Глава V. В медальоне отразился серебристый лунный свет

В медальоне отразился серебристый лунный свет. Казалось, мерцает само изображение божества, его глаза, полные ярости. Бог – враг Света.

Человек, на шее которого висел медальон на кожаном ремешке, был сильно испуган, но не изображением божест­ва, а вещами гораздо более реальными. Дрожа, он мед­ленно приближался к источнику своего страха, стараясь держаться в тени, чтобы остаться незамеченным; он осто­рожно двигался в ночи, пытаясь не потревожить ее покой.

Впереди слышится шум. Мерцающий свет льется из небольших окон огромного сооружения, прильнувшего к пологой стороне холма. Ясно, что источник света – горя­щее дерево. А шум – голоса, хор голосов. По мере того как владелец медальона подбирается ближе к окнам, он все явственнее начинает различать слова, произносимые почти шепотом:

 

...Да сожмутся объятья бога Эрра,

Да попадут они в сети богини Нисабы...

 

А позади, на фоне неба, на вершине холма вырисовы­вается одинокая фигура человека, у которого в руках что-то, напоминающее ружье. Владелец медальона уже видел эту фигуру, когда, держась в тени холма, подкрадывался к зданию. И вдруг на другой стороне, на вершинах близле­жащих холмов, он заметил еще двух часовых. Но он уж постарается, чтобы никто его не обнаружил,– он и дальше будет двигаться, минуя островки света.

Он осторожно приближается к окну, заглядывает внутрь. Он видит только людские спины, их очертания нечетки, расплывчаты. На всех черные балахоны с капю­шонами, но память подсказывает ему, что в действитель­ности одежды эти красного цвета. Тихое монотонное пение продолжается, он вслушивается в новые для него слова:

 

Они могут выплеснуть это, как воду,

Они могут разбить это, как хрусталь,

Они могут раскрошить это, как камень...

 

Его охватывает новый приступ страха. Он пытается понять, что происходит внутри здания. Он не знал, что церемония состоится сегодня ночью. У него дело к одному из этих людей, но он никак не может выделить его из толпы. На него нахлынула волна отчаяния. Мелькнула мысль быстро убраться восвояси, прийти потом, в другой раз. Он понимал, что уходить нужно быстрее. И все же что-то мешало ему – любопытство?

Ближний к нему ряд людей в балахонах опустился на колени, и тогда он увидел в центре, меж двух огней, у чер­ного алтаря совершенно обнаженного человека с маской козла на голове. В руках он торжественно держал факел и руководил мессой:

 

Флоре... Батим... Пурсан... Абидар...

 

С обеих сторон от него стояли две женщины. Одна – средних лет, другая – подросток. Обе обнажены. Молодая очень худа, постарше – с округлым розовым телом. Рядом с женщинами – двое юношей. Они тоже обнажены и тоже – он заметил это только сейчас – при­кованы к алтарю.

 

Сартананас... Лорей... Валефар... Форо...

 

За исключением человека с факелом все стоят тихо, безмолвно. Чувствуется, что люди охвачены животным страхом. Страх чувствует и обладатель медальона, наблю­дающий за происходящим.

Надо уходить! Пока не поздно...

Человек с факелом поднимает над головой горящую головню и подходит к женщине у алтаря. Ее голову охва­тывает пламя: он поджег ее волосы. Рот женщины открыт для крика, но не слышно ни одного звука. Только приглу­шенное пение:

 

Сатанашиа... Пруслас... Аамон... Барбатос...

 

Изгибающееся, корчащееся тело. Женщина пытается сорвать с себя наручники, но все напрасно. Волосы осталь­ных тоже вспыхивают. У алтаря уже четыре корчащихся фигуры. В воздухе разливается запах горящих волос.

 

Агалиарен... Баэр... Гузоин... Ботис...

 

Внезапно к запаху горящих волос примешивается новый запах, холодящий душу, вызывающий еще больший ужас,– запах приближающейся смерти. Тот, с маской козла, отбросил факел в сторону. В руке его сверкает изо­гнутый кинжал с длинной рукояткой в форме шипящей гадюки.

Блестящая сталь вонзается в сердце молодой девушки.

 

Небирос... Оперос... Нуберис... Глазиаболас...

 

Затем приходит очередь женщины, за ней юноши, потом второго...

 

Люцифум... Баэл... Агарес... Марбис...

 

Оцепенение прошло, сковывающие чары сброшены, душу наполняет волна отвращения, владелец медальона испытывает страшную резь в желудке, его тошнит. Ноги обретают способность двигаться, он срывается и бежит. Медный медальон на кожаном ремешке бьет его в грудь, холодный мертвый свет луны пляшет в глазах изображен­ного на нем бога и придает ему выражение безумия, дьявольского веселья.

Деймен Хармон открыл глаза и убрал пальцы, кото­рыми все это время он сжимал виски. На его рабочем столе около инвалидного кресла, посверкивая в гаснущем огне камина, свисало с высокой настольной лампы медное изо­бражение Ахримана – бога Тьмы. Лампа светила вполна­кала. Как только Хармон пришел в себя, он усилил яркость света. Он хотел заговорить с женщиной, сидящей в кресле напротив, но сердце его сильно стучало, а кровь судо­рожно пульсировала в жилах. Он помолчал немного, чтобы успокоиться, затем развернул кресло к женщине. Она заговорила первой.

– Вы все видели? – Она скорее констатировала факт, чем спрашивала.

Он кивнул головой:

– Да, и я уверен, что вы тоже все видели.

– В основном, да,– ответила Ктара.– Только, скорей всего, мы поняли это по-разному. Конечно, вы узнали эту церемонию?

Хармон налил себе бренди – немного больше, чем обычно.

– Мне известны некоторые слова молитвы. Последняя ее часть, несомненно, включала имена высших иерархов ада. Но в самом начале говорится об объятьях Эрра и о сетях Нисабы. Боюсь, я не совсем...

– Это древнеассирийские названия. Обряд посвяще­ния.

– Ну, а процедура этого обряда? Он так и должен проводиться?

Ктара, казалось, взвешивала свои слова:

– Конечно, религиозный экстаз здесь, несомненно, присутствует. Когда происходят подобные церемонии, экзальтированные люди всегда найдутся. Даже если эти церемонии проводятся с отклонением от правил. Управлять таким состоянием или даже влиять на него – вот в чем искусство.

– Какова же ваша интерпретация того, что вы видели? Тонкая улыбка:

– Профессор, разве дело в моей интерпретации? Я только помогла вам увидеть, какие скрытые образы заложены в этом медальоне. Последствия же моего пони­мания могут сказаться самым роковым образом на вас и всех остальных, поэтому мне не хотелось бы нести ответственность за расшифровку событий. Хармон кивнул головой в знак согласия.

– Тогда послушайте, что думаю я, и поправьте меня, если то, что видели вы, будет отличаться от моего варианта, или если моя мысль отклонится от правильного направления. Прежде всего, совершенно очевидно: Рой Амберс наблюдал ритуал посвящения, сопровождавшийся человеческими жертвоприношениями.

Ктара хранила молчание. Хармон продолжал излагать ход событий, внимательно наблюдая за ее реакцией.

– Второе. Мы узнали из разговора Кэма с Амберсом, что тот боялся возможной кары со стороны общины, в которой он одно время жил. Эта община, по моему твер­дому убеждению, и представляет собой ту группу, которую мы видели в скрытых образах, то есть является культовой группой, где вряд ли особенно задумываются о священной неприкосновенности человеческой жизни. В-третьих, Амберс отказывается рассказывать, где он был в ту ночь, когда исчез Уильяме. Четвертое. Вполне четко просматри­вался ужас, с которым Амберс наблюдал события той ночи.

– Той ночи, профессор?

Хармон улыбнулся про себя. Он заставил ее загово­рить, пусть даже она только повторила его слова.

– Да, я вполне ощутил несоответствие между эмпири­чески выведенным фактом и логическим умозаключением. Все это требует своих объяснений. Амберс отказывается вести разговор о той ночи, когда исчез Уильяме, потому что это была та самая ночь, события которой мы только что наблюдали. А теперь, если я прав в своих гипотезах, в данных обстоятельствах логично предположить следую­щее.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, сделал неболь­шой глоток из стакана и после драматической паузы про­изнес:

– Если это одна и та же ночь, то один из тех юношей, который умер от удара кинжалом, был Дерек Уильяме. Далее. Если это так, то Рой Амберс точно знает, как был убит Уильяме, и молчит потому, что боится расплаты, а может быть, думает, что его могут привлечь за соучастие в преступлении, тем более что он уже находится под подоз­рением.

Лицо Ктары ничего не выражало.

– В вашей версии имеется несколько «если».

– Возможно. Однако мой окончательный вывод и не требует безупречной интерпретации того, что мы увидели. Главное, что Рой Амберс невиновен в убийстве. Я вывел это заключение не только на основании гипотетической смерти молодого Уильямса, но прежде всего потому, что Адаме испытал чувство отвращения при виде четырех убийств – независимо от того, кто были эти четверо.

– Тогда, я полагаю, вы готовы.

Хармон плеснул в свой бокал бренди, затем наполнил еще один.

– Я разбужу вашего Господина. Было бы очень любез­но с вашей стороны попросить его присоединиться к нам.

Профессор Хармон положил в огонь новое полено, но оно не только не согрело, оно даже не помогло осветить огромный кабинет, уставленный книжными шкафами. Тем не менее он подумал, что это скорее психологическое впе­чатление, чем физическое, и вызвано, вероятно, тем, что ему предстояло заключить очень ответственную и неприят­ную сделку. Подобно тому как губка впитывает влагу, а магний притягивает металлические опилки, огромная фигура Дракулы, одетого в официальный костюм для ужина, казалось поглощала все тепло и свет.

Лицо Князя было спокойно, однако его зрачки жили своей внутренней жизнью и выдавали его возбуждение и нервное ожидание, время от времени в жутком оскале рта появлялись верхние клыки.

– Так это пари – твердое? – спросил он своим низ­ким голосом с сильным акцентом.

– В случае вашего выигрыша я не могу предложить вам Дженифер в качестве приза,– сказал Хармон.

– Сейчас я на этом не настаиваю. Уговоримся так: если выигрываете вы – условия остаются прежними. Я предоставлю себя в ваше полное распоряжение на целых полгода. Но если выиграю я – вы удаляете устройство, с помощью которого контролируете меня. Вы согласны?

– Если я удалю это устройство, что тогда? Дракула улыбнулся.

– Тогда я свободен делать, что хочу и с кем хочу.

У Хармона по спине пробежал холодок.

Они оговорили все условия сделки. Князь будет оказы­вать помощь в поиске любой информации, которая потре­буется Хармону для доказательства невиновности или виновности Роя Амберса. И только после того как он будет признан виновным или невиновным, победитель вправе потребовать свой выигрыш. Как будто бы все оговорено. Так, по крайней мере, казалось профессору, пока Князь вдруг не добавил:

– Внесем в нашу сделку фактор времени. Необходимо определить срок действия нашего пари. Сколько точно сейчас времени?

В слабо освещенной комнате было трудно разглядеть стрелки на циферблате старинных каминных часов. Только глаза Ктары ясно их различали. Было около четырех часов утра.

– Четыре,– повторил Дракула.– Я предлагаю такое, условие: сорок восемь часов. Две ночи после сегодняшних четырех часов утра – и победитель будет объявлен. А также побежденный.

– Два дня? – Хармон отрицательно покачал головой.– Невозможно!

Брови Князя изогнулись:

– Отчего, профессор? С теми возможностями, которые находятся в вашем распоряжении? Бросьте!

– Нет,– настаивал Хармон.– Четыре дня, ну, три...

– Хорошо,– с показной любезностью согласился Князь.– Не в моих привычках идти на компромиссы, но на этот раз я сделаю исключение. Добавим к сорока восьми часам еще двенадцать, итого – шестьдесят. Если полиция освободит вашего молодого человека к четырем часам утра через два с половиной дня, вы выиграли.

Предложение было не из лучших. Хармон это понимал. Он внимательно посмотрел на протянутую ему руку в чер­ной перчатке, затем на губы, слегка улыбающиеся в ожи­дании.

– Соглашайтесь, профессор! Мы же люди слова!

Хармон молча взял протянутую руку. Рука вампира слегка сжала его руку. Затем Князь рассмеялся громким резким смехом:

– Профессор Хармон, вы умный человек, однако до меня вам далеко. Неужели вы думаете, что я не знаю, какую помощь оказала вам моя любимица Ктара во время спиритического сеанса сегодня вечером? Неужели вам не пришло в голову, что доказательства, на которых вы осно­вали свое умозаключение и которые использовали при заключении пари со мной, если не все, то некоторые, могли быть внушены вам? Вижу, такую возможность вы не пре­дусмотрели. Интересно, как вы теперь себя чувствуете?

Дракула снова рассмеялся и, отпустив руку Хармона, переместил свой горящий взгляд на Ктару, свернувшуюся в кресле у камина. Хармон тоже взглянул на нее, но ничего не смог прочитать на ее лице. Абсолютно ничего. Кто смо­жет понять мурлыкающую черную кошку?