ГЛАВА 13. Женщина, закутанная с головой в серое покрывало, вела в поводу ослика, нагруженного четырьмя пластиковыми контейнера-ми

Женщина, закутанная с головой в серое покрывало, вела в поводу ослика, нагруженного четырьмя пластиковыми контейнера-ми. Один из контейнеров был с краном, и она наливала из него воду в металлическую кружку. Плату за нее — финики, лепешки, саранчу и бобы она собирала в полотняную сумку, висевшую рядом с контейнерами. Когда вода кончилась в контейнере с краном, она перелила в него воду из другого. Свой товар она не расхваливала, а когда кто-то подходил к ней, молча наполняла кружку и протягивала ее покупателю, а потом забирала плату и пустую кружку и так же молча продолжала путь сквозь толпу. Ослик был чистенький, с круглыми боками, а его шею украшал серебряный плетеный ремешок.

— Мама, смотри какой хорошенький ос лик! Мама, я пить хочу, давай купим у него воды!

Рыжий кудрявый мальчишка упорно тянул к ослику полную женщину в соломенной шляпе с огромными полями.

— Антон, сколько раз я тебе говорила, что воду на улице покупать нельзя! Все пьют из одной кружки, и ты можешь подхватить заразу. Потерпи, придем в лавочку, там и напьешься.

— Но я хочу сейчас!

— По-моему, сейчас ты хочешь замолчать, Антон! А ну постой-ка…

Женщина вдруг подошла к ослику и протянула руку к серебряному ошейнику. Ослик отвел голову и подозрительно покосился на нее большими темными глазами.

— Патти, неужели это ты? — спросила женщина.

Вместо ответа ослик вдруг схватил у нее с головы соломенную шляпу и сбросил ее на мостовую. Женщина ахнула, мальчик вскрикнул, а продавщица воды обернулась на них. Ослик же наступил на шляпу копытом, оторвал от нее изрядный кусок и принялся с аппетитом жевать. Светлые волосы женщины рассыпались по плечам и спине. — Мира! — воскликнула хозяйка ослика. — Боже мой, Дженни! Какими судьбами?

— Ты же сама, прощаясь, всегда твердила: "В будущем году в Иерусалиме". Ну вот это и случилось! — Давно ты здесь?

— Уже больше недели, как мы приплыли сюда с Лансом.

— И ты продаешь воду на улице? А где же Ланс? — У Лжемессии. Ждет исцеления.

— Как жаль, однако. Я все-таки надеялась… А ну пошли отсюда!

— Куда? — Сначала ко мне в лавочку.

— У тебя здесь лавочка? Ты занялась торговлей? — Бизнесом. Православным.

— Мира, а Патти половину твоей шляпы съел! — сказала Дженни, отнимая у Патти остатки шляпы. — Что делать?

— Отнять и после обеда скормить ему вторую половину на десерт. Это была моя самая любимая шляпа!

— Ты, мам, так говоришь про каждую свою шляпку.

— Естественно, иначе зачем бы я их носила? Кстати, Антон, ты думаешь, мою шляпу слопал обыкновенный осел? Это осел-мореплаватель, осел-пилигрим! Он, между прочим, очень умный и послушный, в отличие от некоторых известных мне мальчишек.

— Умный — это да, а вот послушный не всегда, — возразила Дженни. — Это из-за него я разлучилась с Лансом.

— Ты мне потом обо всем расскажешь: на этих улицах полно не только экологистов, но и шпионов.

Они свернули с широкой улицы в узкий проход между домами, потом нырнули в какой-то тупичок, и здесь Мира подвела их к маленькой двери в глухой стене. Рядом с дверью на стене привинчена была небольшая дощечка с надписью "Обмен". — Мы пришли. Это моя лавочка. — А чего обмен, Мира?

— Не все ли равно чего? Это ведь только прикрытие.

Мира достала связку ключей отперла один за другим три замка. За железной дверью оказалась еще одна, вернее, даже не дверь, а решетка из толстых прутьев. Мира ее отперла, пропустила всех, включая Патти, внутрь, а потом заперла обе двери. После этого она зажгла карманный фонарик, и при его свете Дженни увидела просторное полутемное помещение, загроможденное старыми вещами.

— Ступайте за мной и держитесь середины, чтобы ни за что не зацепиться, — скомандовала она.

По пути Дженни замечала то складки парчи, коротко сверкнувшей в проплывающем свете, то колесо велосипеда или выпуклый блестящий бок крупного керамического горшка. Они прошли мимо стойки, увешанной цепями и бусами, и тут Дженни едва не упала, споткнувшись о богато изукрашенное серебром конское седло.

Мира отворила еще одну дверь, за которой оказался узкий дворик, точнее, просто проход между глухими стенами близко стоящих домов. Здесь было достаточно света, и вдоль стен стояли большие глиняные горшки с розами. В конце этого дворика виднелась еще одна дверь.

— Патти пока оставим тут с Антоном, пускай знакомятся, — сказала Мира. — Я твое о Патти очень люблю, но, боюсь, ослиный навоз в моем бюро не понравится клиентам, пусть уж лучше объедает и удобряет мои розы.

Она открыла дверь и за нею сразу же сам собой вспыхнул яркий электрический свет. Дженни вошла вслед за Мирой и осмотрелась. Вдоль одной стены в ряд стояло несколько огромных бронированных сейфов, а две другие были сплошь завешаны картинами. Стол и два кресла стояли посередине.

— Вот здесь проходит моя основная служба, — сказала Мира, усаживаясь за пустой и блистающий полировкой письменный стол, жестом предлагая Дженни сесть во второе кресло. — Здесь я принимаю самых серьезных моих клиентов. — И они проходят через твою лавочку?

— Лавочка для сделок помельче. Здесь есть другой выход — на соседнюю улицу. Ты его видишь? — Нет.

— Вот и хорошо. Приглядись вон к той картине в центре, на которой нарисован нищий, сидящий под дверью. Это Лазарь перед дверью богача. Обрати внимание на дверную ручку. Что-нибудь замечаешь? — Нет. — Подойди, дотронься до нее. Дженни подошла и дотронулась до на стоящей бронзовой ручки.

— Вот такой поп-арт! — засмеялась Мира. — В древности художники добивались сходства изображения с натурой, а здесь художник по моему заказу сделал наоборот — натуральный предмет замаскировал под живопись.

— Ты хочешь сказать, что дверь тоже настоящая?

— Угу. С этой стороны. А с улицы она выглядит совсем иначе. Будем уходить — увидишь. А теперь — рассказывай! — Что рассказывать? — Все. С самого начала.

— Ну начинать надо с того, что в Бабушкин Приют приехали Сандра и Леонардо…

— Боже мой, так, значит, они нашли мое письмо в Бергамо?

— Нашли. И почти сразу отправились к нам на выручку. — И выручили? — Еще как!

Дженни рассказала Мире о том, как явились к ним, "как с неба упали!", супруги Бенси, как включили в доме электричество, водопровод и отопление, как проникли они в хранилище Илиаса Саккоса. А закончила рассказом про их с Ланселотом паломничество в Иерусалим.

— Ну вот, теперь мне все ясно. Как помочь Лансу, я не представляю, а вот тебя надо устроить, и немедленно. Как ты счита ешь, катамаран "Мерлин" находится в на дежном месте? — Да. Мы заплатили за стоянку вперед. — Тамплиерским золотом?

— Нет, консервами из хранилища Илиаса Саккоса. Золота у нас давно нет, а теперь и продукты кончились. Нас с Патти выручает вода из источника.

— Ничего, теперь жить ты будешь у нас, на христианском острове и христианском довольствии. Прокормим как-нибудь и тебя, и Патти. — Патти может есть дьяволох…

— Я помню. Но на нашем острове дьяволоха, слава Богу, нет, так что обойдется простыми колючками. Ты, конечно, тоже голодна? Но тут у меня ничего нет, кроме пива и сушеных рыбок к нему. Хочешь?

— Прости, нет. У меня, кажется, скоро начнется аллергия на рыбу.

— Понимаю. Ну что ж, придется тебе немного потерпеть. Мне нужно принять одного клиента, он подойдет ровно в полдень и долго не задержится. Я его обслужу, и мы сразу же отправимся домой.

Мира встала, подошла к одному из сейфов и достала из него потертый кожаный мешок. Потом из другого сейфа она извлекла старинный серебряный прибор — шесть крошечных стаканчиков, кувшинчик с узким горлышком и небольшой поднос.

— Это для коньяка? — спросила Дженни. — У нас дома был примерно такой. — Нет, это для кофе. Для арабского кофе. Поднос и кофейный прибор Мира аккуратно завернула в бумагу и сложила в пластиковую сумку. Потом она подошла к "двери богача", держа часы в руке. Ровно в двенадцать она взялась за ручку двери и отворила ее. За дверью стоял человек в длинной белой одежде и покрывалом на голове, прижатым к ней двойным толстым черным шнуром. Он молча вошел в Мирину контору, взял у нее звякнувший серебром мешок, сумку и так же молча удалился.

— Ну вот, дело сделано, — удовлетворенно произнесла Мира. — Но он же тебе ничего не заплатил!

— Он расплатится потом. И не деньгами. У нас натуральный обмен: за деньги сегодня ночью один христианин выйдет на свободу из самой Башни, а за кофейный сервизик он будет переправлен из Иерусалима в Грецию.

— Боже, как же ты рискуешь, Мира! Проворачивать такие дела прямо, можно сказать, в тени Вавилонской Башни! — Ничего, я привыкла. Собираемся! Мира позвала Антона с Патти, потом выглянула за "дверь богача", убедилась, что в переулке никого нет, и они все вышли за дверь. Когда Дженни оглянулась, она никакой двери в стене не увидела.

Они шли через старый город. В южной стороне сверкали золотые статуи на крыше восстановленного Храма.

— А что творится в Иерусалимском Храме, Мира?

— Мерзость в нем творится, вот что. Сидит на троне обмотанный листовым золотом истукан, перед которым день и ночь жгут на огромных открытых печах жертвенные подношения: животных и даже трупы. — Должно быть, жуткое зрелище?

— Противное. Но лучше отложим этот раз говор. Перейдем Кедрон, окажемся в безопасности там и поговорим.

— Кедрон? Название как будто знакомое. Я могла читать о нем в Библии?

— Да. Это пролив, который образовался из потока Кедрон и отделил святую Масличную гору от острова Иерусалим.

Пройдя сквозь древние ворота, они прошли мимо арабского кладбища, спустились еще ниже и пошли по берегу Кедрона. Сразу за проливом в небо широким столбом поднимался золотистый туман.

— Ты ничего за проливом не видишь, Дженни?

— Почему не вижу? Вижу золотистый туман, а в нем гористый остров с деревьями и домами, вижу золотые церковные купола.

— В самом деле? У тебя чистое христианское зрение, Дженни. Даже я вижу только туман, хотя я и живу как раз на этом самом острове. — А что это за волшебный остров такой?

— Одно из святых мест, не доступных Антихристу. В самом городе это в первую очередь храм Воскресенья Господня, а вот тот луч света, который ты видишь сразу за Кедроном — это усыпальница Божией Матери. Ну и наша Елеонская гора, откуда, по преданию, вознесся Иисус Христос и куда Он должен вернуться.

— Боже, как бы мне хотелось жить в таком месте!

— Тетя Дженни, — громко и весело сказал Антон, державший теперь Патти в по воду, — а вы живите теперь с нами на острове Елеоне! — Антон, — строго сказала Мира, — разве можно кричать об этом на всю улицу? Больше ты со мной в город не пойдешь.

— Пожалуйста! У нас на горе гораздо интереснее.

— Зачем же ты так просился пойти со мной в город?

— Смешная ты, мама. Ты что, не понимаешь? Чтобы тебя охранять! — Ах вот как! Ну спасибо тебе, дорогой сын.

— Мира, а как же мы попадем на ваш остров? Можно было бы переплыть на "Мерлине", но он у меня стоит совсем в другой стороне.

— Никаких проблем! — завопил Антон. — Мы сейчас пойдем по воде, как мамина Кассандра!

— Нет, больше ты меня охранять не будешь, это уж точно, Антон. — Все, молчу, мама, молчу! — Мира, Антон говорит о Сандре?

— Ну да! — поторопился ответить Антон. — Мамина подруга Сандра ходила по воде сначала на мобиле, а потом на лошади. Она мне рассказывала.

— Да угомонись же ты, Антон! С тобой сегодня никакого сладу. Это он так на нового человека реагирует. Но Антон и вправду говорит про Сандру, про ее приключения с макаронами. Он страшно любит про это слушать.

— Ты знаешь, Мира, а ведь мы с Сандрой знакомы еще по Реальности. — Встречались в Камелоте?

— Да. Замок короля Артура — это было так давно! Она что, и об этом тебе успела рассказать?

— Дженни, мы с Сандрой вместе отбывали каторгу на острове Белом, и у нас была масса времени, чтобы рассказывать друг другу о нашей жизни до ареста во всех подробностях. О, Господи, я только сейчас поняла! Так твой Ланселот — это сэр Ланселот Озерный?

— Да. А я знаешь, кем была в той Реальности? — Какой-нибудь принцессой, конечно.

— Бери повыше! Принцессой была Сандра, а я была самим королем Артуром.

— Класс! — завопил Антон. — Вы мне про это расскажете, тетя Дженни?

— Ты замолчишь, наконец, потомок? Ты нам совсем не даешь поговорить. Дженни тебе потом все расскажет.

— Со взрослыми всегда так… — проворчал Антон. — Все на потом. Это вы самые настоящие "потомки". Я уж лучше с Патти буду общаться. — И правильно сделаешь!

Они подошли к берегу. В одном месте туман приближался к самому Кедрону и лежал на поверхности залива большим золотым облаком.

— Нам сюда, — сказала Мира и первой вошла прямо в туман.

По воде им идти не пришлось, это Антон несколько преувеличил: прямо на воде лежал неширокий деревянный мост, и по нему они благополучно перешли к подножию Елеонской горы и вышли из тумана. Мира объяснила, что для нехристиан мост этот невидим.

Перейдя мост, Дженни убедилась, что остров Елеон — это тот самый гористый островок, к которому они с Ланселотом подходили в свою первую иерусалимскую ночь, и сказала об этом Мире.

— Ты его сразу увидела как остров, а не как светящийся столб?

— Да. А Ланселот увидеть его не смог, пока мы не причалили.

— И он вместе с тобой ступил на берег Елеона? — Конечно.

— А вот это странно: он же неверующий, или?..

Остров зеленел густыми садами, покрывавшими склоны горы, а на самой ее вершине стояла высокая квадратная колокольня.

— Наверху — Елеонский монастырь, — сказала Мира, — а вон там, где церковь с куполами, — Гефсиманский.

— И все это недосягаемо для Антихриста? — Абсолютно! — Как это может быть?

— Очень просто — чудом Божиим. Мы с Антоном живем на середине горы в христианской еврейской общине, а тебя мы поселим у монахинь либо в Гефсимании, либо на Елеоне.

— Мам, мы уже дома, теперь я могу делать что хочу? — спросил Антон.

— Хотела бы я знать, чего ты хочешь, — вздохнула Мира.

— Я хочу взять Патти и отвести его к ребятам. Мы накормим его, я знаю, где тут растет хорошая трава. — Если Дженни разрешит. — Тетя Дженни, можно?

— Можно. Ступай с Антоном, Патти, и никуда от него не убегай!

Патти тряхнул головой и резво засеменил рядом с мальчиком. — Ты голодна? — спросила Мира.

— Нет. Но я бы где-нибудь присела, ноги у меня гудят: все эти дни я только и делаю, что брожу по городу в надежде встретить Ланса или узнать что-нибудь о нем. Я для того и придумала продавать воду.

— Это было разумное решение: на продавцов воды особого внимания никто не обращает, а если бы ты просто бродила по городу, тебя бы могли задержать для проверки. Пошли, сядем вон там, у ручья.

Они уселись на берегу ручья в тени старых развесистых олив.

— Какие огромные деревья! — удивилась Дженни.

— Это масличные деревья, оливы. Некоторым из них больше двух тысяч лет.

— Господи! Неужели под одной из этих олив мог сидеть Спаситель с учениками?

— Конечно. Он любил приходить сюда с учениками.

Дженни благоговейно дотронулась до узловатого коричневого ствола обхвата в четыре. — Невероятно! Это было так давно…

— Знаешь, Дженни, в Иерусалиме нет та кого понятия "давно", здесь все происходит сейчас и всегда. Это нашему мелкому разуму кажется, что Христос был здесь две тысячи лет назад, но вот ты побудешь здесь немного и поймешь, что Он и сейчас ходит по этим камням, сидит под этими деревьями, скорбит в Гефсиманском саду. — Кажется, я это уже чувствую.

Они посидели молча, глядя на купола храма святой Марии Магдалины среди темной зелени кедров и кипарисов.

— Какое счастье, что я тебя встретила, Мира! — Дженни вытянула уставшие ноги и совсем сняла с головы покрывало. — В первый день мне пришлось туго. Когда Патти с истошным ревом убежал от ворот Башни, я просто бросилась разыскивать его по городу и только потом вспомнила: пророк ведь предупреждал меня, что Антихристу не дано обманывать животных! Я чувствую, что Ланс попал в беду, которую Патти уже тогда предчувствовал и попытался предупредить нас. Что же мне теперь делать, Мира? — Какой пророк тебя предупреждал?

— Пророк Айно с острова Жизор, который нас послал в Пиренеи спасать детей.

— Мы называем его Энох. Ты знаешь, что он сейчас в Иерусалиме?

— Правда? И с ним можно будет встретиться?

— Да, само собой. Пророки Илия и Энох вышли на открытую проповедь. Каждый день они появляются у храма Воскресенья Господня и говорят с людьми. — И Антихрист терпит это?

— А что он может сделать с такими слугами Божьими? Может быть, он и хочет их убить, но пока не решается: уж он-то знает, кто они такие на самом деле. А ты, значит, встречалась с Энохом на Жизоре… — Да. Там он крестил меня.

— Сандра тоже встречалась с ним на острове Жизор и, как и ты, называла его Айно. Только тогда на острове была пересылка.

— Про пересыльную тюрьму на острове мне рассказывала Дина, помощница Айно.

— Сандра и про Дину рассказывала. Тебе не кажется, что наш православный мир похож на огромный гобелен, в который вплетены все наши судьбы? Они так причудливо переплетаются между собой, что только взглянув издали, понимаешь, что рисунок так и был задуман, что все наши "случайные" встречи давно расписаны сверху. Ты отдохнула, Дженни? — Да. — Тогда пойдем наверх, к монахиням. — А они меня примут?

— Пока что они не отказали ни одному человеку, который сумел добраться до Елеонской горы. Это ведь их миссия — давать приют последним христианам.

Но не успела Дженни подняться, как Мира дернула ее за юбку. — Тс-с! Смотри, что творится!

По пыльной дороге в их сторону двигалась торжественная процессия: Патти, важно вышагивал по дороге, а на его спине ехали сразу четверо: три девочки сидели в ряд, держась друг за дружку, и первая держала перед собой маленького голопопого мальчишку, ухватившегося ручонками за поясок

на шее Патти. На голове ослика красовался венок из жасмина, а серебряный поясок был спереди украшен большой алой розой.

— Мама! Тетя Дженни! Мы уже покормили Патти, и теперь он нас благодарит — катает по очереди.

— Так это он сам вам предложил, чтобы вы на нем целой компанией катались?

— Ну, мама, какая же ты скучная! Конечно, Патти не говорил этого, но он дал нам понять, что не против, — пожал плечами Антон. Дженни засмеялась:

— Ты знаешь, а он, похоже, говорит правду. Я давно не видела Патти таким умиротворенным: ты погляди-ка, он даже уши развесил от удовольствия.

Она подошла, погладила Патти и спросила девочку, державшую малыша. — Это твой братик?

— Нет, это просто Зеппо. Он сирота, его монахини подобрали. — Ах вот оно что… Бедный малыш.

— А вы теперь здесь будете жить с вашим Патти?

— С нами, да, мама? — подскочил Антон.

— Дженни будет жить либо в Гефсимании, либо в Елеонской обители.

Моментально поднялся переполох, дети разделились на гефсиманских и елеонских и принялись спорить, где должны жить Дженни с Патти.

— Идите к нам, в Елеонский монастырь! С нашей колокольни всю землю видно, — сказала одна из девочек. — И вообще у нас лучше!

— У вас не лучше, а хуже, — возразил ей мальчик из Гефсимании. — От вас даже Спаситель улетел!

— А у вас в Гефсимании Он плакал! — срезала его девочка.

— Так, начинаются религиозные распри при конце света. Не спорьте, дети! — остановила их Мира. — Мы сначала зайдем в Гефсиманию, а если там не найдется места для Дженни с Патти, поднимемся на Елеон. Скажите-ка лучше, а вы ослика кормили?

— Да, мы его покормили кукурузным половичком и розами!

— Розами — зря, — сказала Дженни. — Не надо приучать Патти есть садовые цветы. Он с большим аппетитом ест колючки.

— Ну и от половичка-другого, само со бой, тоже не откажется, — добавила Мира. — А больше всего на свете он любит соломенные шляпки.

— Точно! — подтвердил Антон и добавил: — Одну он сегодня уже съел — мамину, любимую. Тетя Дженни, а можно, мы всегда будем его сами кормить и прогуливать?

— Пока я здесь, он в вашем распоряжении. — Тогда можно мы с ним еще погуляем? — Патти, ты хочешь пойти с детьми? Патти так энергично закивал головой, что жасминовый венок съехал ему на один глаз.

— Он хочет, хочет идти с нами! — обрадовано закричали дети. — Они его не замучат? — спросила Мира.

— А он не дастся. Остановится и будет стоять как вкопанный.

Отпустив детей и Патти, они поднялись вверх по улице к Гефсиманской обители. Обитель находилась на склоне горы и спускалась к воротам террасами, поэтому снизу нельзя было увидеть всего, что располагалось вверху — мешали деревья и кусты, но прекрасный храм Марии Магдалины из желтоватого иерусалимского камня был виден отовсюду.

Сразу за воротами стоял небольшой домик, из него выглянула сухонькая старушка-монахиня в белом апостольнике.

— Благословите, сестра Елена, — сказала Мира, — я вам новую паломницу привела.

— Бог благословит, сестра Мириам, — ответила та и прищурившись поглядела на Дженни. — Что-то уж больно ты молода для нас. Ты здорова, девица?

— Здорова, — удивившись вопросу, ответила Дженни.

— Зовут-то тебя как? — Дженни. Можно Евгения.

— А ты знаешь, девица Евгения, что наши насельники все больше старые да хворые? Те, кто помоложе, вроде тебя, либо самостоятельно на горе селятся, либо идут к елеонским сестрам. Скучно тебе здесь будет. — Я не ищу веселья.

— Если у вас нет места, я ее к елеонским сестрам отведу.

— Это, сестра Мириам, не нам с тобой решать: как матушка скажет, так и будет. А тебе у нас нравится, девица Евгения? — Нравится. Тихо у вас.

— У Дженни горе, — сказала Мира, — ее жених отправился на исцеление к Антихристу. — И ты, бедная, не сумела его отговорить? — Не сумела… — И впрямь большое горе.

Они поднялись по круто идущей вверх садовой дорожке. Вокруг стояли высокие кедры и пышные плодовые деревья. И почти под каждым деревом лежали на раскладных кроватях, на матрацах и ковриках дряхлые старики и больные, а между ними сновали монахини в черных одеждах и белых апостольниках — разносили лекарства, поили и кормили немощных, перестилали постели.

— Не надо бы тебе этого говорить, но и молчать нельзя, — со вздохом сказала сестра Елена. — Почти все эти люди прошли антихристово исцеление. Он торжественно исцелил их перед народом, а потом увечья и болезни к ним снова вернулись, и многим стало еще хуже. Вот тогда некоторые из них покаялись и пришли к нам.

— Правда? — встрепенулась Дженни. — И даже те, кто раньше совсем не верил в Христа?

— Да они почти все не верили. Антихристово добро всегда злом оборачивается, но и Господь любое зло в добро претворяет.

Они поднялись по белой каменной лестнице на следующую террасу. Здесь была широкая площадка перед скалой, а в скале был виден вход в пещерку, забранный решеткой. Неподалеку от нее стоял небольшой каменный киот с иконой Божией Матери и красной лампадкой за стеклом.

— Тут у нас негасимая лампада, — сказала сестра Елена. Они подошли к иконе и поклонились.

— А пещерка эта осталась с древних времен, и мы думаем, что в ней мог молиться Спаситель. Там у нас икона "Моление о чаше". Будет тяжело на душе — войди туда и молись пока не полегчает. Помогает. — Спаси, Господи.

Игуменья, совсем древняя монахиня с золотым крестом на груди, выслушала рассказ Дженни и Миры, а потом прошелестела ласково:

— Поживи, побудь с нами, благочестивая паломница Евгения. А чтобы не изнывать в тоске, помоги нашим сестрам ухаживать за больными — у нас рук не хватает.

— Благословите, матушка. Но есть еще одна проблема: со мной на остров пришел мой ослик.

— Ослик? — удивилась матушка. — И где же он?

— Его дети увели, — усмехнулась Мира. — Они его пасут.

— А где же они его пасут? На острове травы нет. — Он с удовольствием ест колючки.

— Хорошо, мы ослика приглашаем тоже, но с условием: ночевать он будет здесь, привязанный у ворот, чтобы не тревожить наших паломников, а днем пускай гуляет с детьми. Согласна, Евгения?

— Конечно, согласна, матушка. Спасибо за приют, а я постараюсь быть полезной обители.

— Ну вот все и устроилось, — сказала Мира.