Гла­ва вто­рая

 

Ме­ня отс­тра­нили от ра­боты, я бы­ла уво­лена – за пол­то­ра ме­сяца до Рож­дес­тва. На мой взгляд, вы­нуж­дать че­лове­ка уй­ти в та­кое вре­мя в выс­шей сте­пени нес­пра­вед­ли­во. Что­бы ме­ня уво­лить, на­няли сот­рудни­цу из агентства, где их на­тас­ки­ва­ют со­об­щать по­доб­ные но­вос­ти дол­жным об­ра­зом, что­бы ра­бото­дате­лю про­ще бы­ло из­бе­жать скан­да­ла, су­деб­но­го ис­ка и про­чих проб­лем. Она приг­ла­сила ме­ня на ланч в ти­хое у­ют­ное мес­течко, по­дож­да­ла, по­ка я за­кажу са­лат «Це­зарь», а се­бе взя­ла чаш­ку чер­но­го ко­фе и прес­по­кой­но си­дела нап­ро­тив, наб­лю­дая, как я ед­ва не по­дави­лась грен­ка­ми, ког­да она об­ри­сова­ла мне си­ту­ацию. Уве­рена, что Лар­ри знал – я не при­му это из­вестие ни от не­го, ни от ко­го дру­гого, по­пыта­юсь его пе­ре­убе­дить, влеп­лю ему иск или хо­тя бы по­щечи­ну. Он пос­та­рал­ся об­ста­вить все так, что­бы я уб­ра­лась вон, сох­ра­нив гор­дое дос­то­инс­тво, но ни­чего дос­той­но­го гор­дости я в сво­ем по­ложе­нии не ви­дела. Не­воз­можно скрыть, что те­бя уво­лили, я бы­ла вы­нуж­де­на это об­суждать, а те, кто не за­давал лиш­них воп­ро­сов, прос­то и так уже бы­ли в кур­се. Я чувс­тво­вала се­бя у­яз­влен­ной. И сей­час чувс­твую.

Свою тру­довую жизнь я на­чала бух­галте­ром. В двад­цать че­тыре го­да, мо­лодая, но опыт­ная, я приш­ла в Trent@Bogle, до­воль­но круп­ную кор­по­рацию, где про­рабо­тала год, а за­тем не­ожи­дан­но пе­реш­ла в Start It Up. Там я кон­суль­ти­рова­ла пред­при­нима­телей, ре­шив­ших от­крыть собс­твен­ный биз­нес, в том, что ка­салось фи­нан­сов, и ру­ково­дила ин­ди­виду­аль­ны­ми про­ек­та­ми.

И там же я по­няла, что о лю­бом со­бытии мож­но рас­ска­зать две ис­то­рии – од­ну для пуб­ли­ки, а дру­гую – прав­ди­вую. Вот ис­то­рия, ко­торую я рас­ска­зыва­ла: про­рабо­тав пол­то­ра го­да, я уш­ла, что­бы соз­дать свой биз­нес, по­тому что ме­ня нас­толь­ко вдох­новля­ли мои кли­ен­ты, что мне страш­но за­хоте­лось воп­ло­тить свои идеи в жизнь. А вот прав­да: мне так ос­то­чер­те­ли лю­ди, нес­по­соб­ные хоть что-ни­будь сде­лать пра­виль­но, что, дви­жимая стрем­ле­ни­ем до­бить­ся ре­зуль­та­та, я ос­но­вала свой биз­нес. Он ока­зал­ся столь ус­пе­шен, что мне пред­ло­жили его про­дать. И я про­дала. По­том ор­га­низо­вала но­вый и опять-та­ки про­дала. Быс­тро наш­ла еще од­ну идею. На тре­тий раз мне не приш­лось да­же осо­бен­но в нее вкла­дывать­ся, по­купа­телям так пон­ра­вилась кон­цепция, а мо­жет, они так бо­ялись, что я сос­тавлю им силь­ную кон­ку­рен­цию, что без про­мед­ле­ний ее при­об­ре­ли. Тог­да и на­чалось на­ше с Лар­ри сот­рудни­чес­тво, а за­вер­ши­лось оно тем, что ме­ня уво­лили – впер­вые за всю мою тру­довую де­ятель­ность. Биз­нес-кон­цепт ком­па­нии не был лич­но мо­ей иде­ей, мы раз­ра­бота­ли его вмес­те, я бы­ла со­уч­ре­дите­лем и вы­наши­вала это де­тище как свое. Я по­мога­ла ему рас­ти. Наб­лю­дала, как оно креп­нет и на­бира­ет­ся сил, рас­цве­та­ет сверх са­мых сме­лых ожи­даний, а по­том ста­ла го­товить­ся к то­му мо­мен­ту, ког­да мы смо­жем его про­дать. Но это­го не слу­чилось. Ме­ня уво­лили.

Свою ком­па­нию мы наз­ва­ли «Фаб­ри­ка идей». Мы по­мога­ли раз­личным ор­га­низа­ци­ям с их собс­твен­ны­ми боль­ши­ми иде­ями. Мы не бы­ли кон­салтин­го­вой фир­мой. Ли­бо мы бра­ли го­товые идеи и до­води­ли их до ума, ли­бо при­думы­вали свои, раз­ра­баты­вали их, внед­ря­ли и кон­тро­лиро­вали вплоть до окон­ча­тель­ной ре­али­зации. К чис­лу та­ких идей от­но­сит­ся, нап­ри­мер, Daily Fix, га­зет­ка мес­тных но­вос­тей, ко­торую рас­простра­няли в ко­фей­не. Она из­да­валась в под­дер­жку ок­рес­тных пред­при­нима­телей, пи­сате­лей и ху­дож­ни­ков. Или, ска­жем, идея про­давать мо­роже­ное в секс-шо­пе – она при­над­ле­жала лич­но мне и име­ла ог­ромный ус­пех. Ког­да в эко­номи­ке нас­ту­пил спад, на­ши де­ла, нап­ро­тив, кру­то пош­ли вверх. Ибо ес­ли что и мог­ло по­мочь ком­па­ни­ям удер­жать­ся на пла­ву и вы­жить в но­вых об­сто­ятель­ствах, так это спо­соб­ность ори­гиналь­но мыс­лить. Мы про­дава­ли свое во­об­ра­жение, и мне это нра­вилось.

Сей­час, поль­зу­ясь тем, что у ме­ня ку­ча сво­бод­но­го вре­мени, я ана­лизи­рую свои от­но­шения с Лар­ри и ви­жу, что они на­чали пор­тить­ся уже за­дол­го до окон­ча­тель­но­го раз­ры­ва. Я дви­галась, быть мо­жет, без ог­лядки на его ус­трем­ле­ния, по про­торен­но­му мар­шру­ту, к пун­кту «Про­дажа», как уже триж­ды де­лала до то­го, а он хо­тел сох­ра­нить фир­му. Обо­рачи­ва­ясь на­зад, я по­нимаю, что это и бы­ла на­ша проб­ле­ма, при­чем не­малень­кая. Ду­маю, что я слиш­ком силь­но на­пира­ла, слиш­ком ак­тивно ис­ка­ла по­тен­ци­аль­ных по­купа­телей, меж тем в глу­бине ду­ши я зна­ла, что это рас­хо­дит­ся с его ин­те­реса­ми и не сто­ит так на не­го да­вить. Он был уве­рен, что «до­вес­ти де­ло до ума» оз­на­ча­ет раз­ви­вать его даль­ше, а я счи­тала, что это оз­на­ча­ет про­дать его и на­чать что-то но­вое. У ме­ня с детс­тва вы­рабо­тал­ся один взгляд на жизнь, у Лар­ри – дру­гой. Я при­вык­ла, что в ко­неч­ном сче­те при­ходит­ся рас­ста­вать­ся, Лар­ри при­вык дер­жать­ся сво­его. Дос­та­точ­но пос­мотреть, как он ве­дет се­бя с же­ной и до­черью-под­рос­тком, что­бы по­нять: та­кова во­об­ще его жиз­ненная фи­лосо­фия. Удер­жать, не дать уй­ти, это мое. Не ос­лаблять хват­ку, не вы­пус­кать из рук. Лю­бой це­ной.

Мне трид­цать три го­да, в на­шей ком­па­нии я про­рабо­тала че­тыре. У ме­ня не бы­ло ни еди­ного боль­нич­но­го, жа­лобы, на­река­ния, вы­гово­ра или сом­ни­тель­ной сдел­ки – во вся­ком слу­чае, та­кой, ко­торая от­ри­цатель­но ска­залась бы на до­ходах фир­мы. Я всю се­бя от­да­вала ра­боте и де­лала это весь­ма охот­но, ведь это бы­ло в мо­их же ин­те­ресах, но я ожи­дала, что по­лучу что-ни­будь вза­мен, честь по чес­ти. Преж­де я бы­ла убеж­де­на, что лич­ность уво­лен­но­го сот­рудни­ка ни­как не стра­да­ет, но это по­тому, что ме­ня ни­ког­да ник­то не уволь­нял, на­обо­рот, уволь­ня­ла я. Те­перь я по­нимаю, что лич­ность стра­да­ет, да еще как. Ра­бота бы­ла мо­ей жизнью. Друзья и кол­ле­ги вся­чес­ки ста­рались ме­ня под­держать, и в ито­ге мне приш­ло в го­лову, что, ес­ли бы од­нажды у ме­ня вдруг об­на­ружил­ся рак, ник­то бы об этом не уз­нал, я бы пред­почла справ­лять­ся в оди­ноч­ку. Они зас­та­вили ме­ня ощу­тить се­бя жер­твой. Смот­ре­ли так, точ­но мне по­ра са­дить­ся в са­молет и ума­тывать в Авс­тра­лию, мыс­ленно при этом со­жалея, что я и там не сго­жусь – слиш­ком вы­сокая ква­лифи­кация, что­бы вы­ращи­вать ар­бу­зы.

Прош­ло все­го два ме­сяца, а я уже сом­не­ва­юсь в сво­ей вос­тре­бован­ности. У ме­ня нет це­ли, мне не на что опи­рать­ся в том, что зо­вет­ся жизнью «изо дня в день». Та­кое чувс­тво, что ме­ня прос­то изъ­яли из ми­ра. Знаю, это не­надол­го, по­том я сно­ва смо­гу ис­полнять свою роль, но сей­час я чувс­твую се­бя имен­но так. Все­го два ме­сяца, да­же чуть мень­ше, а мне уже смер­тель­но на­до­ело. Я де­ятель­ный че­ловек, толь­ко де­лать мне осо­бо не­чего.

Все де­ла, с ко­торы­ми я меч­та­ла рас­пра­вить­ся, по­ка жи­ла в нап­ря­жен­ном тру­довом рит­ме, уже пе­реде­ланы. На это хва­тило пер­во­го ме­сяца.

Съ­ез­ди­ла в теп­лые края не­задол­го до Рож­дес­тва, так что те­перь я за­горе­лая и прос­ту­жен­ная.

По­вида­ла под­руг, все они на­рожа­ли де­тей и все в дек­ретном от­пуске, в прод­ленном дек­ретном от­пуске или во «вряд-ли-я-во­об­ще-вер­нусь-на-ра­боту» от­пуске. Мы хо­дили по­пить ко­фе, и мне стран­но бы­ло си­деть в ка­фе и бол­тать за жизнь пос­ре­ди ра­боче­го дня. Как буд­то я сно­ва про­гули­ваю шко­лу – прос­то за­меча­тель­но… пер­вые па­ру раз. По­том ста­ло уже не так за­меча­тель­но, и я на­чала об­ра­щать вни­мание на тех, кто при­носил нам ко­фе, про­тирал гряз­ные сто­лики, го­товил го­рячие бу­тер­бро­ды. Все они ра­бота­ли. Ра­бота­ли.

Я ис­прав­но кур­лы­кала с мла­ден­ца­ми сво­их при­ятель­ниц, хо­тя боль­шинс­тву из них это бы­ло без­различ­но – они ле­жали на цвет­ных ков­ри­ках, ко­торые шур­шат и хрус­тят, ес­ли на них по слу­чай­нос­ти нас­ту­пишь, и ни­чего тол­ком не де­лали, прос­то за­дира­ли вверх пух­лые нож­ки, со­сали паль­цы, пе­рево­рачи­вались на жи­вот и стре­мились пе­ревер­нуть­ся об­ратно. За­бав­но… пер­вые де­сять раз.

Дваж­ды за пол­то­ра ме­сяца ме­ня поп­ро­сили стать крес­тной ма­терью, ви­димо, в на­деж­де за­нять хоть чем-то без­ра­бот­ную под­ру­гу. Оба приг­ла­шения бы­ли сде­ланы от чис­то­го сер­дца, и я бы­ла тро­нута, но, ес­ли бы у ме­ня бы­ла ра­бота, ме­ня бы не поз­ва­ли – ведь тог­да бы мы ви­делись ку­да ре­же, я бы не зна­ла их де­тей и… и опять все воз­вра­ща­ет­ся к то­му, что ра­боты у ме­ня нет. Ме­ня не­ред­ко приг­ла­ша­ют зай­ти, по­тому что сов­сем при­пер­ло и не к ко­му об­ра­тить­ся. Оче­ред­ная му­чени­ца с не­мыты­ми жир­ны­ми во­лоса­ми, пот­ная и про­пах­шая дет­ской от­рыжкой, зво­нит мне и ти­хим бес­цвет­ным го­лосом, от ко­торо­го у ме­ня му­раш­ки бе­гут по спи­не, со­об­ща­ет, что ей страш­но от то­го, что она с со­бой сде­ла­ет, пос­ле че­го я тут же мчусь по­сидеть с ре­бен­ком, по­ка она идет в ван­ну на де­сять бла­жен­ных ми­нут. Я об­на­ружи­ла, что воз­можность при­нять душ или спо­кой­но по­сидеть в ту­але­те бес­ценна для мо­лодых ма­терей.

Я за­хожу в гос­ти к сес­тре прос­то так, по­тому что вдруг за­хоте­лось по­видать­ся. Рань­ше я се­бе это­го ни­как не мог­ла поз­во­лить. Это при­водит ее в пол­ней­шее за­меша­тель­ство, и она бес­пре­рыв­но спра­шива­ет ме­ня, ко­торый час, как буд­то я сби­ла ее внут­ренний хро­нометр.

Я силь­но за­годя на­купи­ла по­дар­ков к Рож­дес­тву. А так­же рож­дес­твенских от­кры­ток, ко­торые ра­зос­ла­ла вов­ре­мя – все двес­ти штук. Я да­же по­мог­ла от­цу с его спис­ком по­купок. Я де­ятель­на сверх ме­ры и всег­да та­кая бы­ла. Ко­неч­но, мне то­же при­ят­но по­без­дель­ни­чать – люб­лю съ­ез­дить в от­пуск на па­ру не­дель, по­валять­ся на пля­же и ни­чем во­об­ще не за­нимать­ся, но толь­ко ес­ли я са­ма так ре­шила, ес­ли это про­ис­хо­дит по мо­ей во­ле и я знаю, что по­том ме­ня сно­ва ждет ра­бота. Мне не­об­хо­димо иметь цель. Не­об­хо­димо к че­му-то стре­мить­ся. Что-то пре­одо­левать и че­му-то спо­собс­тво­вать. Мне не­об­хо­димо что-то де­лать.

Я лю­била свою ра­боту, но, что­бы как-то при­обод­рить­ся и по­мень­ше пе­режи­вать ее ут­ра­ту, пос­та­ралась най­ти что-ни­будь, о чем я по­том со­жалеть не бу­ду.

Мо­ими кол­ле­гами в ос­новном бы­ли муж­чи­ны. По боль­шей час­ти са­модо­воль­ные при­дур­ки, но бы­ли и за­бав­ные, и па­роч­ка при­ят­ных. Мне не хо­телось встре­чать­ся ни с кем из них вне ра­боты, и по­это­му то, что я сей­час ска­жу, мо­жет по­казать­ся не­логич­ным, но это не так. Их бы­ло де­сять че­ловек, и с тре­мя я пе­рес­па­ла. В двух слу­ча­ях из трех я об этом по­жале­ла. Тре­тий, о ко­тором я не по­жале­ла, очень по­жалел об этом сам. Та­кие вот нес­кла­душ­ки.

Я не бу­ду ску­чать о тех, с кем вмес­те ра­бота­ла. Лю­ди раз­дра­жа­ют ме­ня боль­ше все­го на све­те. Ме­ня раз­дра­жа­ет, что у боль­шинс­тва на­чис­то от­сутс­тву­ет здра­вый смысл, что они прис­трастны, не­объ­ек­тивны, их пос­тупки оши­боч­ны, а убеж­де­ния лож­ны, они не­вежес­твен­ны и опас­ны, так что слу­шать их по­рой прос­то не­выно­симо. И это не по­тому, что я ядо­витая брюз­га. Нап­ро­тив, я ни­чего не имею про­тив гру­бой, ска­жем так, не­полит­коррек­тной шут­ки, ес­ли она умес­тна и ос­тро­ум­на, а шут­ник в иде­але еще и са­мок­ри­тичен. Но ког­да ка­кой-ни­будь кре­тин на го­лубом гла­зу из­ре­ка­ет «за­бав­ные» пош­лости, в ко­торые сам при этом ве­рит, это не смеш­но, это от­вра­титель­но. И я тер­петь не мо­гу бла­гос­тные спо­ры о том, что хо­рошо, а что пло­хо. По мне, каж­дый и так дол­жен это знать, с са­мого рож­де­ния. В детс­тве на­до про­ходить про­вер­ку на под­лость и по­лучать при­вив­ку от глу­пос­ти.

От­сутс­твие ра­боты вы­нуди­ло ме­ня приз­нать су­щес­тво­вание не­кото­рых проб­лем, чрез­вы­чай­но ме­ня раз­дра­жа­ющих. Ра­бота поз­во­ляла мне это­го из­бе­гать, от­вле­кала от лиш­них мыс­лей. А те­перь мне при­ходит­ся ду­мать, за­давать­ся не­нуж­ны­ми воп­ро­сами, ис­кать воз­можность вза­имо­дей­ствия с тем, от че­го я так дол­го ук­ло­нялась. Это ка­са­ет­ся и со­седей по рай­ону, где я по­сели­лась че­тыре го­да на­зад. До то­го на­ше об­ще­ние бы­ло све­дено к ну­лю.

Ка­са­ет­ся это и се­год­няшне­го ноч­но­го про­ис­шес­твия. Не знаю, мо­жет, так бы­вало и рань­ше, а мне уда­валось не об­ра­щать вни­мания. Впро­чем, мо­жет быть, си­ту­ация пос­те­пен­но усу­губи­лась или те­перь, ког­да мне боль­ше осо­бо не­чем за­нять­ся, я из­лишне ос­тро на нее ре­аги­рую, то есть до­хожу до бе­лого ка­ления. Как бы то ни бы­ло, а сей­час де­сять ве­чера, и уже ми­нимум два ча­са как я в бе­шенс­тве.

Се­год­ня ка­нун Но­вого го­да. И впер­вые в жиз­ни я в этот ве­чер од­на. Я са­ма так ре­шила по нес­коль­ким при­чинам: преж­де все­го по­года прос­то ужа­са­ющая и вы­ходить на ули­цу чис­тое бе­зумие. Мне и так чуть го­лову не отор­ва­ло, ког­да я от­кры­ла дверь, что­бы заб­рать у пар­ня из служ­бы дос­тавки свою тай­скую еду. Этот ге­ро­ичес­кий че­ловек храб­ро сра­жал­ся со сти­хи­ями, что­бы снаб­дить ме­ня пи­щей, и у ме­ня не хва­тило ду­ху уп­рекнуть его, что пель­ме­ни и кре­веточ­ные чип­сы прев­ра­тились в еди­ное ме­сиво. Он смот­рел мне за спи­ну, в теп­ло и у­ют гос­ти­ной, и в его взгля­де бы­ло столь­ко без­на­деж­ной тос­ки, что жа­лобы заг­лохли у ме­ня на гу­бах.

Ве­тер за ок­ном во­ет с та­кой лю­той си­лой, что я всерь­ез опа­са­юсь, как бы он не сор­вал кры­шу. У мо­их бли­жай­ших со­седей бес­пре­рыв­но хло­па­ет ка­лит­ка, и нес­коль­ко раз я уж поч­ти го­това бы­ла вый­ти и зак­рыть ее, но бо­юсь, что упо­доб­люсь пус­тым бан­кам из-под пи­ва, ко­торы­ми ве­тер иг­ра­ет на бо­ковой улоч­ке. Та­кого ура­гана на­ша стра­на – то есть Ир­ландия – ни­ког­да в жиз­ни не ви­дела. И то же са­мое тво­рит­ся в Бри­тании, да и Шта­там при­лич­но дос­та­лось. В Кан­за­се ми­нус со­рок, Ни­агар­ский во­допад за­мерз, над Нью-Й­ор­ком за­вис ар­кти­чес­кий ан­ти­цик­лон, и там то­же со­бачий хо­лод. В графс­тве Кер­ри бу­ря под­ни­ма­ет до­ма-ав­то­фур­го­ны и швы­ря­ет на ска­лы, а ов­цы, преж­де весь­ма креп­ко дер­жавши­еся на го­рис­тых скло­нах, про­иг­ры­ва­ют схват­ку с ура­ганом и ва­ля­ют­ся на по­бережье ря­дом с обес­си­лев­ши­ми тю­леня­ми. Пре­дуп­режда­ют о на­вод­не­ни­ях, жи­телям приб­режных рай­онов ре­комен­ду­ют не вы­ходить из до­ма, ули­цы пус­ты, и лишь нес­час­тные ре­пор­те­ры по­синев­ши­ми гу­бами ве­дут пря­мые тран­сля­ции с мес­та со­бытий. До­рога, по ко­торой я мо­гу доб­рать­ся ту­да, ку­да мне нуж­но, уже два дня как за­топ­ле­на. Имен­но в тот мо­мент, ког­да мне бы хо­телось про­явить ак­тивность, ког­да мне не­об­хо­димо се­бя чем-то за­нять, мать-при­рода вы­нуж­да­ет ме­ня за­тор­мо­зить­ся до пол­ной обез­дви­жен­ности. Я знаю, че­го она до­бива­ет­ся: хо­чет, что­бы я кое о чем по­раз­мысли­ла, и она в этом пре­ус­пе­ла. Но пос­коль­ку все, что я о се­бе ду­маю, те­перь на­чина­ет­ся с «мо­жет быть…», че­го рань­ше ни­ког­да не слу­чалось, то не знаю, нас­коль­ко эти мыс­ли вер­ны.

От до­ма нап­ро­тив сквозь за­выва­ние вет­ра по­рой до­носит­ся со­бачий лай, ви­димо, док­тор Джей­мсон опять за­был впус­тить сво­его пса. Ли­бо он ста­новит­ся все бо­лее рас­се­ян, ли­бо у них в пос­леднее вре­мя ис­порти­лись от­но­шения. Не знаю, как зо­вут это жи­вот­ное, но оно по­роды джек-рас­сел-терь­ер. Пес взял се­бе за пра­вило за­бегать ко мне в сад и де­лать там свои де­лиш­ки, а па­ру раз вры­вал­ся в дом, так что при­ходи­лось ло­вить его и от­но­сить че­рез до­рогу, что­бы воз­вернуть дос­то­поч­тенно­му хо­зя­ину. Я зо­ву его «дос­то­поч­тенным», по­тому что он весь­ма ве­личес­твен­ный джентль­мен лет се­миде­сяти, врач-те­рапевт на пен­сии, воз­глав­ля­ющий, ис­клю­читель­но «из люб­ви к ис­кусс­тву», бес­числен­ное мно­жес­тво вся­ких об­ществ: лю­бите­лей шах­мат, брид­жа, голь­фа, кри­кета, а те­перь он пре­зидент мес­тной уп­равля­ющей ком­па­нии, ко­торая от­ве­ча­ет за убор­ку листь­ев, за­мену пе­рего­рев­ших лам­по­чек в улич­ных фо­нарях, ох­ра­ну и вся­кое та­кое. Он всег­да под­тя­нут, брю­ки иде­аль­но выг­ла­жены, ру­баш­ки бе­зуко­риз­ненно со­чета­ют­ся по цве­ту со сви­тера­ми с V-об­разным вы­резом, бо­тин­ки на­чище­ны, а при­чес­ка во­лосок к во­лос­ку. Раз­го­вари­вая со мной, он ад­ре­су­ет свои реп­ли­ки ку­да-то по­верх мо­ей го­ловы, слег­ка зад­рав креп­кий под­бо­родок и вну­шитель­ный нос, – как ак­тер в лю­битель­ском те­ат­ре, од­на­ко он ни­ког­да не бы­ва­ет от­кро­вен­но груб, ли­шая ме­ня воз­можнос­ти наг­ру­бить в от­вет, и мне ос­та­ет­ся толь­ко про­яв­лять хо­лод­ную сдер­жанность. Я во­об­ще про­яв­ляю ее со все­ми, в ком не мо­гу до кон­ца ра­зоб­рать­ся. На­до ска­зать, что раз­би­рать­ся я вов­се и не жаж­ду, бо­лее то­го, ме­сяц на­зад я знать не зна­ла, что у док­то­ра Джей­мсо­на есть со­бака, но те­перь, по­хоже, мне из­вес­тно о мо­их со­седях ку­да боль­ше, чем хо­телось бы.

Чем доль­ше ла­ет терь­ер, тем боль­ше я тре­вожусь – а не сбил ли ура­ган док­то­ра Джей­мсо­на с ног или, то­го ху­же, не заш­вырнул ли он его на со­сед­ский зад­ний двор, как боль­шую иг­рушку? Я слы­шала про де­воч­ку, ко­торая, выг­ля­нув по­ут­ру в ок­но, об­на­ружи­ла у се­бя в са­ду ка­чели и гор­ку. Она уж бы­ло ре­шила, что это по­дар­ки от Сан­та-Кла­уса, но вы­яс­ни­лось, что их сор­ва­ло вет­ром во дво­ре за сто мет­ров вниз по ули­це.

Мне не слы­шен шум ве­черин­ки по со­седс­тву, но за­то я все от­лично ви­жу. У мис­те­ра и мис­сис Мер­фи, как обыч­но, на Но­вый год ве­селое зас­толье. Оно всег­да на­чина­ет­ся и за­кан­чи­ва­ет­ся на­род­ны­ми ир­ланд­ски­ми пес­ня­ми, мис­тер Мер­фи иг­ра­ет на бой­ра­не, а мис­сис Мер­фи по­ет – так тос­кли­во, точ­но си­дит в не­уро­жай­ный год пос­ре­ди по­ля с гни­лым кар­то­фелем. Ос­таль­ные гос­ти им вто­рят: пол­ное ощу­щение, что все они плы­вут в ут­лом чел­не к бе­регам Аме­рики, их бро­са­ет от бор­та к бор­ту, и все за­пасы про­ви­ан­та они дав­но подъ­ели.

Ве­тер уно­сит их пес­ни, и ме­ня это ни­чуть не огор­ча­ет, но вза­мен он при­носит шум­ные воп­ли дру­гой ве­селой ком­па­нии, соб­равшей­ся где-то в до­ме за уг­лом. Их я как раз не ви­жу, за­то до ме­ня до­лета­ют об­рывки фраз ка­ких-то не­нор­маль­ных, ко­торые в та­кую по­году вы­ходят по­курить на крыль­цо. Го­лоса про­ника­ют ко мне сквозь ды­мовую тру­бу вмес­те с гром­ко уха­ющей му­зыкой, но бóль­шая часть не­сет­ся даль­ше в бе­зум­ной кру­говер­ти с сор­ванны­ми листь­ями.

Ме­ня поз­ва­ли на три раз­ные ве­черин­ки, но я ре­шила, что нет ни­чего кош­марнее, чем ис­кать в но­вогод­нюю ночь так­си да и во­об­ще тас­кать­ся ку­да бы то ни бы­ло по та­кой по­годе. И по­том, по те­леви­зору на­вер­ня­ка по­кажут неч­то гран­ди­оз­ное, вот я в кои-то ве­ки и пос­мотрю праз­днич­ное шоу. Я поп­лотнее ку­та­юсь в ка­шеми­ровый плед, прих­ле­бываю крас­но­го вин­ца и с удо­воль­стви­ем ду­маю, что пра­виль­но пос­ту­пила, ос­тавшись до­ма в гор­дом оди­ночес­тве, а не ри­нулась, как су­мас­шедшая, на по­ис­ки удо­воль­ствий. Ве­тер ре­вет с уд­во­ен­ной си­лой, я тя­нусь за пуль­том, что­бы сде­лать звук пог­ромче, и в этот са­мый мо­мент по все­му до­му вы­руба­ет­ся свет, а за­од­но и те­леви­зор. Все пог­ру­жено во мрак, и толь­ко сер­ди­то пи­щит ох­ранная сиг­на­лиза­ция.

Бег­ло­го взгля­да в ок­но дос­та­точ­но, что­бы убе­дить­ся – элек­три­чес­тва нет во всех ок­рес­тных до­мах. В от­ли­чие от сво­их со­седей я не оза­боти­лась по­куп­кой све­чей. А по­сему мне при­ходит­ся на ощупь под­ни­мать­ся по лес­тни­це и в де­сять ча­сов ве­чера за­бирать­ся в кро­вать. Н-да, все от­клю­чено, вклю­чая и ме­ня. Смеш­но. Я смот­рю но­вогод­нее шоу по ай­па­ду, по­ка он не раз­ря­жа­ет­ся, по­том слу­шаю му­зыку с ай­по­да, но и у не­го ка­тас­тро­фичес­ки быс­тро дох­нет ба­тарей­ка, пос­ле че­го я хва­таю лэп­топ, и, ког­да он уми­ра­ет, мне хо­чет­ся пла­кать.

С до­роги до­носит­ся шум подъ­ез­жа­ющей ма­шины, и я знаю, что дей­ствие на­чина­ет­ся.

Вы­лезаю из кро­вати и ши­роко раз­дви­гаю за­навес­ки. Фо­нари не го­рят, кое-где в ок­нах мер­ца­ют огонь­ки све­чей, но поч­ти всем мо­им со­седям уже за семь­де­сят и они спят. Я уве­рена, ме­ня нель­зя за­метить, ведь и в мо­ем до­ме тем­но, а зна­чит, я мо­гу сто­ять у ок­на, рас­крыв за­навес­ки, и сво­бод­но смот­реть спек­такль, ко­торый сей­час бу­дет ра­зыг­ран.

Я гля­жу в ок­но. И ви­жу те­бя.