Конспект комплексного занятия по РЭМП. Для старшей группы 6 страница

Именно такой идеальной аудиторией для политических обличении является рабочий класс, которому всестороннее и живое политическое знание нужно прежде всего и больше всего; который наиболее способен претворять это знание в активную борьбу, хотя бы она никаких "осязательных результатов" и не сулила. А трибуной для всенародных обличении может быть только общерусская газета. "Без политического органа немыслимо в современной Европе движение, заслуживающее название политического", а Россия в этом отношении, несомненно, относится также к современной Европе. Печать давно стала уже у нас силой -- иначе бы правительство не тратило десятков тысяч рублей на подкуп ее и на субсидирование разных Катковых и Мещерских. И не новость в самодержавной России, что нелегальная печать проламывала цензурные запоры и заставляла открыто говорить о себе легальные и консервативные органы. Так было и в 70-х и даже в 50-х годах. А во сколько раз шире и глубже теперь те народные слои, которые готовы читать нелегальную печать и учиться по ней, "как жить и как умереть", употребляя выражение рабочего, обратившегося с письмом в "Искру" (No 7). Политические обличения являются именно таким объявлением войны правительству, как экономические обличения -- объявляют войну фабриканту. И это объявление войны имеет тем большее нравственное значение, чем шире и сильнее эта обличительная кампания, чем многочисленнее и решительнее тот общественный класс, который объявляет войну, чтобы начать войну. Политические обличения являются поэтому уже сами по себе одним из могучих средств разложения враждебного строя, средств отвлечения от врага его случайных или временных союзников, средств посеять вражду и недоверие между постоянными участниками самодержавной власти.

Авангардом революционных сил сумеет стать в наше время только партия, которая сорганизует действительно всенародные обличения. А это слово: "всенародные" имеет очень большое содержание. Громадное большинство обличителей из нерабочего класса (а чтобы стать авангардом, надо именно привлечь другие классы) -- трезвые политики и хладнокровные деловые люди. Они прекрасно знают, как небезопасно "жаловаться" даже на низшего чиновника, а не то что на "всемогущее" русское правительство. И они обратятся к нам с жалобой только тогда, когда увидят, что эта жалоба действительно способна оказать действие, что мы представляем из себя политическую силу. Чтобы стать таковой в глазах посторонних лиц, надо много и упорно работать над повышением нашей сознательности, инициативности и энергии; для этого недостаточно повесить ярлык "авангард" на теорию и практику арьергарда.

Но если мы должны взять на себя организацию действительно всенародных обличении правительства, то в чем же выразится тогда классовый характер нашего движения? -- спросит и спрашивает уже нас усердный не по разуму поклонник "тесной органической связи с пролетарской борьбой". -- Да вот именно в том, что организуем эти всенародные обличения мы, социал-демократы; -- в том, что освещение всех поднимаемых агитацией вопросов будет даваться в неуклонно социал-демократическом духе без всяких потачек умышленным и неумышленным искажениям марксизма; -- в том, что вести эту всестороннюю политическую агитацию будет партия, соединяющая в одно неразрывное целое и натиск на правительство от имени всего народа, и революционное воспитание пролетариата, наряду с охраной его политической самостоятельности, и руководство экономической борьбой рабочего класса, утилизацию тех стихийных столкновений его с его эксплуататорами, которые поднимают и привлекают в наш лагерь новые и новые слои пролетариата!

Но одной из самых характерных черт "экономизма" является именно непонимание этой связи -- более того: этого совпадения самой насущной потребности пролетариата (всестороннее политическое воспитание посредством политической агитации и политических обличении) и потребности общедемократического движения. Непонимание выражается не только в "мартыновских" фразах, но также и в тождественных по смыслу с этими фразами ссылках на классовую якобы точку зрения. Вот, напр., как выражаются об этом авторы "экономического" письма в No 12 "Искры": "Тот же основной недостаток "Искры" (переоценка идеологии) является причиной ее непоследовательности в вопросах об отношении социал-демократии к различным общественным классам и направлениям. Решив посредством теоретических выкладок..." (а не посредством "роста партийных задач, растущих вместе с партией...") "задачу о немедленном переходе к борьбе против абсолютизма и чувствуя, вероятно, всю трудность этой задачи для рабочих при настоящем положении дел"... (и не только чувствуя, но прекрасно зная, что рабочим эта задача кажется менее трудной, чем заботящимся о малых детях "экономическим" интеллигентам, ибо рабочие готовы драться даже за требования, не сулящие, говоря языком незабвенного Мартынова, никаких "осязательных результатов")... "но не имея терпения ждать дальнейшего накопления ими сил для этой борьбы, "Искра" начинает искать союзников в рядах либералов и интеллигенции...".

Да, да, мы действительно потеряли уже всякое "терпение" "ждать" того блаженного, давным-давно уже нам всякими "примирителями" обещанного, времени, когда наши "экономисты" перестанут сваливать свою отсталость на рабочих, оправдывать недостаток своей энергия недостатком будто бы сил у рабочих. Мы спросим наших "экономистов": в чем должно состоять "накопление рабочими сил для этой борьбы"? Не очевидно ли, что в политическом воспитании рабочих, в изобличении пред ними всех сторон нашего гнусного самодержавия? И не ясно ли, что как раз для этой работы нам и нужны "союзники в рядах либералов и интеллигенции", готовые делиться с нами обличениями политического похода на земцев, учителей, статистиков, студентов и проч.? Неужели в самом деле так уже трудно понять эту удивительно "хитрую механику"? Неужели П. Б. Аксельрод не твердит уже вам с 1897 года: "Задача приобретения русскими социал- демократами приверженцев и прямых пли косвенных союзников среди непролетарских классов решается прежде всего и главным образом характером пропагандистской деятельности в среде самого пролетариата"? А Мартыновы и прочие "экономисты" все-таки продолжают представлять себе дело так, что рабочие сначала должны "экономической борьбой с хозяевами и с правительством" накопить себе силы (для тред- юнионистской политики), а потом уже "перейти", -- должно быть, от тред-юнионистского "воспитания активности" к социал-демократической активности!

"...В своих поисках, -- продолжают "экономисты", -- "Искра" нередко сходит с классовой точки зрения, затушевывая классовые противоречия и выдвигая на первый план общность недовольства правительством, хотя причины и степень этого недовольства у "союзников" весьма различны. Таковы, напр., отношения "Искры" к земству"... "Искра" будто бы "обещает неудовлетворенным правительственными подачками дворянам помощь рабочего класса, ни словом при этом не обмолвившись о классовой розни этих слоев населения". Если читатель обратится к статьям "Самодержавие и земство" (NNo 2 и 4 "Искры"), о которых, вероятно, говорят авторы письма, то увидит, что эти статьи посвящены отношению правительства к "мягкой агитации сословно-бюрократического земства", к "самодеятельности даже имущих классов". В статье говорится, что рабочему нельзя смотреть равнодушно на борьбу правительства против земства, и земцы приглашаются бросить мягкие речи и сказать твердое и резкое слово, когда пред правительством встанет во весь рост революционная социал-демократия. С чем не согласны тут авторы письма? -- неизвестно. Думают ли они, что рабочий "не поймет" слов: "имущие классы" и "сословно-бюрократическое земство"? -- что подталкивание земцев к переходу от мягких к резким словам есть "переоценка идеологии"? Воображают ли они, что рабочие могут "накопить в себе силы" для борьбы с абсолютизмом, если они не будут знать об отношении абсолютизма и к земству? Все это опять-таки остается неизвестным. Ясно только одно: что авторы очень смутно представляют себе политические задачи социал-демократии. Еще яснее это из их фразы: "Таково же" (т. е. тоже "затемняющее классовые антагонизмы") "отношение "Искры" и к студенческому движению". Вместо призыва рабочих публичной демонстрацией заявить, Что настоящим очагом насилия, бесчинства и разнузданности является не студенчество, а русское правительство (No 2 "Искры") -- мы должны были, вероятно, поместить рассуждение в духе "Р. Мысли"! И подобные мысли высказываются социал-демократами осенью 1901 года, после февральских и мартовских событий, накануне нового студенческого подъема, обнаруживающего, что и в этой области "стихийность" протеста против самодержавия обгоняет сознательное руководство движением со стороны социал-демократии. Стихийное стремление рабочих заступиться за избиваемых полицией и казаками студентов обгоняет сознательную деятельность социал-демократической организации!

"Между тем, в других статьях, -- продолжают авторы письма, -- "Искра" резко осуждает всякие компромиссы и выступает, например, на защиту нетерпимого поведения гедистов". Мы советуем людям, которые так самоуверенно и так легкомысленно заявляют обыкновенно по поводу разногласий в среде современных социал-демократов, что-де эти разногласия несущественны и раскола не оправдывают, -- пораздумать хорошенько над этими словами. Возможна ли успешная работа в одной организации людей, которые говорят, что в деле выяснения враждебности самодержавия самым различным классам, в деле ознакомления рабочих с оппозицией самодержавию самых различных слоев мы сделали еще поразительно мало -- и людей, которые видят в этом деле "компромисс", очевидно, компромисс с теорией "экономической борьбы с хозяевами и с правительством"?

Мы говорили о необходимости внести классовую борьбу в деревню по поводу сорокалетия освобождения крестьян (No 3) и о непримиримости самоуправления и самодержавия по поводу тайной записки Витте (No 4); мы нападали на крепостничество землевладельцев и служащего им правительства по поводу нового закона (No 8) и приветствовали нелегальный земский съезд, поощряя земцев перейти к борьбе от униженных ходатайств (No 8); -- мы поощряли студентов, начинавших понимать необходимость политической борьбы и переходивших к таковой (No 3), ив то же время бичевали "дикое непонимание", обнаруженное сторонниками "только студенческого" движения, приглашавшими студентов не участвовать в уличных демонстрациях (No 3, по поводу воззвания Исполнительного комитета московского студенчества от 25 февраля); -- мы разоблачали "бессмысленные мечтания" и "лживое лицемерие" либеральных лукавцев газеты "Россия" (No 5) и в то же время отмечали бешенство правительственного застенка, который "творил расправу над мирными литераторами, над старыми профессорами и учеными, над известными либеральными земцами" (No 5: "Полицейский набег на литературу"); мы разоблачали настоящее значение программы "государственной попечительности о благоустройстве быта рабочих" и приветствовали "ценное признание", что "лучше преобразованиями сверху предупредить требования таковых снизу, чем дожидаться последнего" (No 6); -- мы поощряли статистиков-протестантов (No 7) и порицали статистиков-штрейкбрехеров (No 9). Кто усматривает в этой тактике затемнение классового сознания пролетариата и компромисс с либерализмом, - тот тем самым обнаруживает, что он совершенно не понимает истинного значения программы "Credo" и de facto проводит именно эту программу, сколько бы он от нее ни отрекался! Потому что он тем самым тащит социал- демократию к "экономической борьбе с хозяевами и с правительством" и пасует пред либерализмом, отказываясь от задачи активно вмешиваться в каждый "либеральный" вопрос и определять свое, социал- демократическое, отношение к этому вопросу.

е) ЕЩЕ РАЗ "КЛЕВЕТНИКИ", ЕЩЕ РАЗ "МИСТИФИКАТОРЫ"

Эти любезные слова принадлежат, как помнит читатель, "Раб. Делу", которое отвечает таким образом на наше обвинение его в "косвенном подготовлении почвы для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии". В простоте душевной "Раб. Дело" решило, что это обвинение есть не что иное, как полемическая выходка: порешили, дескать, эти злые догматики наговорить нам всяких неприятностей: ну, а что же может быть более неприятного, как явиться орудием буржуазной демократии? И вот печатается жирным шрифтом "опровержение": "ничем не прикрашенная клевета" ("Два съезда", стр. 30), "мистификация" (31), "маскарад" (33). Подобно Юпитеру, "Р. Дело" (хотя оно и мало похоже на Юпитера) сердится именно потому, что оно не право, доказывая своими торопливыми ругательствами неспособность вдуматься в ход мысли своих противников. А ведь немного надо бы подумать, чтобы понять, почему всякое преклонение пред стихийностью массового движения, всякое принижение социал-демократической политики до тред-юнионистской есть именно подготовление почвы для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии. Стихийное рабочее движение само по себе способно создать (и неизбежно создает) только тред-юнионизм, а тред- юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса. Участие рабочего класса в политической борьбе и даже в политической революции нисколько еще не делает его политики социал-демократической политикой. Не вздумает ли отрицать это "Р. Дело"? Не вздумает ли оно наконец изложить перед всеми прямо и без уверток свое понимание наболевших вопросов международной и русской социал-демократии? -- О нет, оно никогда не вздумает ничего подобного, ибо оно твердо держится того приема, который можно назвать приемом "сказываться в нетях". Я не я, лошадь не моя, я не извозчик. Мы не "экономисты", "Раб. Мысль" не "экономизм", в России нет вообще "экономизма". Это -- замечательно ловкий и "политичный" прием, имеющий только то маленькое неудобство, что органы, его практикующие, принято называть кличкой: "чего изволите?".

"Раб. Делу" кажется, что вообще буржуазная демократия в России есть "фантом" ("Два съезда", с. 32) Счастливые люди! Подобно страусу, прячут они голову под крыло и воображают, что от этого исчезает все окружающее. Ряд либеральных публицистов, ежемесячно оповещающих всех о своем торжестве по поводу распадения и даже исчезновения марксизма; ряд либеральных газет ("СПБ. Ведомости", "Русские Ведомости" и мн. др.), поощряющих тех либералов, которые несут рабочим брентановское понимание классовой борьбы и тред- юнионистское понимание политики; -- плеяда критиков марксизма, истинные тенденции которых так хорошо раскрыло "Credo" и литературные товары которых одни только безданно-беспошлинно гуляют по России; -- оживление революционных не социал-демократических направлений, особенно после февральских и мартовских событий; -- все это, должно быть, фантом! Все это не имеет ровно никакого отношения к буржуазной демократии!

"Раб. Делу", как и авторам "экономического" письма в No 12 "Искры", следовало бы "пораздумать над тем, почему это весенние события вызвали такое оживление революционных не социал-демократических направлений, вместо того, чтобы вызвать усиление авторитета и престижа социал-демократии"? -- Потому, что мы оказались не на высоте задачи, активность рабочих масс оказалась выше нашей активности, у нас не нашлось налицо достаточно подготовленных революционных руководителей и организаторов, которые бы прекрасно знали настроение во всех оппозиционных слоях и умели встать во главе движения, превратить стихийную демонстрацию в политическую, расширить ее политический характер и т. д. При таких условиях нашей отсталостью неизбежно будут пользоваться более подвижные, более энергичные революционеры не социал-демократы, и рабочие, как бы они самоотверженно и энергично ни дрались с полицией и войском, как бы они революционно ни выступали, окажутся только силой, поддерживающей этих революционеров, окажутся арьергардом буржуазной демократии, а не социал-демократическим авангардом. Возьмите германскую социал-демократию, у которой наши "экономисты" хотят перенять только ее слабые стороны. Отчего ни одно политическое событие в Германии не проходит без того, чтобы не повлиять на большее и большее усиление авторитета и престижа социал-демократии? Оттого, что социал-демократия всегда оказывается впереди всех в наиболее революционной оценке этого события, в защите всякого протеста против произвола. Она не убаюкивает себя рассуждениями, что экономическая борьба натолкнет рабочих на вопрос об их бесправии и что конкретные условия фатально толкают рабочее движение на революционный путь. Она вмешивается во все области и все вопросы общественной и политической жизни, и в вопрос о не утверждении Вильгельмом городского головы из буржуазных прогрессистов (немцев еще не успели просветить наши "экономисты", что это есть, в сущности, компромисс с либерализмом!), и в вопрос об издании закона против "безнравственных" сочинений и изображений, и в вопрос о правительственном влиянии на выбор профессоров и проч. и т. п. Везде они оказываются впереди всех, возбуждая политическое недовольство во всех классах, расталкивая сонных, подтягивая отсталых, давая всесторонний материал для развития политического сознания и политической активности пролетариата. И в результате получается то, что к передовому политическому борцу проникаются уважением даже сознательные враги социализма, и нередко важный документ не только из буржуазных, но даже и бюрократических и придворных сфер каким-то чудом попадает в редакционный кабинет "Vorwarts'a".

Вот где лежит разгадка того кажущегося "противоречия", которое до такой степени превосходит меру понимания "Раб. Дела", что оно только воздевает руки горе и кричит: "маскарад"! Представьте себе в самом деле: мы, "Раб. Дело", ставим во главу угла массовое рабочее движение (и печатаем это жирным шрифтом!), мы предостерегаем всех и каждого от преуменьшения значения стихийного элемента, мы хотим придать самой, самой, самой экономической борьбе политический характер, мы хотим остаться в тесной и органической связи с пролетарской борьбой! А нам говорят, что мы подготовляем почву для превращения рабочего движения в орудие буржуазной демократии. И кто говорит это? Люди, которые вступают в "компромисс" с либерализмом, вмешиваясь в каждый "либеральный" вопрос (какое непонимание "органической связи с пролетарской борьбой"!), обращая так много внимания и на студентов и даже (о ужас!) на земцев! Люди, которые вообще хотят уделять больший (по сравнению с "экономистами") процент своих сил на деятельность среди непролетарских классов населения! Это ли не "маскарад"??

Бедное "Раб. Дело"! Додумается ли оно когда-нибудь до разгадки этой хитрой механики?

IV. КУСТАРНИЧЕСТВО ЭКОНОМИСТОВ И ОРГАНИЗАЦИЯ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ

Разобранные нами выше утверждения "Раб. Дела", что экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство политической агитации, что наша задача теперь -- придать самой экономической борьбе политический характер и т. п., выражают собою узкое понимание не только наших политических, но и наших организационных задач. Для "экономической борьбы с хозяевами и с правительством" совершенно не нужна, -- а потому на такой борьбе не может и выработаться, -- общерусская централизованная организация, объединяющая в один общий натиск все и всяческие проявления политической оппозиции, протеста и возмущения, организация, состоящая из революционеров по профессии и руководимая настоящими политическими вождями всего народа. Да это и понятно. Характер организации всякого учреждения естественно и неизбежно определяется содержанием деятельности этого учреждения. Поэтому "Раб. Дело" своими выше разобранными утверждениями освящает и узаконяет не только узость политической деятельности, но и узость организационной работы. И в этом случае, как и всегда, оно является органом, сознательность которого пасует пред стихийностью. А между тем преклонение пред стихийно складывающимися формами организации, отсутствие сознания того, насколько узка и примитивна наша организационная работа, какие еще мы "кустари" в этой важной области, отсутствие этого сознания, говорю я, представляет собою настоящую болезнь нашего движения. Это не болезнь упадка, а болезнь роста, само собою разумеется. Но именно теперь, когда волна стихийного возмущения захлестывает, можно сказать, нас, как руководителей и организаторов движения, особенно необходима самая непримиримая борьба против всякой защиты отсталости, против всякого узаконения узости в этом деле, особенно необходимо пробудить в каждом, кто участвует в практической работе или только собирается взяться за нее, недовольство господствующим у нас кустарничеством и непреклонную решимость избавиться от него.

а) ЧТО ТАКОЕ КУСТАРНИЧЕСТВО?

Попробуем ответить на этот вопрос маленькой картинкой деятельности типичного социал-демократического кружка 1894-1901 годов. Мы уже указывали на повальное увлечение марксизмом учащейся молодежи этого периода. Это увлечение относилось, разумеется, не только и даже не столько к марксизму, как к теории, а как к ответу на вопрос: "что делать?", как к призыву идти в поход на врага. И новые ратники шли в поход с удивительно первобытным снаряжением и подготовкой. В массе случаев не было даже почти никакого снаряжения и ровно никакой подготовки. Шли на войну, как мужики от сохи, захватив одну только дубину. Кружок студентов, без всякой связи с старыми деятелями движения, без всякой связи с кружками в других местностях или даже в других частях города (или в иных учебных заведениях), без всякой организации отдельных частей революционной работы, без всякого систематического плана деятельности на сколько- нибудь значительный период, заводит связи с рабочими и берется за дело. Кружок развертывает постепенно более и более широкую пропаганду и агитацию, привлекает фактом своего выступления сочувствие довольно широких слоев рабочих, сочувствие некоторой части образованного общества, доставляющего деньги и отдающего в распоряжение "Комитету" новые и новые группы молодежи. Растет обаяние коми-юта (или союза борьбы), растет размах его деятельности, и он расширяет эту деятельность совершенно стихийно: те же люди, которые год или несколько месяцев тому назад выступали в студенческих кружках и решали вопрос: "куда идти?", которые заводили и поддерживали сношения с рабочими, изготовляли и выпускали листки, заводят связи с другими группами революционеров, раздобывают литературу, берутся за издание местной газеты, начинают говорить об устройстве демонстрации, переходят, наконец, к открытым военным действиям (причем этим открытым военным действием может явиться, смотря по обстоятельствам, и первый же агитационный листок, и первый номер газеты, и первая демонстрация). И обыкновенно первое же начало этих действий ведет за собою немедленно полный провал. Немедленно и полный именно потому, что эти военные действия явились не результатом систематического, заранее обдуманного и исподволь подготовленного плана длинной и упорной борьбы, а просто стихийным ростом традиционно ведущейся кружковой работы; потому что полиция, естественно, почти всегда знала всех главных деятелей местного движения, "зарекомендовавших" себя еще со студенческой скамьи, и только выжидала самого удобного для нее момента облавы, нарочно давая кружку достаточно разрастись и развернуться, чтобы иметь осязательный corpus delicti, и нарочно оставляя всегда нескольких известных ей лиц "на разводку" (как гласит техническое выражение, употребляемое, насколько мне известно, и нашим братом, и жандармами). Такую войну нельзя не сравнить с походом вооруженных дубинами шаек крестьян против современного войска. И надо только удивляться жизненности движения, которое ширилось, росло и одерживало победы, несмотря на это полное отсутствие подготовки у сражавшихся. Правда, с исторической точки зрения, примитивность снаряжения была не только неизбежна вначале, но даже законна, как одно из условий широкого привлечения ратников. Но как только начались серьезные военные действия (а они начались уже, в сущности, с летних стачек 1896 года), -- недостатки нашей военной организации стали все сильнее и сильнее давать себя чувствовать. Опешив на первых порах и наделав ряд ошибок (вроде обращения к обществу с описанием злодейств социалистов или ссылки рабочих из столиц в промышленные центры провинции), правительство вскоре приспособилось к новым условиям борьбы и сумело поставить на надлежащие места свои, вооруженные всеми усовершенствованиями, отряды провокаторов, шпионов и жандармов. Погромы стали так часто повторяться, захватывать такую массу лиц, выметать до такой степени начисто местные кружки, что рабочая масса теряла буквально всех руководителей, движение приобретало невероятно скачкообразный характер, и абсолютно никакой преемственности и связности работы не могло установиться. Поразительная раздробленность местных деятелей, случайность состава кружков, неподготовленность и узкий кругозор в области теоретических, политических и организационных вопросов были неизбежным результатом описанных условий. Дело дошло до того, что в некоторых местах рабочие в силу недостатка у нас выдержки и конспиративности проникаются недоверием к интеллигенции и сторонятся от нее: интеллигенты, говорят они, слишком необдуманно приводят к провалам!

Что это кустарничество стало, наконец, ощущаться всеми мыслящими социал-демократами, как болезнь, -- это знает каждый, сколько-нибудь знакомый с движением. А чтобы читатель, незнакомый с ним, не подумал, что мы "конструируем" искусственно особую стадию или особую болезнь движения, -мы сошлемся на упомянутого уже раз свидетеля. Пусть не посетуют на нас за длинную выписку.

"Если постепенный переход к более широкой практической деятельности, -- пишет Б-в в No 6 "Раб. Дела", -- переход, находящийся в прямой зависимости от общего переходного времени, переживаемого русским рабочим движением, является характерной чертой... то есть еще другая не менее интересная черта в общем механизме русской рабочей революции. Мы говорим о том общем недостатке годных к действию революционных сил, который ощущается не только в Петербурге, но и во всей России. С общим оживлением рабочего движения, с общим развитием рабочей массы, с все учащающимися случаями стачек, с все более открытой массовой борьбой рабочих, усиливающей правительственные преследования, аресты, ссылку и высылку, этот недостаток в качественно высоких революционных силах становится все заметнее и, несомненно, остается не без влияния на глубину и общий характер движения. Многие стачки проходят без сильного и непосредственного воздействия революционных организаций... чувствуется недостаток в агитационных листках и нелегальной литературе... рабочие кружки остаются без агитаторов... Рядом с этим замечается постоянная нужда в денежных средствах. Словом, рост рабочего движения опережает рост и развитие революционных организаций. Наличный состав действующих революционеров оказывается слишком незначительным, чтобы сосредоточить в своих руках влияние на всю волнующуюся рабочую массу, чтобы придать всем волнениям хотя бы оттенок стройности и организованности... Отдельные кружки, отдельные революционеры не собраны, не объединены, не составляют единой, сильной и дисциплинированной организации с планомерно развитыми частями".. И, оговорившись, что немедленное появление новых кружков, на место разбитых, "доказывает только жизненность движения... но не показывает еще наличность достаточного количества вполне пригодных революционных деятелей", автор заключает: "Практическая неподготовленность петербургских революционеров сказывается и в результатах их работы. Последние процессы, особенно групп "Самоосвобождение" и "Борьба труда с капиталом", ясно показали, что молодой агитатор, незнакомый детально с условиями труда, а следовательно, и агитации на данном заводе, не знающий принципов конспирации и усвоивший" (усвоивший ли?) "только общие взгляды социал-демократии, может проработать каких-нибудь 4, 5, 6 месяцев. Затем наступает арест, часто влекущий за собой разгром всей организации или по крайней мере части ее. Спрашивается, возможна ли успешная и плодотворная деятельность группы, если время существования этой группы определяется месяцами? Очевидно, недостатки существующих организаций нельзя целиком относить на счет переходного времени... очевидно, количественный и, главное, качественный состав действующих организаций играет здесь немаловажную роль, и первой задачей наших социал- демократов... должно быть реальное объединение организаций при строгом выборе членов".

б) КУСТАРНИЧЕСТВО И ЭКОНОМИЗМ

Мы должны теперь остановиться на вопросе, который наверное напрашивается уже у всякого читателя. Можно ли ставить в связь это кустарничество, как болезнь [роста, свойственную всему движению, с "экономизмом", как с одним из течений в русской социал-демократии? Мы думаем, что да. Практическая неподготовленность, неумелость организационной работы обща действительно всем нам, в том числе и тем, кто с самого начала неуклонно стоял на точке зрения революционного марксизма. И за неподготовленность самое по себе никто не мог бы, конечно, и винить практиков. Но кроме неподготовленности в понятие "кустарничества" входит еще л нечто другое: узкий размах всей революционной работы вообще, непонимание того, что на этой узкой работе и не может сложиться хорошая организация революционеров, наконец-и это главное-попытки оправдать эту узость и возвести в особую "теорию", т. е. преклонение пред стихийностью и в этой области. Раз только обнаружились такие попытки, -- стало уже несомненным, что кустарничество связано с "экономизмом" и что мы не избавимся от узости нашей организационной деятельности, не избавившись от "экономизма" вообще (т. е. узкого понимания и теории марксизма и роли социал-демократии и политических задач ее). А попытки эти обнаружились в двояком направлении. Одни стали говорить: рабочая масса не выдвинула еще сама таких широких и боевых политических задач, которые ей "навязывают" революционеры, она должна еще бороться за ближайшие политические требования, вести "экономическую борьбу с хозяевами и с правительством" (а этой "доступной" массовому движению борьбе естественно соответствует и "доступная" даже самой неподготовленной молодежи организация). Другие, далекие от всякой "постепеновщины", стали говорить: возможно и должно "совершить политическую революцию", но для этого нет никакой надобности в создании крепкой организации революционеров, воспитывающей пролетариат стойкой и упорной борьбой; для этого достаточно, чтобы мы все схватились за "доступную" и знакомую уже дубину. Говоря без аллегорий -- чтобы мы устроили всеобщую стачку; или чтобы мы возбудили "вялый" ход рабочего движения посредством "эксцитативного террора". Оба эти направления, и оппортунисты и "революционисты", пасуют пред господствующим кустарничеством, не верят в возможность избавления от него, не понимают нашей первой и самой настоятельной практической задачи: создать организацию революционеров, способную обеспечить энергию, устойчивость и преемственность политической, борьбы.