Глава II. На другой стороне Североамериканского конти­нента, на южной оконечности острова Лонг-Айленд, огромный мужчина в возрасте примерно тридцати лет та­щил на спине

На другой стороне Североамериканского конти­нента, на южной оконечности острова Лонг-Айленд, огромный мужчина в возрасте примерно тридцати лет та­щил на спине охапку хвороста, сгибаясь под ее тяжестью. Путь гиганта лежал к старому, недавно перестроенному особняку, территория которого обрывалась к заливу Вест-хемптон.

Этой ночью залив был тих. Прибой еле бился у берега, и прогноз погоды утверждал, что безветренная погода про­стоит по крайней мере еще два дня. Прогноз предсказывал также более низкую температуру, чем обычно, и эта его часть тоже оказалась верной. Несмотря на то что особняк, состоящий из тридцати пяти комнат, и прилегающие к нему строения были полностью перестроены в соответст­вии с современными требованиями, установить такую си­стему отопления, которая могла бы полностью изгнать вековой холод из каменных стен, не удалось. Размеры трехэтажного дома, а также высоченные сосны, которые окружали его, не позволяли солнечным лучам опуститься ниже крыши здания, а ночью удерживали влажный, прони­зывающий воздух с залива. В доме было постоянно влажно и холодно.

В трех огромных каминах основного здания ярко горел огонь. Гигант сбросил хворост около камина на первом этаже. Большое помещение все было заставлено книжными шкафами. Встав на колени, он положил три полена в уже пылающий огонь, и вспыхнувшее с новой силой пламя отразилось в черных его глазах. Жар этот был ему прия­тен, от него порозовели его щеки и гладкая, без единого волоса, голова. В мерцающем чередовании света и тьмы лицо человека и его голова казались удивительным про­изведением искусства, великолепной резьбой по черному дереву или нефриту, и весь он походил на могуществен­ного демона иного мира.

Камерон Санчес подбросил еще дров и с удовлетворе­нием отметил, что они занялись быстро и дружно. Он чувствовал, что один из двух присутствующих в этой комнате неотрывно следит за ним, однако не изменил позы – он по-прежнему стоял на коленях перед горящим пламенем, чтобы тепло выгнало из тела остатки холода.

– Вероятней всего, вы правы,– сказала женщина.– Врожденное понимание своей сущности может сыграть с вами, людьми, плохую шутку, заставив вас отвергнуть все реальности жизни и помешав их благотворному воздей­ствию.

Она, конечно, прочла его мысли. Он уже привык к этому. Хотя, если говорить честно, не привык, и никогда не привыкнет. Он принял как факт существование этой женщины и то могущество, которым она обладает. Даже не оборачиваясь, он видел на ее красивом овальном лице лег­кую насмешливую улыбку, которая обычно сопровождала ее царственный надменный тон.

– Знаете ли вы, что сидя вот так, склонившись к огню, вы представляете собой замечательный экземпляр дикаря? Люди так гордятся тем, что они называют цивили­зацией, но они не знают, как мало нужно, чтобы низвести их до такого состояния, в котором они пребывали, когда пещеры были их единственным жилищем.

Кэм Санчес отодвинулся от огня и сел на пол, скре­стив ноги. Он взглянул в сторону кресла-качалки, где в позе уютно устроившейся кошки сидела эта жен­щина.

«Вполне подходящая для нее поза»,– подумал он. Ее желто-зеленые глаза, казалось, видели его насквозь. Жен­щина была само изящество и великолепие. Огонь отра­жался в ее блестящих черных волосах, черное длинное платье облегало тело, которое, он знал это, было совер­шенно. Она сразу дала ему понять, чтобы он не питал осо­бых надежд на обладание им. Впрочем, он хорошо знал, что ею уже владели.

Он отбросил эти мысли. Он не любил думать о том, другом, кто жил в этом доме.

Кажется, для разнообразия ей хочется немного погово­рить. Почему бы ей это не позволить? И он спросил ее, хотя уже заранее знал ответ на свой вопрос:

– Эти огни пещерного человека, вы их видите? Женщина, которая называла себя Ктарой и которой на вид была не больше тридцати, улыбнулась.

– И те огни, и огни других поколений много веков назад. То же самое благоговение, те же мысли. Вы удиви­тельно однообразны, мистер Санчес.

– А вы? Вы разве изменились? Разве вы уже не испы­тываете прежнего трепета перед тем, что считаете...

– Да, мы испытываем благоговейный трепет перед тем, что называется Первопричиной и благоговение ко Всему.

– А древние боги, что вы об этом думаете?

Последний вопрос был навеян несколькими строчками, которые он как-то прочитал в книге. Книга называлась «Руны Ктары», в ней рассказывалось о древних богах, о стране, которую называли то Атлантидой, то Эдемом, то другими, менее известными названиями.

 

Первую землю я помню хорошо.

Она поднялась в огне и упала в пепле.

Однако мы, мой Хозяин и я, его раба,

Ушли от моря, чьи воды поглотили

Жизнь на том древнем континенте,

Чье время прошло, как решили Древние Боги.

 

– Так что вы думаете об этих огнях? – снова спросил он.

Казалось, ее взгляд проходит мимо него, сквозь него, через стены, через века...

– Благоговейный трепет – это не то, что испытывает человек, когда уничтожается жизнь. Ужас, да. И страх. Страх возникает иногда и от самых обычных причин. Вы не почувствуете благоговейного трепета при виде падаю­щих стропил и кровли. Объятая пламенем крыша в послед­ний момент перед своим падением вызовет только страх или ужас. Огонь, который пожирал тот первый дом, был для его обитателей таким же обычным зрелищем, как падающая горящая крыша для вас. Он не вызывал благого­вейного трепета или иных подобных чувств.

– Ну, а боги?

– О, в них тоже не было ничего сверхъестественного. Их просто боялись. Только некоторые, жившие там, где я родилась, трепетали перед ними.

Кэм кивнул головой:

– Возможно, все было бы совсем по-другому, если бы ваших богов уважали больше.

Женщина повернулась к человеку, сидевшему за сто­лом напротив. Пожилой мужчина с серебристой сединой перебирал газетные вырезки, прислушиваясь последние несколько минут к разговору.

– Что вы об этом думаете, профессор Хармон?

Деймен Хармон крепко ухватился за ободья своего инвалидного кресла и, не торопясь, развернул его. Он полулежал в кресле, и теперь, используя силу своих мощ­ных плеч, подтянулся вверх и занял более прямое положе­ние. Нижняя часть его тела была неподвижна с 1938 года, когда ударом свинцовой трубы были сломаны нижние по­звонки. Этой же трубе он был обязан и металлическими пластинами, которые уже более тридцати лет охватывали лобные кости головы.

Однако те страшные удары не замутили ясности мысли этого человека с орлиным лицом, который уже в двадцать пять лет имел докторскую степень по древней литературе и средневековой философии, а также диплом магистра физи­ки. Его интересы включали в себя множество различных предметов – от биохимии и психологии до археологии и забытых языков.

В двадцать пять лет Деймен Хармон занял пост спе­циального помощника комиссара Нью-Йоркской полиции, где он с успехом применял свои знания в криминологии. У него, в общем, была сидячая работа, кабинетная, однако частенько нарушая приказы, Деймен Хармон принимал участие в задержаниях. Его теперешнее состояние и было результатом таких вылазок. Конечно, он потерял работу.

Однако благоприятное сочетание острого ума и необы­кновенного физического здоровья позволило ему заняться сначала активной преподавательской деятельностью в кол­ледже, а затем, после отставки в возрасте сорока лет, еще более активной деятельностью в качестве частного эксперта по борьбе с преступностью. В помощники он нанял способных молодых людей. Одним из них и был Камерон Санчес, чьи способности патрульного офицера полиции в испаноговорящей части Гарлема вынудили пре­ступный гангстерский синдикат состряпать против него ложное дело по обвинению в хранении наркотиков. Снять с него обвинение оказалось невозможным, и он был отстра­нен от работы, однако адвокаты Деймена Хармона спасли гиганта-пуэрториканца от тюрьмы. С тех пор уже в тече­ние трех лет он работал помощником профессора Хармона. В его обязанности входила самая трудоемкая работа, и потому он был для профессора самым нужным человеком.

– Я спросила ваше мнение, профессор,– повторила женщина.

– Я знаю,– тихо ответил он.– Я знаю также, что мне не стоит иметь собственного мнения по обсуждаемому вопросу. Естественно, это меня интересует, но ведь только вы и ваш Хозяин знаете, как все тогда обстояло, поэтому мое мнение не имеет практически никакого значения.

Женщина по имени Ктара улыбнулась и вновь взгля­нула на Кэма.

– Как я вам уже говорила, вы многому можете на­учиться у вашего шефа, мистер Санчес.– Она снова повернулась к Хармону: – Уже поздно. Вам не кажется, что сейчас самое время покормить моего Хозяина?

Взгляд Кэма вновь устремился на огонь. Холод, кото­рый, казалось, полностью его покинул, снова вернулся в его тело.

Черный Господин. Сын Сатаны. Это лишь два имени, под которыми знали его многие поколения людей. Древний Шумер, Египет, Тибет и земли ацтеков, средневековая и современная Европа. Письменные свидетельства, остав­ленные этими цивилизациями, содержат упоминания, чаще краткие, иногда подробные, которые свидетельствуют о его существовании и о страхе, который он внушал. В длин­ном списке имен последним было то, которое он носил в девятнадцатом веке в Трансильвании,– Дракула. Дракула-вампир – прозвище, которым Князь не слишком гор­дился.

– Это не совсем точное слово,– произнес Князь, обращаясь к Хармону,– но так называют меня в течение столетий, поэтому я не буду спорить с вами.

Иначе говоря, могущество Князя было столь велико, что такие мелкие вопросы просто не привлекали его вни­мания. Как, впрочем, и большая часть того, чем занима­лись люди.

Кэм наблюдал, как Князь, сидя в этом кабинете, зава­ленном книгами, поигрывал стаканом с хересом. Он питался внизу, в лаборатории, находящейся в подвале особняка, там же стоял и его гроб, наполненный землей. Князь жил за счет синтетической крови, которую создал профессор. Компоненты этой крови поддерживали его жизнедеятельность, но этого ему было мало. Его природа требовала человеческой крови, и он вполне прозрачно намекал, что первой кровью, которая его удовлетворит, будет, возможно, кровь профессора и его помощника. В том случае, если они потеряют над ним контроль.

Система управления, состоящая из двух частей, не под­водила еще ни разу. Первый раз ее проверили в склепе, под замком Дракулы. Меньше чем за два месяца одна ее часть была вживлена в тело профессора, а другая установ­лена рядом с сердцем вампира.

Принцип работы системы был чрезвычайно прост. Про­фессор Хармон, благодаря усердным многочасовым трени­ровкам, развил в себе значительные телекинетические спо­собности – он мог силой своего разума перемещать на значительное расстояние небольшие предметы. Имплантированное в него устройство излучало специальные сигналы. Излучение могло прекратиться только по двум причинам: если бы его сердце перестало биться – другими словами, если бы он умер,– или если бы он мысленно передвинул рычажок управления. Вторая часть системы: находилась рядом с сердцем Дракулы и являлась приемником сигналов. Главная ее часть включала в себя обломок осинового кола, которым в свое время был убит вампир.

За все время сбой произошел только один раз, но Дра­кула был вполне удовлетворен его любопытными послед­ствиями. Дело было обычное: украли приспособление, необходимое для подзарядки источника энергии, находя­щегося в теле профессора. Преступники явно ошиблись в его назначении. Кража имела самые печальные послед­ствия для совершившей ее преступной шайки.

Перед профессором Хармоном лежали газетные отчеты об этом событии. Он протянул вырезки Князю, черные глаза которого заскользили по заголовкам:

«Тайна окружает провал операции по похищению това­ров».

«Начало гангстерской войны в Бруклине и Куинзе».

«Подозревают, что пожар уничтожил особняк гангсте­ров в Куоге».

«Полиция озадачена внезапным разгромом гангстер­ской организации Фрэнка Энтони».

«Член банды Энтони утверждает, что в ночь своей смерти его хозяин говорил о вампирах».

Князь усмехнулся, густые брови изогнулись. Так реаги­рует дворянин на шутку своего слуги. Лицо его было спо­койным и даже доброжелательным. Однако и Кэм, и Хар­мон видели это лицо и тогда, когда блестящие черные волосы спускались на лоб, раздувались ноздри, губы ра­стягивались в гримасе и обнажали зубы, нет, не зубы – звериные клыки. Они видели, как эти черные глаза, кото­рые сейчас миролюбиво изучали написанное, становились кроваво-красными, с белыми, пронзительными зрачками. И они были свидетелями того, как в десятки раз возра­стала сила его могучего тела.

Князь вернул вырезки Хармону. Затем ровным, глубо­ким голосом, с сильным акцентом спросил:

– Неужели вы действительно думаете, что меня инте­ресует, о чем пишут ваши журналисты? Лучше просто рас­скажите мне, как развивались события после этого неболь­шого приключения?

Хармон сложил вырезки в коричневую папку и положил в ящик стола.

– Небольшого приключения! Вы себя недооцениваете, Князь.

– Я был всего-навсего полезным инструментом в вашей игре,– сказал Дракула.– Как вам хорошо извест­но, у меня не было выбора.

– Не будет и в следующий раз,– спокойно ответил Хармон.

– Профессор, а он обязательно должен быть – этот следующий раз? Меня совершенно не интересуют ваши неясные определения добра и зла, а также действия, кото­рые вы предпринимаете от лица одних в защиту других. Я живу в соответствии с собственными понятиями.

– Вы живете,– отпарировал Хармон,– в соотве­тствии с моими понятиями о вашей полезности мне. Дракула широко улыбнулся:

– Хорошо сказано, профессор Хармон.– Затем он повернулся к женщине, сидевшей напротив: – Ну, моя дорогая, что вы теперь скажете о его сокровенных мыслях?

– Очень мало. Металлическая пластинка на лбу, как обычно, мешает нам обмениваться мыслями.

– А этот господин? – Он сделал жест в сторону Кэма.

– Ему не нравится бравада его хозяина.

– А вы, моя крошка?

Последовала небольшая пауза, во время которой она пристально рассматривала свои руки.

– Я поступаю так, как я поступаю. Так, как нам дик­туют судьбы.

– Я говорю о заявлении профессора Хармона.

Еще пауза.

– Это сложное понятие. Кто может сказать, как одному существу управлять другим?

Кэм Санчес улыбнулся про себя. Хороший ответ. И не настолько общий, как могло показаться. Когда Князь находился в активном состоянии, он мог контролировать каждое ее движение. Но, если он был в состоянии, более напоминающем смерть, она полностью контролировала не только свои действия, но и его. На протяжении всех циклов, как она их называла, после того как вампир полу­чил смертельный удар колом в грудь, она постепенно ста­рела – медленно, но неотвратимо. Ее судьба уже не была только в ее руках, ибо ее задача была выполнена. Об этом говорили поэтические строки ее рун:

Когда люди вновь вернутся и отнимут Его жизнь, его бьющееся сердце, Тогда я, его рабыня до последнего крика, Буду умирать, пока не найду того, Кто вынет из моего Черного Господина Убивший его кол.

Судя по всему, она нашла то, что хотела. Это были Хармон и он сам. Она-то прекрасно знала привычки вам­пира – пить кровь тех, кого она направляла, чтобы разбу­дить его. Кэм подозревал, что на этот раз ее мотивы были совершенно иными. Но она не будет вмешиваться, когда Князь доберется до их крови. Единственным поводом для вмешательства могла быть только ее прихоть, других у нее не было.

Голос Князя вернул внимание Кэма к происходящему.

– Для посетителей уже довольно поздно, не правда ли, профессор?

На лице Хармона появилось недоуменное выражение:

– Посетителей? Дракула кивнул головой:

– Скорее – посетительница. Наша прорицательница сообщила мне, что скоро тут появится ваша родственница. Сейчас она как раз ищет дорогу к особняку. Я полагаю, вы не станете возражать, что она прибыла без предупрежде­ния?

– Кто же это?

Дракула поднялся со стула, его глаза вспыхнули на мгновение дьявольским блеском. Он глыбой возвышался над присутствующими.

– Я перейду в другую часть дома, профессор. Думаю, это отвечает вашим желаниям. Если, конечно, вы сами не захотите, чтобы я встретился с молодой особой, которая, как говорит мне Ктара, представляет собой очарователь­ный образец молодой американки.

– Дженифер? Дженифер здесь? – В голосе Хармона звучала недоверчивость.

Кэм тоже поднялся. Дженифер, Дженни Хармон, пле­мянница профессора. Она училась, в колледже на Западном побережье или, по крайней мере, должна была там быть. Кэм встречался с ней дважды. Описание Князя вполне соответствовало истине. Черт побери! Что она делает здесь? Что ее может интересовать?

– Кэм, найди ее. Отвези ее назад в город, домой. Передай ей, что мы увидимся с ней завтра. Скажи ей что угодно, только не пускай ее сюда!

– Дядя Деймен!

Князь не преувеличивал. Она действительно представ­ляла собой замечательный образец молодой девушки, еще не вступившей в пору женской зрелости. Даже сейчас, в толстом свитере и джинсах, с длинными светлыми воло­сами и румяными щеками, она могла претендовать на титул Мисс Молодая Америка. Более внимательный взгляд мог бы разглядеть в ее четко очерченном лице черты, гово­рящие о ее аристократическом происхождении. Именно об этом подумал профессор Хармон, когда его племянница пересекла комнату и приблизилась к его креслу. Он метнул взгляд на Кэма, который только пожал плечами. На его лице было написано: «Я же старался». Пуэрториканец с облегчением вздохнул, увидев, что их двух гостей нет в комнате. Он понял, что Хармон решил попытаться еще раз.

– Дженифер, я ведь просил Кэма сказать тебе...

– Он так и сделал, дядя Даймен, но я не могла после­довать его совету. Мне необходимо поговорить с тобой. Это не терпит отлагательств.– Она окинула взглядом комнату.– Дядя, ты действительно сотворил чудо с этим домом. Надеюсь, наверху достаточно тепло. Сегодня я там переночую. А завтра мне необходимо вернуться.

– Ты прекрасно выглядишь, Дженифер.

– Спасибо, дядя. Но мне действительно надо с тобой поговорить.

– Нельзя ли подождать до утра?

– Нет, что ты! Я, конечно, позвонила бы тебе по телефону, но ведь дозвониться до профессора Хармона невоз­можно, не так ли?

Это было верно, хотя телефон в этом доме был, первый телефон, который Хармон позволил установить в своем жилище. Он ненавидел это устройство, которое только мешало ему заниматься делами. Однако здесь, в Вестхэмптоне, телефон был необходим – на случай, если их аппа­ратура откажет и придется срочно устанавливать связь с Кэмом. В аппарат был вмонтирован специальный переклю­чатель, которым Хармон мог отключать его, если не ждал телефонного звонка.

– Хочешь перекусить, Дженифер?

– Мой ответ будет так же прозаичен, как твой вопрос: я поела в самолете. Прошу тебя, давай поговорим.

Кэм хотел выйти из комнаты, но Дженни остановила его:

– Нет, пожалуйста, останьтесь. Я думаю, мне понадо­бится и ваша помощь.

Хармон громко вздохнул:

– Ну что ж, мне уже легче. Если ты хочешь говорить в присутствии Кэма, значит беда, в которую ты попала, не столь велика, как я было подумал.

Лицо девушки вспыхнуло:

– Дядя!

Хармон развел руками:

– Что делать, дорогая, в жизни так много условно­стей.

– Ах, дядя, пожалуйста!..

– Хорошо, Дженифер, извини. Я полагаю – проблема не в деньгах. Если бы они тебе понадобились, достаточно было бы простой телеграммы.

– Да, дело не в деньгах.

– Видишь ли, если тебя выгнали из колледжа, я не смогу помочь тебе. Твоя учеба – это твое дело. И если ты связалась с какой-то экстремистской организацией у себя в колледже – это тоже твое дело. Хотя я и не могу себе представить...

– Дядя, я учусь на четыре с плюсом и никакой полити­кой не занималась, даже когда избирали губернатора Калифорнии!

– Приятно это слышать, не правда ли, Камерон? – Эта фраза сопровождалась многозначительным подмиги­ванием.

Кэм ухмыльнулся в ответ:

– Всегда приятно узнать, сэр, что человек, воспитан­ный в определенных принципах своего класса, остается им верен.

Скрытый сарказм, прозвучавший в ответе Кэма, не укрылся от внимания девушки. Ее внезапные слезы за­стали врасплох обоих мужчин. Точнее – троих.

– Деймен,– произнес Князь, стоя в дверях,– оче­видно, перед нами классический случай, когда девушка попала в беду.– Его голос приобрел вкрадчивость.– И я бы добавил: очаровательная девушка.

Кэму не понравилось, как смотрел Князь на Дженни. Но не успел он увидеть реакцию Хармона, как Дракула опять заговорил:

– Мне ясно, что сюда вас привели чрезвычайные обстоятельства.

Чувствовалось, что Дженни признательна за внимание:

– Благодарю вас.

Последовал преувеличенно вежливый поклон.

– Князь Юла к вашим услугам. А теперь, если вы соб­лаговолите сесть, ваш дядя и я хотели бы узнать, чем мы можем вам помочь. Скажите же нам, в чем заключается ваша до сих пор не решенная проблема?

Дженни села в одно из великолепных кожаных кресел. Вытирая слезы носовым платком, она взглянула сначала на Кэма, затем на дядю и, наконец, остановила взгляд на высоком иностранце с таким мягким, успокаивающим голосом. Она ответила на вопрос одним словом, которое сразу же привлекло внимание двух других мужчин:

– Убийство.