АЙДАХО-СПРИНГС, КОЛОРАДО

 

 

Прошлой осенью

Стивен Тэйлор медленно пересек улицу, направляясь к дверям первого национального банка Айдахо-Спрингс. Во внешности Стивена было нечто такое, что заставляло прохожих невольно обращать на него внимание. Невысокий, пожалуй, даже чуть ниже среднего роста, но под копной его непослушных каштановых волос сияли потрясающие ярко-зеленые глаза. Кроме того, он отличался необычной бледностью, но скорее по причинам чисто генетическим, а не в связи с врожденной нелюбовью к солнечным лучам. Кстати сказать, загорал он плохо, и его обычно бледная, практически цвета слоновой кости кожа с наступлением летней жары сразу покрывалась розовыми пятнами, а если упорствовать, то дело доходило и до настоящих ожогов.

На лице Стивена точно спорили друг с другом тревожные морщины на лбу и смешливые лучики в уголках глубоко посаженных глаз и вокруг рта удивительно красивой формы. Он очень нравился тем немногим женщинам, которые знали его достаточно хорошо, причем привлекал их скорее своим умом, чем внешностью; впрочем, он с удовольствием по выходным занимался спортом и пребывал в отличной физической форме, несмотря на дурную привычку есть за один раз помногу и совсем не то, что полезно. Одежда Стивена казалась заимствованной у двух совершенно разных людей: у довольно полного мужчины с «низкой посадкой» и у невысокого, но стройного худощавого атлета с хорошо накачанными мышцами рук, плеч и торса. Итак, без четверти восемь Стивен стоял у дверей банка и шарил в кармане в поисках ключей. В одной руке он держал папку с документами, а в другой — бумажный стаканчик с кофе, который ему в итоге пришлось взять зубами за край и держать так, пока он рылся в карманах своего отличного шерстяного блейзера. Время от времени он поглядывал на горы, вздымавшиеся над каньоном Клир-Крик и уже сменившие свой летний зеленый наряд на пестрые осенние одежды, на которых яркими пятнами выделялись красные листья осин, летом совершенно не заметных среди могучих сосен. В каньон осень приходила рано. И грядущая зима снова обещала быть долгой.

«Надо мне все-таки выбираться отсюда, — вновь подумал Стивен и сам же над собой посмеялся: — Каждое утро я думаю об этом, а проку чуть!»

— Привет, Стивен! — окликнула его миссис Уинтер, подметавшая тротуар перед своей кондитерской, соседствовавшей с банком, и приветственно помахала Стивену рукой.

— Доброе утро! — ответил он невнятно, поскольку по-прежнему сжимал зубами край стаканчика с горячим кофе.

Лучше бы он ничего не говорил: кофе тут же обжег ему верхнюю губу, и он выронил стаканчик на тротуар, обрызгав себе башмаки.

— Проклятье! — выругался он негромко, а миссис Уинтер, словно ничего не замечая, спросила:

— Как дела у Марка?

— У него все отлично, миссис Уинтер, — ответил Стивен. — Сегодня он читает своим ученикам лекцию, посвященную закону о гербовом сборе, так что вчера сидел допоздна, пытаясь сделать эту скучную тему несколько более удобоваримой для детской аудитории.

С Марком Дженкинсом они были старыми друзьями и вместе снимали квартиру. Марк был учителем истории в средней Школе Айдахо-Спрингс.

— О, это так интересно! Ведь этот закон стал одной из причин Революционной войны[3]. Передай ему: пусть рассказывает об этом как следует.

Миссис Уинтер знала Стивена с детства, с тех пор, когда его семья еще только переехала в Айдахо-Спрингс. Ее кондитерская, как и многие местные магазинчики, держалась на плаву только благодаря туристам, останавливающимся здесь, чтобы заправить свои автомобили. Редко кто из них проводил в Айдахо-Спрингс более чем несколько часов; местные шахты «Латто» и «Сидней» не слишком привлекали тех, кто проезжал мимо, направляясь на лыжные курорты Брекенриджа, Вейла или Аспена.

Стивен начал работать в банке после окончания Денверского университета, получив диплом магистра делового администрирования. Он считался весьма способным и успешным студентом и еще до окончания университета получил несколько предложений от инвестиционных фирм из Сан-Франциско, Нью-Йорка и Чикаго, но слишком замешкался с окончательным решением, и наиболее выгодные места от него попросту уплыли.

Списав это на волю судьбы и невезение, Стивен вернулся в каньон Клир-Крик и занял место помощника управляющего банком в Айдахо-Спрингс, подписав годичный контракт и собираясь в самом ближайшем будущем сменить работу и место жительства, приняв первое же пристойное предложение, которое, как он считал, непременно поступит.

С тех пор прошло три года. Теперь Стивен уже и вспомнить не мог, почему все это время колебался, не решаясь согласиться на те предложения, которые ему действительно поступали. Он совсем не любил банковское дело, не интересовался проблемами инвестирования — во всяком случае, все это увлекало его значительно меньше, чем Марка — работа в школе. Стивен и в университете изучал бизнес только потому, что знал: в этой области хорошо платят, но данная тематика не вдохновляла его ни на расширение собственных теоретических знаний, ни на дальнейшее изучение нюансов применения финансовых теорий на практике.

На самом деле, даже порывшись в памяти, он вряд ли отыскал бы среди полученных им знаний хоть что-то, действительно способное хотя бы немного его вдохновить. Так что не особенно удивился, когда обнаружил, что и через три года после окончания университета по-прежнему торчит в Айдахо-Спрингс. Стивен никогда особого вдохновения в работе не искал, но рассчитывал, что в один прекрасный день оно придет к нему само, явится как некая метафизическая эпифания. Например, он утром проснется и обнаружит, что великий зов сердца уже поджидает его вместе с утренней газетой. Этот зов, правда, пока что не звучал ни разу, и Стивен по-прежнему открывал в 8.00 банк, хотя сегодня утром ему и пришлось войти туда без привычной порции кофе и в перепачканных ботинках.

Ситуацию усугубляло то, что сегодняшний день обещал быть особенно унылым. Непосредственный начальник Стивена, управляющий банком Хауард Гриффин, велел ему полностью проверить все банковские счета клиентов — а ведь некоторые из них были открыты в шестидесятые годы девятнадцатого столетия! Стивен начал эту кошмарную — чисто секретарскую! — работу еще вчера и предвкушал, что ее вполне хватит и на сегодня, хотя отдачи будет крайне мало.

— У тебя безусловные задатки лидера, Стивен. Я бы хотел, чтобы в дальнейшем ты занялся у нас в банке более сложными делами, — с энтузиазмом сказал ему управляющий перед началом работы.

Но сам Стивен отчетливо сознавал, что чем дальше, тем сильнее разочаровывает его эта дурацкая возня со счетами, от которой его отвращение к карьере финансиста только усиливается.

— Разве это способно кого-нибудь вдохновить? — громко вопрошал он, включая свет и подходя к старинному сосновому прилавку перед окошком кассы.

Сунув в окошко папку с документами, он снова пересек зал и включил освещение на той стене, где висели старые фотографии шахтеров и кое-какой шахтерский инструмент — все это было найдено в шахтах на северном склоне каньона Клир-Крик; на той же стене в рамках были представлены оригиналы документов на владение банком, фотография Лоуренса Чэпмена, его основателя, и несколько страниц из бухгалтерских книг того периода. Стивен редко обращал внимание на все эти вещи, но понимал, что хорошо, когда клиентам есть на что посмотреть, пока они томятся в очереди.

Именно состояние его туфель в то утро заставило его остановиться и присмотреться к одной фотографии — на ней были изображены сам Лоуренс Чэпмен и какой-то сотрудник банка, видимо управляющий, одетый в военную форму и ужасно неуклюжие, по крайней мере с виду, башмаки; на нем также была белоснежная сорочка чуть ли не с брыжами, подтяжки и широкий ремень с пряжкой, на которой отчетливо читались буквы «БАС» — «Банк Айдахо-Спрингс».

— Ну что ж, мои башмаки, возможно, мокры насквозь и пропахли кофе, но я хоть таких утюгов не ношу, да и одет вроде получше, — сказал Стивен и побрел к своему кабинету.

Проглядывая электронную почту, он обнаружил послание от Джеффри Симмонса, аспиранта из Денвера, который разделял со Стивеном его любовь, нет, настоящую страсть к теоретической математике. Это была единственная любовь в жизни Стивена.

— Ты работаешь в банке, одеваешься как профессор философии пятидесятых годов и обожаешь всякие математические абстракции. Странно, что тебе не приходится отгонять от себя женщин логарифмической линейкой, — частенько подшучивал над ним Марк.

Но хотя его старый друг и не способен был оценить красоту дифференциальных исчислений или гениальность добротного алгоритма, Стивен очень любил Марка; они жили в одной квартире с тех пор, как Стивен вернулся в Айдахо-Спрингс. С точки зрения Стивена, Марк Дженкинс был идеальным учителем истории: он обладал необъятными знаниями и острым как бритва умом. Он искренне считал, что Марк — самый знающий и находчивый из всех его знакомых, хотя, разумеется, никогда бы самому Марку в этом не признался.

А вот Джеф Симмонс вполне мог понять, какой восторг способно вызвать, скажем, решение какого-нибудь особенно сложного уравнения; будучи математиком, он частенько посылал Стивену для размышлений или для решения различные задачи в виде дедуктивных парадигм, способных вызвать ярость своей неудобочитаемостью. И сегодняшнее послание было примерно в том же ключе.

Джеф писал: «Ты пользуешься обеими вещами каждый день, но наверняка никогда не задумывался, почему цифры в мобильном телефоне и в калькуляторе организованы по-разному».

Стивен уже собирался достать из ящика письменного стола калькулятор, но услышал звонок над входной дверью, а это означало, что в зал кто-то вошел.

— Стиви, ты здесь? — раздался знакомый голос.

Господи, неужели сам Хауард Гриффин сподобился прийти в восемь часов утра? Необычайно рано для него; наверное, решил отменить свои обычные занятия перед работой на спорткомплексе «Стэрмастер».

Стивен улыбнулся при мысли о том, какова ирония судьбы: человек заводит себе специальные лестницы для физкультурных упражнений, хотя живет в Айдахо-Спрингс, на высоте семи с половиной тысяч футов над уровнем моря, где по обе стороны каньона Клир-Крик высятся горы высотой более двенадцати тысяч футов.

Стивен забавлялся, размышляя о том, что Гриффин, наверное, когда-то проиграл некое пари, заключенное с самим дьяволом, и теперь вынужден вечно карабкаться по лестницам — этакий полный, шумливый Сизиф, — хотя мог бы запросто каждое утро выходить прогуляться по здешним холмам.

Впрочем, Стивен знал, в чем тут дело; Гриффин еще в шестидесятые годы переехал в Боулдер, что на севере Колорадо, из Нью-Джерси; потом, обнаружив, что молодость не будет длиться вечно, поступил в университет Колорадо, получил диплом, перебрался в Айдахо-Спрингс и стал управляющим небольшого городского банка.

Теперь, в свои пятьдесят пять, Гриффин облысел и приобрел приличное брюшко, с которым упорно боролся каждое утро, взбираясь на самую высокую гору штата Колорадо — то есть упражняясь на своем спорткомплексе. Его преданность физкультуре была поистине достойна восхищения, однако у него имелась слабость, которая частенько брала верх над стремлением вернуть былую стройность: Хауард Гриффин обожал пиво. В полдень его почти всегда можно было застать за стойкой бара в «Пабе Оуэна», что на Майнерз-стрит. Стивен иногда ходил к Оуэну с ним вместе, да и Марк порой присоединялся к ним, чтобы выпить пивка или даже пообедать.

— Эй, Стиви! — снова окликнул его управляющий, и Стивен вышел в зал чтобы с ним поздороваться.

— Доброе утро, Хауард. Как дела?

— Это не имеет значения. У меня все в порядке, спасибо, но дело совсем не в этом. — У Гриффина частенько мысли опережали слова. — Вчера вечером звонила Мирна. Она сегодня прийти не сможет. Заболела или что-то в этом роде. Так что мне пришлось прийти и ее подменить. Как продвигается аудит?

— Прекрасно. Я уже проверил все текущие счета. Их тысячи, между прочим. А сегодня я проверю самые старые, потому что они по большей части никем не проверялись с тех пор, как были открыты. Из них только ежемесячно отчислялись определенные суммы на хранение вклада и содержание банковских ячеек, а основной вклад так и оставался нетронутым.

— Отлично. Займись этим. А я пока поработаю кассиром. За ланчем сверим результаты. Ты против «Оуэна» не возражаешь?

— Ничуть. С удовольствием отвлекусь от этого занудства.

Стивен вернулся к себе в кабинет, вытащил ключи от подвального помещения и, собравшись с духом, приготовился к свершению бесконечных трудовых подвигов.

 

 

* * *

— Взгляните-ка на это. — Когда они отправились в паб перекусить, Стивен прихватил с собой несколько страниц своих заметок. — У нас двадцать девять счетов, на которых деньги уже лет двадцать пять лежат мертвым грузом. Многие из этих счетов попросту забыты, ибо те, кто их открыл, давно мертвы. Спасибо еще, что у меня есть сведения о ближайших родственниках, приведенные теми, кто заполнял исходные документы. Однако восемь счетов, похоже, принадлежат холостякам, погибшим во время Второй мировой войны, а еще пять счетов датированы концом девятнадцатого века — и на один из них деньги были положены только один раз и потом ни разу не снимались, и никаких иных операций с ними тоже не производилось.

— Ничего удивительного, — спокойно сказал Гриффин, то и дело прихлебывая пиво из огромной кружки. — Деньги, скорее всего, положил в банк какой-то шахтер, а потом вернулся на шахту и погиб, или его там убили, или у него незаконным образом отняли участок, или еще что-нибудь в этом роде. Тогда ведь времена были жестокие. Хотя именно благодаря таким вкладам нашему банку, например, удалось пережить Великую депрессию — да-да, благодаря только этим вкладам и еще молибденовым рудникам...

— Я еще не все сказал, Хауард, — прервал его Стивен. — Самое неприятное я приберег напоследок. На этом счету числится только один вклад, но он составляет более семнадцати тысяч долларов! Или девятьсот фунтов почти чистого серебра. Банк когда-то здорово нажился на этом — ведь того парня накололи больше чем на десять центов за унцию даже по сравнению с рыночной ценой. — Стивен умолк, с удовольствием откусил большой кусок сэндвича с ветчиной и прибавил: — Я, правда, не совсем понял, какой компании пришло в голову послать в банк девятьсот фунтов серебра в сопровождении всего лишь одного человека. Да еще и позволить ему недобрать по меньшей мере десять центов за унцию. И больше никого ни разу не послать за наличными. Мало того, сам этот парень даже и не из Айдахо-Спрингс. Он из Оро-сити. Я даже и не знаю, где этот городишко находится.

— Находился, Стиви, находился. Оро-сити прежде назывался Лидвиллем, но в тысяча восемьсот семьдесят седьмом его переименовали. Впрочем, ты прав: тут дело нечисто. Тогда в Оро-сити уже имелись свои банки. Интересно, зачем этому парню понадобилось тащиться сюда? — Гриффин допил пиво и подал знак бармену Джерри, чтобы принес еще. — А ты будешь? — с надеждой спросил он у Стивена.

— Господи, Хауард, конечно нет! Сейчас ведь только двадцать минут первого, а у меня еще работы полно.

— Ты знаешь, я и сам себе частенько удивляюсь, но я все-таки выпью еще пивка. Но, в общем, ничего особенного в этом счете нет, зря ты так разволновался. Просто какой-то золотоискатель отвез значительную часть своей, действительно громадной, добычи в банк, а горсть серебра взял с собой в паб и стал там хвастаться, потом напился в стельку, и его прирезали. Тут ведь постоянно такое случалось.

Гриффин повозил по тарелке кусочком жареной картошки, подбирая жир, накапавший с гамбургера.

— И все-таки, Хауард, разволновался я не зря. Дело в том, что вклад в семнадцать тысяч долларов, сделанный в октябре восемьсот семидесятого года, теперь вырос до шести и трех десятых миллиона! И по-прежнему лежит себе в банке, а этот парень не указал в документах ни членов своей семьи, ни ближайших родственников. Так что мне некому даже позвонить и сказать, что судно с принадлежащим ему сказочным богатством только что причалило здесь, прямо у подножия Скалистых гор. — Стивен хотел было продолжить, но его внимание привлекла хорошенькая молодая женщина, которая вошла в паб и присоединилась к компании, занимавшей отдельный кабинет у дальней стены. Сердито тряхнув головой, он тут же снова повернулся к своему начальнику. — В общем, я должен спросить у вас вот что: этот парень, Уильям Хиггинс, он что...

Стивен, неожиданно для себя утратив нить размышлений, умолк, а Гриффин тут же предложил ему:

— Ступай и постарайся с ней заговорить. Ты слишком мало времени уделяешь развлечениям. Смотри, какая хорошенькая девушка! Между прочим, моложе ты не становишься. Тебе сколько лет? Двадцать семь? Двадцать восемь? Значит, скоро ты станешь таким же старым и безобразным, как я. Нет уж, пусть меня лучше зажарят и съедят, прежде чем я увижу, как ты становишься таким же пивным бочонком!

— Нет, может, в другой раз.

Стивен помолчал. Со времен университетской жизни у него не случалось ни одной любовной истории. Он, конечно, время от времени встречался с женщинами, но так ни разу и не встретил ни одной, с кем ему захотелось бы строить серьезные отношения.

Он улыбнулся Гриффину и вновь вернулся к разговору о том счете:

— Между прочим, этот парень абонировал в нашем банке ячейку под номером семнадцать «си» — это еще в старом сейфе. И я подумал: а что, если туда заглянуть? Может, мы сумеем найти там какую-то подсказку? Например, адрес каких-то его родственников. Ведь тогда им можно было бы сообщить, что они богаты.

— Нет, это совершенно невозможно.

— Но почему? По-моему, это единственный способ разрешить данную проблему.

— Нет. Таковы правила банка. Люди платят за банковскую ячейку деньги. И мы не суем туда носа, пока они не придут сами.

— Да, я понимаю, но задумайтесь на минутку. Ведь что обычно кладут в банковскую ячейку? — Стивен понимал, что это чисто риторический вопрос, и не ждал ответа. — Наверное, что-нибудь такое, что можно взять оттуда в течение своей жизни. Вряд ли, во всяком случае, человек положил бы туда вещь, которую не хотел бы передать своим потомкам — внукам или даже правнукам. Этот парень наверняка собирался сам прийти за тем, что он туда положил, что бы это ни было. Вещи, которые мы не имеем намерения брать в руки в течение ближайших ста тридцати пяти лет, обычно выбрасываются в мусорное ведро. Их явно не хранят в банковском сейфе.

— И все равно это невозможно. Эти вещи положены в сейф с полной уверенностью в том, что там они абсолютно надежно защищены. За хранение мы неизменно отчисляем со счета этого человека по двенадцать долларов девяносто пять центов в месяц. И ячейка всегда остается запертой. Это нормальная банковская практика и очень хорошая традиция, Стивен. Наши клиенты должны нам доверять.

— Доверять? Да этот парень давно истлел в могиле! А вот если бы у него отыскались какие-то родственники, им, наверное, интересно было бы узнать, что у нас для них скопилось целое состояние.

— Извини. — Гриффин допил последнюю кружку, и на верхней губе у него осталась небольшая полоска пивной пены. — Но законы пишу не я. — И он, криво усмехнувшись, прибавил: — А вот за ланч я с удовольствием заплачу.

 

 

* * *

Сумерки в Айдахо-Спрингс наступали рано, стоило солнцу скрыться за горными вершинами на западной стороне каньона Клир-Крик. Вот и сейчас, хотя было всего четверть шестого, по полу протянулись прямоугольные полосы, отбрасываемые последними лучами заката. Стивен включил настольную лампу и в последний раз просмотрел счет Уильяма Хиггинса. Ежемесячная плата за банковскую ячейку. Больше никаких отчислений с этого счета не производилось с тех пор, как Хиггинс его открыл, то есть с октября 1870 года. И хотя плата за ячейку со временем росла, процентная прибавка с лихвой покрывала эти незначительные расходы. Это явно был один из забытых счетов, который даже никто не проверял, а необходимые отчисления производились с него как нечто само собой разумеющееся. И никого до сих пор не интересовало, вступал ли сам Хиггинс или его наследники еще в какие бы то ни было отношения с банком.

Оторвавшись от бумаг, Стивен посмотрел на дверь кабинета Гриффина. В коридоре, рядом с этой дверью на стене под стеклом висел набор ключей от банковского сейфа — хотя, если честно, это были скорее музейные экспонаты, а не инструменты.

В старом сейфе имелось три ряда по двадцать ячеек в каждом, а на доске осталось всего сорок семь ключей. Тринадцать были потеряны за те долгие годы, что миновали с тех пор, как в 1860 году Лоуренс Чэпмен купил в Вашингтоне, округ Колумбия, сейф фирмы «Баулз и Майклсон». Из этих тринадцати ячеек двенадцать так и оставались пустыми. Занята была только ячейка 17С.

Этот сейф раньше стоял на английском пароходе, который сел на мель на реке в нескольких милях от родного города Чэпмена Александрии, штат Виргиния. Предприимчивый, Чэпмен быстренько выкупил право распоряжаться имуществом затонувшего корабля и буквально «раздел» судно, оставив от него голый остов. Большую часть такелажа он продал местным судовладельцам, но расстаться со старым сейфом оказался не в состоянии, так что, отправившись дальше за запад, организовал его доставку в Айдахо-Спрингс, где и открыл тамошний первый банк.

Стоя возле доски с ключами, Стивен все думал об этом Уильяме Хиггинсе. Встречался ли он с Лоуренсом Чэпменом в тот день 1870 года? Сам ли Чэпмен уговорил этого шахтера положить все серебро в этот банк, а не отвезти его в пробирную палату? И что все-таки хранится там, в ячейке 17С? Стивена разозлила неуступчивость Гриффина; он не сомневался, что в запертой ячейке можно найти какую-то информацию, способную вывести их на родственников этого Хиггинса, и решил все же непременно заглянуть туда.

Ключа с номером 17С на доске не было, только пустой крючок. Стивен на минутку задумался: а что, если подобрать другой ключ? Это наверняка будет нетрудно. Только делать все придется очень быстро, иначе Гриффин успеет заметить на экране монитора охраны, как он заходит в помещение сейфа. Можно, конечно, сказать, что он просто решил вытереть там пыль или немного подмести... Да, так он и скажет; это послужит ему пропуском в подвал. Теперь нужно найти время, чтобы подобрать ключ к ячейке. Ничего, как-нибудь вечером он немного задержится на работе, спустится вниз и попытается открыть сейф.

Надо надеяться, что это ему удастся сделать достаточно быстро, чтобы Гриффин ни о чем не догадался. И все непременно получится. Ему нужно совсем немного времени, чтобы...

И тут Стивен остановил себя: «Господи, и о чем ты только думаешь, Стивен Тэйлор!»

Он провел рукой по лбу, чувствуя, что тот взмок.

«Ладно, все. Довольно. Иначе я, пожалуй, стану единственным высокоученым любителем математики со степенью магистра делового администрирования, которого уволят с поста помощника управляющего банком какого-то заштатного городишка».

Стивен, поджав губы, протянул руку и повернул крючок от ключа 17С на сто восемьдесят градусов.

— Ну что ж, теперь, так или иначе, на этом крючке никогда и ничего висеть не будет, — сказал он вслух.

Схватив куртку и папку с документами, он вышел из банка, размышляя над решением той задачки о телефонах и калькуляторах. Счет Уильяма Хиггинса по-прежнему в полной безопасности, и его банковская ячейка на веки вечные останется в целости и сохранности.