КАРТИНКИ ИЗ ЖИЗНИ ПАВЛА КОРИНА

Хорошо я знал Павла Корина. Познакомился с ним близко. О его заслугах можно говорить много. Не случайно ему присвоили высшее для представителя изобразительного искусства почетное звание «Народный художник СССР». Известен он был как реставратор картин Дрезденской картинной галереи. Его прекрасные мозаики украшают в Москве станцию метрополитена «Комсомольская-кольцевая», а лучшие картины выставлены в Государственной Третьяковской галерее.

Он довольно поздно начал создавать свои собственные полотна, но то, что им сделано,— шедевры. Их отличают строгость, точность рисунка, монументальность замысла, цельность формы, внутренняя напряженность изображенных персонажей. Он проявил себя и как прекрасный портретист. В портретах людей, написанных им, можно почувствовать и волевую собранность, и высокую одухотворенность.

Талантливый художник оставил глубокий след в истории советской живописи. Его картины широко известны: могучие, плечистые русские богатыри, уверенные в своей силе, спокойно и гордо смотрят с его полотен. Так и кажется, что любой из них вот-вот заговорит и скажет:

— Стояли и стоять будем за свою землю, за родину. Весь мир должен об этом знать.

Художником его считали оригинальным и неповторимым. Огромное влияние на весь творческий путь живописца-самородка

оказал тот факт, что он родился в славном Палехе. Там же среди палешан-иконописцев выделился своей серьезностью и проявил упорное желание учиться живописи и дальше.

Палех и сегодня — тот знаменитый поселок, без искусства которого наша культура была бы беднее. И ныне слава его художников ничуть не поблекла. Скорее наоборот. До революции в Палех ездили прежде всего за иконой редкой красоты. Теперь весь мир ценит его за неповторимую роспись изделий. Каждый, кто рассматривает творения палехских мастеров, неизменно выражает восхищение исключительной красоты пейзажами или жанровыми сценками, сотворенными в знаменитых художественных мастерских.

Познакомился я с Павлом Кориным в начале шестидесятых годов — мы как-то вместе отдыхали в Подмосковье. Он глубоко знал все течения в изобразительном искусстве. Мог часами негромким спокойным голосом в свойственной ему протяжной манере рассказывать о творчестве художников, принадлежавших к разным направлениям. Казалось, что он черпает темы для рассказа из какого-то неиссякаемого источника. По ходу беседы он не раз вдавался и в воспоминания.

Кое-какие картинки из его рассказов я по памяти записал и хотел бы воспроизвести.

Картинка первая... Дореволюционная Москва. 1916 год. Павел Корин заканчивает Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Среди его учителей — известные художники Михаил Васильевич Нестеров и Константин Алексеевич Коровин. К обоим он относится с преданностью прилежного ученика. Да и дали они ему в жизни немало.

Нестеров привил любовь к чтению и литературе.

Коровин заставил по-новому подойти к труду живописца. Именно от него в училище молодой Корин услышал запомнившиеся на всю жизнь слова:

— Вам дан дивный дар рисования.

По его совету Корин взял пример со знаменитых живописцев итальянского Возрождения — Микеланджело и Леонардо да Винчи. И долгие часы проводил в секционном зале, внимательно изучая мышцы, кости — все человеческое тело в самых разных положениях и ракурсах. Работа была адова, зато впоследствии как художник он знал натуру в совершенстве и мог рисовать, не глядя на нее, и младенца, и девицу-красавицу, и зрелого мужа, и глубокого старика. Посмотрите внимательно на любое из полотен Корина. Человек на нем выписан что надо!

Он высоко ценил творчество Константина Коровина. Шли они —

ученик и учитель — разными путями в искусстве, но в основе их творчества всегда оставался реализм.

Через некоторое время после революции Коровин уехал за границу, обосновался в Париже, жил в бедности, перебивался случайными заработками. Корин побывал во Франции в творческой командировке и там на одной из выставок увидел полотно своего бывшего учителя — мастера пленэра.

Там же на выставке он встретился и с Коровиным. Преодолев смущение, подошел к нему. Разговорились.

Вскоре Корин решил навестить Коровина, жившего в дальнем пригороде Парижа. Ехать к нему пришлось очень долго. А в меблированной небольшой квартире бросилась в глаза бедность.

— Что же с вами происходит? — спросил Корин.— Почему вы сейчас так мало пишете?

Коровин ответил:

— Сам не знаю, то ли какой-то срыв, то ли Франция меня не понимает.

А ведь на родине им восхищались!

Убогость квартиры, поношенная одежда художника, который еще не так давно считался одним из самых известных в России, поразили Корина.

— Очень жаль Коровина,— говорил мне Павел Дмитриевич.— Это была крупная величина в искусстве. Отъезд за границу, отрыв от родины стал крушением его как творческой личности. Он сам отомстил себе за разлуку с родиной. А когда встречался с земляками, то всегда как бы стушевывался.

Вместе с Кориным к Коровину зашла и жена Шаляпина. Едва Корин упомянул об этом факте, как я тут же вставил свое слово.

— Между прочим, должен заметить,— сказал я ему,— что мы с Лидией Дмитриевной встретились с ней однажды на борту итальянского лайнера «Рекс». Да, да, не где-нибудь в салоне французской столицы, а на середине пути из Европы в Америку, в Атлантическом океане. Я тогда направлялся на работу в советское посольство в Вашингтоне. Увиделись мы в кинозале парохода и немного поговорили с ней. Тогда мы обратили внимание, что была она какой-то грустной. Ничего удивительного: незадолго до этого скончался ее муж — Федор Иванович Шаляпин...

Картинка вторая... Осень 1942 года. Наверно, самые тяжелые дни войны. Бои идут в Сталинграде, враг рвется к Баку. В холодной, неотапливаемой мастерской, где работает художник, стекла в окнах выбиты взрывной волной от авиабомбы.

Корин пишет историческую композицию «Александр Невский». Долго искал нужный образ. Однажды его осенило.

Он вспомнил свой Палех, куда приходили на сезонные работы мужики из соседних сел. Для него они тогда все были богатырями, потому что даже после тяжелой работы шли стройные, высокие, как гордые воины, уверенные в своем правом деле и в победе. Они олицетворяли героев народных былин. Таким же стал и написанный в ту суровую пору триптих «Александр Невский».

Работал художник в те дни почти круглосуточно.

Картину показали уже тогда, в 1942 году, на Всесоюзной выставке «Великая Отечественная война», открытой в Государственной Третьяковской галерее. Сердце каждого патриота, который ее видит, наполняется гордостью за былое земли нашей...

Картинка третья... После войны под Берлином, в Бабельсберге, Павел Дмитриевич написал свой знаменитый портрет «Маршал Жуков».

— Я не имею права засиживаться в бездействии,— говорил маршал, у которого времени всегда было мало.

И Корин написал портрет необычайно быстро для самого себя, всего за девять сеансов. Когда Жуков впервые увидел портрет, стоявший еще на мольберте, то работа ему сразу понравилась.

— Это единственный портрет, с которым я не хотел расставаться,— говорил Корин.— Оставил бы его у себя в мастерской, если бы мог.

Действительно, портрет маршала Жукова — одна из лучших работ художника. Но написан он был по заказу Комитета по делам искусств. Через этот комитет Корина и познакомили с Жуковым, помогли ему осуществить поездку в Потсдам.

С портретом пришлось расстаться, и с тех пор он — одно из лучших произведений живописи этого жанра в Государственной Третьяковской галерее...

Корин, как и Прасковья Тихоновна, его ученица, а через десять лет — с 1926 года супруга, фанатично любил живопись. В своем доме они собрали большую коллекцию прекрасных произведений искусства. Стал ее создавать Павел Дмитриевич еще в начале тридцатых годов, а к середине шестидесятых их дом представлял собой настоящую картинную галерею.

Коллекцию своих картин Корин всегда показывал посетителям сам. Здесь были редчайшие произведения искусства средневековой Руси, выполненные людьми огромного таланта и вкуса.

Собственно, этот дом стал музеем задолго до того, как после смерти и по воле художника в нем открыли филиал знаменитой Третьяковки. Двери этого дома гостеприимно распахивались перед друзьями Корина, а их даже не пытались считать. «Частым гостем»

мастерской художника называл себя, например, и близкий мне Борис Ливанов.

В доме Корина были не только прекрасные картины. Он славился и редкими книгами. Букинисты Москвы знали Павла Дмитриевича и специально для него приберегали ценные издания.

— Случилось так,— рассказывал он,— что собиранием книг я стал увлекаться раньше, чем приобретением картин и созданием своей коллекции живописи.

Да, они дополняли друг друга — прекрасные картины и не менее замечательные книги в этом доме.

Принимали Кориных у себя и мы с Лидией Дмитриевной.

Как-то мы на семейном совете решили приобрести небольшую картину Саврасова — изредка такие картины появлялись в комиссионных магазинах Москвы. На ней изображен заросший пруд — удивительное раскрытие волшебства природы. Саврасовская романтика покоряла. Решили предварительно показать картину специалисту. Выбор пал, конечно, на доброго друга Павла Корина.

Пригласили его и Прасковью Тихоновну к себе. Ничего ему не говоря, картину поставили на пол. Как только он подошел к открытой двери в гостиную и увидел картину, то сразу же спокойно, не приближаясь к ней, по-своему растягивая слова, сказал:

— Та-ак э-это же Са-а-вра-а-со-ов.

Мы были восхищены. С тех пор картина Саврасова прописалась у нас и постоянно радует глаз.

Павел Корин ушел из жизни, но его живопись и дом-музей — это частица того культурного наследия, которое оставлено потомкам большим художником и скромным человеком.