Глава 20. - Мой муж в операционной
- Мой муж в операционной. – Слова оставили неприятный привкус на губах, но не представься Энни как член семьи Тео, доктора не стали бы с ней разговаривать. – Тео Харп.
Женщина за стойкой посмотрела на монитор. Энни стиснула ключи от «хонды», которую Наоми держала на материке. Эта машина была гораздо приличнее драндулета, на котором капитанша рассекала по острову. Женщина подняла глаза от компьютера.
- Не могли бы вы произнести фамилию по буквам?
- Х-а-р-п. Как инструмент (harp с англ. «арфа» - прим.пер.).
- У нас нет пациентов с такой фамилией.
- Должен быть! – крикнула Энни. – Произошло что-то ужасное. Звонили из больницы, сказали, он в операционной.
- Дайте-ка уточню. – Женщина взяла телефон и повернулась спиной.
Энни ждала. Ужас рос с каждой секундой. А вдруг Тео нет в записях, потому что он уже…
Женщина положила трубку.
- У нас нет записей о человеке с такой фамилией, мэм. Он не здесь.
Энни хотелось закричать на нее, сказать, чтоб читать научилась. Вместо этого потянулась к телефону:
- Я хотела бы позвонить в полицию.
- Хорошая мысль, - доброжелательно ответила женщина.
Но ни местные полицейские, ни копы штата ничего не знали об инциденте с участием Тео. От облегчения слезы полились из глаз Энни. И лишь потом постепенно на смену пришло понимание.
Никакого несчастного случая не было. Тео не пострадал. Не лежал при смерти. А просто спал сейчас в какой-нибудь гостинице.
Энни набрала его номер, но попала на голосовую почту. Тео всегда выключал на ночь телефон, даже в коттедже, где не было сигнала. Кто бы ни связался с Барбарой, явно хотел, чтобы Энни убралась с острова.
Джейси.
Барбара сказала, что еле слышала говорившего. Ну разумеется. Но не из-за плохого сигнала, а потому что Джейси постаралась сделать так, чтобы ее голос не узнали. Потому, что хотела заставить Энни уехать с острова до конца марта, чтобы Тео остался ей одной.
Когда Энни поехала обратно к доку, где ждала Наоми, небо уже светлело. Улицы были пусты, магазины закрыты, светофоры мигали желтым. Можно бороться – ссылаться на смягчающие обстоятельства, но Синтия хотела заполучить коттедж, Эллиотт – упертый бизнесмен, и договор не предусматривал поблажек. Никаких лазеек. Коттедж отойдет обратно семье Харпов, и что там взбредет в голову мачехе, станет проблемой Тео. Энни же придется вернуться в город и найти новое жилище. Тео, покровитель несчастных женщин, скорее всего, предложит ей комнату в Харп-Хаузе, но Энни не собиралась соглашаться. Неважно, как туго ей придется, она не выставит себя очередной бедняжкой, которую нужно спасать.
Надо было самой позвонить в больницу, но из-за паники Энни не сообразила. Теперь же ей хотелось лишь наказать Джейси за содеянное.
Когда Энни вернулась в док, Наоми сидела на корме «Туфельки» и прихлебывала из кружки кофе. Короткие волосы стояли торчком с одной стороны, и выглядела капитанша такой же уставшей, какой Энни себя чувствовала. Она вкратце рассказала Наоми, что произошло, хотя до настоящего дня не говорила никому – даже Барбаре – о том, что происходило в коттедже. Но что теперь таиться, если в любом случае все всё скоро узнают. Энни не сказала Наоми лишь того, что за ложным звонком стояла Джейси: собиралась разобраться с ней сама, прежде чем делиться с кем-то этой частью истории.
* * *
«Туфелька» достигла бухты на рассвете, когда рыбацкие суда, пыхтя, выходили в море на дневной промысел. Барбара на пикапе ждала Энни в доке, припарковавшись неподалеку от «рейндж-ровера» Тео. Наоми окликнула Барбару с борта, и та подошла к Энни, буквально излучая раскаяние всем своим дородным телом.
- Прости, Энни. Мне следовало расспросить получше.
- Вы не виноваты, - устало ответила та. – Мне следовало что-то заподозрить.
Всю обратную дорогу до коттеджа Барбара продолжала извиняться, отчего Энни становилось лишь хуже. Хорошо, что поездка подошла к концу. Пусть Энни не выспалась, она знала, что не сможет успокоиться, пока не разберется с Джейси. Вандализм, попытка убийства - а теперь еще это. Любые сомнения вызывать полицию или нет исчезли. Энни хотела смотреть Джейси в глаза, когда разоблачит ее происки.
Выпив кофе и съев пару кусочков тоста, Энни проверила пистолет – он лежал там же, где она оставила его ночью.
«Никогда не думала, что им воспользуюсь, но идти безоружной глупо, особенно если вспомнить, как резво Джейси вчера шла ко мне в комнату».
Сунув пистолет в карман куртки, Энни вышла из коттеджа.
В холодном ветре не было и намека на весну. Идя по болоту, Энни вспомнила ферму Тео на другом конце острова. Роскошный укрытый луг, море вдали. Их всеобъемлющее умиротворение.
Кухня оказалась пуста. Не раздеваясь, Энни прошла к комнате Джейси.
«Все это время я старалась отплатить ей за спасение и понятия не имела, что все долги обнулились в первый же раз, как она вломилась в коттедж».
Дверь была закрыта. Энни толкнула ее, не потрудившись постучать. Джейси сидела у окна в старом кресле-качалке, держа на руках свернувшуюся в клубок Ливию и прижимаясь щекой к ее макушке. И вроде даже не обиделась на вторжение.
- Ливия прищемила палец дверью. У нас целебные обнимашки. Уже лучше, милая?
Желудок Энни сжался. Что бы ни натворила Джейси, она любила дочь. И Ливия любила маму. Если придется сдать Джейси полиции…
Позабыв о пальце, Ливия вытянула шею, выглядывая, не притаилась ли Негодница у Энни за спиной. Джейси накрутила на палец локон дочери.
- Ненавижу, когда ей больно.
От присутствия Ливии наличие увесистого пистолета в кармане стало казаться скорее неуместным, чем благоразумным.
- Ливия, - обратилась к малышке Энни. – Нам с мамочкой надо побеседовать о взрослых делах. Может, пока нарисуешь мне что-нибудь? Например, пляж?
Ливия кивнула, слезла с колен и пошла к столику, где хранила карандаши. Джейси встревожено нахмурилась:
- Что-то не так?
- Поговорим на кухне.
Увидев, как Джейси потянулась за костылями, Энни не выдержала и отвернулась.
Их глухой стук преследовал ее всю дорогу по коридору. Как-то так сложилось, что мужчины обычно сводили счета на публике: на дуэли, на боксерском ринге, на поле боя. Женщины же выбирали домашнюю обстановку, вроде этой кухни.
Дождавшись, когда Джейси переступит порог, Энни развернулась и со словами «дай-ка» забрала у нее костыли, да так резко, что та, будь травма настоящей, не удержалась бы на ногах.
Джейси со свистом втянула воздух.
- Что ты делаешь? – И запоздало оперлась о стену. – Я не могу без них ходить.
- Вчера могла, - сухо парировала Энни.
Джейси явно опешила. Хорошо. Этого Энни и добивалась. Она бросила костыли на пол и пинком послала их прочь.
- Ты мне солгала.
Джейси побледнела. Энни ощутила себя так, словно наконец пелена спала с глаз.
- Я… я не хотела, чтобы ты узнала.
- Да уж наверное.
Джейси отошла от стены, почти не прихрамывая, - если не смотреть специально, и не заметишь, - и вцепилась в спинку стула так, что побелели костяшки:
- Поэтому ты сбежала вчера ночью.
- Я увидела, как ты идешь наверх. Что ты собиралась сделать?
Джейси крепче сжала стул, словно по-прежнему не могла стоять без опоры.
- Я… не хочу тебе говорить.
Сердце Энни оборвалось.
- Ты меня обманула. Причем самым худшим образом.
Боль исказила черты Джейси. Она тяжело опустилась на стул.
- Я… я была в отчаянии. Это меня не оправдывает, нет. И я старалась намекнуть, что нога заживает. Но… Попытайся понять. Мне было так одиноко.
Недавний страх потерять Тео ожесточил что-то внутри Энни.
- Какая жалость, что Тео не захотел составить тебе компанию.
Джейси не разозлилась. От нее исходила лишь покорность и смирение.
- Мне это не светило. Я красивее тебя и долгое время верила, будто одной красоты мне хватит. – Она не хвасталась, просто констатировала факт. – Но ты интереснее. Более образованная. Ты всегда знаешь, что ему сказать, а я нет. Ты можешь с ним спорить, а я не могу. Я все это знаю.
Энни не ожидала такой откровенности, но она нисколько не умалила боль предательства.
- Зачем ты пошла ко мне прошлой ночью?
Джейси понурилась.
- Не хочу выглядеть еще более жалкой, чем уже выгляжу.
- Я бы тебя такой не назвала.
Джейси уставилась на свои руки.
- Ненавижу оставаться ночью одна в этом доме. Когда Тео в башне, не так страшно, но сейчас… Я не могу уснуть, пока не обойду все, и даже тогда все равно запираю дверь своей комнаты на замок. Прости, что солгала, но скажи я правду – мол, нога зажила, могу ходить без костылей, помогать больше не надо, - ты бы больше здесь не появилась. Ты ведь привыкла к городским подружкам, с которыми можно поболтать о книгах и театре. Я же простая островная девушка.
Вот теперь уже Энни стало неловко. Все, о чем говорила Джейси, походило на правду. Но как насчет того, о чем она умолчала? Энни скрестила руки.
- Вчера ночью я уезжала с острова. Но ты наверняка в курсе.
- Уезжала с острова? – Джейси сделала вид, будто встревожилась и слыхом не слыхивала о новости. – Но тебе же нельзя! Тебя кто-нибудь видел? Почему ты уезжала?
Червячок сомнения начал подтачивать гнев Энни. С другой стороны, она всегда так легко верила опытным лгунам…
- Твой звонок сработал.
- Какой звонок? Энни, о чем ты говоришь?
Энни собрала в кулак всю решимость.
- Тот самый звонок Барбаре, в котором ты сказала, что Тео в больнице.
Джейси вскочила со стула.
- В больнице? С ним все в порядке? Что случилось?
«Не ведись, - предупредила Милашка. – Не будь наивной дурочкой».
«Но… - вступилась Негодница. – Думаю, она не врёт».
«Это же Джейси стоит за всеми нападениями. Она лгала, у нее были мотивы, и она прекрасно знала обо всех моих передвижениях».
- Энни, скажи! – настаивала Джейси.
От такого напора и непривычной требовательности Энни почувствовала себя еще больше сбитой с толку и решила выиграть время.
- Барбаре Роуз позвонили вроде как из больницы…
И рассказала Джейси, как ездила на материк, о том, что выяснила – и не выяснила. Энни перечисляла детали холодно и деловито, следя за реакцией Джейси.
А когда закончила, глаза той были полны слез.
- Ты думала, это я звонила? Думала, что после всего, что ты для меня сделала, я могу так с тобой поступить?
Энни приказала себе не размякать.
- Ты любишь Тео.
- Тео – просто мечта! Фантазируя о нем, я не вспоминала все, через что прошла с Недом. Это же невзаправду. – Слезы покатились у нее по щекам. – Я ведь не слепая. Думаешь, я не знаю, что вы любовники? Больно ли мне? Да. Завидую ли я тебе временами? Да, и слишком часто. Ты так хороша во всем. Такая образованная. Но в одном ты не преуспела - ты ничего не понимаешь в людях. – Джейси развернулась и выбежала из кухни.
Энни рухнула на стул, борясь с тошнотой. Ну как она так опростоволосилась? Или нет. Ведь Джейси могла и сейчас соврать.
Вот только она не врала, и Энни это знала.
* * *
Не в силах оставаться в Харп-Хаузе, Энни ушла обратно в коттедж. Ганнибал встретил ее в дверях и проводил в спальню. Энни избавилась от пистолета, подхватила кота и устроилась с ним на диване.
- Я буду скучать по тебе, приятель.
От недосыпа жгло в глазах, желудок крутило. Поглаживая кота, Энни огляделась. Брать ей с собой почти нечего. Мебель принадлежит Тео, а в отсутствие собственной кухни кастрюли и сковородки - без надобности. Она хотела забрать шарфы матери и ее красный плащ, но остальную одежду Мэрайи придется оставить на острове. Что до воспоминаний о Тео… Энни придется придумать, как расстаться и с ними тоже.
Ощутив укол боли, она моргнула и, почесав Ганнибала напоследок, спустила его на пол и прошла к книжным полкам, на которых остались только несколько потрепанных томов и Дневник мечтательницы. Энни чувствовала себя разбитой. Опустошенной. Когда она взяла с полки альбом, оттуда выпала какая-то театральная программка и несколько вырезанных из журналов фотографий моделей с зализанными волосами. Когда-то, в пылу юношеских иллюзий, Энни думала, что сможет добиться подобного у себя на голове.
Кот обвился вокруг лодыжек. Энни пролистала страницы и нашла самолично написанный критический отзыв на спектакль, в котором она якобы блистала. Ох уж этот детский оптимизм.
Энни подобрала с пола остальные выпавшие вещи, в том числе два плотных конверта, где хранила полученные сертификаты. Заглянув в первый, она обнаружила тяжелый лист рисовальной бумаги, а когда его вытащила – с удивлением уставилась на чернильный набросок, которого никогда не видела. Открыла второй конверт и нашла там похожий рисунок. Поднеся оба к окну, она разглядела в правом нижнем углу подпись.
«Н. Гарр».
Энни моргнула. Сердце пропустило удар. Она внимательней присмотрелась к подписи, затем к скетчам и снова к подписи. Никакой ошибки. Рисунки подписал Нивен Гарр.
Энни принялась лихорадочно вспоминать, что о нем слышала. Гарр сперва позиционировал себя как художника-постмодерниста, затем за несколько лет до смерти увлекся фотореализмом. Мэрайя всегда критиковала его работы – странно, а ведь Энни нашла в коттедже три альбома с фото его рисунков.
Она положила скетчи на стол, где свет был поярче. Наверное, это и есть наследство, о котором говорила Мэрайя. И какое наследство!
Энни опустилась на один из стульев с решетчатой спинкой. Где Мэрайя взяла рисунки, и к чему такая таинственность? Мать никогда не упоминала, что знала Гарра, и он определенно не входил в ее круг, когда она еще таковым обладала. Энни пригляделась к деталям. Судя по датам, один рисунок сделан двумя днями раньше второго. На обоих обнаженная женщина, но несмотря на скупые линии и четкие тени, глубина нежности, с которой модель смотрела на художника, придавала изображению мечтательности. Она предлагала художнику все.
Энни чувствовала эмоции женщины как собственные. Точно знала, каково – вот так любить. Модель обладала удлиненными пропорциями, была симпатичной, но не красавицей, с четкими чертами и гривой прямых волос. И очень походила на старые фотографии Мэрайи. У них обеих…
Энни прикрыла рот рукой.
«Это же Мэрайя. Как я сразу не поняла?»
Потому что никогда не видела мать такой – нежной, юной и уязвимой, без острых углов.
Ганнибал вспрыгнул на колени. Энни беззвучно плакала.
«Если бы я только знала маму тогда. Если бы…»
И снова посмотрела на дату – год, месяц.
Скетчи нарисовали за семь месяцев до ее рождения.
«Твой отец был женат. Мы покувыркались разок и все. Я о нем и не вспоминала».
Ложь. Женщина на рисунке излучала любовь к художнику. Человеку, который, если верить датам, должно быть, отец Энни.
Нивен Гарр.
Энни запустила пальцы в шерсть Ганнибала и вспомнила фото Гарра. Его буйные кудри – его визитная карточка, совершенно не походили на волосы Мэрайи, зато очень походили на шевелюру Энни. Ее зачали не в результате перепиха, а Нивен тогда был свободен. Он женился многими годами позже на своем давнем друге.
Все стало ясно. Мэрайя любила Нивена Гарра, и судя по нежности, пропитывавшей изображение, и он любил ее. Но не достаточно. В итоге Нивен, должно быть, смирился со своей природой и оставил Мэрайю.
Интересно, знал ли он, что у него есть дочь? Или Мэрайя из гордости – или обиды – скрыла правду? Мать так ругала детские рисунки Энни, так критиковала ее кудри и стеснительность. В памяти невольно воскрешались болезненные воспоминания. И желчное отношение к творчеству Гарра никак не зависело от его работы, зато всецело – от того, что Мэрайя любила его больше, чем он мог любить ее.
Ганнибал вывернулся из рук Энни. Эти прекрасные рисунки влюбленной женщины решили бы все проблемы и принесли столько денег, что можно было бы оплатить долги несколько раз. У Энни появились бы средства и время подготовиться к новому этапу жизни. Рисунки бы все исправили.
Вот только она никогда не смогла бы с ними расстаться.
Любовь, написанная на лице Мэрайи, то, как она обнимала живот, - такая нежность. Наброски и представляли собой истинное наследство Энни. Они свидетельствовали, что ее зачали в любви. Может, именно это и хотела сказать ей мать. За последние двадцать четыре часа Энни многое потеряла, но обрела свое наследие. Коттедж больше ей не принадлежал, финансы так же пели романсы, надо было искать новое жилье, но зато Энни нашла недостающую часть себя. А еще предала подругу. Воспоминания об искаженном болью лице Джейси никуда не делись. Надо вернуться и извиниться.
«Не будь занудой, - протянул Питер. – Ты такая дура».
Энни заткнула его и, пусть тело требовало выспаться, заставила себя второй раз взобраться на утес. А по дороге думала, каково это – быть дочерью Мэрайи и Нивена Гарра.
«Если я кем и могу быть, то только самой собой».
Джейси сидела у окна у себя в комнате и смотрела во двор. Дверь была открыта, но Энни постучала по косяку.
- Можно войти?
Джейси пожала плечами. Энни расценила это как разрешение и сунула руки в карманы куртки.
- Джейс, прости. Мне правда жаль. Я не могу исправить то, что наговорила, но прошу прощения. Я не знаю, кто все это устроил, но…
- Я думала, мы подруги! – с явной болью перебила Джейси.
- Так и есть.
Джейси встала и прошла мимо Энни:
- Пойду посмотрю, где Ливия.
Энни не стала ее останавливать. Рана, которую она нанесла их дружбе, слишком глубока, чтобы вот так легко затянуться. Энни вернулась на кухню, решив торчать там до тех пор, пока Джейси не согласится поговорить. Та появилась через пару минут, но прошла мимо, даже не глянув в сторону Энни, и открыла заднюю дверь.
- Ливия! Ливия, ты где?
Энни так привыкла сама искать малышку, что подошла к двери, но Джейси уже вышла наружу.
- Ливия Кристина! Сейчас же домой!
Энни не отставала.
- Я обойду дом.
- Не напрягайся, - отрезала Джейси. – Сама справлюсь.
Не обращая на нее внимания, Энни проверила парадное крыльцо и, не обнаружив Ливии, вернулась к Джейси.
- Ты уверена, что она не в доме? Может, где-то спряталась.
Джейси так разволновалась за дочь, что временно сменила гнев на милость.
- Пойду посмотрю.
Дверь конюшни была надежно заперта. Не найдя Ливию в зарослях за беседкой, Энни снова обошла дом с фасада. На крыльце малышка так и не появилась, зато, глянув в сторону пляжа, Энни заметила что-то розовое среди камней и ринулась к ступенькам. Пусть Ливия и далеко от воды, все равно ей нельзя бегать там одной.
- Ливия!
Малышка подняла голову: розовая куртка была расстегнута, а волосы трепал ветер.
- Никуда не уходи, - приказала Энни, спускаясь вниз, и крикнула: - Я ее нашла! – Хотя неизвестно, услышала ли ее Джейси.
Личико Ливии выражало обычное упрямство. Она держала лист бумаги в одной руке и сноп карандашей в другой. Ранее Энни попросила ее нарисовать пляж, и, видимо, малышка решила поработать прямо на месте.
- О, Лив… Тебе нельзя приходить сюда одной. – Энни вспомнила рассказы о бурных волнах, смывавших в море взрослых людей. – Пойдем найдем мамочку. Она не обрадуется твоему поступку.
Уже потянувшись, чтобы взять Ливию за руку, Энни заметила, как кто-то быстро идет по пляжу со стороны коттеджа. Высокий, стройный, широкоплечий. Ветер трепал его черные волосы. Сердце екнуло от любви. Но еще проснулась твердая решимость не показывать чувства. Энни знала, что Тео о ней печется, а еще знала, что на большее ей рассчитывать не приходится. Она любила его и не хотела, чтобы ее привязанность легла новым грузом вины ему на плечи. Хоть раз в жизни должна же женщина побеспокоиться о его благополучии, а не о своем.
- Привет, красавчик, - поздоровалась Энни, когда Тео подошел.
Он раздраженно свел на переносице брови.
- Даже не пытайся меня умаслить. Я слышал о случившемся. Ты что, спятила? Что на тебя нашло?
«Любовь».
Энни заставила себя успокоиться.
- Меня разбудили посреди ночи и сказали, что ты в больнице. Уж прости, что заволновалась.
Он проигнорировал шпильку.
- Даже валяйся я при смерти, тебе нельзя покидать остров.
- Мы друзья, ты, засранец. То есть если бы тебе сказали, мол, я попала в жуткую катастрофу, ты бы ничего не сделал?
- Да, если бы иначе пришлось потерять единственную крышу над головой!
Ну и лгун. Да он так же, как Энни, поступил бы ради любого из друзей. Такова природа Тео.
- Убирайся, - сказала Энни. – Не хочу с тобой говорить.
«Хочу тебя поцеловать. Врезать тебе. Заняться с тобой любовью».
Но больше всего ей хотелось спасти Тео от самого себя.
Он взмахнул руками.
- Все, что от тебя требовалось этой зимой, – просто сидеть на месте. Но разве ты можешь? Но нет, куда там.
- Хватит на меня орать.
- Я не ору, - не преминул заметить Тео, но повысил голос, так что и Энни последовала его примеру.
- Да плевать мне на коттедж, - солгала она. – Когда уеду, это будет лучший день моей жизни.
- И куда же ты собираешься?
- Обратно в город, где мне и место!
- И что будешь делать?
- Что буду – то и буду!
Так они пререкались еще несколько минут, все громче и громче, пока оба уже едва не дымились.
- Проклятье, Энни. Я же о тебе волнуюсь.
Тео наконец успокоился, и она, не выдержав, коснулась его груди, ощущая биение сердца.
- Таков уж ты есть. А теперь прекрати.
Тео обнял ее за плечи и развернул к ступеням.
- У меня есть кое-что…
Энни заметила белый листок, летавший над камнями. Ливия пропала.
- Лив!
Никакого ответа.
- Ливия!
Энни инстинктивно повернулась к морю. Отсюда она наверняка бы заметила, подойди малышка близко к воде.
- Ты ее нашла? – Джейси появилась на верху утеса. Она выскочила раздетой и судя по голосу находилась на грани истерики. – В доме ее нет, я везде проверила.
Тео пошел к обвалу, который загораживал вход в пещеру. Только секунду спустя Энни увидела, что привлекло внимание – обрывок розовой ткани в трещине между булыжниками. Энни побежала следом. Вход давно завалило, но между камнями остался треугольный зазор, достаточный, чтобы пролезть ребенку. А рядом валялись четыре карандаша.
- Неси фонарик! – крикнул Тео Джейси. – Похоже, она внутри.
Скоро начнется прилив, но кто знает, как высоко вода уже поднялась в пещере? Энни присела рядом с Тео и наклонилась к расщелине:
- Ливия, ты здесь? - Она услышала эхо собственного голоса, плеск волн о стены, но больше ничего. - Ливия! Милая, ответь, чтобы я знала, что ты в порядке.
«Я что, правда прошу немого ребенка заговорить?»
Тео отодвинул ее в сторону.
- Лив, это Тео. Я нашел отличные ракушки для домика, но сам мебель сделать не смогу. Может, выйдешь поможешь?
Он посмотрел в глаза Энни, и оба застыли в ожидании ответа. Ничего.
- Если ты здесь, можешь пошуметь? – снова попыталась Энни. – Бросить камень, чтобы мы услышали?
Оба напряженно вслушались. И несколькими секундами спустя раздался тихий всплеск от брошенного в воду камня.
Тео принялся лихорадочно копать, не обращая внимания, что даже самые маленькие камни слишком массивные и их не сдвинуть. По-прежнему раздетая Джейси сбежала по ступеням, неся фонарик. Увидев, как она карабкается через булыжники без костылей, Тео замер, но Энни решила, что объяснять – не ее дело, и он вернулся к работе.
- Она там. – Энни отодвинулась, чтобы Джейси могла наклониться над расселиной.
- Ливия, это мама! Видишь свет? – И Джейси посветила фонариком внутрь.
В ответ раздался лишь плеск воды.
- Ливия, вылезай. Сейчас же! Обещаю, я не буду сердиться. – Джейси обернулась к Энни. – Она же там утонет.
Тео схватил тяжелый кусок дерева, подсунул под булыжник наподобие рычага, но заколебался.
- Я не могу рисковать. Если сдвинуть камни, нет гарантии, что они не завалят вход еще больше.
Джейси посерела и сжала обрывок куртки дочери.
- Зачем она туда полезла?
- Не знаю, - ответила Энни. – Ей нравится изучать новое. Может…
- Ливия боится темноты! Почему она так поступила?
Энни не нашлась, что ответить.
- Ливия! – заплакала Джейси. – Вылезай сейчас же!
Тео стал рыть слежавшийся песок внизу пещеры.
- Я пойду за ней, но надо сделать проход пошире.
- Ты слишком большой, - возразила Джейси. – Чересчур долго копать.
Волны бились о камни, плескались вокруг ног и приносили обратно часть песка, откинутого прочь Тео.
Джейси попыталась его оттолкнуть:
- Я пойду.
Тео остановил ее.
- Не пролезешь. Надо копать еще.
Он был прав. Пусть Тео и сумел углубить проход, прилив все приносил песок обратно, а Джейси слишком широка в бедрах.
- Я должна. А вдруг она сейчас…
- Пойду я, - перебила Энни. – А ну подвиньтесь.
Отодвинув Джейси в сторону, она засомневалась, сможет ли пролезть, но из них троих у нее лучшие шансы на успех.
Тео посмотрел Энни в глаза:
- Это слишком опасно.
Она не стала спорить, а лишь выдала свою самую дерзкую улыбку:
- С дороги, чувак. Все будет зашибись.
Тео не хуже ее понимал, что только Энни способна это провернуть, но напряжение в его глазах не ослабло.
- Ты будешь осторожна, поняла? Не смей учудить какую-нибудь глупость! – пригрозил он.
- Не собираюсь. – Она сняла куртку и отдала Джейси. – Надень.
Прикинув ширину входа, Энни стянула через голову свитер, оставшись в одних джинсах и ярко-оранжевой рубашке. От холодного воздуха по коже побежали мурашки.
Тео принялся яростно копать, пытаясь расширить проход. Она присела, поморщившись от порыва ледяного ветра.
- Лив, это Энни. Я иду к тебе. – Она легла на холодный песок и ахнула, но все равно полезла вперед. В какой-то момент Энни испугалась, что застрянет, как Винни-Пух в гостях у Кролика.
- Тише. – Голос Тео был непривычно напряженным. – Осторожнее. – Он изо всех сил старался ей помочь, хотя Энни заметила легчайшее сопротивление, словно Тео не хотел ее туда пускать. – Осторожнее. Только осторожнее.
Он успел еще раз шесть повторить это слово, пока Энни протискивала в пещеру ноги, а затем повернулась так, что бедра оказались параллельно входу. На нее набежала очередная волна, и Тео переместился, пытаясь закрыть Энни своим телом.
Чувствуя, как обутые в кроссовки ноги оказались в воде внутри пещеры, Энни снова испугалась, какая же там глубина. Бедра застряли между камнями.
- Не получится, - сказал Тео. – Вылезай. Я вырою проход побольше.
Проигнорировав его, Энни втянула живот и, все еще торча с головы до пояса наружу, толкнулась изо всех сил.
- Энни, стой!
Не остановилась. Ударившись о камень и закусив губу, она зарылась ногами в песок и, в последний раз повернув плечи, проскочила внутрь.
* * *
Когда Энни исчезла в пещере, Тео почувствовал, будто и его туда засосало, а затем передал ей фонарик.
«Это я должен быть там».
Он лучше плавает, хотя бог свидетель, Тео надеялся, что уровень воды не настолько высок, чтобы это умение стало решающим.
Джейси стояла позади, издавая беспомощные горестные всхлипы. Тео продолжал копать. Роль спасателя - его, а не Энни. Тео старался не думать, как бы все вышло, если бы это была сцена из его романа, но мерзкий сценарий прокручивался в голове, точно диафильм. В романе ничего не подозревавшую Энни в пещере поджидал бы Квентин Пирс, чтобы замучить бедняжку самым жутким образом. Тео никогда не описывал жестокую смерть героинь в деталях, но оставлял достаточно намеков, чтобы читатель мог сам додумать подробности. Прямо как он сам сейчас гадал, что с Энни.
Сама суть триллеров сейчас словно насмехалась над ним. Создавая жуткие истории о психах, Тео обретал чувство контроля. В книгах он мог покарать зло и воздать героям по заслугам. Мог установить порядок в страшном неуправляемом мире.
Тео мысленно послал на помощь Энни Смельчака Стрижа. Стрижа, который достаточно мал, чтобы пролезть в расщелину, и достаточно сообразителен, чтоб уберечь Энни. Стрижа, которого сам же убил пару недель назад.
Тео принялся рыть быстрее и глубже, не обращая внимания на порезы на руках.
- Ради бога, будь осторожна.
Энни внутри услышала Тео, но сейчас оказалась в своем старом ночном кошмаре. Она включила фонарик. Вода размыла породу, и у входа в пещеру теперь было глубже, чем раньше. Волны уже плескались почти по колено. Горло сдавило от страха.
- Лив?
Энни провела лучом по стенам, затем заставила себя посветить в воду. Никакая порванная курточка по поверхности не плавала. Никакая темноволосая девочка не лежала лицом вниз. Но это же не значит, что Ливии здесь нет…
- Ливия, милая, пошуми как-нибудь, чтобы я знала, что ты здесь, - выдавила Энни.
Только плеск воды эхом отдавался от гранитных стен. Энни прошла дальше, представив Ливию, скорчившуюся где-нибудь в углу.
- Ливия, пожалуйста… Пошуми. Как угодно.
Тишина била по ушам.
- Мама там, прямо у входа, ждет тебя.
Луч фонаря выхватил из темноты такой знакомый уступ. Энни почти ожидала увидеть размокшую картонную коробку. Вода плескалась у колен. Ну почему Ливия не отвечает? Энни едва не кричала от отчаяния.
И тут голосок внутри прошептал: «Дай я».
Энни выключила фонарик.
- Включи обратно! – дрожащим голосом воскликнула Негодница. – Если сейчас же не включишь, я завизжу, а от этого всем тошно станет. Хочешь, покажу…
- Не надо, Негодница! – Энни гнала прочь мысль, что, возможно, разыгрывает представление перед уже утонувшим ребенком. – Я его выключила, чтобы сберечь батарейку.
- Что-нибудь другое сбереги, - заявила Негодница. – Например, коробки из-под печенья или красные карандаши. Мы с Ливией хотим, чтобы ты включила свет, правда, Лив?
Какой-то тихий звук раздался над водой.
Нахлынувшее облегчение было таким сильным, что Энни едва сумела изобразить голос Негодницы.
- Видишь, Ливия согласна! Лив, не обращай внимания на Энни. Вечно на нее что-то находит. А ты включай фонарик.
Энни послушалась и прошла дальше в пещеру, отчаянно выглядывая любое движение.
- Ничего на меня не нашло, - возразила она нормальным голосом. – И если батарейка сядет, не вини меня.
- Мы с Лив выберемся задолго до того, как твоя тупая батарейка сядет, - заявила Негодница.
- Нехорошо говорить «тупая», это невежливо, - дрожащим голосом заметила Энни. – Так, Ливия?
Тишина.
- Извини, - сказала Негодница. – Я нагрубила из страха. Ты ведь меня понимаешь, Ливия?
Еще один приглушенный звук донеся из глубины пещеры. Энни посветила вправо и вдоль узкого уступа, который шел как раз над водой и огибал кусок скалы. Могла ли Ливия забраться по нему?
- Тут так темно, - пожаловалась кукла. – Я очень боюсь, и мне надо спеть песенку, чтобы стало не так страшно. Назову ее «Сижу в пещере темной» за авторством меня, Негодницы.
Энни брела по бедра в воде, а кукла запела:
Я сижу в пещере темной
На уступе я торчу.
Прячусь я в пещере темной,
Но остаться не хочу.
Было так холодно, что ноги отнимались.
Прибежал тут паучок
И уселся рядом.
Говорит мне паучок…
Елки-моталки, и что я, такой хороший паучок, делаю в этой темнющей пещере?
Энни обогнула камень и – слава богу! – заметила розовый комок на уступе. Она хотела кинуться и схватить Ливию, но вместо этого встала так, чтоб малышка ее не видела, и направила луч в темную воду.
- Энни, - позвала Негодница. – Мне по-прежнему страшно. Я хочу сейчас же увидеть Ливию. Тогда мне станет лучше.
- Я понимаю, - ответила Энни, - но… я никак ее не найду.
- Ты должна! Мне надо поговорить с ребенком, а не со взрослой! Мне нужна Ливия! – Негодница все больше и больше расстраивалась. – Она моя подруга, а друзья помогают друг другу, когда им страшно. – Кукла принялась всхлипывать. – Ну почему Лив не скажет, где она?
Волна плеснула о бедра Энни, а ледяные капли с потолка покатились по спине.
Негодница расплакалась сильнее, всхлипывая все громче.
А потом два тихих слова раздались над водой:
- Я тут.
|