Глава 5. Коза Бетти внимательно смотрела на них из своего загона испуганным блеянием выражая недовольство по поводу вторжения в её владения.

Коза Бетти внимательно смотрела на них из своего загона испуганным блеянием выражая недовольство по поводу вторжения в её владения.

Дженнсен набрала соломы из убежища Бетти и отнесла в сторону, для незнакомца. Потом ласково почесала за ушами встревоженной козы, похлопала по коричневой волнистой шерсти на круглых боках и дала полморковки.

Бетти сменила испуг на бурную радость и принялась махать коротким, торчащим вверх хвостом. Себастьян снял плащ и заплечный мешок, но не расстался с поясом, на котором крепилось его новое оружие.

Потом он отстегнул из-под заплечника свёрнутый спальник и расстелил его на соломенной подстилке. Несмотря на настойчивые уговоры Дженнсен, сидящей на коленях у входа в пещеру и подготавливающей углубление для костра, странник не ложился.

Он принялся помогать ей с разведением огня и она в свете из окна — домик находился совсем рядом, на другой стороне лужайки — увидела, как струится с его лица пот. Себастьян безостановочно остругивал ножом ветку и перед ним уже образовалась пышная груда стружек.

Потом несколько раз ударил железом по кремню, выбивая искры на подготовленную груду. Потом прикрывал их руками и легонько дул на медленно разгорающееся пламя, а потом перенёс запылавшие стружки под лучину для растопки. Огонь с треском побежал по сухим лучинкам. От загоревшихся веток заструился приятный аромат.

Дженнсен собиралась сбегать в дом и принести немного горячих углей, но Себастьян разжёг костёр прежде, чем она предложила сделать это. По тому, как он дрожал, девушка могла представить, насколько ему хочется тепла. Из дома доносился запах жарящейся рыбы и когда время от времени стихал ветер, Дженнсен различала шкворчание масла на сковороде.

Цыплята отпрянули от разгорающегося пламени в глубь пещеры, затаились в тени. Бетти стояла с навострёнными ушами, надеясь, что ей дадут ещё морковку и то и дело начинала помахивать хвостом.

Когда-то в далёком прошлом пещера образовалась из-за того, что отколовшийся кусок скалы выпал, подобно расшатавшемуся гигантскому зубу и вонзился в нижнюю часть склона, а на его прежнем месте осталось сухое гнездо. Теперь у подножия скалы вокруг скатившихся валунов густо выросли деревья.

Пещера уходила вглубь всего на двадцать футов, но скала над входом защищала от непогоды, словно навес и внутри всегда оставалось сухо. Дженнсен была высокого роста, но потолок пещеры позволял ей стоять прямо, только кое-где приходилось наклоняться.

Поскольку Себастьян был лишь немногим выше её, ёжик его волос, казавшихся янтарно-оранжевыми при свете костра, также не задевал потолка. Когда странник пошёл за сложенными в глубине сухими дровами, цыплята заквохтали, но быстро успокоились.

Дженнсен присела на корточки возле костра, спиной к дождю и протянула руки к потрескивающему огню.

Себастьян сделал тоже самое по другую сторону. После дня, проведённого в холоде и сырости, тепло костра казалось роскошью. Дженнсен хорошо знала, что рано или поздно зима нагрянет со всей яростью. И сейчас уже на улице было холодно и неуютно, но будет ещё хуже.

Девушка пыталась не думать о том, что придётся покинуть дом. Уже в тот момент, когда она увидела записку, она знала, что предстоящего не избежать.

— Вы голодны? — спросила она.

— Умираю от голода, — сказал Себастьян, предвкушая рыбу на ужин с не меньшим нетерпением, чем Бетти — морковку.

Да и у Дженнсен от запаха рыбы заурчало в животе.

— Это хорошо. Мама всегда говорит, что когда у больного появляется аппетит, дела идут на поправку.

— Через день-другой я буду в полном порядке.

— Да, отдых пойдет вам на пользу. Мы никогда и никого ещё не оставляли здесь. Но, поймите, нам надо принять меры предосторожности.

По глазам Себастьяна она увидела, что тот ничего не понял. Тем не менее, он пожал плечами, признавая её благоразумие.

Дженнсен достала из ножен свой нож. Он не шёл ни в какое сравнение с изящным оружием погибшего солдата.

У ножа Дженнсен была простая рукоять, сделанная из оленьего рога и тонкое лезвие, отточенное, как бритва. Девушка быстро сделала небольшой надрез на внутренней стороне своего левого предплечья.

Себастьян, нахмурившись, запротестовал, но она строго глянула на него и он застыл на месте, с растущим интересом наблюдая, как Дженнсен вытирает обеими сторонами лезвия алые капли крови, сочащиеся из раны.

С вызывающей решимостью она посмотрела гостю в глаза, а затем повернулась к нему спиной и прошла к выходу пещеры, туда, где дождь увлажнил землю.

Опустившись на корточки и чувствуя на себе взгляд Себастьяна, Дженнсен начертила намоченным в крови ножом большой круг, затем четырьмя быстрыми движениями нарисовала квадрат, углы которого касались круга. И почти не прерывая линии изобразила меньший круг, вписанный в квадрат.

Рисуя фигуру, она тихо бормотала молитвы, прося добрых духов помочь движениям её руки. Похоже, она всё делала правильно. Себастьян мог услышать её голос, но вряд ли различал слова.

Вдруг ей пришло в голову, что всё это напоминает голоса, которые ей иногда чудились. А когда она чертила внешний круг, то услышала голос, шёпотом звавший её по имени.

После молитвы она открыла глаза и нарисовала восьмиконечную звезду, лучи которой пронзали оба круга и квадрат. Считалось, что лучи представляют собой дар Создателя, поэтому, рисуя восьмиконечную звезду, Дженнсен всегда нашёптывала молитву, которая произносилась в благодарность за дары.

Когда она закончила обряд и подняла глаза, перед нею стояла мать, будто возникшая из тени или материализовавшаяся из рисунка. В свете пламени мать была похожа на образ духа неземной красоты.

— Молодой человек, вы знаете, что означают эти рисунки? — спросила она еле слышным голосом.

Себастьян неотрывно смотрел на неё, как обычно смотрели все впервые видящие. Потом он отрицательно покачал головой.

— Это называется Оберег Милосердия. Эти фигуры рисовали тысячу лет люди, наделённые магическим даром, — говорят, с момента создания мира. Внешний круг означает начало вечного существования подземного мира — мира Владетеля мёртвых. Внутренний круг — продолжение мира живых.

Квадрат представляет собой разделяющую оба мира завесу смерти. Время от времени он касается обеих сущностей. Звезда — дарованная Создателем магия, простирающаяся сквозь жизнь и пересекающая мир мёртвых.

Костёр потрескивал и шипел, мать Дженнсен возвышалась над ним, словно некая призрачная фигура. Себастьян молчал.

— Моя дочь нарисовала Оберег Милосердия, чтобы охранять вас и ваш сон сегодня ночью. Есть ещё один Оберег Милосердия — перед дверью в дом.

На какое-то время повисло молчание, а потом она продолжала:

— С вашей стороны было бы очень неразумно пересекать знаки без нашего согласия.

— Я понял, госпожа Даггет.

При свете костра лицо гостя оставалось бесстрастным. Потом голубые глаза повернулись в сторону Дженнсен, слабая улыбка тронула губы, хотя выражения лица оставалось серьёзным.

— Вы удивительная девушка, Дженнсен Даггет. Полная загадок... Сегодня я буду спать в безопасности.

— Вот и хорошо, — сказала мать, — кроме ужина, я принесла травы, которые помогут вам уснуть.

Держа в одной руке миску, полную жареной рыбы, другой рукой она взяла Дженнсен за локоть, подвела к костру и усадила рядом с собой, напротив Себастьяна. Судя по серьёзному выражению его лица, женщины достигли своей цели.

Мать взглянула на Дженнсен и улыбнулась ей так, чтобы гость не видел. Дженнсен всё сделала верно.

Протянув Себастьяну миску с рыбой, мать сказала:

— Я хочу поблагодарить вас, молодой человек, за то, что вы сделали сегодня для Дженнсен.

— Меня зовут Себастьян, с вашего позволения.

— Да, Дженнсен мне говорила.

— Я помог с удовольствием. На самом деле, это была помощь и мне самому. Мне бы совсем не хотелось, чтобы за мной охотились д'харианские солдаты.

— Возьмите вот этот кусок сверху. Он с травами, которые помогут вам уснуть, — заметила мать.

Себастьян проткнул ножом указанный кусок. Дженнсен взялась за другой, предварительно вытерев лезвие ножа об юбку.

— Дженнсен говорит, вы не из Д'Хары.

Гость взглянул на хозяйку:

— Верно.

— Мне, честно говоря, трудно в это поверить. Границы Д'Хары непроходимы. За всю мою жизнь никто не смог преодолеть их. Как же вам удалось?

Зубами Себастьян снял с ножа кусок рыбы. Чтобы остудить, погонял воздух между зубами. Прожевав рыбу, взмахнул лезвием ножа:

— Сколько времени вы находитесь здесь, в глубоком лесу? Без людей, без новостей... Очень давно, я полагаю. Тогда ясно, почему вы не знаете, что с некоторых пор барьер снят.

Мать с дочерью восприняли эту ошеломляющую новость, в которую трудно было поверить, молча. И так же молча начали представлять открывающиеся перед ними возможности.

Впервые за всю жизнь побег стал казаться Дженнсен приемлемым. Невыполнимая мечта всей их жизни вдруг оказалась на расстоянии одного путешествия. Раньше они странствовали, чтобы спрятаться. Теперь, казалось, в этих странствиях, наконец, будет поставлена точка.

— Себастьян, — сказала мать. — Почему вы помогли сегодня Дженнсен?

— Я люблю помогать людям. Ей нужна была помощь. Я понял, насколько она напугана, хотя солдат и был мёртв. — Странник улыбнулся Дженнсен. — Она очень мила. Я хотел ей помочь. А кроме того, — добавил он, — я не очень жалую д'харианских солдат.

Хозяйка жестом указала на миску с рыбой. Приподняв миску, гость подцепил ножом ещё один кусок.

— Госпожа Даггет, я ведь очень скоро засну. Почему бы вам просто не сказать, что у вас на уме?

— За нами охотятся д'харианские солдаты.

— Почему?

— Эта история заняла бы целую ночь. В зависимости от того, чем эта ночь закончится, вы сможете, вероятно, услышать суть, но сейчас важно одно: нас преследуют. И больше Дженнсен, чем меня. Если солдаты поймают нас, она будет убита.

Уста хозяйки вымолвили последнюю фразу легко и просто.

Однако Себастьян подумал, что теперь убить Дженнсен будет совсем не просто. И тому, кто попытается, наградой станет смерть. Он взглянул на девушку:

— Мне бы это едва ли пришлось по вкусу.

— Ну, значит, у всех нас вкусы совпадают, — тихо проговорила мать.

— Вот почему вы так дружны и у вас всегда при себе ножи...

— Именно, — сказала мать.

— Я не совсем понимаю... — Себастьян вновь взглянул на Дженнсен. — Вы опасаетесь, что солдаты найдут вас. Но д'харианские солдаты — не такая уж редкость. Я видел, как вы были сегодня напуганы. Почему именно этот солдат напугал вас так сильно?

Дженнсен положила в костёр толстую ветку, радуясь тому, что разговор ведет мать. Бетти заблеяла, требуя морковки или хотя бы чуточку внимания. Курицы ворчливо квохтали из-за света и шума.

— Дженнсен, — сказала мать. — Покажи Себастьяну бумажку, которую ты нашла у погибшего солдата.

Ошеломлённая Дженнсен дождалась, пока мать не посмотрела в её сторону. Они обменялись взглядами и дочь поняла, что мать намерена использовать шанс, но для этого надо рассказать страннику хоть что-нибудь.

Тогда девушка вытащила смятый лист бумаги из кармана и протянула его Себастьяну:

— Я нашла его у д'харианского солдата. — У неё перехватило дыхание от воспоминания о жутком мертвеце. — Буквально за секунду перед тем, как вы появились.

Себастьян развернул листок, расправив его между большим и указательным пальцами, настороженно взглянул на обеих женщин. Потом повернул бумагу к огню, чтобы разглядеть написанные на ней слова.

— Дженнсен Линди, — сказал он, прочитав записку. — Я не понял. Кто такая Дженнсен Линди?

— Я, — сказала Дженнсен. — По крайней мере, какое-то время была.

— Какое-то время? Не понимаю.

— Так меня звали, — пояснила Дженнсен. — Этим именем я пользовалась несколько лет назад, когда мы жили далеко на севере. Мы часто переезжали, чтобы нас не могли схватить. И каждый раз меняем имена, чтобы сложнее было напасть на наш след.

— Значит... Даггет тоже не подлинное имя?

— Нет.

— Ну и какова же тогда ваша настоящая фамилия?

— А это история на всю следующую ночь. — По тону матери было понятно, что она не намерена обсуждать эту тему. — Сейчас имеет значение одно: у солдата сегодня была эта бумажка. И ничего не может быть хуже.

— Но вы же сказали, что больше не используете это имя. Здесь вы под именем Даггет. Никто тут не знает никакой Линди.

Мать наклонилась к Себастьяну. Дженнсен знала, что она смотрит на него так, что тот сразу почувствует себя неуютно. Мать умела заставлять людей нервничать, когда смотрела на них напряжённым, пронизывающим взглядом.

— Да, мы пользовались этим именем там, далеко на севере, но у солдата было записано именно оно и он находился здесь, всего в нескольких милях от нашего дома. Это означает, что каким-то образом он связал старое имя с нами, с двумя женщинами, спрятавшимися в горах, в удалённом от людей месте. Как-то он это связал... Хотя точнее будет сказать — не он, а человек, который охотится за нами. Тот человек нашёл эту связь и послал солдата за нами. И теперь они ищут нас здесь.

Себастьян выдержал её взгляд и, подумав, глубоко вздохнул:

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Он снова начал жевать кусок рыбы, снятый с кончика ножа.

— Вместе с этим мёртвым солдатом должны быть и другие, — сказала мать. — Похоронив его, вы выиграли для нас время. Они не знают, что с ним случилась беда. Нам крупно повезло. Мы всё ещё на несколько шагов опережаем их. И должны использовать это преимущество, чтобы исчезнуть прежде, чем они затянут петлю. Нам придётся уходить утром.

— Вы уверены? — Гость обвёл вокруг ножом. — Вы здесь неплохо спрятались. Живёте в изоляции, в укрытии... Я бы никогда вас не нашёл, если бы не встретил Дженнсен рядом с мёртвым солдатом. Как они смогут вас найти? У вас дом, место здесь хорошее.

— Живём — это единственное, что имеет значение из всего вами сказанного. Я знаю человека, который выслеживает нас. Он не успокоится. Если мы останемся здесь, рано или поздно он нас найдёт. Мы должны бежать, пока это возможно.

Мать вытащила из-за пояса нож мертвого солдата, который принесла ей Дженнсен. По-прежнему не вынимая его из ножен, она покрутила его, показывая Себастьяну.

— Эта буква «Р» на рукоятке означает «Дом Рала». Нашего преследователя. Такое великолепное оружие он бы не преподнёс самому обыкновенному солдату. Я не хочу пользоваться ножом, который был подарком от злодея.

Себастьян взглянул на нож, но не взял его. Он посмотрел на женщин так, что у Дженнсен всё похолодело внутри. Взор странника пылал безжалостной решимостью.

— Там, откуда я родом, есть одно поверье... Если ты используешь нечто, принадлежащее твоему врагу или полученное от него, это — лучшее против него оружие.

Дженнсен никогда не слышала о таком поверье. Мать не шелохнулась. Нож всё ещё лежал в её руке.

— Я не...

— Вы сами выбираете оружие против него. Или вы предпочитаете быть жертвой?

— Что вы хотите сказать?

— Почему вы не убьёте его?

Дженнсен в изумлении открыла рот. Мать, казалось, не была так сильно удивлена.

— Мы не можем, — сказала она убеждённо. — Он — могущественный человек. Его охраняет бессчётное число людей, от простого солдата до людей, владеющих магией. А мы просто две обыкновенные женщины.

Себастьяна не растрогала её жалостливая речь.

— Он не остановится, пока вас не убьёт. — Странник взмахнул запиской, наблюдая, как женщина не сводит с неё глаз. — Вот доказательство. Он никогда не остановится. Почему вы не убьёте его прежде, чем он убьёт вас и вашу дочь? Или ваш выбор — стать очередным трупом, который войдёт в его коллекцию?

— А как вы предлагаете нам убить лорда Рала? — с пылом спросила мать.

Себастьян выудил из миски ещё один кусок рыбы.

— Для начала, следует оставить у себя этот нож. Он гораздо лучше того, что есть у вас. Используйте вещь, принадлежащую противнику, чтобы бороться с ним. То, что вы, проявляя слабость, не хотите брать оружие, лишь на руку ему.

Мать сидела неподвижно, словно окаменев. Дженнсен никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил подобное. Речь Себастьяна возымела на неё такое воздействие, что заставила её совсем по-другому посмотреть на давно известные вещи.

— Я должна признать, что в ваших словах есть резон, — сказала мать. Голос её смягчился, в нём слышалась боль и, похоже, сожаление. — Вы открыли мне глаза. Во всяком случае, до некоторой степени. Я не согласна, что мы должны пытаться убить его, поскольку слишком уж хорошо его знаю.

Такая попытка будет равносильна самоубийству или вовсе закончится исполнением его цели. Однако, я оставлю нож у себя и воспользуюсь им, чтобы защитить себя и дочь. Спасибо вам, Себастьян, за то, что говорили без обиняков и не обиделись на то, что я не хотела поначалу слушать вас.

— Я рад, что вы хотя бы оставите у себя нож. — Себастьян зубами стянул со своего ножа очередной кусок рыбы. — Надеюсь, он вам поможет. — Тыльной стороной ладони гость отёр пот со лба. — Если ради спасения вы не хотите убить его, то, что тогда намерены делать? По-прежнему бегать от противника?

— Вы сказали, что барьер снят. Я намерена уйти из Д'Хары. Мы попытаемся устроиться в другой стране, где Даркен Рал уже не сможет нас преследовать.

— Даркен?.. — Себастьян взглянул на неё, вонзая нож в новый кусок рыбы. — Даркен Рал мёртв.

Дженнсен, всю жизнь спасавшуюся бегством от этого человека и бессчётное число раз просыпавшуюся среди кошмаров, в которых её преследовали голубые глаза, наблюдающие за нею из каждого угла (а то и прыгающие на неё и нет спасения, потому, что ноги во сне будто не твои и не удрать и не спрятаться и не защититься!), будто громом поразило.

Раньше она каждый день жила с мыслью, что именно сегодня — тот день, когда он, наконец, поймает её. Она представляла это тысячу раз, а затем тысячу раз воображала, каким ужасным пыткам он её подвергнет.

И не было дня, чтобы она не молилась милостивым духам, чтобы они освободили её от преследователя и его безжалостных неумолимых приспешников...

Только сейчас она поняла, что считала этого человека почти бессмертным. Как бессмертно само зло...

— Даркен Рал мёртв? Этого не может быть, — произнесла Дженнсен и слёзы хлынули у неё из глаз.

Её переполнило дикое — до колотья в сердце! — ощущение сбывшейся, наконец, надежды... и в то же время необъяснимое ужасное предчувствие беды.

Себастьян кивнул:

— Это точно. Уже около двух лет, как я слышал.

— Тогда значит... значит... — Дженнсен никак не могла выразить появившуюся у неё надежду словами, — значит, он больше нам не угрожает? — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Но, если Даркен Рал мёртв...

— Теперь лордом Ралом стал сын Даркена, — сказал Себастьян.

— Его сын? — Дженнсен почувствовала, как надежды её рушатся под натиском мрачной угрожающей силы.

— Лорд Рал нас преследует, — сказала мать, её голос звучал сильно, спокойно и бесстрашно. Было ясно, что она не поддалась исступлённой надежде. — Лорд Рал — он и есть лорд Рал. Он есть и был всегда. И будет всегда.

«Мама права, — подумала Дженнсен. — Лорд Рал будет всегда. Он бессмертен, как само зло».

— Его зовут Ричард, — сказал Себастьян. — Он теперь лорд Рал.

Ричард Рал... Что ж, Дженнсен знала теперь новое имя своего преследователя.

И внезапно всё её существо захлестнула жуткая мысль. Ведь раньше голос говорил: «Сдавайся!» и произносил её имя да эти иностранные, причудливые слова, которые она не понимала. Теперь же он требовал, чтобы она отдала свою плоть, свою волю.

И если это был голос преследователя, как говорила мать, тогда новый лорд Рал должен быть даже более могущественным, чем тот злодей, его отец. Мелькнувшая на миг надежда спастись стремглав умчалась, оставив после себя бесконечное мрачное отчаяние.

— Этот человек... Ричард Рал... — мать пыталась разобраться во всех ошеломляющих известиях, — он получил власть... он стал лордом по наследству? Когда умер его отец, да?

Себастьян наклонился вперёд, неожиданно в его голубых глазах вспыхнула глубоко таившаяся ярость.

— Ричард Рал захватил власть и стал лордом, убив своего отца. И если вы полагаете, что он представляет собой меньшую угрозу, чем его отец, то позвольте рассказать вам всё... Именно Ричард Рал разрушил барьер.

Услышав такое, Дженнсен в замешательстве всплеснула руками:

— Но ведь это даёт возможность тем, кто хочет бежать из Д'Хары, осуществить свои желания!

— Нет, он уничтожил древний барьер для того, чтобы его тираническое правление простиралось в земли, до которых не смог добраться его отец. — Себастьян ударил себя в грудь сжатым кулаком. — Он хочет не что-нибудь, а мою родную страну! Лорд Рал — сумасшедший! Ему мало власти над Д'Харой. Он жаждет господства над всем миром.

Мать Дженнсен отвела глаза и неотрывно смотрела на пламя, глубоко опечаленная.

— Я всегда думала... вернее, надеялась, что, если Даркен Рал умрёт, то, быть может, у нас появится шанс. Но записка, которую Дженнсен нашла сегодня, говорит о том, что сын намного опаснее отца и что я тешила себя пустыми иллюзиями. Даже Даркен Рал никогда не подбирался к нам так близко.

Дженнсен, шагнув от забрезжившей надежды к полному отчаянию, впала в оцепенение и почувствовала себя ещё более напуганной. Но ещё больше её ранило отчаяние, появившееся на лице матери.

— Я оставлю себе нож, — повторила мать. И Дженнсен поняла, как сильно та боится нового лорда Рала и насколько ужасающе выглядит положение дел.

— Правильно, — сказал Себастьян.

Тусклый свет, льющийся из окон дома, отражался в разбухших от дождя лужах у входа в пещеру, а моросящий дождь рассекал отражение на тысячи искр, словно это были слёзы самих добрых духов. Через день-другой скопление луж заледенеет. Но на морозе передвигаться будет легче, чем под дождём.

— Себастьян, — сказала Дженнсен. — Как вы считаете, мы можем убежать из Д'Хары? Может быть, нам отправиться в вашу страну, чтобы это чудовище нас не настигло?

Себастьян пожал плечами:

— Может быть... Но пока это чудовище живо, найдётся ли где-нибудь место, до которого не смогут дотянуться его хищные лапы?

Мать засунула за пояс великолепный нож и сложила на коленях руки, сцепив пальцы в замок.

— Спасибо вам, Себастьян, — сказала она. — Вы нам очень помогли. Необходимость постоянно скрываться, к сожалению, обрекла нас на полное неведение. Вы, по крайней мере, нас немного просветили.

— Мне жаль, что новости оказались не слишком хороши.

— Правда есть правда. Она помогает нам понять, что нужно делать. — Мать улыбнулась. — Вот Дженнсен всегда была из тех, кто во всём искал правду. Я никогда ничего от неё не скрывала. Выжить можно только с помощью правды. Всё очень просто.

— Если вы не хотите попытаться его убить, то, может быть, сможете придумать какой-нибудь способ заставить нового лорда Рала потерять интерес к Дженнсен?

Мать покачала головой:

— В этой истории слишком много всего намешано. Мы просто не успеем рассказать её сегодня. Ясно одно — он никогда не успокоится и не остановится. Вы даже не представляете, на что способен пойти лорд Рал... любой лорд Рал, чтобы убить Дженнсен.

— Если дело обстоит так, то вы, вероятно, правы. Может быть, вам и вправду стоит бежать.

— А вы помогли бы нам... вернее, ей... убежать из Д'Хары?

Себастьян перевёл взгляд с матери на дочь:

— Если смогу, попробую. Но я ведь сказал уже: спрятаться негде. Если хотите когда-либо стать свободными, вы должны убить его.

— Я не наёмный убийца, — сказала Дженнсен, не столько из чувства протеста, сколько ощущая слабость перед лицом грубой силы. — Я хочу жить. По своей природе я не могу убивать. Я буду защищаться, но не думаю, что получится какой-либо толк, если я вознамерюсь убить кого-нибудь. Просто у меня не получится ничего путного. Вот он — убийца по натуре. Я же не такая.

Себастьян холодно взглянул на неё. На его седых волосах играли красные блики от костра, создавая голубым глазам причудливое обрамление.

— Вы бы удивились, узнав, на что способен человек, если у него есть соответствующий мотив.

Мать протестующе подняла руку, чтобы прекратить этот разговор. Она была человеком дела и не привыкла терять драгоценное время на построение несбыточных планов.

— Для нас самое важное — уйти отсюда. Приспешники лорда Рала слишком близко. В этом всё дело. Судя по этому ножу и вашим рассказам, мёртвый, которого вы нашли сегодня, был частью квода.

Себастьян нахмурился:

— Как вы сказали?

— Квод — это команда из четырёх убийц. Во время карательных акций, если цель труднодостижима или представляет собой сверхценность, работают четыре квода. Дженнсен и труднодостижима и представляет собой сверхценность.

Себастьян опёр руку о колено:

— Для человека, спасающегося бегством и годами прячущегося в укрытии, вы кажетесь слишком осведомлённой. Вы уверены, что с этими кводами всё обстоит именно так?

В глазах матери плясали огоньки от костра. Голос её зазвучал, как будто издалека:

— В молодости я жила в Народном Дворце. И в своё время видела этих людей. Даркен Рал использовал их для охоты на людей. Безжалостность квода превосходит все мыслимые пределы.

Себастьян выглядел встревоженным.

— Ну, вижу, вы всё это знаете лучше меня. Тогда утром мы уходим. — Он потянулся и зевнул. — Ваши травы уже начали действовать, а чёртова лихорадка совсем меня изнурила. Надо хорошенько выспаться сегодня ночью. А утром я помогу вам уйти из Д'Хары и выведу вас к дороге в Древний мир. Если вы хотите, конечно...

— Хотим. — Мать встала. — Вы тут доедайте рыбу. — Она прошла мимо, с любовью погладив нежными пальцами макушку Дженнсен. — А я пойду соберу вещи. Уложу то, что мы способны унести.

— Я помогу тебе, — сказала Дженнсен. — Только сделаю земляной валик вокруг костра.