С Ю. П. Тимофеевым.
«Очертаниями туманными…»
Очертаниями туманными горы высятся над заливом… Любовался ли ты бакланами утром солнечным и счастливым? Расправляют крылья ленивые, выгибают шейки змеиные… С очень долгими перерывами с весел капают капли длинные. То вытягивается, то сжимается на волне овальное солнце, а на сваях сидят, жеманятся темнокрылые незнакомцы. Мне от них уплывать не хочется, всплеском весел вспугнуть не хочется, мне ничем нарушать не хочется сердца светлое одиночество. Но бакланам сидеть наскучило. Тяжело поднялись и скрылись. Завизжали в гнездах уключины, волны о борт заколотились. На стеклянное, на зеленое рябь наброшена, словно кружевце… А внизу – глубина бездонная, а вверху – синева бездонная, поглядишь – голова закружится!
«Я поднимаюсь по колючим склонам…»
Я поднимаюсь по колючим склонам, я мну в ладонях пыльный полынок, пылает бухта синим и зеленым, кузнечики взлетают из‑под ног.
В скользящих бликах света голубого, на обожженном темени горы, лепечут листья в рощице дубовой, жужжат шмели и плачут комары.
Лежу. Гляжу. Над головою дна нет! Плывут на север тучи не спеша… И все мне душу трогает и ранит, так беззащитна сделалась душа.
Она ликует и пощады просит, и нет ее смятению конца. Так, вероятно, света не выносят глаза у исцеленного слепца.
Все в первый раз – долины, горы, море, сухой дубняк, звенящий на ветру… Вторая жизнь! На радость или горе? Не все равно ли? Не боюсь. Беру!
В лесу
Осенний пожар полыхает в лесу, плывут паутин волоконца, тяжелые капли дрожат на весу, и в каждой по целому солнцу. Какой нерушимый сегодня покой, как тихо планируют листья… Хочу вороха их потрогать рукой, как шкурку потрогала б лисью. Как много их – рыжих, лиловых почти, коричневых и золотистых. Слетают на плечи, лежат на пути, трепещут на кронах сквозистых. Торжественной бронзой покрыты дубы, горят фонари‑мухоморы… Я нынче с рассвета пошла по грибы, бродить по глухим косогорам. Брожу – и нет‑нет да присяду на ствол, к осенней прислушаюсь речи. Почудилось – кто‑то по лесу прошел. Не ты ли прошел недалече? Брожу – и нет‑нет да тебя позову, молчанье лесное развею. Мне эхо ответит, лукавя: ау… А я вот возьму и поверю!
На Святой облаков ярко‑белые груды…
«Вчерашний дождь…»
Вчерашний дождь последний лист багряный сорвал с деревьев, рощи оголя. Я вышла через заросли бурьяна в осенние пустынные поля. Все шло своим положенным порядком, заранее известным для меня: ботва чернела по разрытым грядкам, рыжела мокрой щеткою стерня, блестели позолоченные утром весенне‑свежей озими ростки… Их ветер трогал с нежностью, как будто на голове ребенка волоски. А журавли, печальные немного, на языке гортанном говоря, летели синей ветреной дорогой в далекий край, на теплые моря… Ну, вот и все! И нету больше лета, когда друг друга отыскали мы. Но мне впервые не страшны приметы недальней неминуемой зимы. Зимы, грозящей и садам и людям… Ну, что она отнимет у меня? Ведь мы с тобою вместе греться будем у зимнего веселого огня!
|
