Глава 17. - Ты уверен, что не голоден?
- Ты уверен, что не голоден? – интересуется у меня отец, продолжая жевать. – Еда действительно неплохая. Я чуть сдвинулся, продолжая сидеть на стуле. Сосредоточил свое внимание на складках штанов, что на мне. - Хм? – произносит он. Я на самом деле ощущаю его улыбку. Я осознаю причину присутствия солдат, которые стоят вдоль стены. Он всегда держит их настолько близко, чтобы те всегда оставались в конкуренции друг с другом. Их первым заданием было определить слабое звено среди одиннадцати человек. А самый убедительный довод – избавиться от цели. Мой отец находит такие методы забавными. - Боюсь, что не голоден. Из-за лекарства, - я лгу, - у меня нет аппетита. Ах, - он вздыхает. Слышу, как он положил столовые принадлежности. – Конечно. Как неловко. Я молчу. - Оставьте нас. Только два слова, а его люди уже исчезли в мгновение. За ними закрылись двери. - Посмотри на меня, - проговаривает он. Я поднимаю взгляд, глаза лишены эмоций. Я ненавижу его лицо. Я терпеть не могу так долго смотреть на него; мне не нравится быть под влиянием такого бесчувственного, как он. Его не мучает то, что он делает, или как живет. На самом деле, он пользуется этим. Он стремится к силе; он думает, будто непобедим. И, в некотором роде, он прав. Я пришел к выводу, что самый опасный человек в этом мире тот, кто не чувствует угрызения совести. Тот, кто никогда не просит прощения и, следовательно, не ищет его. Потому что, в конце концов, наши эмоции делают нас слабыми, не действия. Я отворачиваюсь. - Что ты нашел? – спрашивает он без прелюдий. В уме тут же всплывает блокнот, лежащий в моем кармане, однако я не двигаюсь. Я не рискую даже вздрагивать. Люди редко осознают, что лгут они устами, но правда всегда остается в их глазах. Оставьте человека в комнате с чем-то, что он должен спрятать, а затем спросите его, где он спрятал эту вещь; он скажет, что не знает; что вы спрашиваете не того человека; но его взгляд почти всегда будет устремлен в нужном направлении. И сейчас я осознаю, что мой отец наблюдает за мной, ожидая, куда я посмотрю, или, что скажу в следующий момент. Я расслабляю свои плечи и медленно, почти незаметно делаю вдох, чтобы успокоить сердцебиение. Я не отвечаю, делая вид, что задумался. - Сын? Я поднимаю взгляд, имитирую удивление. - Да? - Что ты нашел, когда обыскивал ее комнату сегодня? Я выдыхаю. Качаю головой и откидываюсь на спинку кресла. - Разбитое стекло. Растрепанная кровать. Ее шкаф полностью открыт. Она взяла только несколько туалетных принадлежностей, немного одежды и нижнего белья. Все остальное оставалось на своих местах. Ничего из этого не было ложью. Я слышу, как он вздыхает. Он отталкивает от себя тарелку. Я ощущаю жжение в верхней части моей ноги, которое вызвал ее блокнот. - И ты говоришь, что не знаешь, куда бы она могла отправиться? - Я знаю только то, что она, Кент и Кишимото должны быть вместе, - отвечаю я. – Дэлалью говорит, что они угнали машину, но ее след пропал в заброшенной области. Мы отправили туда патруль, обыскивали все в течение нескольких дней, но ничего не нашли. - И где, - спрашивает он, - ты планируешь продолжить поиски? Как думаешь, могли ли они перейти в другой сектор? Его голос понижается. Он развлекается. Я смотрю на его улыбающееся лицо. Он задает мне эти вопросы, просто чтобы проверить меня. Его собственные ответы, собственное решение уже давно подготовлено. Он хочет посмотреть, как я потерплю неудачу, ответив неправильно. Он пытается доказать, что без него я принимал неправильные решения. Он просто смеется надо мной. - Нет, - отвечаю я твердым, ровным голосом. – Я не думаю, что они бы сделали что-то настолько идиосткое, как переход в другой сектор. У них нет ни доступа, ни средств, ни возможностей. Оба тяжело ранены, быстро теряют кровь и находятся слишком далеко от любого центра помощи. Вероятно, они уже мертвы. Вероятно, что девушка единственная, оставшаяся в живых, но уйти далеко она не могла, так как не ориентируется в этих местах. Она не видела всего этого слишком долго; вся эта среда чужда для нее. Кроме того, она не знает, как водить транспорт, а если, каким-то образом, ей и удалось угнать машину, то мы тут же получили бы сигнал об угоне. Учитывая ее состояние здоровья, непривычность к использованию физических возможностей, отсутствие продуктов питания, воды, медицинской помощи, то она, вероятно, просто рухнула уже без сил в пяти милях от той области, где они, предполагаемо, скрылись. Нам нужно найти ее, прежде чем она замерзнет до смерти. Мой отец прокашливается. - Да, - проговаривает он, - какие интересные теории. И, при обычных обстоятельствах, они могут быть даже верны. Но ты не в состоянии вспомнить одну важную деталь. Я встречаюсь с ним взглядом. - Она не является нормальной, - говорит он, откидываясь на спинку кресла. – И она не единственная в своем роде. Мое сердцебиение учащается. Я моргаю слишком быстро. - Ну а сейчас, что бы ты предположил? Какую гипотезу? – он смеется. – Просто невозможно, что она единственная ошибка нашего мира. Ты знал об этом, но не хотел верить. И я прибыл сюда, чтобы сказать тебе, что это правда. Он поднимает голову, устремляя взгляд на меня. Улыбается широкой, яркой улыбкой. - Есть еще несколько таких же. И они забрали ее. - Нет, - выдыхаю я. - Они проникли в твои войска. Жили тайно среди вас. И теперь они украли твою игрушку и скрылись. Бог только знает, как они будут использовать ее в собственных интересах. - Как ты можешь быть уверен в этом? – спрашиваю я. – Откуда тебе известно, успели ли они забрать ее с собой? Кент был полумертвый, когда я оставил его… - Обрати внимание, сынок. Я говорю о том, что они далеко не нормальные. Они не следуют твоим правилам; не следуют логики, которой можно было бы все это связать. Ты понятия не имеешь, на что они способны, - он делает паузу. – Кроме того, некоторое время я уже знал, что существует группа под прикрытием в этой области, куда входят такие же. Но все эти годы они держались вместе и не мешались. Они не вмешивались в мои дела, и я подумал, что пусть себе умирают сами по себе, дабы не разводить панику среди гражданских. Ты ведь прекрасно понимаешь, - говорит он, - что мы едва удерживали одного из них. Они творят странные вещи для созерцания. - Ты знал? – я оказываюсь на ногах. Пытаюсь сохранить спокойствие. – Все это время ты знал об их существовании, и не сделал ничего? И ты ничего не сказал? - Казалось, что в этом нет необходимости. - А теперь? – спрашиваю я. - А теперь это вполне уместно. - Невероятно! – я размахиваю руками в воздухе. – Чтобы ты скрывал такие сведения от меня! После того, как узнал о моих планах насчет нее… после тех усилий, которые мне пришлось предпринять, чтобы привести ее сюда… - Успокойся, - проговаривает он, приподнимая одну ногу и кладя ее на другую. – Мы собираемся найти их. Дэлалью говорил, что это бесплодная земля… там, где мы потеряли их след? То есть, мы знаем их местоположение. Они должны находиться под землей. Нам нужно найти вход и спокойно уничтожить их изнутри. А затем мы накажем всех виновных, и это остановит восстание и вдохновит наших людей. Он наклоняется вперед. - Гражданские слышат все. И они дрожат с новой силой. Они вдохновлены тем, что кто-то смог убежать и ранить тебя. Это делает нашу оборону слабее и легко пронзаемую. Мы должны уничтожить восстание, создающее дисбаланс. Страх вернет все на свои места. - Но они искали, - я обращаюсь к нему. – Мои люди. Каждый день они рыскали по той области, но так ничего и не нашли. Как мы можем быть уверены, что найдем там вообще что-то? - Потому что, - говорит он, - ты будешь водить их. Каждую ночь после комендантского часа, пока гражданские спят. Вы прекратите свои поиски в дневное время, чтобы жители ни о чем не узнали. Действуй спокойно, сын. Не раскрывай свои карты. Я останусь на базе, и буду управлять твоими обязанностями через своих людей, задействую Дэлалью, если будет необходимо. А тем временем ты найдешь их, чтобы я смог уничтожить их как можно быстрее. Эта глупость не продлится долго, - говорит он, - и я больше не буду милостивым.
|