Когда мистер Тоуд оказался в сырой и зловонной темнице, он понял, чтовесь мрак средневековой крепости лежит между ним и внешним миром, где сияетсолнышко. Там пролегают великолепные мостовые, где он еще так недавно бывалсчастлив и развлекался как хотел, словно приобрел в безраздельнуюсобственность все дороги Англии! Он бросился на пол ничком, зарыдал ипредался самому черному отчаянию. "Все, всему конец, -- говорил он, -- во всяком случае, конецпроцветанию мистера Тоуда, а это, в сущности, одно и то же, известногомистера Тоуда, прекрасного мистера Тоуда, богатого и гостеприимного мистераТоуда, веселого, беззаботного и жизнерадостного! И как я могу надеятьсяснова оказаться на свободе, когда это вполне справедливо, что меня посадилив тюрьму (говорил он), потому что я угнал прекрасную машину таким наглымобразом да еще так самоуверенно дерзил стольким толстым, краснолицымполицейским! (Тут рыдания стали его душить.) Дурак я, дурак, теперь придетсямне томиться в этой крепости. За это время те, кто гордился знакомством сомной, окончательно забудут даже самое имя мистера Тоуда! О мудрый старинаБарсук! О мудрый и дельный дядюшка Рэт! О благоразумный Крот! Какимиосновательными суждениями, каким великолепным пониманием людей иобстоятельств вы обладаете! Бедный, покинутый Тоуд!" В жалобах, подобных этим, проводил он дни и ночи в течение несколькихнедель, отказываясь от завтрака, обеда и ужина и даже от легких закусок,хотя старый и мрачный тюремщик, зная, что в кармане мистера Тоуда водятсяденежки, неоднократно намекал ему, что кое-что для утешения и ободренияможно организовать с воли за соответствующую мзду. У тюремщика была дочка, приятная девчонка, к тому же добросердечная,которая помогала отцу в нетрудных делах во время его дежурств. Особенно оналюбила животных. У нее была канарейка, чья клетка днем висела на гвозде,вбитом в массивную стену главной башни в крепости. На это очень досадовализаключенные: канарейка мешала вздремнуть после обеда. Кроме того, дочкатюремщика держала еще несколько пестреньких мышек и беспокойную, вертящуюсяв колесе белку. Этой доброй девушке было от души жаль несчастного мистераТоуда, и она однажды сказала отцу: -- Отец! Мне невыносимо видеть, как страдает и худеет этот несчастныйзверь. Позволь мне им заняться. Ты же знаешь, как я люблю животных! Я егозаставлю есть у меня из рук и вообще поставлю его на ноги. Отец разрешил дочери делать все, что она хочет, потому что мистер Тоудуспел ему надоесть со всей его тоской, и капризами, и подлым характером. Оназанялась подготовкой милосердного дела. И в тот же день постучалась в дверьпогреба, где томился Тоуд. -- Ну, Тоуд, давай-ка взбодрись, -- обратилась кнему девушка. -- Садись к столу, вытри глаза и будь благоразумным зверем. Идавай пообедай. Я сама приготовила. Все теплое, только что с плиты. Это было жаркое с овощами, положенное между двух тарелок, и его ароматнаполнил тесное подземелье. Всепроникающий запах капусты добрался до носа,когда мистер Тоуд в тоске лежал ничком на полу, и стал внушать ему мысль,что, может быть, жизнь не такая уж пустая и безнадежная вещь, как он себевообразил. Но он продолжал подвывать и брыкаться ногами, не позволяя себяутешить. Сообразительная девушка на время удалилась, и, так как большаячасть запаха горячей тушеной капусты осталась в помещении, мистер Тоуд междуприступами рыданий потянул носом и немножечко призадумался, и постепенно кнему стали являться новые и вдохновляющие мысли: о рыцарстве, о поэзии, и отом, что ему еще предстоит совершить, и о просторных лугах, и о коровах,которые на них пасутся, и как их поглаживает ветер и солнышко, и обогородах, и о цветочных бордюрах на клумбах, и о теплом львином зеве,облепленном пчелами, и о приятном звоне тарелок, когда в Тоуд-Холленакрывают на стол, и о том, какой приятный звук издают ножки стульев, когдакаждый из гостей пододвигается к столу, чтобы заняться важным делом. Воздухв тесном его погребе вдруг приобрел розоватый оттенок, и мистер Тоуд сталдумать о своих друзьях, что они, наверное, что-нибудь предпримут, обадвокатах, которые, должно быть, с удовольствием возьмутся его защищать, икакой он осел, что до сих пор ни одного из них не пригласил, и под конец онподумал о собственном уме и скрытых возможностях, и о том, на что онспособен, если заставит свой великий ум как следует работать, и, такимобразом, курс лечения почти что был завершен. Когда через пару часов девушка пришла снова, она несла на подносе чашкудушистого чаю, от которого шел пар, и тарелочку с горкой горячих, намазанныхмаслом тостов, толстых, с коричневой корочкой с обеих сторон, и маслостекало по ноздреватому хлебу золотыми каплями, как мед вытекает из сотов.Запах намасленных тостов ну просто говорил с мистером Тоудом о совершенноконкретных вещах: о теплых кухнях, о завтраке ясным морозным утром, обуютном кресле возле горящего камина зимним вечером, когда уже все прогулкизавершены и ноги в тапочках покоятся на каминной решетке, о сытом мурлыканьекота и тихом чириканье засыпающей канарейки. И мистер Тоуд в очередной развозродился к жизни. Отер глаза, хлебнул чайку, зачавкал теплыми тостами ивскоре разговорился. Он стал рассказывать о себе самом и о доме, в которомон живет, и о своих деяниях, и о том, какая он значительная фигура, и какогоего друзья о нем высокого мнения. Дочка тюремщика заметила, что разговор наэту тему приносит ему пользу не меньшую, чем намасленные тосты с чаем, что ибыло на самом деле, поэтому она всячески поощряла его и просила продолжать. -- Расскажи мне о Тоуд-Холле, -- сказала она, -- это звучит такпривлекательно. -- О, Тоуд-Холл -- это очень подходящая резиденция для джентльмена, таместь абсолютно все необходимое, это уникальное имение, оно частично восходитк четырнадцатому веку, но снабжено всеми современными удобствами.Современный санузел. Пять минут ходьбы от церкви, почты и площадок для игрыв гольф. Подходящее для... -- Да будет тебе, -- засмеялась девушка, -- я же не собираюсь его утебя покупать. Расскажи мне про него что-нибудь интересное. Но сначала ясхожу еще за одной порцией чаю. Она упорхнула и тут же появилась с полным подносом. Тоуд с жадностьюнабросился на тосты, при этом его настроение окончательно поднялось дообычного уровня. Не переставая жевать, он рассказал ей о лодочном сарае и опруде, где водятся караси, и про обнесенный высоким забором огород, и просвинарник, и про конюшни, и про голубятню, и про курятник, и про маслобойню,и прачечную, и про буфеты с посудой, и гладильные приспособления (это ейпонравилось больше всего), и про банкетный зал, и как там бывало весело,когда другие звери собирались у него за столом, и как он бывал в ударе --пел песни, рассказывал разные истории и вообще был душой общества. Потом онарасспросила о его друзьях и проявила большой интерес ко всему, что он о нихрассказывал, и как они живут, и как проводят время. Конечно, она не сказалаему, что звери для нее -- просто домашние любимцы, у нее хватило тактапонять, что Тоуд на это страшно обидится. Когда вечером она пожелала емуспокойной ночи, взбив перед тем солому на которой он спал, Тоуд был уже взначительной степени прежним -- уверенным и самовлюбленным зверем. Он спелпесенку-другую из тех, что любил певать во время своих застолий, зарылся всолому и отлично отдохнул за ночь, причем ему снились приятные сны. С тогодня печальное заточение мистера Тоуда скрашивалось множеством милых бесед,так как дочке тюремщика было очень жаль бедного узника. Ей казалось сущимбезобразием то, что несчастный маленький зверек томится в тюрьме. Ейказалось, что он осужден за совсем небольшую провинность. А тщеславный Тоуд,как водится, вообразил, что она проявляет к нему вполне определенныйинтерес, и очень сожалел, что она не такого высокого, как он, происхождения,потому что она была очень хорошенькой девушкой и к тому же восхищалась имвыше меры. Однажды девушка пришла к нему какая-то задумчивая, отвечала невпопад.Ему показалось, что она не обращает достаточного внимания на его остроумныефразы и искрометные замечания. -- Тоуд, -- сказала она наконец, -- я прошу тебя, послушай внимательно.У меня есть тетка. Она работает прачкой. -- Ну, ничего, не огорчайся, -- сказал он изысканно-любезно. -- Забудьпро это. У меня есть несколько теток, которые заслуживают того, чтобы бытьпрачками. -- Помолчи минуточку, -- сказала девушка. -- Ты слишком много говоришь,это твоя главная беда. Я стараюсь что-нибудь придумать, а от твоихразговоров у меня начинает болеть голова. Как я уже сказала, у меня естьтетка, и эта тетка -- прачка. И она обстирывает всех заключенных в этойкрепости. Мы стараемся, как ты понимаешь, чтобы тут все члены семьи моглизарабатывать. Она забирает грязное белье в понедельник утром и приноситвыстиранное в пятницу вечером. Сегодня четверг. Вот что мне пришло в голову.Ты -- богатый, так ты мне, по крайней мере, говоришь, а она -- бедная.Несколько фунтов для тебя не составят никакой разницы, а для нее они имелибы огромное значение. Ну, если с ней как следует поговорить, вы бы моглидоговориться. Она бы тебе дала свое платье и чепец, ну и так далее, и ты бывыбрался из крепости под видом прачки. Вы с ней во многом похожи, вособенности фигурой. -- Нисколько не похожи, -- сказал Тоуд раздраженно. -- У меня оченьизящная фигура для такого, как я. -- У нее -- тоже, -- ответила девушка. --Для такой, как она. Ну, делай как знаешь, ты жуткий, самовлюбленный,неблагодарный зверь. Мне просто тебя жаль, и я стараюсь тебе помочь! -- Да, да, конечно, огромное тебе спасибо! -- сказал мистер Тоудторопливо. -- Но послушай, как же ты хочешь, чтобы мистер Тоуд из Тоуд-Холлабродил по окрестностям в обличье прачки? -- Ну, тогда сиди здесь в своем собственном обличье! -- ответила она сжаром. -- Я думаю, тебе хочется умчаться отсюда в карете, запряженнойчетверкой рысаков? Честный мистер Тоуд всегда был готов признать свою неправоту. -- Ты хорошая, добрая, умная девочка, -- сказал он. -- А я и на самомделе самовлюбленная и глупая жаба. Познакомь меня с твоей достойнойтетушкой, прошу тебя, и я полагаю, что мы с этой милой леди сумеемдоговориться на условиях, приемлемых для обеих сторон. На следующий день девушка провела к нему свою тетушку. В руках былозавернутое в полотенце и заколотое булавкой выстиранное за неделю белье.Старая дама была уже подготовлена к беседе заранее, а блеск некоторогоколичества золотых монет, которые мистер Тоуд предусмотрительно разложил настоле на самом видном месте, практически завершил дело и оставил очень малопростора для обсуждений. В обмен на наличные Тоуд получил платье из ситчикав цветочках, передник, шаль и поношенный чепец. Единственное условие, которое старая леди поставила, желая избежатьподозрений, -- чтобы ее хорошенько связали, швырнули на пол и засунули вугол. Этим не очень убедительным ухищрением и при помощи выразительногорассказа, который она сочинит, она надеялась сохранить свое место постояннойтюремной прачки, несмотря на то, что все, конечно, будет выглядеть довольноподозрительно. Тоуд был в восторге от этого предложения. Оно придаст блескего бегству, и его репутация неисправимого и опасного существа сноваподтвердится. Он с готовностью помог дочке тюремщика придать тетушке такойвид, будто она явилась жертвой непреодолимых обстоятельств. -- Ну, теперь твоя очередь, Тоуд, -- сказала девушка. -- Снимай-капиджак и жилет, ты сам по себе достаточно толстый. Трясясь от смеха, оназастегнула на нем крючки ситцевого платья, накинула на него шаль и завязалапод подбородком ленточки поношенного чепчика. -- Ну, ты просто вылитая тетушка, -- рассмеялась она, -- и, я уверена,ты никогда в жизни не выглядел таким респектабельным. До свидания, Тоуд,счастливо тебе! Иди вниз тем же путем, каким тебя сюда привели, и, если этимужланы стражники будут отпускать в твой адрес нелепые шуточки, ты лучшепросто отшутись и помни -- ты вдова, совершенно одинокая, которая вынужденадорожить своим честным именем. С бьющимся сердцем и настолько твердой поступью, насколько это емуудалось, мистер Тоуд двинулся в свое рискованное и опасное путешествие.Вскоре он с радостью обнаружил, что все идет как по маслу, хотя его немногоунижало то, что ни пол, ни одежда, которые облегчали ему путь, ему лично непринадлежали. Приземистая фигура прачки в знакомом платье из набивного ситца сама посебе была пропуском, отпиравшим любую запертую дверь, дававшим возможностьминовать мрачные тюремные коридоры, и даже, когда он один раз засомневался,не зная, куда было бы правильнее свернуть, ему помог стражник, стоявший начасах у ближайших ворот, который спешил выпить свою чашечку горячего чая ипоэтому прикрикнул на "прачку", чтобы она проходила быстрее, а не заставлялабы его торчать тут целую ночь. Самой главной опасностью для мистера Тоудабыли всякие шуточки и заигрывания, на которые он должен был быстро иязвительно отвечать. Мистер Тоуд был зверем с развитым чувством собственногодостоинства, и ему трудно было отшучиваться, когда на него сыпались остроты,как ему казалось, лишенные всякого юмора и изящества. Он, однако, старалсяне выходить из себя и, хоть и с большим трудом, приспосабливал свои репликик уровню умственного развития остряков, но при этом всячески старалсяостаться в рамках приличия. Ему показалось, что несколько часов прошло, пока он пересек последнийвнутренний двор, сумел отвертеться от настойчивых приглашений из последнейдежурки, уклониться от протянутых рук последнего стражника, который,притворяясь очарованным, пытался обнять прачку на прощание. Но наконец онуслыхал, как замок в калитке, вделанной в огромные наружные ворота крепости,защелкнулся за ним, ощутил прикосновение вольного воздуха к покрытомуиспариной лбу и понял, что он свободен! У него закружилась голова от того, как легко совершил он этот подвиг, ион быстро зашагал туда, где мерцали огоньки ближайшего города. Он не имел нималейшего представления, что ему теперь делать, и знал только одно, что емунужно срочно убраться из тех мест, где леди, которую он вынужден былизображать, была такой известной и популярной фигурой. Когда он, размышляя, вышагивал по Дороге, его внимание привлекликрасные и зеленые огни чуть поодаль от него и слегка в стороне от города, аслуха коснулось пыхтение паровозов и лязг товарных платформ на стрелках."Ага! -- подумал он. -- Вот это повезло так повезло. В данную минутужелезнодорожный вокзал -- это для меня самое нужное место на свете. Иглавное, мне не придется идти через город и делать вид, будто я прачка.Правда, мои находчивые ответы в стиле прачки послужили мне и помогливыбраться из тюрьмы, но они нисколечко не служат самоуважению". Таким образом, он направился к вокзалу, изучил расписание и выяснил,что поезд, который шел примерно в том направлении, какое ему было нужно,должен отправиться через полчаса. -- И снова повезло! -- заметил мистер Тоуд. Его настроение еще улучшилось, и он направился в кассу покупать билет. Он назвал город, который был расположен ближе всего к той деревне, гдеТо-уд-Холл был главной достопримечательностью, и машинально стал шарить втом месте, где находится жилетный карман, а в нем -- деньги на билет. Но вдело вмешалось ситцевое платье, которое все еще было на нем и о котором онначисто забыл. Точно в дурном сне, он пытался победить эту жуткую незнакомуюматерию, которая, как ему казалось, ловит и держит его руки, и смеется, ииздевается над ним, а другие пассажиры, выстроившись за ним в очередь,ожидали с нетерпением, давая советы более или менее полезные и отпускаязамечания более или менее сердитые. Наконец -- он сам не понял, какимобразом -- он все-таки победил этот ситец, достиг того места, где от началавеков располагаются жилетные карманы, и не обнаружил там не только денег, нои решительно никакого кармана, где эти деньги могли бы помещаться! С ужасом он вспомнил, что и пиджак, и жилет он оставил в покинутойтемнице, а вместе с ними и записную книжку, бумажник, ключи, часы, спички,пенальчик с карандашами -- все то, что придает смысл жизни и отличает зверясо множеством карманов от тех, которые имеют всего один карман или не имеютих вовсе, и прыгают, и бегают вокруг совершенно неэкипированные. Приходя в отчаяние, он сделал безнадежную попытку спасти положение исказал в своей прежней манере, которая была смесью манер богатого помещика икембриджского профессора: -- Послушайте! Я забыл захватить кошелек. Дайте мне билет, и я пришлювам деньги завтра. Имя мое хорошо известно в этих местах. Кассир поглядел нанего и на его поношенный чепчик и рассмеялся: -- Думаю, тебя и вправду хорошо знают в этих местах, если ты частенькопользуешься этой выдумкой. Отойдите от окна, госпожа, не мешайте другимпассажирам. Какой-то старый джентльмен, который уже давно сверлил его пальцем вспину, оттолкнул его от кассы и, что хуже всего, назвал его "милейшая", чторассердило мистера Тоуда больше всего из случившегося с ним в этот вечер. Впадая в полнейшее отчаяние, ничего не видя перед собой, побрел онвдоль платформы, у которой стоял поезд, и слезы струились по обеим сторонамего носа. Он думал, как это жестоко быть так близко от безопасного места, отсобственного дома, и встретить препятствие в виде нескольких жалкихшиллингов и вздорного формалиста кассира. Очень скоро его побег обнаружится,и будет выслана погоня, и его поймают, и закуют в цепи, и потащат снова втемницу, и посадят на хлеб и воду, и удвоят охрану, и удвоят срок! А какиеязвительные замечания будет отпускать девушка! Но что же делать? Он неочень-то скор на ноги, а фигура его, к сожалению, легко узнается в этихместах. Может, втиснуться под лавку в вагоне? Он видывал, как школьникипользовались этим методом, когда деньги, данные на проезд заботливымиродителями, бывали истрачены на иные, более важные дела. Размышляя, он незаметил, как очутился возле паровоза, который смазывал, вытирал и всяческиласкал любящий машинист -- здоровенный дядька с масленкой в одной руке и светошью в другой. -- Эй, матушка, -- сказал машинист, -- что случилось? Вид у тебя что-тоне очень веселый, а? -- О, сэр! -- сказал мистер Тоуд, снова заливаясьслезами. -- Я несчастная, убогая прачка, и я потеряла деньги, и теперь мненечем заплатить за билет, а мне просто необходимо попасть домой, и чтотеперь делать, я не представляю себе. О боже мой, боже мой! -- Да, действительно плохо дело, -- сказал машинист задумчиво. --Потеряла деньги, и домой тебе не попасть, и детишки у тебя, наверное, есть,правда? -- Страшное количество, -- всхлипнул мистер Тоуд. -- И они всеостанутся голодными, и начнут баловаться со спичками, и поопрокидываюткеросиновые лампы, бедные, невинные крошки! И передерутся, и невообразимочто еще натворят. О боже мой, боже мой! -- Послушай, я тебе скажу, что мы с тобой сделаем, -- стал утешать егодобрый машинист. -- Ты говоришь, ты прачка по профессии. Ну и хорошо, пустьтак и будет. А я, как видишь, машинист, и тут уж ничего не скажешь, работаэта страшно грязная. Рубашек уходит -- сила, супружница моя замучилась ихстирать, если ты выстираешь мне несколько рубашек, когда доберешься до дому,я тебя довезу на паровозе. Это, конечно, запрещено администрацией, но в этихотдаленных местах мы не так уж строго придерживаемся правил. Отчаяние мистера Тоуда мгновенно перешло в восторг, и он живовскарабкался в кабину паровоза. Конечно, он в жизни не выстирал ни однойрубашки и не смог бы этого сделать, даже если бы и взялся, впрочем, он и несобирался этого делать. Он подумал: "Когда я доберусь в Тоуд-Холл, то у меняснова будут деньги и карманы, куда их класть. Тогда я пошлю машинистустолько денег, сколько хватит заплатить за стирку целой горы рубашек, а этобудет то же самое или даже еще лучше". Дежурный махнул зеленым флажком, машинист ответил ему веселым свистом,и поезд медленно отошел от перрона. По мере того как увеличивалась скоростьи по обе стороны полотна проносились мимо поля, и деревья, и живые изгороди,и коровы, и лошади, Тоуд чувствовал, как с каждой минутой к немуприближается и Тоуд-Холл, и добрые друзья, и деньги, которые будут звенеть унего в кармане, и вкусная еда, и похвалы, и восторги, которые последуют вответ на рассказы о его приключениях и невероятной находчивости исообразительности, он начал подпрыгивать, и кричать, и петь куплеты изкаких-то песенок, что привело в страшное изумление машиниста, который вжизни и встречал иногда прачек, но таких -- никогда. Они уже покрыли много миль, и мистер Тоуд уже обдумывал, что онприкажет подать.себе на ужин, когда он заметил, что машинист с озадаченнымвидом высовывается из кабинки и усиленно прислушивается. Потом он увидал,как тот вылез на тендер и пристально глядит назад. Возвратившись, машинистсказал: -- Очень странно. Мы -- последний поезд сегодня, который должен идти вэтом направлении, но я могу поклясться, что я слышу, как еще один поездмчится следом. Тоуд мгновенно прекратил свои дурацкие ужимки. Он помрачнел, и тупаяболь, образовавшись где-то в спине, спустилась в ноги, и он вынужден былприсесть и попытаться не думать о том, что может вскоре последовать. К этому времени полная луна взошла и светила ярко, и машинист, ставпоудобнее на уголь, мог видеть, оглядываясь назад, на довольно большоерасстояние. Через некоторое время он воскликнул: -- Теперь я отчетливо вижу. Понашим рельсам за нами вслед идет паровоз на очень большой скорости! Похоже,что он гонится за нами! Несчастный Тоуд, скукожившись на угольной пыли, изо всех сил пыталсяпридумать какой-нибудь выход. -- Они нас нагоняют! -- воскликнул машинист. -- На паровозе толпятсякакие-то чудные люди. Мужчины в костюмах старинных стражников размахиваюталебардами, полицейские в шлемах машут дубинками, и какие-то люди, плохоодетые и в капюшонах, несомненно штатские детективы, это видно даже нарасстоянии, они грозят револьверами и потрясают тростями. Все чем-нибудьмашут и все в голос кричат: "Стой, стой, стой!" Тогда Тоуд упал на колени прямо среди угля и молитвенно поднял лапы: -- Спаси меня, только спаси меня, милый, добрый мистер машинист, и япризнаюсь тебе во всем. Я вовсе не простая прачка, как тебе с видупоказалось! И меня вовсе не ждут никакие дети, невинные крошки. Я -- жаба,хорошо известный мистер Тоуд, хозяин Тоуд-Холла. Мне удалось бежатьблагодаря моему уму и отваге из отвратительной темницы, куда меня швырнуливраги, и если эти типы с паровоза меня поймают, то это означает -- цепи,хлеб и вода, и соломенная подстилка, и нескончаемая печаль для несчастного,ни в чем не повинного мистера Тоуда! Машинист посмотрел на него очень пристально и спросил: -- Скажи-ка мне честно, за что тебя посадили в тюрьму? -- Да так, чепуха, -- сказал мистер Тоуд, сильно краснея. -- Я простоодолжил автомобиль у хозяев, которым он в то время не был нужен, потому чтоони завтракали. Я вовсе не собирался его воровать, но эти официальные лица,особенно в магистратах, они делают такие скоропалительные выводы, непонимая, что может же кто-то поступить опрометчиво, если он человектемпераментный! Машинист поглядел на него неодобрительно и сказал: -- Боюсь, что ты и вправду очень нехорошая жаба и тебя надо бы выдатьполиции. Да ты, как видно, попал в большую беду, и поэтому я тебя не предам.Во-первых, я терпеть не могу автомобили. А во-вторых, я терпеть не могу,когда полицейские командуют мной на моем рабочем месте. И потом, если я вижуслезы на глазах животного, это всегда смягчает мое сердце. Так что не вешайнос, Тоуд! Я постараюсь, и, может, мы их еще победим! Они набили топку углем, отчаянно работая лопатами, топка загудела,поезд подпрыгивал на стыках и качался, но все-таки преследователи постепеннодогоняли их. Машинист отер вспотевший лоб ветошкой и вздохнул. -- Боюсь, ничего не получится, Тоуд, -- сказал он. -- Понимаешь, ониналегке, без состава, и ихний паровоз лучше. Нам с тобой осталось толькоодно, и это наш единственный шанс, поэтому слушай внимательно, что я стануговорить. Через некоторое время мы будем проезжать туннель. По ту сторонутуннеля полотно идет через густой лес. Когда мы въедем в туннель, я прибавлюскорости сколько возможно, а те наверняка притормозят, потому что будутбояться столкновения. Как только мы выскочим наружу, я нажму на все тормоза,а ты соскочишь до того, как они успеют выбраться из туннеля. Затем я опятьпомчусь на полной скорости, и пусть они за мной гонятся, если хотят, исколько хотят, и докуда хотят. Будь готов прыгнуть, как только я подам знак. Они снова набили топку углем, и поезд помчался, рыча и стуча, пока онине выскочили на свежий воздух по другую сторону туннеля и под лунным светомувидали лес по обеим сторонам полотна -- густой и надежный. Машиниствыпустил пар и нажал на тормоза, поезд замедлил ход почти что до скоростипешехода. Тоуд, который спустился на последнюю ступеньку, как толькомашинист скомандовал: "Прыгай!" -- прыгнул, скатился с невысокой насыпи,пробрался в лес и спрятался в чаще. Выглянув из укрытия, он увидел, как его поезд снова набрал скорость искрылся из глаз. В этот момент из туннеля вырвался преследующий его паровоз,пыхтя и свистя, а его разношерстная команда продолжала неистово размахиватьоружием и кричать: -- Стой! Стой! Стой! Когда они промчались, Тоуд от души посмеялся -- в первый раз послетого, как он был брошен в тюрьму. Но он быстро перестал смеяться, когда немного поразмыслил и вспомнил,что уже очень поздно, и темно, и холодно, а он находится в незнакомом лесубез денег и надежд на ужин и все еще далеко от дома и друзей. Мертваятишина, наступившая после рычания и рокота паровоза, оглушила его. Он несмел выйти из-под защиты деревьев и поэтому двинулся в глубь леса, считая,что ему следует как можно дальше оказаться от железной дороги. После долгих недель, проведенных в четырех стенах, он не узнавал леса.Лес казался ему чужим, враждебным и способным на всякие каверзы. Козодои,чья ночная песня была похожа на механическую дробь, представлялись емустражниками, которые рыщут по лесу и вот-вот нападут на него. Бесшумнопролетела сова, задев его плечо своим крылом, и он задрожал, уверенный, чтоэто чья-то рука, но сова унеслась так же неслышно, взмахнув крыльями исмеясь "хо-хо-хо", обнаружив этим, как подумалось мистеру Тоуду, дурнойвкус. Один раз ему навстречу попалась лиса, которая остановилась,саркастически оглядела его с ног до головы и сказала: -- Привет, прачка! Опять не хватает наволочки и одного носка. Смотри,чтобы это было в последний раз! И удалилась, важно задрав хвост ипосмеиваясь. Тоуд поискал на земле камень, чтобы швырнуть ей вслед, не нашел исовсем расстроился. Наконец, продрогший, голодный и измученный, он отыскалдуплистое дерево, приготовил себе, как сумел, постель из веток ипрошлогодних листьев и крепко заснул до утра.
