтому-то я и питаю надежду обрести в вашем лице друга, ибо, выяснив через своих агентов, что вы не только честны нравом и сильны физически, но и обладаете весьма значительной смелостью и решительностью, я намереваюсь возложить на вас обязательство, важность которого на данный момент вы и представить себе не можете. Так ответьте же мне, желаете ли вы помочь беззащитной девушке, на долю которой выпали тяжкие испытания?

– Должен вам сказать, моя дорогая леди, – отвечал Джонатан с живостью гораздо большей, нежели он выказывал обычно, и с мягкостью, доселе ему и вовсе неведомой (несомненно, все это явилось следствием сытного обеда и обилием отведанных им вин), – что, если бы только я мог узреть ваше лицо, решение мое в подобном деле оказалось бы, вне всяких сомнений, более благоприятным, поскольку, исходя из того немногого, что возможно различить сквозь вуаль, я склонен полагать, что внешность ваша весьма и весьма приятна глазу.

– Но, сэр, – возразила леди, до некоторой степени удивленная подобной репликой, – все люди таковы, какими их создал Господь, как вам должно быть ведомо. Однажды, быть может, я с великой радостью удовлетворю ваше любопытство и покажу вам свое едва ли чем примечательное лицо. Однако сейчас, – и она опять посерьезнела, – я вновь должна спросить вас: желаете ли вы помочь беззащитной девушке, которая оказалась в величайшей опасности? Если нет, то скажите откровенно, и мои рабы отведут вас к воротам, через которые вы и вошли, и отпустят с миром. Но ежели вы согласны принять на себя обязательство, то никакой другой награды, кроме как признательности от той, кто в собственной беспомощности взывает к вам подобным образом, вы не получите.

Тут Джонатан на какое-то время погрузился в молчание, ибо ему действительно предстояло приключение, превосходящее самые смелые его ожидания. Кроме того, по характеру он был человеком осторожным и осмотрительным, абсолютно не склонным ввязываться в истории столь таинственные и запутанные, как та, в которую его сейчас вовлекали.

– Моя дорогая леди, – сказал он наконец, – ваш рассказ тронул меня до такой степени, что я с радостью пришел бы вам на помощь. Однако должен заметить, что человек я осторожный и никогда прежде не принимал участия в делах подобного рода. Посему, прежде чем давать какие-либо обещания, которые в будущем могут каким-то образом лишить меня свободы действий, я желал бы услышать, что именно от меня потребуется.

– О, сэр, – вскричала леди с величайшей живостью и видимым облегчением: она явно боялась, что собеседник ее сейчас просто встанет и уйдет, – вы сами увидите, что обязательство, которое я намереваюсь на вас возложить, не такое уж и значительное, как это можно было заключить из моих слов. Знайте же, что я владею небольшой вещицей, обладание коей человеком посторонним в наших краях, коим вы и являетесь, совершенно не будет представлять какой-либо важности, однако же пока она находится у меня, я подвергаюсь величайшей опасности.

Сказав это, она хлопнула в ладони, и на зов немедленно явилась служанка, оказавшаяся той самой негритянкой, которая и вовлекла Джонатана в загадочное приключение. Создание сие, кое в ярко освещенной комнате казалось еще более уродливым и отвратительным, нежели при лунном свете, держало в руках белую салфетку, которую и передало хозяйке. Леди развернула ее, и внутри оказался небольшой шарик из слоновой кости, размером примерно с лайм. Затем, отпустив кивком служанку, девушка протянула шарик Джонатану, который с немалым любопытством взял его и принялся внимательно изучать. Судя по всему, вещица эта была невероятно древней, ибо пожелтела едва ли не до коричневого цвета. Шарик был покрыт причудливой резьбой восточного типа, и наш герой решил, что смастерили его в Китае.

– Должна сказать вам, сэр, – произнесла леди через какое-то время, позволив гостю ознакомиться с вещицей в тишине, – что хотя стоимость ее может показаться вам незначительной, она все же весьма велика. Впрочем, это всего лишь диковинка, которые частенько приобретают приезжие. А теперь ответьте: согласны ли вы взять ее на попечение и оберегать с величайшей заботой и преданностью – да, как зеницу ока – в течение всего вашего пребывания в наших краях и вернуть мне ее в целости и сохранности за день до отбытия? Этим самым вы окажете мне услугу, важность которой, быть может, даже не поймете, но которая превратит меня в вашу должницу до конца моих дней.

К этому времени Джонатан собрался с мыслями вполне достаточно, чтобы ответить:

– Я всего лишь простой клерк и не разбираюсь в диковинках и безделушках. Однако, по-моему, вы склонны несколько преувеличивать угрожающую вам опасность. Но в любом случае я выполню вашу просьбу: буду надежно хранить этот шарик и верну его приблизительно через неделю: к тому времени, как я надеюсь, мы освободимся от груза и сможем продолжить свое плавание.

При этих словах Джонатана леди, все это время смотревшая на него с необъяснимой горячностью, разразилась словами столь искренней благодарности, что наш герой был совершенно ошеломлен. Когда же порыв ее до некоторой степени утих, она позволила гостю уйти, и негритянка проводила юношу через сад и выпустила на улицу сквозь ворота, через которые он и зашел.