Один ритор былых времен говорил, что его ремесло состоит в том, чтобывещи малые изображать большими. Пригонять большие сапоги к маленькой ноге -искусство сапожника. В Спарте его подвергли бы бичеванию за то, что онсделал своим ремеслом обман и надувательство. Я думаю, что Архидам, которыйбыл царем Спарты, не без удивления выслушал ответ Фукидида [1] на свойвопрос, кто сильнее в единоборстве - он или Перикл. "Это, - сказал Фукидид,- было бы трудно проверить; ибо если бы я свалил его на землю, он сумел быубедить зрителей, что он не упал, а одержал верх". Те, кто изменяет иподкрашивает лица женщин, причиняет меньше вреда, ибо не видеть ихприродного облика - потеря небольшая. Люди, пытающиеся обмануть не глазанаши, а разум и извратить и исказить истинную сущность вещей, гораздовреднее. Государства, в управлении которыми господствовал твердый порядок,как, например, критское или лакедемонское, не придавали большого значенияораторам. Аристон [2] мудро определяет риторику: искусство убеждать народ; Сократи Платон: искусство льстить и обманывать [3], а те, кто отвергает такоеобщее определение, подтверждают его правильность в своих частныхнаставлениях. Магометане запрещают обучать своих детей риторике ввиду еебесполезности. А афиняне, у которых она была в большом почете, заметив,сколь губительно оказываемое ею действие, предписали устранить из нее самоеглавное - все, что возбуждало волнение чувств, вместе со вступлениями изаключениями. Это орудие, изобретенное для того, чтобы волновать толпу и управлятьнеупорядоченной общиной, применяется, подобно лекарствам, только внездоровых государственных организмах. Ораторы во множестве расплодилисьтам, где простонародье, невежды и вообще все без разбору пользовалисьвластью, как, например, в Афинах, на Родосе, в Риме, и где вся общественнаяжизнь протекала бурно. И действительно, в этих государствах было маловлиятельных людей, которые выдвинулись бы без помощи красноречия: при егоподдержке достигли, в конце концов, высших должностей такие люди, какПомпей, Цезарь, Красс, Лукулл, Лентул, Метелл [4], и оно помогло им больше,чем сила оружия, вопреки воззрениям лучших времен. Ибо Луций Волумний,выступая публично в пользу избрания консулами Квинта Фабия и Публия Деция,сказал: "Это - мужи, рожденные для войны, великие в действии, суровые всловесных схватках, истинно консульские умы; утонченные, красноречивые иученые, они хороши для городских должностей в качестве преторов,отправляющих правосудие". Красноречие процветало в Риме больше всего тогда, когда его дела шлихуже всего, когда его потрясали бури гражданской войны, подобно тому как наневозделанном и запущенном поле пышнее всего разрастаются сорные травы. Изэтого можно сделать вывод, что государства, где правит монарх, нуждаются вкрасноречии меньше, чем все другие. Ибо массе свойственны глупость илегкомыслие, из-за которых она позволяет вести себя куда угодно,завороженная сладостными звуками красивых слов и не способная проверитьразумом и познать подлинную суть вещей. На подобном легкомыслии, говорю я,не так легко играть, когда речь идет об одном человеке, которого к тому желегче предохранить хорошим воспитанием и добрыми советами от этого яда.Недаром из Македонии или Персии не вышло ни одного знаменитого оратора. Все сказанное пришло мне в голову после недавнего разговора с однимитальянцем, который служил дворецким у кардинала Караффы [5] до самой егосмерти. Я попросил его рассказать мне о должности, которую он отправлял. Онпроизнес целую речь об этой науке ублаготворения глотки со степенностью иобстоятельностью ученого, словно толковал мне какой-нибудь важныйбогословский тезис. Он разъяснил мне разницу в аппетитах - какой у человекабывает натощак, какой после второго и какой после третьего блюда; изложилсредства, которыми его можно или просто удовлетворить, или возбудить иобострить; дал обстоятельное описание соусов, сперва общее, а затем частное,остановившись на качестве отдельных составных частей и на действии, котороеони производят; рассказал о различии салатов в зависимости от времени года,- какие из них следует подогревать, какие лучше подавать холодными, какимспособом их убирать и украшать, чтобы они были еще и приятны на вид. Послеэтого он стал распространяться о порядке подачи кушаний, высказав многопрекрасных и важных соображений: nec minimo sane discrimine refert Quo gestu lepores, et quo gallina secetur. {...и вовсе не безразлично, каким образом следует разрезать курицу илизайца [6] (лат.)} И все это в великолепных и пышных выражениях, таких, какие употребляют,говоря об управлении какой-нибудь империей. Этот человек привел мне напамять следующие строки: Hoc salsum est, hoc adustum est, hoc lautum eat parum, Illud recte: iterum sic memento; sedulo Moneo quae possum pro mea sapientia. Postremo, tanquam in speculum, in patinas, Demea, Inspicere iubeo, et moneo quid facto usus sit. {"То пересолено, а то подгорело, а то получилось слишком сухим; а вотэто хорошо приготовлено; запомни же, чтобы и другой раз так сделать". Так-тоучу я их старательно, в меру моего разумения. Словом, Демеа, я велю имсмотреть в кастрюли, словно в зеркало, и наставляю по части всего, чтоСледует делать [7] (лат.)} Впрочем, даже греки весьма хвалили порядок и устройство пиршества,которое Павел Эмилий [8] дал им по своем возвращении из Македонии; но здесья говорю не о существе дела, а о словах. Не знаю, как у других, но когда я слышу, как наши архитекторы щеголяютпышными словами вроде: пилястр, архитрав, карниз, коринфский и дорическийордер, и тому подобными из их жаргона, моему воображению представляетсядворец Аполидона [9]; а на самом деле я вижу здесь только жалкие доски моейкухонной двери. Вы слышите, как произносят слова метонимия, метафора, аллегория идругие грамматические наименования, и не кажется ли вам, что обозначаютсятаким образом формы необычайной, особо изысканной речи? А ведь они могутприменяться и к болтовне вашей горничной. Подобный же обман - давать нашим государственным должностямвеликолепные римские названия, хотя наши должности по характеру выполняемыхобязанностей имеют очень мало общего с римскими, а по размерам власти имогущества - еще меньше. Укажу еще на один обман, который, по-моему,когда-нибудь будет приводиться в доказательство исключительной умственнойограниченности нашего времени, - это наделять без всяких оснований когоугодно славными прозваниями, которыми древние почтили только одного-двухвыдающихся людей на протяжении целых столетий. Прозвание "божественный" былодано Платону всеобщим признанием, и никто не стал бы его у него оспаривать.Но итальянцы, которые не без основания могут похваляться тем, что ум у нихболее развит, а суждения более здравы, чем у других народов нашего времени,недавно почтили этим прозвищем Аретино [10], который, на мой взгляд, ничемне возвышается над средним уровнем писателей своего времени, если не считатьего пышной и заостренной манеры, не лишенной изысканности, но искусственнойи надуманной, и кроме того - обычного красноречия, а уж до "божественности"в том смысле, какой придавали этому слову древние, ему далеко. А прозвище"великий" мы часто даем государям, которые отнюдь не возвышаются над любымсредним человеком. Глава LII
