Поиск в Джулеку.

Ночевав на Сагазы, рано утром 21-го июля я возвращался к Ак-мечети, но не доезжая до нее верст пять, встретил Падурова с полусотнею оренбургских казаков и полусотнею Башкирцев. Он сообщил мне, что корпусный командир приказал ему следовать на Сагазы, где, присоединив к себе 1 ½ сотни Уральских казаков с 3-х фунтовым единорогом переправиться чрез проток и двинуться, вместе со мною и со всем отрядом, на встречу коканцев, слухи о приближении которых продолжались, разбить их, дойти до коканской крепости Джулек, взять и разрушить ее и потом вернуться.

Провианта на отряд в 2 ½ сотни с орудием взято на 7 дней. «Отпуская меня», прибавил Падуров, «Василий Алексеевич приказал распорядиться так, чтобы у нас в отряде не было ни одного убитаго или раненаго и я дал ему слово, что свято исполню его приказание».— Напрасно торопились, возразил я. — На войне нельзя расчитывать на верную невредимость. — «Я надеюсь на вас», продолжал Падуров, «дорогой вы придумаете что нам делать и по старой дружбе поможете мне сдержать мое необдуманное слово».

К 2 часам пополудни отряд наш сосредоточился у Сагазы и начал переправу чрез Бер-казанский проток, имевший 20 сажен ширины и 1 ½ сажени глубины, при пособии одной киргизской лодки, одной киргизской же будары и одного плота из сухого камыша. Переправа продолжалась до 7 часов вечера, следовательно ровно 5 часов. Отряд ночевал около брошеннаго коканскаго кургана или укрепления Мамы-сеит, на канаве.

22-го июля отряд прошел около 50 верст и ночевал на озере Ит-аяк. Воды на пути было довольно, корм всегда порядочный. Дорога пролегала среди кустарников, состоявших из джиды, саксаула, гребенщика (джангыл), колючки (чингил), ивы и тополя (туранга). Около дороги встречалось много пашень и аулов киргиз, сначала Джапасскаго, а потом Кипчакскаго родов. Разливы из канав и густота кустарника, особенно колючки, представляли затруднения для следования орудия и подвод, но они были устраняемы передовою командою, разрабатывавшею дорогу.

23-го июля местность представляла те же свойства, как и накануне. Сделав верст 30, отряд остановился на привал в лощине, на которой было довольно много киргизских кибиток, а поднявшись из лощины на высоту, виднелась уже крепость Джулек, отстоявшая от этого места верст на 15. С согласия Падурова, я пригласил к себе более значительных киргиз на чай и узнав, что многие из них имеют родных в Джулеке и что там сидит не более 40 коканцев, сказал своим гостям: «нам приказано выгнать из Джулека коканцев и разрушить крепость и мы не можем вернуться, не исполнив приказания высшаго начальства.

С боя, или без боя, но мы займем Джулек. Вы знаете крепость и видите теперь наши силы, значит можете сами судить на чьей стороне превосходство, а сзади за нами, под Ак-мечетью, которая не сегодня, так завтра сдастся, у нас еще более войск. При всем том мы не имеем ни малейшаго желания проливать понапрасну человеческую кровь и если коканцы очистят Джулек при нашем приближении, даю слово, что мы их не будем преследовать и не тронем. Нам нужна крепость, а не они». После этой речи киргиз Тургай вызвался съездить в Джулек сообщить начальнику о нашем приближении, посоветовать ему оставить крепость и вернуться к нам с ответом. Переговорив вторично с Падуровым и заручившись от него безусловным carte blanche, я отправил Тургая в Джулек.

Затем, расчитав время, когда он должен был прибыть в крепость и передавать начальнику ея о приближении русских войск, я выдвинул отряд на высоту и направил его по песчаной дороге ниткой в один конь, на разстоянии несколько саженей один от другого, чтобы по возможности увеличить массу пыли, видной из далека, и подкрепить фактом разсказ киргиза о нашей силе, без сомнения, преувеличенной. В этом порядке мы подошли верст на пять к крепости, когда заметили, что от нея потянулся столб пыли по направлению к Туркестану. Казаки без приказания начали стягиваться и строиться в сотни, для преследования бежавших из Джулека коканцев. Сам Падуров позабыл уже об обещании не трогать их и торопливо подтягивал казаков. Не ожидая такого оборота, я был сконфужен, но скоро оправился, поскакал с вожаком вперед на пол версты, поговорил с ним, вернулся и при сомкнувшемся уже отряде доложил громко Падурову, что впереди глубокий водяной арык, что нет возможности переправить через него скоро отряд с орудием и что необходимо сделать обход верст в пять.

Падуров начал возражать, но я предложил ему удостовериться самому и когда он поскакал со мною вперед, я сказал ему, что никакого препятствия к преследованию нет, кроме даннаго обещания. «Стоит ли церемониться с Азиятами», отвечал он и хотел уже вернуться, но я остановил его порыв замечанием, что на это иначе посмотрит Василий Алексеевич. Тогда, доскакав до назначеннаго арыка и вернувшись в отряд, Падуров объявил, что действительно нельзя идти прямо и необходимо сделать обход, но мы успеем еще догнать коканцев, а между тем солнце приближалось уже к закату. Затем он предложил мне взять десять казаков, ехать прямо к Джулеку и занять засветло крепость.

Довольный, что мне удалось отклонить казачий порыв, я поскакал к Джулеку, на пути встретил Тургая с известием об уходе коканцев и потом депутацию от окрестных киргиз с поздравлением, по случаю нашего благополучнаго прибытия, и направил их к Падурову, а сам достиг наконец цели нашего поиска и остановился у ворот крепости, которыя были затворены. Спешив казаков и оставив двух из них с лошадьми и одного у ворот, с приказанием никого чрез них не пропускать, с остальными вошел в крепость, чрез какой то темный и извилистый коридор, в нишах котораго мы нашли 19 ружей разной длины и разнаго калибра с фитильными замками.

Внутренность крепости была покрыта целым лабиринтом глиняных построек, среди которых выдавался по удобствам для жизни только дом начальника, имевший впереди глиняную платформу в аршин вышины. В одной из комнат этого дома, во вмазанном над очагом котле, мы застали воду еще совершенно горячую, а недалеко от дома нашли большую редкость в степи — превосходный колодезь с холодною ключевою водою. Разсматривая коканския постройки, я разослал казаков по крепости отыскивать имущество бежавших и сносить все на платформу. Из военных предметов, кроме ружей, найдено было: 185 мелких чугунных ядр, 205 свинцовых пуль, 3 пуда 14 фунтов свинцу, форма для пуль, древко от бунчука, выкрашенное зеленою краскою, барабан и пуда полтора пороху, которые я употребил на другой день для взрыва одной из башен. Кроме того казаки притащили несколько больших мешков рису, изюму и табаку, 6 штук рогатаго скота и ученаго для охоты беркута, который ценился киргизами по крайней мере в 100 баранов.

Все это отдано было в отряд за исключением беркута, котораго я подарил Тургаю за оказанную им услугу. Через час или полтора после меня, уже после заката солнца, прибыл к Джулеку Падуров с отрядом и я сдал ему крепость и найденное в ней имущество. Отряд расположился на ночлег вдоль южнаго фаса крепости, где были ворота и против них ряд тополей.

24-го июля я посвятил съемке плана и профилей крепости и построек в ней и разрушении двух башен и всех стенок бруствера выше банкета; а находящиеся при мне топографыдополняли свою маршрутную съемку от Ак-мечети до Джулека рекогносцировкою окрестностей последняго пункта.

По съемке крепости (чертеж 1) оказалось, что она имела вид правильнаго четырехугольника, коего бока северный и южный простирались на 30, а восточный и западный на 45 сажен, следовательно вся крепость имела в окружности 150 сажен. Ворота находились среди южнаго фаса. Стены имели толщины при основании 1 ½ сажени и высоты 2 ½. По углам четырехугольника возвышались башни, из которых одна юго-восточная была сплошная, а прочия пустыя, северовосточная в три, а западныя в два яруса. Вокруг крепости, на разстоянии 2 сажен от стен, был ров шириною в 3 и глубиною 1 ½ сажени; воды в нем было немного.

По окончании съемки крепости я занялся съемкою внутренних построек, около юго-восточной башни, но вскоре почувствовал дым, который быстро усиливался, так что вблизи нельзя было ничего видеть. Ощупью добрался я до платформы, откуда стоявший тут часовой с пришедшими к нему на помощь двумя-тремя казаками, забирали порох, ружья и прочее, и вместе с ними выбежал из крепости, в которую затем войти уже не было никакой возможности. Все деревянное и камышевое в крышах и стенах построек горело, пламени не было видно, но густой дым покрыл все укрепление. Продолжать съемку не было ни малейшей возможности и я дополнил только начатую работу наброскою на глаз, с высоты сплошной башни, контуров главнейших построек и стен. Кто и зачем зажег крепость, или она загорелась случайно — мы не могли узнать.

После съемок я занялся минными работами, чтобы испытать, на каком разстоянии безопасно находиться от взрываемых глиняных стен. Под Ак-мечетью, готовясь к заложению мины в стене крепости, хотели отводить войска, перед взрывом, на версту, но мне казалось это напрасным в отношении безопасности и совершенно вредным в отношении штурма бреши, так как войскам пробежать версту в порядке все же нужно 10 минут, а в это время обороняющийся может оправиться и дать серьезный отпор.

Первую мину в 1 ½ пуда коканскаго пороха я заложил под трехъярусную северовосточную башню и воспламенил ее помощью стопина на разстоянии 20 сажен. Взлетев на воздух густым облаком пыли, башня разсыпалась, не причинив мне ни малейшаго вреда. Другую мину в 3 пуда русскаго пороху я заложил под сплошною юговосточною башнею и зажег ее с контр-эскарпа, следовательно с разстояния не более 6 сажен, густой слой пыли покрыл меня с головы до ног, но я тотчас же взбежал чрез наполнившийся землею ров на разрушенную башню. Эти опыты могли бы предостеречь ак-мечетских деятелей от отвода войск во время взрыва на слишком дальнее разстояние; но я вернулся в Ак-мечеть, когда уже все касающееся взрыва мины и штурма было порешено.

В заключение нашей дневки около Джулека, казаки разрушили своими плечами тонкия верхушки стен.

25-го июля отряд выступил в обратный путь и ночевал на озере Ит-аяк.

26-го июля отряд, сделав 50 верст, был к 6 часам вечера на Бер-казанском протоке и тотчас же начал переправу с помощию плошкота, высланнаго из ак-мечетскаго лагеря, киргизских лодки и будары и камышеваго плота. В 8 часов вечера было получено от корпуснаго командира приказание отряду прибыть в лагерь к разсвету, по случаю ожидания конца минных работ и необходимости вслед затем приступа. Падуров с переправившеюся уже сотнею казаков тотчас же поскакал вперед и не смотря на страшную темноту и скверную дорогу мы были в лагере в 11 часов вечера, сделав в этот день 80 верст и значительную переправу через реку; но нас было всего 5—6 человек. Остальные разсыпались по дороге и только на другой день поздно вечером, действительно перед штурмом, весь наш отряд собрался в лагерь. Перовский, в своих подробных донесениях в Петербург об осаде Ак-мечети, упомянул о поиске в Джулеке только, вероятно для того, чтобы никому не пришло в голову дать сравнение действий под этими двумя совершенно однотипными коканскими крепостцами.