ЮЖНО КАЗАХСТАНСАКЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ФАРМАЦЕВТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ 39 страница

«Интересно, с кем, с каким народом сражались эти воины? Вот бы узнать! Может, между собой? Что-то вроде гражданской битвы? Потому что в те далёкие времена у потомков бо- реалов серьёзных врагов ни в Сибири, ни на Китайской равнине, ни в Средней Азии не было».

Обуреваемый такими мыслями я пошёл через кладбище воинов -вглубь гигантской пещеры. И тут я вспомнил предание эвенков о загадочном народе нгомэндри, который сравнительно недавно перед приходом на Ангару первых тунгусов, ушёл под землю.

«Получается, что предания эвенков не беспочвенны. Белые бородатые нгомэндри на самом деле ушли под землю. Вот они, лежат рядами со своими луками, стрелами, топорами и копьями... Может, находки таких вот подземных кладбищ и породили у эвенков мысль, что белые богатыри живут где-то под землёй? А может, эвенкийские шаманы знают что-то ещё, чего я пока не знаю?»

Но вот кладбище воинов закончилось, и свет моего фонарика выхватил из темноты такое, от чего у меня открылся от удивления рот. Впереди лежало точно такое же кладбище, но уже из перевязанных грубой истлевшей тканью настоящих мумий.

«Вот оно что! — дошло до меня, наконец. — Подземелье не просто случайное кладбище. Оно на самом деле долгие тысячелетия служило усыпальницей древних бореалов!»

И я стал изучать заключённые в ткань головы близлежащих мумий.

«Похоже, один и тот же расовый тип, — рассуждал я про себя. — Умеренная длинноголовость, высокий лоб, большие глазные впадины и высокое переносье. На вид самые настоящие восточные скифы. Рост, как и у погребённых воинов, средний или выше среднего. Но откуда здесь мумии? С погибшими воинами всё ясно, их тела разлагались, пока в тканях хватало влаги, потом они стали сохнуть. Но тут перед глазами, насколько хватало света от фонарика, лежали самые настоящие, завёрнутые в ткани мумифицированные люди! Получается, что тысячу раз прав был гениальный Григорий Ефимович Грумм- Гржимайло, когда высказал мысль, что Китай был заселён пришедшими с севера людьми белой расы, у которых бытовала традиция мумифицировать своих умерших. Но тогда в конце XIX — начале XX века, многие антропологи и этнографы над учёным посмеивались. Так как никто никогда в Сибири мумий не находил. А не находил их почему? Потому что наши предки бореалы скрывали их в глубинах тайных пещер. Там, где найти их было практически невозможно. Мне повезло. Я нашёл то, что когда-то мечтал найти русский исследователь. Чтобы определить, сколько времени ушло на мои исследования, я взглянул на часы и ужаснулся. Прошло шесть часов! А мне показалось, что прошел от силы час, максимум два. Вот почему свет от фонаря заметно сел, и теперь надо поскорее выбираться назад, к своему лагерю. Благо, вход в подземную усьшальницу широкий и похож на прямую, ровную автостраду. Я ещё раз окинул взглядом лежащие передо мной мумии.

«Сколько их здесь? Вот бы пойти и посмотреть, где их ряды кончаются? И что там за ними? Но нельзя, если фонарик потухнет, я отсюда уже не выберусь. Запасных старых батареек хватит ненадолго».

И я быстрыми шагами направился к спасительному выходу.

«Что же делать? — вертелось в голове. — Привести сюда наших академиков? А не сделают ли они то же самое, что устроили с захоронением людей древней белой расы в мраморных саркофагах, которые были подняты из слоев Палеозоя?»

И я невольно вспомнил, как в 1969 году в селе Ржавчик Тю- сульского района Кемеровской области с глубины 70 метров из-под слоев угля рабочими разреза был поднят мраморный ящик, в котором они обнаружили лежащую в странной жидкости юную русоволосую красавицу. О находке сразу же сообщили в Москву. Но почему-то приехали не учёные, а работники спецслужб. Тут же начались раскопки. И когда был поднят на поверхность земли последний саркофаг, со всех, кто это видел и знал, взяли подписку о неразглашении. Позднее, очевидно, на всякий случай, все свидетели того события были аккуратно уничтожены.

«Нет, с академиками придётся подождать. Пока не время,

— сделал я для себя заключение. — Хорошо бы в будущем, если конечно мне удастся выжить, организовать собственную экспедицию. Как это в своё время сделал Тур Хейердал. Вот тогда, милые академики и масоны, вам придётся повертеться! Главное, чтобы не было никаких тайн. Иначе, прикрывшись спецслужбами, вы опять нагрянете и постараетесь всё здесь уничтожить и вынести. Известно куда! В хранилища своих хозяев иллюминатов».

Рассуждая таким образом, я пересёк кладбище и отыскал вход в галерею. Всего пятнадцать минут быстрого шага, и свет моего тусклого фонарика осветил свёрнутую у потухшего костра палатку и одиноко лежащий рядом с ней рюкзак.

«Но почему так темно? Неужели уже ночь?»

, И я бросился к выходу из пещеры. К моему ужасу его уже не было. Та гигантская каменная глыба, что лежала внизу, оказалась снова на своём месте.

«Вот и всё! — остановился я перед торчащим на месте входа камнем. — Теперь дни мои сочтены. Прощайте, мечты и все, кто меня любит и помнит...»

 

 

Потомки бореалов

стоял, ошарашенный произошедшим, и не знал, что де- ^’1 лать. Идти назад, вглубь горы, в поисках другого выхода * -»-было безумием.

«Да и есть ли он, этот выход? Попробовать вытолкнуть глыбу назад? Но я не кран и не трактор! Вот так влип, — думал я, глядя на гигантскую глыбу. — Как же этот леший, или кто он там, поднял такую скалу? В ней тонны две, а может, и больше! Неужели он владеет технологией антигравитации? Если так, тогда всё понятно, потому что на мышечном усилии, каким бы здоровым и сильным бес не был, такую глыбу не то, что поднять, сдвинуть-то невозможно! У него что, кости из титанового сплава? Вообще-то и деревья, и камни, которыми он в меня швырял, тоже имели вес, дай боже, но все они, по сравнению с этой глыбой, так — лёгкая забава! Вот что значит недооценить возможности противника! — ругал я себя. — Надо было к пещере идти вдвоём с Густавом Давидовичем. Он бы, конечно, согласился. Но мне стало жаль пожилого учёного. Не захотелось выглядеть в его глазах эгоистом. А теперь что делать? Воды у меня кот наплакал. Еды тоже, и скоро погаснет мой фонарик. Пока он ещё дышит, надо развести костёр и, успокоившись, обдумать своё положение».

Через пять минут я уже сидел у маленького костерка и, поглядывая на каменную стену кладки, лихорадочно искал выход из создавшегося положения.

«Что если расшатать какой-нибудь из верхних камней? На вид они не такие большие, как та, которой бестия перекрыла мне выход».

И я тут же взялся за дело. Но два часа титанических усилий ничего не дали. Вся моя работа походила на попытку муравья сдвинуть кирпичную кладку. От напряжения заболели плечи, и стало ломить в пояснице.

«Что же делать? — вертелось в голове. — Неужели конец? Остаётся одно, уйти на кладбище, лечь рядом с убитыми воинами и пустить себе в рот пулю. В конце концов, все они мои далёкие предки. Это единственный выход. Он намного лучше, чем метаться в панике по пещере и ждать смерти от жажды и голода. Осталась маленькая надежда на Густава Давидовича. Но придёт ли он на помощь? Вообще-то старик на вид порядочный, но жив ли он? Может, Нечто и с ним разделалось? И потом, если он и придёт, что могут два человека сделать с таким камнем? Тут надо кран вызывать».

И я стал обдумывать, как бы из натасканного мною лиственничного сушняка изобрести нечто похожее на рычаг и с его помощью попытаться сдвинуть хотя бы одну из глыб. Но сколько я над рычагом не бился, всё казалось тщетным. Сухое, полугнилое дерево легко ломалось и вскоре мне пришлось оставить эту затею. Усевшись на свёрнутую палатку и глядя в огонь горящего костра, я решил обратиться к своему второму «я».

«Может, оно мне что-то подскажет? Лучше всего это сделать через сновидение. Но как заставить себя уснуть? Значит, надо попробовать подавить в себе панику. И я, растянувшись на палатке, стал себя успокаивать. Если я творцу нужен, то погибнуть он мне не даст, но если я ему порядком надоел, и мой эволюционный путь окончен, то какие могут быть переживании? Грехов у меня немного, значит, наверняка новое воплощение мне светит. Туда и дорога! А лежать бок о бок с древними воинами это же честь! Далеко не каждый современный человек может похвастаться тем, что его положат в могилу рядом с телами великих героев...»

От таких мыслей на душе стало немного спокойнее. Но тут в сознании стали появляться милые моему сердцу образы: сначала мелькнул образ Добрана Глебыча, потом я почему- то увидел грустное красивое лицо Даши, за ней из глубины сознания всплыли танцующие свой волшебный танец образы дочерей-красавиц старейшины. Светлада и Светлена, как живые, кружились передо мной, словно желая сказать мне что-то своим танцем.

«Стоп! — оторвался я от видения. — Что-то есть в танце девушек и в их лицах тоже. Полубогини почем-то не улыбались, они смотрели на меня, как будто хотели что-то передать. Но говорили за них движения танца. Что они делали? Кружились! Девушки в танце, взявшись за руки, быстро кружились. Что же они... Точнее, моё сверхсознание пытается этим мне сказать?»

И я бегом побежал к лежачей в нише каменной глыбе.

«Если есть уступ, на котором она лежит, — осенило меня.

— Тогда её можно попытаться вращать! И силы потребуется на это совсем немного. Если так, то я спасён!»

И поднявшись на камни, я упёрся спиной в глыбу, а ногами в угол стены. От напряжения из глаз посыпались искры, но каменная плита поддалась! Она проползла на пару сантиметров!

«Ура! — чуть не закричал я. — Если мне удастся повернуть камень хотя бы на 30%, то я смогу через образовавшуюся щель вылезти из грота! Всё, выход найден. Тогда за работу. В том, что мне удастся выбраться из западни, я уже не сомневался. У глыбы оказалась ось вращения. И я её использую! Ну что, голубчик Нечто, или кто ты там, мы ещё посоревнуемся, кто кого?! Ты, конечно, не дурак, но против тебя сыграла лишняя самонадеянность. Решил, что я такой же, как все. А у меня школа Добрана Глебыча. За плечами его знаменитая дыба, стальные цепи и прутья! Силы у меня, как у хорошей лошади. Так что посмотрим! Но прежде чем вращать в нише глыбу, надо хорошо поесть и немного отдохнуть, — решил я.

Окончательно успокоившись, я развёл сильнее костёр и уселся за свой скромный ужин. Съев всё, что у меня осталось, я выпил чаю и улёгся немного отдохнуть.

«Надо заставить себя поверить, что я в два раза сильнее, чем на самом деле. Перед такой работой это важно. Иначе будет трудно», — дал я себе установку на силу.

Поработав со своей психикой минут десять, я подошёл к глыбе и представил её бутафорной, нереальной и лёгкой. Себя же увидел рядом с ней мощным монстром, способным её легко сдвинуть. Потом упёршись ногами в угол стены и лопатками в каменную пробку, я стал медленно распрямляться. На этот раз глыба двинулась намного легче. Она проползла сантиметров пять и мне, чтобы на неё опять надавить, пришлось поменять положение ног. Через десять минут такой работы я весь покрылся потом и стал задыхаться от напряжения. Но глыба прокрутилась сантиметров на пятнадцать, не меньше!

«Надо немного передохнуть, — решил я, спускаясь к костру. — Хорошо было бы огонь погасить, столько дыма, что работать будет практически невозможно».

Но погасить костёр было нечем. Поэтому следующую ходку к каменной пробке пришлось делать в дыму. На этот раз гранитная плита подалась сантиметров на десять.

«Скорее бы увидеть свет! — мечтал я. — Надоела эта темнота!»

Н о до щели было ещё далеко. Через некоторое время костёр прогорел, и работать стало полегче. Дым не заполнял лёгкие и не заставлял то и дело откашливаться. Но с другой стороны на плечи и спину навалилась смертельная усталость. Болели мышцы ног, огнём горела трапециевидная мышца. Который раз я вспоминал тренировки Добрана Глебыча и говорил про себя помору «спасибо». Старейшина научил меня работать на пределе возможного, и я, следуя его наставлениям, укрепил свои связки и сухожилия так, что они, несмотря ни на что, такую нагрузку выдерживают. Не будь северной силовой школы, мне бы ничего не удалось. Я это отлично понимал. И молил предков, чтобы ничего с моим телом не случилось.

Прошёл ещё один час работы, и я увидел, что между стеной и глыбой начала образовываться небольшая щель. Из неё дохнуло холодным осенним ветром, а через минуту я увидел и блеск звёзды. По самым скромным подсчётам я пытался выбраться из пещеры больше суток.

«Ничего, — подбадривал я себя. — Ещё немного, и я смогу протиснуться, это уже не западня!»

И действительно, не успело как следует рассвести, как до меня дошло, что я, наконец, свободен. Образовавшаяся щель вполне позволяла выбраться наружу, и я тут же этим воспользовался. Сначала выбросил из грота свой рюкзак и палатку, а потом ногами вперёд выскользнул из западни сам. Когда к великой своей радости я оказался снова на свободе, то понял, из какой беды мне удалось выбраться.

«Всё, значит, умереть мне пока не суждено, — отметил я про себя. — Теперь срочно отдохнуть и назад к старому геологу. От усталости я еле передвигал ноги. Мышцы не просто болели, они горели огнём, и каждый шаг мне давался с трудом. Разведя наскоро костёр, я уселся на сушину и, упёршись спиной в ствол дерева, впал в полудрёму. Если я выбрался из пещеры, то никакой бес мне уже не страшен. К тому же интуиция подсказывала, что серьёзной опасности поблизости от меня нет.

«Наверняка Нечто, уверенный в своей победе, занялся другими делами, и теперь можно его не опасаться. Главное — себя не обнаружить. Но без костра нельзя. По ночам стабильно стоит минусовая температура. Ничего, — успокаивал я себя.

— Провожу геолога и вперёд! Злополучный хребет Сурин- глауэн уже позади, до нужных мне озёр осталось рукой подать. Только бы поскорее восстановиться! Но в рюкзаке у меня практически ничего не оставалось. В пещере подъел всё».

Можно, конечно, заправить чай листьями брусники, но шевелиться не хотелось. В таком положении я просидел часов пять, не меньше. Наконец, боль в мышцах стала притупляться. Тренированный организм брал своё.

«Где ты, дорогой моему сердцу Добран Глебыч? — вспоминал я помора. — Знал бы ты, как я тебе благодарен! Тысячу раз ты был прав, что воинское искусство — одно, а физическая сила — другое. Твоё золотое правило: «Без силы никуда!» Именно оно спасло мне жизнь. Это ты научил меня копить физическую силу, закалять тело статическими упражнениями. Не встреться ты на моём жизненном пути, мне бы сегодня пришел конец! Рассказать бы тебе, что я пережил этой ночью! Если выберусь живым, то обязательно расскажу, и как учителю поклонюсь тебе в ноги!»

Моё сознание тем временем перенеслось к живущей в этих местах загадочной твари

«Что это может быть? То, что это не реликтовый гоминид, я давно уже понял. Последние оставляют следы, этот нет. От него только шум. Да и то, когда бежит. А сила? Что-то невероятное! Кто же он, этот загадочный монстр? Хранитель руин некогда погибшей цивилизации? Инопланетянин или вовсе биоробот? Увидеть бы его! И почему эту бестию так боятся волки? Сплошные загадки. Как найти на них хоть какой-то вразумительный ответ? Может, о злобной твари что-то знает старик Чердынцев? Но у него самого с головой не в порядке. Может, от одиночества, а может от чего-то ещё? Это придётся мне выяснить. Скорее бы найти старика. Вот будет дело, если мои вычисления окажутся неточными. И мне придётся опять идти этими горами назад. Без должной одежды, в резиновых сапогах фактически зимой. От подобной мысли меня бросило в дрожь. Если такое произойдёт, лучше построить землянку и попробовать перекантоваться до весны. А весной что? Все эти горные речушки превратятся в бурные с ледяной водой потоки! Переправа через них трудна! Остаётся надеяться, что интуиция ведёт меня туда, куда надо. Ничего другого не остаётся».

Оторвавшись от своих мыслей, я посмотрел на часы.

«До заката осталось совсем немного. Надо бы натаскать побольше дров, — поднялся я на ноги. — Ночь, похоже, будет морозной», — поглядел я на чистое, без единого облачка небо.

И тут мне опять пришла мысль о разрушенной платформе.

«Что это было? Храм, гигантское здание или пирамида? Выяснить это можно, только проверив ориентацию основания платформы относительно северного полюса. Другого решения нет. Известно, что гигантские пирамиды Гизы своими сторонами север-юг смотрят строго на северный полюс. Таков закон всех земных пирамид. Если я обнаружил основание разрушенной пирамиды, то её стороны должны показывать на северный полюс. Пусть не на современный, но всё равно на полюс. Вот бы узнать, на сколько градусов отличалась позиция древнего северного полюса от его современного положения! Но как? Одному человеку с высокой точностью такую работу не проделать. А потому не стоит и браться. К тому же в тех местах обитает враг, который пострашнее тысячи шатунов. Лучше с ним не связываться».

Обдумывая, как поступить с платформой, я натаскал приличную кучу сушняка и опять уселся на своё место.

«Интересно, ждёт меня ещё Густав Давидович или нет? Наверное, ждёт, время у него пока что есть. Вот если он уйдёт и не оставит мне в лагере продуктов, то будет плохо. Тогда придётся снова охотиться или рыбачить. Иначе мне до скита Чердынцева не дотянуть».

От мыслей, что подобное вполне может случиться, мне стало грустно. И я снова посмотрел на небо. Скорее бы ночь, а завтра с рассветом назад к лагерю. И ещё придётся тащить палатку геологов. Бросать нельзя, дал слово, значит, надо сдержать. И в этот момент моя интуиция подсказала, что в радиусе двухсот метров я не один.

«Кто же это может быть? — снял я «Сайгу» с предохранителя. — Неужели опять «леший», а может медведь?»

Но почему-то тревоги в душе не было. Я спокойно стал дожидаться, что будет дальше. Каково же было моё удивление, когда через несколько минут раздался треск и на берег ручья вышел Густав Давидович! Он шёл с рюкзаком и берданкой за плечами, и было видно, что торопится.

— Слава Вотану! — улыбнулся он мне. — Вы живы-здоро- вы, а я грешным делом, думал, что произошла с вами беда!

— перешёл он по камням речушку и, прислонив бердану к стволу дерева, протянул мне руку.

— Беда и произошла, — обнял я старого геолога. — Самая настоящая, но всё уже позади. Я жив-здоров, только голоден, как волк.

— Я так и знал, вы взяли с собой так мало продуктов, всё оставили в лагере, — стал спешно развязывать свой рюкзак Густав Давидович. — Рассказывайте, что у вас здесь случилось? Понимаете, ваш волк провыл у нашего лагеря весь день и всю ночь. И я понял, что с вами беда.

— Почему вы решили, что он мой?

— Ваш, ваш! Вы же сами меня просили, если волк завоет — вас сразу будить, — протянул мне мешок с жареной олениной геолог. — Я не так глуп и понимаю, что вы человек необыкновенный. Но и враг у вас достойный, точнее, у нас с вами. Вы же знаете, как он моих людей уничтожил? Всё чисто. Никаких следов! Вместе с рацией и всей амуницией. Признаться, я думал, что вас уже не увижу.

— Однако пришли мне на помощь? Не верили, что я жив и пошли в пасть к чёрту!

— Но ведь так обязан сделать каждый порядочный человек. Это долг человека перед человеком!

— Вы, наверное, с другой планеты, — улыбнулся я геологу.

— Нас сейчас приучили жить только для себя.

— Но ведь и вы, поняв по следам, что я выбился из сил, поспешили мне на помощь. Разве не так?

— Так-то так, — посмотрел я в чистые, бесхитростные глаза Густава Давидовича, — но подобных нам немного.

— Но они есть! — оживился Швамберг. — Значит, мир ещё не перевернулся!

— Перевернулся, дорогой Давидович, мир перевернулся. Мы с вами атавизм, не более.

И я подробно рассказал геологу о своём открытии и о том, что произошло со мной позднее.

— То, что вы увидели, потрясает! — обхватил руками голову взволнованный Швамберг. — Это же открытие века! Самое интересное, что всё здесь лежит на поверхности, но никто ничего не видит.

— А кто в этих местах бывает, мой друг? Из историков и археологов никого. Вы думаете, просто так Сибирь объявлена мировой наукой неисторической территорией? Это неспроста. Здесь всё продумано до мелочей. Понимаете, Густав Давидович, если мы здесь случайно натолкнулись на руины, то, что тут могут увидеть профессионалы-археологи?

— Только то, что им будет позволено, мой друг. Только это и ничего лишнего. Мне как геологу подобные дела в науке хорошо известны. Иногда мы, далёкие от политики и истории что-то находим и пытаемся обратить на это внимание наших академиков. И что же? Нам дают понять, чтобы мы не в свои дела не лезли. Вот и всё. И мой вам совет: обо всём, что нам с вами удалось здесь увидеть, на время надо забыть. Хорошо, если просто на всё это не обратят внимание. Будет хуже, если приедут и всё, что окажется им под силу, уничтожат. Может, эта зверюга, которая за всеми нами охотится, думает точно также. Тогда её можно понять.

Логика старого человека была безупречной. А я собирался его уговаривать и просить о неразглашении.

— Я рад, что вы думаете так, как обязан думать каждый русский патриот.

— А вас не смущает, что я не русский? — улыбнулся Густав Давидович.

— Нисколько, потому что оба мы принадлежим к расе, предки которой лежат в этой горе. У нас с вами пускай не деды, но наверняка прадеды общие, и они когда-то жили в этих местах. То были легендарные времена древней северной цивилизации. Потом великая Ориана погибла. Погибла в странной кровопролитной войне со своим западным противником. Отголоски той ужасной катастрофы и борьбы остались в памяти всех арийских народов. Это война богов с асурами в мифологии Индии. И битва богов с гигантами в теогонии у греков. У германских народов — гибель древнего Асгарда, а у славян — штурм полчищами чёрного змея великого Ирия. Везде, по сути, одно и то же.

— Но кто же всё-таки победил? — спросил меня геолог. — Насколько мне известно, одержали верх боги.

— Да, боги победили, — вздохнул я. — Но какой ценой! Зевс на Пифона истратил последнюю свою молнию. И уцелели из богов, если верить мифу, только трое: сам Зевс, Аполлон и Афина...

— А Пифон кто такой? — спросил меня Густав Давидович.

— Это последнее выползшее из пучин западного океана чудовище, порождение той враждебной человечеству силы, которая несколько раз намеревалась уничтожить на нашей планете всё живое.

— А боги, по-вашему, являлись нашими общими предками?

— Да, нашими общими предками, дорогой Густав Давидович, и мы с вами их прямые потомки. Только последнюю тысячу лет этих потомков умело стравливают друг с другом.

— Что вы имеете в виду?

— Постоянные войны между славянами и германцами. Сначала часть единой великой расы перевели в иную языковую и культурную плоскость. Это у них называется разводкой, а потом отделившихся натравили на восточных братьев.

— Хотите сказать, что отделение происходило в римскую эпоху?

— Да, именно в римскую. А вы, Густав Давидович, догадливы.

— Не догадлив я, а над этим вопросом не раз задумывался. Потому что никогда не видел большой разницы между русским и немцем.

— Но зато ее хорошо видел Ватикан. Мало того, что единую расу разделили языковым барьером, её разорвали ещё и барьером религиозным.

— Да-да, это так, — согласился со мной Швамберг.

— А потом запад натравили на восток. Сначала погибла ве- нетская Русь. Это произошло в XII веке. В XIII же твои собратья обосновались в Риге и оттуда попытались вместе со шведами, кстати, тоже онемеченными славянами, сокрушить Русь восточную. Вместе с тамплиерами и тевтонами юга. Это был один проект. Но он не прошёл. Трагедии помешала вовремя пришедшая на просторы восточной Европы Сибирская Русь. Как раз потомки тех, что лежат в этой вот горе. Но самая большая глупость произошла не в XIII веке, а в ХХ-ом, когда наш полоумный царь Николай II вздумал вступить в военный союз с Англией. В союз, который был направлен против Германии и Австрии. Против двух братских народов. Кайзер Вильгельм являлся ему двоюродным братом. Но это, как вы знаете, его не остановило.

— И погубило!

— И не только российскую империю, но и германскую, и австрийскую. И всё-таки в России империя возродилась. Сталинский СССР и являлся империей нового типа. И так называемое мировое правительство для уничтожения возродившейся Российской империи спешно реанимировало Третий Рейх. И поставило во главе человека с еврейской кровью — Гитлера.

Представьте, Густав Давидович, если бы Гитлер оказался немного умнее и понял их замысел, что бы могло быть?

— Честно говоря, на эту тему я не думал, — признался растерявшийся Швамберг.

— Мог быть союз двух братских народов. И тогда англосаксам и в Европе, и в Америке пришёл бы конец! Не находите?

— Вполне.

— Именно к такому варианту склоняло руководство Германии дипломатия Сталина. Но у Советского вождя ничего не получилось. И в который раз оба братских народа утонули в своей же собственной крови.

— Я что-то тебя не пойму, — почесал Швамберг затылок.

— При чём здесь англосаксы? Почему им должен был придти конец?

— Речь идёт не о людях, дорогой Густав Давидович, просто я так выразился. Дело в том, что в Британии и в США обосновался тайный орден иллюминатов. Ему подчинены все без исключения американские и европейские масонские ложи. Именно из иллюминатов состоит так называемое мировое правительство. Оно как раз и возродило Третий Рейх, вручило ему почти всю промышленность Европы, включая людские ресурсы, и натравило против Советского Союза.

— Вы легко оперируете очень сложными вещами, мой друг. И сам не знаю почему, но я вам верю, — поднялся со своего места Швамберг. — И поэтому посмотрите, что я здесь нашёл.

— Где?

— Недалеко отсюда, когда переправлялся через речку Гала, один из притоков Вилюя.

Покопавшись в своём рюкзаке, старый геолог вынул оттуда какой-то предмет, завёрнутый в грязную тряпочку. Когда он размотал тряпку и протянул его мне, то от увиденного я растерялся. Почти совсем стемнело. И то, что держал в руках геолог, освещалось бликами горящего костра, но всё равно мои глаза отказывались верить. Густав Давидович держал в руках кусок халцедоновой полупрозрачной плиты, на которой неизвестно чем и зачем был выдавлен, не вырезан, а именно выдавлен чёткий геометрический узор.

— Что это?

— Я и сам не знаю, — пожал плечами Швамберг. — Как можно было выдавить на плите халцедона эти связанные между собой треугольники? Похоже, когда это делалось, халцедон

был не твёрже пластилина. Но это ещё не загадка. Загадка в другом.

— В чём же?

— А ты посмотри на скол.

Я перевернул камень боком и увидел, что он весь состоит из тонких пластинок. Что-то вроде каменных листов. И листы эти были не толще бумажных.

— А теперь взгляни через камень на огонь, — посмотрел мне в глаза учёный. Когда я поднёс кусок полупрозрачного халцедона к свету, то от увиденного опешил. Моё зрение различило на каждом листе халцедона различные геометрические фигуры.

— Это не цельный камень, а пакет! — вертел я в руках странную находку.

— Да, как видите, пакет.

— Ума не приложу, что это такое?

— Я тоже ничего не пойму, — подкинул в костёр пару сушин Густав Давидович.----------------------- Ясно одно: перед нами носитель

инфомации. Вы наверняка знаете информационные свойства кварцита. Халцедон из того же семейства, но молекулярные свойства — ещё не всё. На нём изображены особые знаки. Причём на каждом листочке разные. Вы имели возможность в этом убедиться.

— И что же это, по-вашему?

— Тут только моё предположение, но я пришёл к выводу, что мне посчастливилось найти кусок древнего разрушенного компьютерного жёсткого диска.

— Что?! — вытаращил я глаза на геолога.

— То, что слышали. Другого объяснения я не нашёл. Его просто нет. Возможно, в этих местах в эпоху древней, как вы говорите, Орианской цивилизации, стояли мощные астронавигационные компьютеры. Они хранили в своих жёстких дисках всю информацию о звёздных дорогах, — тут Густав Давидович на секунду замялся.

— Наших предков, — продолжил я за него.

— Пусть будет так, наших с вами общих предков.

— Или нет, тех, кого древние мифы именуют богами, — продолжал я свою линию.

— Да-да, богами. Я согласен. Так вот, по какой-то причине эти компьютеры были разрушены. От металла за тысячи лет ничего не осталось, но халцедон практически вечен. И теперь мы ломаем головы над тем, что записано на этом куске кварцита?

— Ну и что вы будете с этим камнем делать? — спросил я Швамберга.

— Это теперь ваша проблема, мой друг. Что хотите, то с ним и делайте.

— Я-то тут причём?

— Притом, что он теперь ваш. Я дарю его вам в знак нашей встречи и нашей дружбы.

— Мне, право, неудобно! Ведь это ваша находка.

— Ну и что? Чувствует моё сердце, вы ей сможете дать ход. Вам удастся сделать так, что об этом куске халцедона узнают и в России, и во всём мире. И никаких нет!

Я ещё раз взглянул на странный пластинчатый халцедоновый пакет и растерянно поблагодарил геолога. А тот в это время с загадочным видом разворачивал ещё один свёрток.

— Я вот что решил, — взглянул он на меня, прикрыв ладонью то, что высыпал на рюкзак из маленького мешочка. — Спутников моих больше нет, значит, никто меня не выдаст.

— Не говорите загадками, — покосился я на геолога.

— Дело в том, что мы нашли то, что искали. Целых две ким- берлитовые трубки! Всё как в моих расчётах!