ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Артас узнал звук частой, но тяжёлой поступи Мурадина прежде, чем дворф рванул на себя полу палатки и воззрился на него

Артас узнал звук частой, но тяжёлой поступи Мурадина прежде, чем дворф рванул на себя полу палатки и воззрился на него. Долгое время они глядели друг на друга, затем Мурадин отдёрнул голову назад и выпустил занавесь, позволив ей опасть. На мгновение Артас мыслями перенёсся в то время, когда был ребёнком, беспорядочно делающим выпады тренировочным мечом вдоль комнаты. Он нахмурился и поднялся, последовав за Мурадином туда, где они были вдалеке от прочих. Дворф слов не смягчал.

— Ты солгал своим людям и предал наёмников, которые сражались за тебя! — отрывисто выпалил Мурадин, сунувшись к лицу Артаса настолько, насколько позволял его намного меньший рост. — Это не тот парень, которого я учил. Это не тот человек, который был посвящён в орден Серебряной Длани. Это не мальчик Теренаса.

— Я ничей не мальчик, — сплюнул Артас, толкнув Мурадина. — Я сделал то, что счёл нужным.

Он был наполовину уверен, что Мурадин ударит его, но вместо того, похоже, гнев его старого тренера стал иссякать.

— Да что с тобой происходит, Артас? — тихо произнёс Мурадин, в голосе его чувствовалась буря смущения и боли. — Неужто месть — единственное, что что-то для тебя значит?

— Пощади меня, Мурадин, — досадливо проворчал Артас. — Ты не был там и не видел, что Мал'Ганис сделал с моей родиной. Что сделал он с невинными мужчинами, женщинами, детьми!

— Зато я слышал, что сделал ты, — тихо сказал Мурадин. — Кой-какие твои люди слегка разговорились, когда эль развязал им языки. Я знаю, что думаю — но знаю также, что не могу тебя судить. Ты прав, я там не был. Хвала Свету, мне не пришлось принимать подобных решений. Но даже коли так — что-то происходит. Ты...

Его прервал грохот мортир и крики тревоги. В мгновение ока Мурадин и Артас обнажили оружие и вернулись к лагерю. Бойцы ещё беспорядочно расхватывали оружие. Фалрик лающим голосом выкрикивал людям приказы, а Белган организовывал дворфов. С внешней стороны лагеря доносились звуки свалки, и Артас увидел приближающуюся волну нежити. Его руки стиснули молот. Все признаки указывали на скоординированную атаку, а не случайное столкновение.

— Тёмный Властелин предсказал твоё появление, — раздавшийся голос уже был хорошо знаком Артасу. Его поглотила эйфория. Мал'Ганис здесь! Это всё-таки была не безумная затея! — Здесь окончится твой путь, мальчик. В ловушке и холоде на вершине мира, где лишь смерть разнесёт весть о твоей судьбе.

Мурадин поскрёб бороду, его острый взгляд метался. Снаружи лагеря раздались звуки боя.

— Плохо дело, — признал он с типичной дворфийской сдержанностью. — Мы полностью окружены. Артас уставился на него с мукой во взоре.

— Мы могли бы сделать это, — прошептал он. — Будь у нас Ледяная Скорбь... мы могли бы это сделать.

Мурадин отвёл взгляд.

— Там... что ж, парень, у меня были сомнения. Насчёт меча. Да и насчёт тебя, если честно.

Артасу понадобилась секунда, чтоб осознать, что Мурадин сказал.

— Ты... ты имеешь в виду, что выяснил, как его найти? – Едва Мурадин кивнул, Артас схватил его за руку. — Да каковы бы ни были твои тревоги, Мурадин, не можешь же ты и сейчас сомневаться. Не теперь, когда здесь Мал'Ганус. Если знаешь, где он, так отведи меня к нему. Помоги мне заполучить Ледяную Скорбь! Ты сам сказал — ты не думаешь, что Мал'Ганусу хотелось бы увидеть меня с этим мечом в руке. У Мал'гануса сил больше, чем у нас. Без Ледяной Скорби мы погибнем, ты же знаешь, что это так!

Мурадин ответил ему мучительным взглядом, потом прикрыл глаза.

— Не нравится мне всё это, парень. Вот почему я раньше особенно не усердствовал… Что-то, связанное с этим артефактом… То, откуда появилась информация… Неправильно это всё. Но я обещал довести это до конца. Иди и собери кой-какой народ, а уж я тебе разыщу этот рунный клинок.

Артас хлопнул по плечу старого друга. Вот он, шанс. Я достану этот клятый клинок и проткну твоё сердце насквозь, повелитель ужаса. Я заставлю тебя заплатить.

— Прикройте эту брешь! — кричал Фалрик. — Даван, огонь!

Грохот мортиры гулял по лагерю, пока Артас нёсся к своему первому помощнику.

— Капитан Фалрик!

Фалрик повернулся к нему.

— Сэр... нас совершенно обложили. Какое-то время мы продержимся, но в конце концов они собираются нас измотать. Кого бы и что бы мы ни потеряли — всё им прибавится.

— Знаю, капитан. Мурадин и я собираемся отправиться на поиски Ледяной Скорби, — Глаза Фалрика слегка расширились, выражая сразу и шок, и надежду. Артас поделился знанием о мече и его предположительно огромной силе с некоторыми своими наиболее доверенными людьми. — Когда мы получим его, это будет верная победа. Сумеешь выиграть нам время?

— Да, Ваше Высочество, — усмехнулся Фалрик, но даже когда говорил это, он по-прежнему выглядел обеспокоенным. — Мы придержим этих мёртвых ублюдков.

Спустя несколько мгновений Мурадин, вооружённый картой и странным мерцающим предметом, присоединился к Артасу и горстке его бойцов. На губах его застыло неодобрение, в глазах стояло несчастье, но тело было собранным. Фалрик подал сигнал и начал отвлекать врага на себя. Большая часть нежити внезапно развернулась и сосредоточила свои усилия на нём, оставляя тылы лагеря открытыми.

— Идём, — неумолимо произнёс Артас. Мурадин выкрикивал команды о направлении, поочерёдно сверяясь с картой и мерцающим предметом, который, похоже, неравномерно пульсировал. Они двигались по глубокому снегу, туда, куда он указывал, настолько быстро, насколько было возможно, лишь изредка делая кратчайшие передышки, чтоб осмотреться. Небо темнело, сгущались тучи. Ещё больше замедляя их движение, посыпал снег. Артас шагал автоматически. Снег не давал видеть далее, чем на несколько метров вперед. Он больше не замечал, в каком направлении идёт, да это его и не заботило, он лишь передвигал ноги, следуя за ведущим их Мурадином. Время, казалось, потеряло значение. Он мог идти несколько минут, а мог и часы. Разум его был поглощён раздумьями о Ледяной Скорби. Их спасении. Артас знал, что так оно и будет. Но смогут ли они добраться до меча прежде, чем его люди в лагере падут под натиском нежити и её демонического хозяина? Фалрик сказал, что какое-то время они продержатся. Знать наверняка, что Мал'Ганис здесь, в его собственном лагере, и не иметь возможности напасть было...

— Там, — указав, почти благоговейно произнёс Мурадин, — он внутри.

Артас заколебался, его часто моргающие глаза были сужены в щёлки из-за сыплющего снега, ресницы схватило льдом. Они стояли перед зевом пещеры; застывший, он выглядел зловеще в водовороте снежной тьмы пасмурного дня. Изнутри шло какое-то подобие света, мягкое сине-зелёное сияние, которое он едва мог уловить. По нему, изнурённому и замёрзшему, прокатилось возбуждение. Он заставил онемевший рот исторгнуть слова.

— Ледяная Скорбь... и смерть Мал'Ганиса. Конец чуме. Ну же!

У него, казалось, открылось второе дыхание, и он ускорил шаг, принуждая ноги повиноваться.

— Парень! — голос Мурадина резко осадил его. — Такое ценное сокровище не будет так просто лежать и ждать любого, кто отыщет. Мы должны двигаться с долей осторожности.

Артас сердился, но Мурадин знал больше толку в подобных вещах. А потому он кивнул, крепко сжал свой молот и осторожно вошёл. Немедленное избавление от ветра и безумного снегопада его подбодрило, и они углубились в сердце пещеры. Оказалось, что сияние, которое он уловил снаружи, исходило от мягко мерцающих бирюзовых кристаллов и рудных жил, проявившихся на скальных стенах, полах и потолках. Он слыхал о таких светящихся кристаллах и теперь был благодарен за тот свет, что они давали. Его отряд мог сосредоточиться на том, чтобы держать оружие, а не факела. Когда-то его молот испускал бы довольно сияния, чтоб освещать им путь. Из-за этой мысли он насупился, но потом выгнал её из головы. Неважно, откуда шёл свет для зрения, важно лишь, что он вообще был. Тогда они и услышали голоса. Мурадин был прав, их ждали. Голоса были низкими, глухими и ледяными, их зловещие слова плыли в уши Артаса.

— Возвращайтесь назад, смертные. Лишь смерть и тьма ждут вас в этом брошенном тайнике. Вы не пройдёте.

Мурадин застыл.

— Парень, — сказал он мягко, хотя голос его, казалось, вечно будет отдаваться эхом в этом месте, — быть может, нам стоит их послушать.

— Что послушать? — вскричал Артас. — Последнюю жалкую попытку заставить меня свернуть с намеченного пути спасения своего народа? Для этого потребуется нечто большее, чем грозные слова.

Сжимая молот, он поднажал, завернул за угол — и замер в отпечатках своих следов, пытаясь во всё поверить. Они нашли обладателей ледяных голосов. На мгновение Артас вспомнил послушного водяного элементаля Джайны, который помог ей отбиться от огров в тот давний день перед тем, как всё столь зловеще и ужасно завертелось. Существа, парящие над холодным каменным полом пещеры, были сотворены изо льда и неестественного вещества вместо воды и облачёны в броню, которая, похоже, вырастала из них и была их частью. У них были шлемы без лиц, перчатки, оружие и щиты без рук. Какими бы тревожными ни были они, Артас уделил этим грозным элементальным духам не более чем мимолётный взгляд, ибо глаза его привлекла цель, ради которой они пришли сюда. Ледяная Скорбь. Она покоилась в парящей, зазубренной глыбе льда, и руны, тянущиеся по всей длине лезвия, мерцали холодно-синим светом. Под нею было подобие постамента, стоящего на большой, плавно вздымающейся насыпи, припорошенной снегом. Слабый свет, проникающий откуда-то высоко сверху, где пещера открывалась солнечным лучам, ниспадал на рунный клинок. Ледяная тюрьма скрывала некоторые детали формы и внешнего вида Ледяной Скорби, искажала другие. Она была одновременно открыта и скрыта, ещё более искушающая, будто новая любовница, мельком увиденная сквозь газовую занавесь. Артас узнал клинок — ведь то был тот самый меч, что он видел во сне, когда они едва ступили на эту землю. Не тот меч, что убил Непобедимого, но тот, что вернул его, излечённого и полного сил. Тогда он счёл это добрым знамением, но теперь знал, что это истинный знак. Это было то, что он должен был найти. Этому мечу суждено изменить всё. Артас восхищённо уставился на него, руки его почти ощутимо ныли, жаждая схватить, обвить пальцами рукоять, почувствовать гладкий взмах удара. Который покончит с Мал'Ганисом, со страданием, на которое он обрёк жителей Лордерона, оборвёт жажду мести Артаса. Притягиваемый мечом, он сделал шаг. Жуткий элементальный дух извлёк свой ледяной меч.

— Возвращайтесь, пока не слишком поздно, — нараспев произнёс он.

— Всё ещё пытаешься защитить меч? — проворчал Артас, разозлённый и смущённый его реакцией.

— Нет, — голос существа буквально громыхнул этим словом. — Пытаюсь защитить тебя от него.

На секунду Артас удивлённо воззрился на него. Потом он тряхнул головой, решительно сужая глаза. Это не более, чем уловка. Он ни за что не отвернётся от Ледяной Скорби — от спасения своего народа. Он не поддастся лжи. Он кинулся в атаку, и отряд его последовал за ним. Существа сомкнулись пред ними, нападая своим непривычным оружием, но Артас сосредоточил всё внимание на их предводителе, том, кому назначено было охранять Ледяную Скорбь. Всю его сдерживаемую надежду, тревогу, ярость, разочарование — всё это он обрушил на странного защитника. Его люди последовали примеру, отражая нападение прочих элементальных защитников меча. Молот его взлетал и опускался, взлетал и снова опускался, дробя ледяную броню под крики гнева, которые исторгала его глотка. Как смела эта тварь встать между ним и Ледяной Скорбью? Как смела она... С заключительным звуком агонии, похожим на хрип, вырывающийся изо рта погибающего, дух ринулся прочь из того, что было похоже на руки, и растворился. Артас встал, запыхавшийся, с широко раскрытыми глазами, воздух белыми облачками срывался с его окоченевших губ. Затем он повернулся к с таким трудом добытому призу. Все опасения исчезли, едва его взгляд вновь лёг на меч.

— Смотри, Мурадин, — выдохнул он, зная, что его голос дрожит, — вот оно, наше спасение — Ледяная Скорбь.

— Погоди, парень, — резкие слова Мурадина, почти приказ, были для Артаса как холодный душ. Он моргнул, выбитый из состояния поглотившего его восторга, и обернулся взглянуть на дворфа.

— Что? Почему? — спросил он. Мурадин — глаза его были сужены — взирал на парящий меч и постамент под ним.

— Что-то здесь не так, — он ткнул в рунный клинок толстым пальцем. — Всё было чересчур просто. Ну взгляни на него, висит тут, озаряемый светом не пойми откуда, будто цветок, только и ждущий, чтоб его сорвали.

— Слишком просто? — Артас наградил его неверящим взглядом. — У тебя ушло довольно много времени на поиски. И нам пришлось сражаться с этими тварями, чтобы добраться до него.

— Ха, — фыркнул Мурадин. — Всё, что я знаю об артефактах, подсказывает мне, что здесь что– то нечисто, прям как на причалах Пиратской Бухты, — он вздохнул, брови его по-прежнему были испещрены морщинами. — Постой... здесь, на постаменте, надпись. Посмотрим, сумею ли я прочесть. Это может нам что-то сказать.

Оба приблизились, Мурадин — чтоб опуститься на колени и взглянуть на начертанное, Артас — чтоб подобраться ближе к манящему мечу. Надписи, которая так заинтересовала Мурадина, он уделил лишь поверхностный взгляд. Она не была написана ни на одном из известных ему языков, но дворф, похоже, мог её прочесть, судя по тому, как глаза его бегали по буквам. Артас поднял руку и погладил разделявший их лёд — гладкий, лоснящийся, губительно холодный — да, то был лёд, но было в нём что-то необычное. Он не был просто замёрзшей водой. Он не знал, почему мог сказать это, но это было так. В нём было нечто очень могущественное, почти неземное. Ледяная Скорбь...

— Ага, думаю, распознал это. Написано на Калимаге, языке элементалей, — продолжил Мурадин. Он хмурился, читая. — Это... предупреждение.

— Предупреждение?

Предупреждене о чём? Возможно, дробление льда каким-то образом повредит меч, размышлял Артас. Сам странный кусок льда, впрочем, похоже, был будто отсечён от другой, более крупной глыбы. Мурадин медленно переводил. Артас вполуха слушал, сосредоточив взор на мече.

— Тот, кто возьмёт этот клинок, обретёт власть безграничную. Как клинок терзает плоть, так и власть калечит душу, — дворф вскочил на ноги, взволнованный сильнее, чем Артас когда-либо видел. — Ох, я должен был знать. Меч проклят! Давай уносить отсюда ноги!

Сердце Артаса странно дёрнулось в ответ на восклицание Мурадина. Уносить ноги? Оставить этот меч здесь, парящий в своей замёрзшей тюрьме, нетронутый, неиспользованный, с такой большой властью, которую предлагал? “Власть безграничная,” — обещало начертанное вкупе с угрозой калечить душу.

— Моя душа уже искалечена, — произнёс Артас. Так оно и было. Она была искалечена бесполезной смертью любимого скакуна, ужасом наблюдения, как восстают мёртвые, предательством той, которую любил — да, он любил Джайну Праудмур, теперь, в этот момент, когда душа его, казалось, лежит нагая пред суждением меча, он мог сказать это прямо. Она была искалечена принуждением убивать сотни людей, необходимостью лгать своим спутникам и навеки заткнуть рты тем, кто оспаривал его решения и не подчинялся ему. Столь многое оставило на ней свои шрамы. И уж конечно, отметины, что оставит власть, способная победить ужасное зло, не могут этого превзойти.

— Артас, парень, — сказал Мурадин, его грубый голос умолял. — Тебе и так со многим надо разобраться безо всякого проклятия на твою голову.

— Проклятия? — Артас горько рассмеялся. — Я с радостью приму любое проклятие, чтобы спасти свою родину.

Краем глаза он заметил, как Мурадина продрал озноб.

— Артас, ты знаешь, я серьёзный, бегать от всякой чуши не привык. Но я тебе, парень, говорю, это дело дурное. Оставь всё как есть. Пусть останется тут, потерянный и забытый. Мал'Ганис здесь, что ж, прекрасно. Пусть он свою демоническую задницу приморозит в этой пустоши. Забудь об этом и давай поведём твоих людей домой.

Внезапно разум Артаса наполнил образ людей. Он видел их, а за ними сотни тех, что уже пали жертвами этой ужасной чумы. Пали лишь затем, чтоб подняться лишёнными мыслей гниющими кусками мяса. Как же они? Как же их души, их страдания, их жертва? Возникло другое видение — огромная глыба льда, того же, что сейчас заключал в себе Ледяную Скорбь. Теперь он видел, откуда появился этот кусок. Это было частью чего-то большего, более сильного — и лёд этот, вместе руническим клинком внутри, был как-то послан ему, чтобы отмстить за павших. В его голове шептал голос: “Мёртвые требуют мести”. Что такое горстка живых людей в сравнении с мучением тех, кто погиб столь ужасно?

— К чёрту людей! — слова, казалось, исторгаются откуда-то из его нутра. — У меня долг перед мёртвыми. Я буду мстить, и никто не встанет у меня на пути, старый друг, — теперь он оторвал взор от меча достаточно, чтобы встретить обеспокоенный взгляд Мурадина, и лицо его чуточку смягчилось. — Даже ты.

— Артас, я учил тебя драться. Я хотел помочь тебе быть хорошим воином и хорошим королём. Но часть бытия воина в том, чтобы выбирать, в какую драку лезть — и каким оружием сражаться, — он ткнул указательным пальцем в Ледяную Скорбь. — А это оружие тебе не стоит класть в свой арсенал.

Мурадин ошибался. Он попросту не понимал. Артас должен был это сделать. Если бы сейчас он ушёл, он бы проиграл, снова, а этого он допустить не мог. Каждый шаг его планов разрушался. Но не в этот раз. Он верил в Свет, потому что мог его видеть и использовать его, и он верил в призраков и живых мертвецов, потому что с ними сражался. Но до этого момента он смеялся над идеей незримых сил, духов мест или вещей. Но теперь, когда его сердце ускорило биение с предвкушением и тоской, с тягой, источавшей самую его душу, слова сорвались с его губ, будто по собственному желанию, наполненные его пугающим желанием.

— Я взываю к духам этого места, — произнёс он, дыхание его замерзало в холодном, недвижном воздухе. Пред ним, недоступная, но ждущая его, взвешенная, парила Ледяная Скорбь. — Каковы бы ни были вы, добрые ли, недобрые или те и другие вместе. Я чувствую, что вы здесь. Я знаю, вы внемлете. Я готов. Я понимаю. И ныне говорю вам — я отдам всё и заплачу любую цену, если вы поможете мне спасти мой народ.

Долгое, ужасное мгновение ничего не происходило. Выдох его замёрз, расплылся, замёрз вновь, и брови усеял холодный пот. Он предложил всё, что имел — неужели ему отказали? Неужели он снова проиграл? Потом с низким стоном, от которого у него перехватило дыхание, по гладкой поверхности льда пробежала неожиданная трещина. Она ускорила свой бег вверх, виляя и расширяясь, пока Артас едва не потерял из виду меч, хранящийся в сердцевине. Снова его охватило смущение, в уши ударил внезапный громкий треск, заполнивший залу. Ледяная могила, заключавшая меч, взорвалась. Осколки разлетелись по зале, сами по себе словно мечи, острые и зазубренные. Они долбились о твёрдый каменный пол и стены, но даже пав на колени и механически вскинув руки, чтоб прикрыть голову, Артас услышал внезапно оборвавшийся крик.

— Мурадин!

Удар ледяного осколка отбросил дворфа на несколько метров. Теперь он неуклюже развалился на холодном каменном полу, и ледяное копьё торчало из середины его тела, вокруг него медленно растекалась лужа крови. Глаза его были закрыты, тело безвольно. Артас вскочил и поспешил к старому другу и тренеру, сдёргивая рукавицу. Он скользнул рукой по слабому телу, поместил ладонь на рану, воззрился на неё, желая, чтобы пришедший Свет наполнил его руки живительной энергией. Его раздирало чувство вины. Так вот какой была зловещая цена. Не его жизнь, но жизнь его друга. Того, кто заботился о нём, учил и поддерживал его. Он склонил голову, глаза его жгли слёзы, и молился. Это моя глупость. Моя цена. Прошу... И тогда, словно знакомую ласку любимого друга, он ощутил это. Свет стремился сквозь него, утешающий и тёплый, и он проглотил всхлип, когда увидел, как сияние вновь начало окутывать руку. Он пал так низко, но не было слишком поздно. Свет не оставил его. Всё, что ему было нужно, это испить его, открыть ему своё сердце. Мурадин не умрёт. Он мог его вылечить, и вместе они... Что-то пробежало по его загривку. Нет, нет, не по загривку... по отдалённому краю сознания. Он быстро поднял глаза... И воззрился в изумлении. Она освободилась от оков, чтобы явиться перед ним, её сине-белые руны окутывали её холодным и блестящим светом. Его собственный Свет опал с его рук, когда он поднялся, почти загипнотизированный. Ледяная Скорбь ждала его — любовница, которой нужно было касание желанного, чтобы пробудиться в истинной славе. Шептание на задворках его ума продолжилось. Это был правильный путь. Глупо было доверяться Свету. Он неоднократно предал его. Он не пришёл, чтоб спасти Непобедимого, его было мало, чтобы остановить неумолимую поступь чумы, которая изничтожала население его королевства. Мощь, сила Ледяной Скорби — это была единственная вещь, способная встать против могущества повелителя ужаса. Мурадин был среди потерь этой ужасной войны. Но, надо надеяться, жертва его будет последней. Артас встал и сделал несколько нетвёрдых шагов к сияющему оружию, его рука, всё ещё вымоченная в крови друга, тянулась, дрожа. Она сомкнулась на рукояти, и пальцы обвились вокруг черенка, лёгшего в руку словно влитой, будто одно было сотворено для другого. Его пробил холод, заставляя плечи затрепетать, распространяясь по телу и приходя в сердце. На мгновение нахлынула боль, и он знал знак тревоги, но вдруг всё стало в порядке. Всё было как надо; Ледяная Скорбь принадлежала ему, а он принадлежал ей, и её голос говорил, шептал, ласкал изнутри его разум, будто всегда был там. С криком восторга он воздел оружие, взирая на него с удивлением и горячей гордостью. Он всё исправит — он, Артас Менетил, и славная Ледяная Скорбь была теперь такой же частью его, как разум, сердце или дыхание, и он пристально слушал секреты, которые она открывала.