Психические процессы соматизации Депрессия — перевозбуждение
Под процессами соматизации подразумевается действие психических механизмов, приводящее к повреждению психоэмоциональной экономики и, как следствие, к психосоматической дезорганизации. Главные процессы соматизации у детей — это депрессия и перевозбуждение. Конечно, эмоционально незрелые дети используют средства телесного самовыражения, соответствующие низшим по отношению к их действительному возрасту стадиям эволюции либидо, например энурез или регрессивные формы пищевого поведения, однако такие дети, кажется, не особенно подвержены соматизациям болезненного типа. Эссенциальная депрессия и перевозбуждение имеют общим следствием приостановку ментализации: в первом случае — посредством опустошения (vidage) эмоционального мышления, во втором случае — посредством чрезмерного внешнего или внут-рипсихического давления. Депрессия у младенцев4 Соматическую защиту сокрушают дезорганизующие психические механизмы, самым очевидным вариантом которых является депрессия. Она служит одним из наиболее частых психических обстоятельств, способствующих вспышке болезней. Она может поражать какую-либо из упомянутых чуть выше уязвимых структур, но может случиться и у «беспроблемного» прежде ребенка вследствие травмирующего объектного изменения. Депрессия у младенцев была предметом ряда исследований, проведенных в 1981 — 1989 годах. Иногда я называл ее «пустой депрессией» или «белой депрессией», соответствующей описанной P. Marty эссенциаль-ной депрессии у взрослых. В психиатрию младенчества понятие депрессии ввел R. Spitz, в 40-х годах XX в. мастерски описавший ее под названием анак-литической депрессии. По этимологии это прилагательное говорит об опоре — опоре раннего развития на отношение привязанности к матери. Речь шла о полном отрыве детей от семьи при их помещении в ясли, где царили тяжелые фрустрации. Только возобновление связи с матерью останавливало расстройства. Было подмечено (и это важно), что анаклитическая депрессия развивается не ранее второго полугодия жизни. Описание, которое дал R. Spitz (1946), по-прежнему верно и актуально. Оно было обогащено и уточнено благодаря многочисленным исследованиям, среди которых занимают свое место соображения, высказанные мною в книге «L'enfant du desordre psychosomatique» (Kreisler L., 1987) с целью объяснить клинические наблюдения. Главные выводы таковы. Депрессия у младенцев есть острое или подострое15 нарушение развития, вызываемое разрывом связи с матерью и поражающее ребенка в самый разгар формирования объектных отношений, т. е. в среднем между 6-м и 18-м месяцами жизни; важнейшая психическая составляющая этого расстройства — атония, лишающая малыша вкуса к общению и к жизни. Уточнение семиологии16 позволило мне распознать наряду с классической депрессией R. Spitz различные другие психоклинические формы. Однако это разнообразие не нарушает единства первичной депрессии. Она представляет собой фундаментальную эмоциональную атонию,а не просто печаль и тоску. Эти новые знания вынесены именно из психосоматической клиники младенчества — наблюдений тяжелой бессонницы и ано-рексии, мерицизма, подверженности инфекциям, приостановки роста и т. д. Самые яркие симптомы — это изменения в поведении, резко контрастирующие с предшествующим габитусом (внешним видом) малыша, общее снижение активности и в особенности безразличие, унылое безразличие, без жалоб и слез: холодная депрессия, можно сказать, белая депрессия. Тут вся семиология сплошь отрицательна: психическое и моторное гипофункциони- 15 Развитие болезненного процесса в течение нескольких часов или дней считается острым; если окончательное формирование устойчивых симптомов происходит в течение нескольких месяцев, то речь идет о под-остром развитии (примеч. ред.). 16 Семиология — учение о признаках (симптомах) болезней и патологических состояний [примеч. ред.). рование, гипореактивность, атония общения. Поведение отмечено возрастанием интереса к неодушевленным предметам в ущерб контактам с людьми. Действия монотонны, лишены эмоциональной окраски, втянуты в повторяющийся замкнутый круг влечения к смерти. Разлука — важный фактор депрессии у младенцев, но не единственная форма патогенного нарушения. Во многих случаях депрессия наступает при контакте с матерью, присутствующей физически, но отсутствующей духовно. Обстоятельства бывают разные. Некоторые очевидны, как, например, полная заброшенность ребенка, так называемый «домашний госпитализм». Другие более замаскированы, как, скажем, внезапное невнимание к ребенку по той или иной причине. В особенности поражает, сколь часто депрессия у малышей развивается на фоне скорби или депрессивных декомпенсаций у матери. Их причиной чаще всего служат смерть другого ребенка в утробе, при родах или вскоре после рождения, аборт. Распознание этих обстоятельств — ключевой момент лечения. Погружение матери в депрессию резко, поистине мутаци-онно изменяет взаимодействие. Богатая, счастливая, активная, живая связь замещается бедными, тусклыми, мертвенными обменами. С этого времени начинается цикл отрицательных трансакций между двумя депрессивными партнерами. При наблюдении за депрессивным малышом в ситуации взаимодействия обнаруживается падение инициативности и реагирования на побуждения. Анализ поведения выявляет один срыв в общении за другим. Они особенно бросаются в глаза, когда сравниваешь поведение в ходе взаимодействий до, во время и после депрессивной декомпенсации. Один из наиболее значимых аспектов взаимодейственной семиологии открывает нам взгляд депрессивного ребенка, варьирующий во времени: пристальный, немигающий, он на мгновение отводится, когда к малышу подходят или берут его на руки, становится пронизывающим, настороженно-ледяным, а секунду спустя — опять депрессивная пустота, странная и тревожная. Прогноз тесно связан с возможностью исправить патогенные условия; их длительное сохранение ведет к хроническим нарушениям, которые лежат в основе уже другой стадии расстройства — стадии постоянных фрустраций, хронически недостаточной привязанности с различными клиническими проявлениями. Одно из наиболее показательных — формальное поведение маленького ребенка. Функционирование психики при депрессивной пустоте имеет определенные черты сходства с формальным поведением ребенка, при той лишь оговорке, что такое функционирование складывается очень быстро под влиянием новых отношений, прерывающих траекторию развития, и на ограниченный срок, если анормальные обстоятельства исчезают, рискуя, однако, наложить на личность более или менее длительный и глубокий отпечаток. Эти черты родства хорошо заметны при наблюдении. К нам привели на осмотр Марка, у которого подозревали психосоциальный нанизм. В три года он имел рост полуторагодовалого ребенка, был хрупкий, с тонкими, нежными чертами лица, правильного телосложения. Рост замеддился в возрасте 11 месяцев, что совпало с передачей мальчика в семью, где он все еще находился к моменту осмотра. Мать его бросила, ребенок долгое время провел в приюте. Он был поразительно пассивен, безразличен и грустен, не смеялся и не плакал, даже когда брали кровь на анализ. О кормилице отзывались как о ригидной педантке. На теле ребенка не раз замечали синяки, которым не было правдоподобных объяснений. В ходе консультации проявились особенности формального поведения — слишком легкий и анонимный контакт с присутствовавшими людьми. Социальная работница подтвердила: «Он идет за кем угодно». Игровая деятельность была последовательной и логичной, но повторяющейся, без малейшего всплеска воображения, она мотивировалась чередой фактических, реальных ситуаций. Отсюда возникало тягостное впечатление эмоциональной пустоты и поисков убежища в монотонном поведении. Вскоре после консультации Марка отдали семье, претендовавшей на его усыновление. Два месяца спустя он подрос на несколько сантиметров, ему пришлось дважды сменить обувь! Поведение нормализовалось, причем мальчик выказывал особую привязанность к приемной матери. Как мы уже подчеркивали, подобные расстройства обратимы при условии надлежащего и своевременного вмешательства.
|