Они терпеливо ждали, перетаптываясь с ноги на ногу, чтобы вконец неозябнуть, и ждали, как им показалось, довольно долго. Наконец они услышалимедленное шарканье, которое приближалось к двери изнутри. Кротупредставилось, будто кто-то идет в ковровых шлепанцах, которые ему велики иу которых стоптаны задники. Так оно и было на самом деле. Послышался звук отодвигаемого засова, дверь приоткрылась всего нанесколько дюймов, как раз настолько, чтобы можно было просунуть длиннуюмордочку и глянуть парой заспанных глазок. -- Так, если это повторится еще раз, -- сказал недовольный голос, -- яужасно рассержусь. Кто это смеет беспокоить жителей в это время и в такуюночь? Ну-ка, отвечайте. -- Барсук! -- закричал дядюшка Рэт. -- Впусти нас, пожалуйста, это я,Рэт, и мой друг. Крот, мы заблудились в снегу. -- Что? Рэтти? Мой милый дружище! -- воскликнул дядюшка Барсук уже совсем другим голосом. -- Входи же, оба входите, скорее. Боже мой, давы, должно быть, прямо погибаете! Подумать только! Заблудились в снегу! И негде-нибудь, а в Дремучем Лесу да еще в такую поздноту! Ну давайте входите, входите. Оба путника чуть ли не перекувырнулись друг через друга, так имхотелось поскорее попасть внутрь, и оба с удовольствием и облегчениемуслышали, как за ними захлопнулась дверь. На Барсуке был длинный халат и действительно совершенно стоптанныешлепанцы, он держал в лапе плоский ночник и, скорее всего, направлялся вспальню, когда его застиг их настойчивый стук. Он посмотрел на них ипо-доброму каждого потрепал по голове. -- Это вовсе не такая ночь, когда маленьким зверькам можно бродить полесу, -- сказал он отечески. -- Боюсь, это все твои проказы, Рэтти. Ну,идемте, идемте на кухню. Там пылает камин, и ужин на столе, и все такоепрочее. Он шел, шаркая, неся перед собой свечу, а они в приятном ожиданииследовали за ним, подталкивая друг друга по длинному, мрачному и, по правдеговоря, довольно обшарпанному коридору в прихожую, от которой, как импоказалось, расходились другие коридоры и переходы, таинственные и на видбесконечные. Но в прихожую выходили также еще и крепкие, дубовые двери. Однуиз них дядюшка Барсук распахнул настежь, и они сразу же очутились в тепле исвете большой, с пылающим камином, кухни. Пол в кухне был из старого,исшарканного кирпича, в огромном устье камина пылали бревна, в углу --уютное место для отдыха, исключавшее самую мысль о сквозняке. Там стояли двакресла с высокими спинками, лицом обращенные друг к другу, приглашаярасположенных к беседе гостей посидеть в них. Посередине помещения стоялдлинный стол, сколоченный из простых досок, положенных на козлы, вдоль столапо обеим сторонам тянулись две скамьи. В торце стола, возле которого стоялоотодвинутое кресло, были видны остатки ужина, простого, но обильного. Рядычисто вымытых тарелок подмигивали с полок буфета, стоящего в дальнем углукухни, а с балок над головой свешивались окорока, пучки высушенных трав,сетки с луком, корзины, полные яиц. Казалось, что в этом месте доблестноевоинство вполне могло бы устроить пир после славной победы над врагом, илисборщики урожая, человек сто, могли бы отпраздновать Праздник Урожая спеснями и плясками, или, на худой конец, двое-трое закадычных друзей безбольших запросов могли бы удобно усесться за этим столом, посидеть,покурить, поболтать всласть. Рыжеватый кирпичный пол посылал улыбкипродымленному потолку, дубовые табуретки, отполированные до блеска частымупотреблением, обменивались бодрыми взглядами друг с другом, тарелки вбуфете подмигивали кастрюлькам на полках, а веселый отсвет камина игралрешительно на всем без всякого разбора. Добрейший Барсук усадил их у огня на табуретки и посоветовал скинутьмокрую одежду и обувь. Потом он сходил и принес им халаты и шлепанцы,самолично промыл Кроту ранку на ноге теплой водичкой и залепил пластырем, инога сделалась как и была, а может, даже и еще лучше! Им, приведенным сюдаметелью, наконец-то обсохшим и согревшимся в объятиях света и тепла,слышавшим за спиной звон тарелок, теперь, когда они обрели надежноепристанище, казалось, что холодный, бездорожный Дремучий Лес не тут,снаружи, а где-то далеко, за много-много миль, и все, что они там пережили,-- это полузабытый страшный сон. Когда наконец нежданные гости основательно "поджарились", Барсукпризвал их к столу, где он сервировал для них трапезу. Они изряднопроголодались и до того, но, когда они увидели ужин, который был накрыт дляних, им захотелось съесть все. Вопрос был только в том, на что наброситьсясначала, потому что все было так привлекательно! Довольно продолжительноевремя беседа вообще исключалась, а когда она возобновилась, то приобрела тотдостойный сожаления характер, который возникает от разговора с набитым ртом. Правда, дядюшка Барсук не обращал на это решительно никакого внимания,так же, как и на локти, положенные на стол, или на то, что все говорятразом. Поскольку сам он не любил бывать в обществе, то полагал, чтоусловности не имеют значения. (Мы, конечно, понимаем, что он ошибался и чтоего взгляд на это был слишком узок; все это имеет значение, а почему --долго объяснять.) Он сидел в своем кресле во главе стола, мрачно киваяголовой, пока пришельцы рассказывали о своих злоключениях. Казалось, его неудивляло решительно ничего в их рассказах. Он не приговаривал: "Я васпредупреждал" или: "Я же об этом сто раз говорил", и не поучал их, что, мол,надо было так-то и так-то поступить, и не упрекал их, что, мол, почему онине сделали то-то и то-то. Это необычайно расположило к нему Крота. Когда с ужином наконец-то покончили и каждый из них почувствовал, чтосъесть еще хотя бы кусочек небезопасно, потому что шкура может лопнуть, ичто теперь ему наплевать на всех и вся, они собрались возле догорающих,затягивающихся пеплом угольков большого камина, и каждый подумал, как этопрекрасно сидеть так поздно, и ничего не бояться, и быть таким сытым. Послетого как они поболтали о том о сем, Барсук спросил с большим интересом: -- Ну, хорошо. А теперь расскажите, какие новости в ваших краях? Какпоживает наш приятель Тоуд? -- О, чем дальше, тем хуже, -- сказал дядюшка Рэт с сожалением, а Крот,который сидел в кресле, наслаждаясь теплом от камина и задрав ноги вышеголовы, постарался напустить на себя искренне печальный вид. -- Еще однаавтомобильная катастрофа на прошлой неделе. И очень сильная, -- продолжалдядюшка Рэт. -- Понимаешь, он хочет сам сидеть за рулем, а к этому ну простобезнадежно неспособен. Нанял бы он лучше приличного, надежного, хорошообученного зверя в шоферы, да платил бы ему как следует, да поручил бы емудела, связанные с автомобилем, все бы и наладилось. Но где уж там! Онсчитает себя прирожденным шофером и решительно никого не слушает, вот отсюданеприятности и получаются. -- И сколько же у него их было? -- спросил Барсук подавленно. -- Машин или катастроф? -- спросил Рэт. -- Впрочем, что касается нашегоприятеля, то это, в конце концов, одно и то же. Это уже седьмая. А что допредыдущих... Ты ведь помнишь его каретный сарай? Он весь забит, ну то естьабсолютно весь, до самой крыши забит обломками его предыдущих автомобилей, икусочки-то эти размером не больше твоей шляпы. Я думаю, тебе все ясно, нетак ли? -- Он уже три раза попадал в больницу, -- вставил Крот. -- А уж сколькоденег он переплатил на штрафы, даже страшно подумать! -- Да и это еще полбеды, -- сказал дядюшка Рэт. -- Он богатый, конечно,это всем известно, но не миллионер же! Дело в том, что он никуда не годныйшофер, не признающий ни правил, ни законов. Одно из двух: либо он разорится,либо погибнет в катастрофе. Барсук, подумай! Ведь мы -- его друзья, недолжны ли мы что-нибудь предпринять? Барсук глубоко задумался. -- Послушайте! -- сказал он через не которое время довольно сурово. --Вы, надеюсь, понимаете, что я ничего не могу сделать теперь? Оба его приятеля наклонили головы, вполне понимая, что он имел в виду.Согласно звериному этикету, никого из зверей нельзя заставлять, чтобы онсовершил что-либо героическое или требующее приложения всех сил, или дажесравнительно небольшого напряжения, когда речь идет о зиме. В это время всезвери сонные, а некоторые по-настоящему спят. Все так или иначе зависят отпогоды. И все отдыхают от пламенных летних дней, когда каждый мускулподвергался серьезному испытанию и вся их энергия была пущена в ход. -- Хорошо, -- сказал Барсук. -- Тогда так и решим. Как только годпереломится, ночи станут короче, ну, знаете, когда начинаешь ерзать и хочетсявскочить и быть уже вполне бодрым к тому времени, как солнце встанет, а то и раньше,ну, вы сами понимаете... Оба кивнули с серьезным видом. Они понимали. -- Ладно. Тогда мы, -- продолжал Барсук, -- то есть ты, и я, и вот ещенаш друг Крот, -- мы тогда за него серьезно возьмемся. Мы не позволим ему валятьдурака. Мы его заставим войти в разум, даже силой, если понадобится. Эй, да тыспишь, Рэт? -- Нет, нет, нет, -- сказал дядюшка Рэт, вздрагивая и просыпаясь. -- Он после ужина уже раза два или три засыпал, -- засмеялся Крот. Он-то чувствовал себя вполне бодрым и даже оживленным, сам не знаяпочему. А причина была, несомненно, в том, что он был и по рождению, и повоспитанию подземный житель, и дом Барсука был такой же, как и егособственный, вот почему он себя туг так хорошо чувствовал. А дядюшка Рэт,чьи окна выходили на прохладную, дышащую ветерком реку, естественно,находил, что воздух тут тяжел и душен. -- Ну, пора нам всем ложиться, -- сказал Барсук, вставая и доставая дляних плоские подсвечники. -- Пошли со мной, я покажу вам ваши апартаменты. Ине спешите утром вставать, завтрак в любое время, когда пожелаете. И он повел своих гостей в комнату, которая служила наполовину спальней,а наполовину -- кладовой. Большую масть занимали зимние запасы Барсука,груды яблок, репы и картошки, корзины, полные орехов, и кувшин с медом. Нодве небольшие, чисто застланные кровати, стоявшие на незаставленной частипола, так и манили к себе, а белье было хоть и грубоватой ткани, но приятнопахло лавандой, так что дядюшка Рэт и Крот, в тридцать секунд стряхнув ссебя всю одежду, нырнули в чистые простыни с великой радостью иудовлетворением. В точном соответствии с предписанием доброго хозяина оба усталыхпутника на следующее утро спустились к завтраку очень поздно и обнаружилияркий огонь, пылающий в камине, и двух юных ежиков, сидевших на лавке застолом, евших овсяную кашу из деревянных мисок. Ежики положили ложки,вскочили и вежливо поклонились вошедшим. -- Сидите, сидите, -- сказал им дядюшка Рэт приветливо, -- доедайте.Вы, юноши, откуда взялись? Наверное, заблудились в снегу, а? -- Да, сэр, -- почтительно отозвался старший из ежиков. -- Я и вотБилли, мы было пошли в школу, мама нам велела, и мы, конечно, заблудились,сэр, и Билли испугался и начал плакать, потому что он еще маленький ипугается. Мы как раз оказались возле двери мистера Барсука, возле черногохода, и решились постучать, сэр, потому что мистер Барсук, он, как известно,очень добрый... -- Понимаю, понимаю, -- сказал дядюшка Рэт, отрезая тонкий кусочекветчины от большого окорока, а Крот тем временем положил пару яиц вкастрюльку. -- А как там погода? И не говори "сэр" через каждые два слова. -- Кошмарная погода, сэр, снегу навалило -- ужас! -- сказал ежик. -- Наулицу не выйдешь. -- А где Барсук? -- спросил Крот, подогревая кофе. -- Хозяин удалился в кабинет, сэр, и сказал, что будет очень занят всеутро, и просил не беспокоить его ни под каким видом. Эти слова были понятны всем присутствующим. Дело в том, что когда тыживешь изо всех сил целые полгода подряд, то другие полгода ты спишь илидремлешь. И неловко все время повторять, что тебе хочется спать, когда утебя в доме гости. Неудобно как-то об этом без конца напоминать. Всем былоясно, что Барсук, как следует позавтракав, удалился в свой кабинет, уселся вкресло, задрал ноги на стул, что стоит напротив, положил на мордочку красныйплаток и занялся тем, чем обычно занимаются в это время года. Колокольчик на входной двери громко зазвонил, и дядюшка Рэт, лапыкоторого были перепачканы маслом, потому что он намазывал себе хлеб, послалмаленького Билли поглядеть, кто там пришел. Было слышно, как в прихожей кто-то долго отряхивается, и вскоре Билливернулся в сопровождении дядюшки Выдры, который с громкими приветствиямикинулся обнимать друзей. -- Ну, хватит, хватит, -- пробормотал дядюшка Рэт, прожевывая ветчину. -- Я так и знал, что вы здесь, -- бодро заметил дядюшка Выдра. -- Там,на берегу реки, все в панике: "Рэт не ночевал дома, и Крота тоже нигде нет,что-нибудь, наверное, ужасное случилось" -- и следы ваши, конечно, занесло снегом.Но я так и знал. Когда кто попадет в затруднение, тот отправляется к Барсуку илиБарсук сам как-то об этом узнает, и я пошел прямо сюда, в Дремучий Лес, поснегу. Ух как там сегодня красиво! Солнце встало красное-красное, окрасилорозовым снег сквозь черные стволы деревьев. И такая тишина! А время отвремени целая шапка снега -- шлеп! -- срывается с ветки, и ты отскакиваешь иищешь, где бы укрыться. За ночь прямо ниоткуда воздвиглись снежные дворцы, и снежные пещеры, и снежные мосты, и террасы, икрепостные валы. Играть бы и играть во все это часами. Там кое-где валяютсяогромные ветки -- они рухнули под тяжестью снега, а малиновки по ним скачутс таким важным видом, точно это они все сделали. Пока я шел, гусиный клинпролетел у меня над головой высоко в небе, потом парочка-троечка грачейпокружилась над деревья ми. Поглядели, полетали и отправились по домам сбрезгливым выражением. Ни одного здравого существа не встретилось, чтобыпорасспросить о вас. На полпути я встретил кролика -- он сидел на пеньке иначищал свою глупую мордочку передними лапами. Ох и испугался же он, когда яподкрался к нему сзади и положил лапу на плечо. Мне пришлось пару раз егостукнуть, чтоб добиться хоть какого-нибудь толку. В конце концов мне удалосьвытянуть из него, что какой-то кролик видел в Дремучем Лесу Крота вчеравечером. В кроличьих норах вчера только и разговору было, как Крот,задушевный друг нашего Рэтти, попал в переплет и заблудился. Они все нарочностали его заманивать и водить по лесу кругами. "Почему же вы не поспешили на помощь? -- спросил я. -- Конечно, ума увас лишнего нет, но все-таки вас целые сотни, и есть среди вас здоровыепарни, и норы ваши под землей расходятся во все стороны, и вы не могли егопозвать и помочь ему укрыться в безопасном месте? Хотя бы попыталисьустроить его как-нибудь поудобнее!" А он только сказал: "Что? Мы? Кролики?" Ну, я стукнул его еще разок ипошел дальше. Во всяком случае, я хоть кое-что узнал, а если бы мне ещепопались Они, я бы узнал и побольше, но Они боялись мне попадаться. -- И тебе не было нисколько... ну... жутко? -- спросил его Крот,вспоминая при словах "Дремучий Лес" пережитые накануне страхи. -- Жутко? -- улыбнулся дядюшка Выдра, сверкнув набором крепких белых зубов. -- Я бы показал им "жутко", по пробовали бы Они со мной своиштучки! Крот, дружище, не в службу, а в дружбу, поджарь мне кусочек-другойветчинки, я страшно голоден, а потом мне надо перекинуться парочкой слов сРэтти, мы с ним сто лет не виделись. Добродушный Крот, отрезав несколько кусочков от окорока, велел ежатамих поджарить, а сам вернулся к прерванному завтраку. А дядюшка Выдра идядюшка Рэт, усевшись нос к носу, завели оживленную беседу, обсуждаяспецифические речные новости, и надо сказать, что такая беседа бесконечна, итечет и журчит, как сама река. Тарелка с жареной ветчиной была опустошена и отправлена для добавки,когда в кухню вошел Барсук, зевая и потягиваясь. Он поздоровался со всемикак обычно -- спокойно и просто, задав каждому по доброму вопросу. -- Дело идет к обеду, -- сказал он Выдре. -- Оставайся и поешь с нами,утро такое холодное, и ты, наверно, здорово проголодался? -- Да, весьма основательно, -- сказал дядюшка Выдра, подмигивая Кроту.-- При одном взгляде на этих молодых обжор, этих молодых ежей, набивающихживоты жареной ветчиной, кто хочешь начнет умирать с голоду. Ежата как раз почувствовали, что снова проголодались после овсяной кашии большого труда, который пришлось затратить, жаря ветчину. Они робковзглянули на Барсука, но сказать ничего не решились. -- Ну, ребятишки, теперь вам пора домой к маме, -- сказал Барсукласково. -- Я кого-нибудь пошлю вас проводить. Он дал каждому из них по шестипенсовой монетке, потрепал по головке, иежата ушли, почтительно кланяясь и дотрагиваясь до козырьков. Вскоре все опять уселись за стол. Крот оказался рядом с дядюшкой Барсуком, и, поскольку те двое были всееще погружены в речные сплетни и ничто не могло их от этого занятия отвлечь,он воспользовался случаем и заметил Барсуку, как уютно и по-домашнему ончувствует себя у него в доме. -- Под землей ты всегда знаешь, где ты находишься, -- сказал Крот. --Ничего с тобой не случится и никто на тебя не набросится. Ты сам себехозяин, и тебе не надо ни с кем советоваться и обращать внимание, кто что отебе скажет. Там, над головой, что-то происходит, а тебе до это го нетникакого дела, и ты ни о ком и не думаешь. А как захочешь -- раз! -- иможешь подняться наверх, и пожалуйста -- все тебя дожидается и все к твоим услугам. -- Именно это я всегда и говорю, -- сказал Барсук. -- Нигде нет такойтишины и покоя, как под землей. И нигде ты не чувствуешь себя в большейбезопасности. А если вдруг мыслям твоим станет тесно и тебе захочетсяпростора, стоит только копнуть, поскрести -- и пожалуйста! А если тебепокажется, что твой дом чересчур велик, закопай парочку проходов -- вот ивсе. Никаких тебе плотников, никаких строителей, никаких советов череззабор, а главное -- никакой погоды! Погляди на Рэтти. Стоит только паводкуподняться на парочку футов выше обычного, и вот он уже вынужден перебиратьсяв гостиницу, в неуютный и неудобный номер, и к тому же страшно дорогой.Возьми мистера Тоуда Я ничего не хочу сказать, Тоуд-Холл -- это лучший домво всей округе, если говорить о доме как таковом. Ну а вдруг пожар? Чтотогда будет с ним? А вдруг ураган снесет черепицу1? Или стена треснет''' Илиокно разобьется? Что тогда будет с ним' Или вдруг сквозняк, я ненавижусквозняки! Нет, наверху, пожалуйста, работайте, веселитесь, гуляйте -- всеэто хорошо. Но жить надо под землей. Я в этом глубоко убежден. Крот поддержал его всей душой, и дядюшка Барсук в конце концов с нимочень подружился. -- После обеда я покажу тебе весь свой дом, -- сказал он. -- Я думаю,тебе он понравится. Ты понимаешь толк в архитектуре После еды, когда те двое уселись в уголочек возле камина и затеялиоживленный спор насчет угрей, Барсук засветил фонарь и пригласил Кротаследовать за ним Они пересекли прихожую и двинулись но одному из главныхкоридоров. Колеблющийся свет фонаря на мгновение высвечивал по обеимсторонам разные помещения -- то маленькие, величиной не больше шкафа, апорой такие просторные и впечатляющие, как парадная столовая в Тоуд-Холле.Узенький проход, шедший под прямым углом к главному, привел их к другомукоридору, и тут все повторилось сначала Крот был потрясен размерами иразмахом всех этих ответвлений, длиной сумрачных переходов, толстыми сводаминабитых припасами кладовых, солидностью кирпичной кладки, колоннами, арками,прочно вымощенными полами. -- Откуда же ты нашел силы и время все это построить? -- вымолвил оннаконец. -- Это потрясающе! -- Было бы действительно потрясающе, если бы я все это построил сам, --ответил Барсук просто, -- Но в действительности я этого ничего не делал. Ятолько расчищал коридоры и помещения по мере надобности. Их здесь вокруг ещегораздо больше. Я вижу твое недоумение и сейчас тебе все объясню. Видишь ли,давным-давно на том месте, где теперь шумит Дремучий Лес, задолго до того,как он вырос таким, каким ты его знаешь, тут был город -- человеческийгород. Здесь, где мы с тобой сейчас стоим, они жили: ходили, разговаривали,спали, занимались своими делами. Здесь они держали конюшни и пировали,отсюда они отправлялись на войну или уезжали торговать. Это былмогущественный народ, они были богаты и умели хорошо строить. Строили оникрепко, потому что верили, что их город будет стоять вечно. -- Что же все-таки с ними со всеми случилось? -- спросил Крот. -- Кто знает? -- сказал Барсук. -- Народы приходят, живут, процветают,строятся, а потом уходят. Таков их удел. А мы остаемся. Здесь жили барсуки,я слыхал, задолго до того, как построился город. Мы можем на время уйти,переждать, перетерпеть, а потом появиться снова. Мы всегда будем. -- И что же случилось, когда люди отсюда ушли? -- Когда люди ушли, -- продолжал дядюшка Барсук, -- за дело взялисьсильные ветры и затяжные ливни -- терпеливо, не останавливаясь, день заднем, год за годом. Может быть, и мы, барсуки, как могли помогали -- кто знает?Вниз, вниз, вниз опускался город, опускался, разрушался, исчезал. И тогдавверх, вверх, вверх потянулся лес. Постепенно проросли семена, молодыедеревца вытягивались и крепли, на помощь им явились ежевика и папоротники.Листья опадали, становились перегноем, образуя почву, и покрывали руины.Весенние ручьи нанесли земли и песку, засыпали щели, и вот наш дом был опятьготов, и мы переселились в него. То же самое происходило там, наверху.Явились звери, им здесь понравилось, они осели, устроились, сталирасселяться, и жизнь вошла в свою колею. Они не утруждали себя мыслями опрошлом, они о нем никогда не думают, им некогда. Место это, конечно,холмистое, кочковатое, здесь полно ям и всяких рытвин, но в этом есть ипреимущества. Звери не думают и о будущем. Возможно, люди опять сюда явятся,может статься, опять всего лишь на время. Сейчас Дремучий Лес плотнонаселен, среди его обитателей есть и хорошие, и плохие, и так себе, никакие.Я, конечно, не называю имей. Разнообразие и создает мир. Но я могу себепредставить, что ты уже и сам о них кое-что знаешь. -- Ох, кажется, знаю! -- сказал Крот, поеживаясь. -- Ну, ничего, ничего, -- сказал Барсук, похлопывая его по плечу, --это было твое первое знакомство с ними. На самом деле они не такие ужплохие. Что ж, надо ведь жить и давать жить другим. Но завтра я кое с кемпоговорю, и у тебя больше не будет никаких неприятностей. Мои друзья ходят вэтих краях где хотят, иначе кое-кому придется иметь дело со мной. Вернувшись назад, они увидели, что дядюшка Рэт беспокойно мечетсявзад-вперед по кухне. Воздух подземелья был для него слишком тяжел идействовал ему на нервы; казалось, что он всерьез думает, что речкакуда-нибудь сбежит, если он не приглядит за ней хорошенько. Он надел пальтои сунул свои пистолеты за пояс. -- Пошли, Крот, -- сказал он нетерпеливо, увидев входящих. -- Нам надовыйти засветло, я не хочу снова ночевать в Дремучем Лесу. -- Хорошо, дружочек, -- отозвался дядюшка Выдра. -- И я с вами пойду, ятут каждую тропинку с закрытыми глазами найду. И если кому-нибудь по дорогепридется оторвать голову, положитесь на меня, я оторву. -- Не суетись, Выдра, -- сказал дядюшка Барсук. -- Мои туннели ведутгораздо дальше, чем ты думаешь. И у меня есть запасные выходы в разныхместах опушки, хотя я и не всех в это посвящаю. Если уж вы действительнособрались, то воспользуйтесь одним из моих коротких путей. Не беспокойтесь ипосидите еще немножко. Но дядюшка Рэт продолжал волноваться о своей реке, и Барсук, взяв вруки фонарь, повел их сырым и душным туннелем, который то извивался вкаменистой породе, то нырял вниз, под кирпичные своды, и тянулся, как импоказалось, на несколько миль. Наконец сквозь заросли, скрывавшие выход,забрезжил слабый дневной свет Наскоро со всеми попрощавшись, Барсук поспешновыпихнул их наружу. Он постарался, чтобы все по возможности приняло прежнийвид, замаскировав вход хворостом, опавшими листьями и ветками ползучегокустарника. И тут же удалился. Они увидели, что стоят на самой опушке Дремучего Леса. Позади нихгромоздились валуны ежевичные плети, обнаженные корни деревьев -- все былонавалено и переплетено друг с другом. Перед ними лежа по огромноепространство спокойно дремлющих, обрамленных черными па фоне снега живымиизгородями, а там, далеко, поблескивали воды старого друга -- Реки, и зимнеесолнце висело, низкое и красное, возле самого горизонта. Дядюшка Выдра, как знающий все тропинки, возглавил всю компанию, и онидвинулись гуськом, напрямик через поле туда, где в живой изгороди был лаз креке. Остановившись возле него л оглянувшись, они окинули взглядом сразу всюмассу леса, темную, плотную, пугающую, мрачно возвышающуюся среди окружающейее белизны Они тут же повернулись и заторопились к дому, к каминному теплу имилым, знакомым вещам, на которых играют отблески огня, к голосу воды,который бодро звучит за окном, к реке, которую они знали и которой доверялив любых ее настроениях. Она никогда не пугала их никакими неожиданностями. И пока Крот торопливо шагал, сладко предвкушая тот момент, когда онснова окажется дома, среди вещей, которые он знал и любил, он ясно понял,что он не лесной зверь, что жить ему надлежит возле возделанного поля иживых изгородей, недалеко от хорошо вспаханной борозды, выпаса, ухоженногосада, деревенской улочки, по которой можно не спеша пройтись вечерком. Не для него -- для других -- эта суровая жизнь, полная лишений,требующая стойкости и упорства, не для него открытия, столкновения, которыенеизбежны в этих медвежьих углах; он должен быть мудрым, должен держатьсяприятных и безопасных мест, по которым пролегает его стезя, и на ней егождет немало приключении, по-своему увлекательных, их хватит ему до концадней.
