Ник-Ника хоронили через несколько дней, ждали, пока приедет его дочка и внук.

Гроб с его телом выставили в спортзале нашей школы. Ты тогда уехала вместе с родителями подавать документы в свой институт. Я остался сам.И опять были цветы, и опять были речи. Только его не было с нами, старого директора. Он навсегда остался там, в подвале, какой черт его туда понес? Я стоял возле гроба и никого вокруг не замечал. Ему так и не удалось почувствовать себя пенсионером, поиграть с такими же старичками в домино, написать свою книгу, о которой он так мечтал. Слезы капали из моих глаз. Мне не было стыдно за них. В зале плакали все. Каждый как умел, прощался навек со своим учителем. Прощался со скромным и незаметным при жизни человеком, о величии которого начинаешь догадываться только после его смерти. Когда уже ничего нельзя изменить. Ник-Ник лежал в гробу и был совсем не похож на себя прежнего. Специально для него прозвучал последний школьный звонок. Но никто не ринулся с визгом на перемену, все стояли и плакали. Ник-Ника несли до кладбища на руках его бывшие ученики. Казалось, все жители нашего городка вышли с ним попрощаться, а может быть так оно и было? Вот уже комья земли застучали по крышке гроба, навсегда отрезая ему путь в наш мир. Но я верю, что он сейчас в раю, ему тепло и хорошо. Наверное, он и там, на небесах, учит чему-нибудь своих херувимчиков. Уж такой это человек…

Когда все разошлись, ко мне подошла его дочка и протянула сверток. Это был тот самый сюрприз, который собирался мне сделать Ник-Ник после выпускного вечера. В нем была фотография Ник-Ника и старая потрепанная книжка про Робин Гуда, о которой я мечтал, с его дарственной надписью «Честь, храбрость и вера в лучшее должны помогать тебе, мой дорогой мальчик, в жизни. Ты многому научил меня, но не забывай и моих уроков. Всегда твой Ник-Ник».

После похорон Ник-Ника я часто ходил к нему на могилку, садился на лавочку, открывал книжку и начинал вслух читать для него и вместе с ним. Молча я продолжал наш спор. Ветерок шевелил странички, листочки деревьев шептали что-то, а может быть, это был голос Ник-Ника? Как часто мы встречаем на кладбище старые, полуразрушенные могилки. Сколько им лет? Кто похоронен в них, кто нашел тут последнее пристанище? Неизвестно. Одинокая могилка… Никому не нужная, забытая и заброшенная. Неужели такая участь ждет и нас? Жил себе человек на белом свете, пел песни, воспитывал детей, зарабатывал на хлеб насущный тяжким трудом. Но наступил назначенный где-то там срок, и постучалась в окно Тетка с косой, напоминая о том, что все мы смертны. Печальные похороны, поминки, венки и речи у свежего могильного холмика о том, каким замечательным человеком был покойник, и как же его будет не хватать всем нам.… А жизнь-то продолжается и после смерти: зацветут весной сады, будут в их ветвях щебетать птички, станут весело смеяться дети, которым не ведом страх смерти. Люди быстро позабудут о том, над кем так громко причитали, провожая в последний путь. Как-будто и не было никогда такого человека. Только пожелтевшие фотографии будут напоминать о его существовании. Все мы смертны. Неужели такая же участь ждет и нас – одинокая могилка на стареньком кладбище. И только ветерок ласкает травку на могилке, только птички разговаривают с покойником, только дождик прибьет пыль на земляном холмике. А люди будут проходить мимо и никто не вспомнит о том, кем был этот человек.… В то лето я сразу повзрослел и никогда больше не плакал. Никогда. Иногда я приносил тот злополучный нож, ложил его на могилку и задавал себе вопрос: а что же делать дальше? Может быть, лучше было закопать его прямо тут и позабыть о моей Мести. Но разве я мог так поступить с Ник-Ником? Этот проклятый нож сделали в колонии, его проиграли в карты, им убили Ник-Ника. Сколько крови и слез еще на его красивой наборной рукоятке? Нет, я не мог остановиться на полпути, оставить без наказания мразь, укоротившую жизнь Ник-Нику.

Шакал появился только осенью. При полном параде и деньгах. Я подозревал, что именно он хотел подставить меня, но никаких доказательств у меня не было. В тот же вечер, когда я узнал о его появлении, я достал нож из тайника и принес его на кладбище, положил на землю могилки Ник-Ника для благословения. Я был готов к своей Мести. Готов ко всему. Терять мне было нечего. И вскоре судьба опять свела нас на одной дорожке, за одним карточным столом. Его наглая морда скривилась в подобии улыбки, когда я появился. Поначалу игра шла спокойно, но вскоре Шакал просадил все и, достав из кармана. Кинул на кон часы Ник-Ника. Я бы их узнал без всякой дарственной надписи. Во мне что-то оборвалось. Теперь я точно знал своего врага. Шакал был порядком пьян, иначе бы он ни за что на свете не пошел на такой рискованный шаг. Часы, естественно, я выиграл и вызвался проводить домой пьяного в стельку Шакала. Мой час пробил! Настал час расплаты за все грехи. Прости, Ник-Ник, добро должно быть с кулаками. Иначе зло будет безнаказанно бродить по улицам, дышать воздухом и радоваться жизни. И вот мы шли с ним, как два друга, через ночной парк. Я пытался завести с ним разговор о ноже, но он только тупо усмехался и нес всякую пьяную чушь. Я завел его в самый темный уголок парка, где мне никто не мог помешать. Там я прислонил его к дереву и достал нож. Но эта тупица только лезла ко мне целоваться и пускала слюни. Он даже не соображал, как его зовут. Я замахнулся, но ударить так и не смог. Это было нечестно, чтобы он сдох с этой дебильной усмешкой, чтобы не повылазили от ужаса его поросячьи глазки, я хотел, чтобы он ползал на коленях, моля о пощаде. Вот тогда бы я убил его, а просто так этого сделать не смог. Я просто пнул его побольнее, швырнул мордой в лужу и ушел.

После этого вечера что-то сломалось и в нашей компании «четырех королей». Через несколько дней заявился Санчо Панса и предложил мне ввязаться в его «гениальную «авантюру, достойную Остапа Бендера. Для этого от меня требовалась только финансировать его идею по созданию какого-то там левого кооператива по выпуску пшика из воздуха. Естественно, денег я не дал. И тогда мой закадычный друг высказал обо мне все, что он думает: и то, что я заигрался в свои детские игры в благородного Робин Гуда, что мое благородство и правила чести давно следует выкинуть на помойку – пришли совсем другие времена! Теперь надо ковать железо, пока горячо, делать деньги из ничего, ведь настали времена первичного накопления капитала (и где он только нахватался таких материй?). Мол, кто успеет первым, тот и будет править этим миром, будет ездить на иномарках, пить пиво в баночках, целовать девок и возглавлять правительства. И, знаешь что самое обидное, ведь он оказался прав на все 100 %!Тут уж сорвался я сам и напомнил ему о том, что он сам, словно пиявка высасывал из меня свои комиссионные и, не спрашивая моего согласия, заставлял меня играть, где попало и с кем попало. Матч состоится при любой погоде! А как же! И когда я ему отказал в финансировании его плохо пахнущей авантюры, он заорал о том, что ему поможет Шакал и все у них будет тип-топ, а я могу катиться ко всем чертям! Тут уж не выдержал я и с таким удовольствием съездил кулаком по его роже, ты даже представить не можешь! Так и развалилась наша компания по выколачиванию денег из алкашей - забулдыг и любителей картишек.

На следующий день я устроился работать на ближайший завод. И теперь каждый день я ходил с тысячами таких же трудяг на смену, честно зарабатывая копейки (по сравнению с моими былыми выигрышами). Но я, впервые в жизни, был по-настоящему счастлив тем, что я теперь такой же, как и все. Нет, не зря писали классики марксизма-ленинизма о том, что труд сделал из обезьяны человека!

Извини, но я должен теперь вспомнить тот последний день. Когда я убил Шакала. Я знаю, что эти воспоминания неприятны тебе, мое солнышко, но воспоминания - это единственное, что у меня осталось. Ты приезжала тогда на выходные из института, я должен был тебя встретить на вокзале. Но не успевал с работы и попросил Димыча слетать на вокзал. Ты сама можешь представить мое удивление, когда он ворвался ко мне на работу и заорал о том, что на вас напал Шакал и потащил тебя в подвал того самого дома, где был убит Ник-Ник. Уже через минуту я был в этом страшном месте. В углу эта скотина пыталась сорвать с тебя одежду, а ты билась, словно тигрица, расцарапав ногтями ему всю морду. Ты была просто молодчина, а вот я. …Вместо того, чтобы оттащить эту мразь и сдать его в милицию, обвинив в попытке изнасилования (вот тогда бы он поплясал в колонии!), вместо этого, я достал из кармана тот самый нож и нанес ему несколько ударов. Это была моя месть. Месть за Ник-Ника, за тебя, за моего отца. Я убил его. И ни капельки не жалею о том, что произошло. Убил, как убивают бешеную собаку, спасая окружающих от заразы. Там же меня и повязали. Только оказавшись в обезьяннике, я понял наконец-то, что произошло. А потом был суд и приговор - четыре года колонии.

Танюша, я должен был пройти через все это, пройти, чтобы стать совсем другим человеком, пусть и с уголовным прошлым, но чистым и свободным от воспоминаний прошлого. И я верю. Что теперь, когда мне осталось провести тут совсем немного, мы с тобой станем самыми счастливыми на свете. И у нас будет сын, самый красивый и умный мальчик на свете, похожий на тебя. И я буду вас любить всегда и никому не дам в обиду. Никому и никогда…