Пункт отправления.

 

– Когда вы росли со своим отцом, который пережил множество невероятных жизненных историй, чувствовали ли вы непреодолимое желание подражать ему, восхищаться им?

– На самом деле первым человеком в жизни, которым я восхищался и которого брал за образец, был мой дедушка по материнской линии. Именно он воспитывал меня с самого рождения в апреле 1973 года и до моего четырнадцатилетия. Я прожил свои первые годы в доме в Фекампе, в Нормандии, и после короткого периода, когда я жил с матерью в Булонь-Биланкур (пригород Парижа — прим. пер.), я вернулся к нему еще на три года в Вэнд. Мой дедушка был вдовцом и очень хорошо заботился обо мне. Как и мой отец, он был в прошлом пожарным Парижа с тридцатидвухлетним стажем работы. Он также был участником Второй Мировой Войны. Мой дедушка был еще совсем молодым, когда потерял свою любимую жену, однако он больше никогда не был женат. У него было очень много жизненных историй и приключений, но никто на самом деле не знал, чем он занимался. Я никогда не видел ничего особенного, пока жил под его крышей. Он мог пойти прогуляться, возможно, чтобы навестить своих друзей, но он никому ничего не говорил. Вне всяких сомнений он не хотел навязывать мачеху своим детям. Он имел достаточно уважения к своим детям или к самому себе, чтобы не выставлять на вид свои возможные похождения. Он был сдержанным и уравновешенным, а ещё обладал невероятным самоконтролем: в его доме всегда была пачка сигарет, но он курил только по воскресеньям после завтрака.

Я наблюдал за тем, как он выходит в жизнь, как он продолжает идти, не смотря на все несчастья, которые ему приходилось преодолевать, и это вдохновляло меня. Он по-настоящему стал для меня первым образцом: добряк, очень правильный, очень верный в своей личной жизни, уважаемый на своей работе. Мой дедушка никогда не боролся с кем-либо, он никогда не изучал военного искусства. Он был полной противоположностью моему отцу, который наоборот учился бороться до самой смерти. Он показал мне совсем другой жизненный путь, у него не было ни физических способностей моего отца, ни его силы духа. Для моего отца жизнь была джунглями, в которых ему приходилось обучиться осторожности, самозащите, в то время как мой дедушка был более безмятежным в своих отношениях с внешним миром: это сбалансировало мое обучение. Без него я, возможно, впадал бы в крайности, как мой отец. Я являюсь чем-то средним между ними. Во мне смешаны мудрость и смелость, уважение и протест, сдержанность и решительность. Мой дедушка и мой отец являются двумя колоннами моей жизни. Я вырос благодаря им двоим.

 

 

– Какой была жизнь с вашим дедушкой?

– Можно сказать, что я рос в некой дисциплине. Мой дедушка воспитал во мне основные принципы, жизненные основы. Основываясь на своем опыте службы среди пожарных он объяснял, почему у нас всегда должна быть идеальная чистота, всегда идеально чистый дом. Таким образом, он рассказывал, что когда на службе случались вызовы, ему приходилось повидать всякое, а иногда даже что-то совсем удивительное: он мог попасть в квартиру к по-настоящему неимущей семье, и в их жилище были абсолютная чистота и порядок, и наоборот, бывало, когда он попадал в квартиру к очень богатым людям, или в большие апартаменты 16-го округа в Париже, там царил настоящий беспорядок, и все вокруг было грязным. Он всегда говорил мне: «Если ты встретишь кого-то на улице, или кто-то придет в твой дом, ты всегда должен быть опрятен, и твой дом должен находиться в полном порядке». Он научил меня всегда быть вежливым, уважать других, говорить правду. «У нас есть рот, благодаря которому мы можем говорить. И чем говорить какие-то глупости, лучше использовать его, чтобы говорить правду, произносить вслух полезные мысли, которые могут помочь другим». Нет сомнений, что уже тогда он ориентировал меня на работу пожарным в будущем, он подталкивал меня на использование физических способностей, чтобы впоследствии научиться делать много полезных вещей. Он всегда повторял: «Если ты подчиняешь себе физическую силу своего тела, то заставь её служить хорошим целям: вместо того, чтобы пойти и ограбить кого-то, используй эту энергию, чтобы пойти и помочь кому-нибудь». Благодаря ему я понял, что все мы сталкиваемся в жизни с выбором, который предопределяет наш путь, хороший или плохой. У нас есть нож, и в нашей власти решить стать серийным убийцей или же использовать этот инструмент, чтобы создавать красивые вещи.

– Почему вашим воспитанием занимался дедушка, а не родители?

– Мои родители жили раздельно. Они наверняка думали, что лучшим решением для меня было воспитание дедушки. У моего папы отцовская жилка не была сильно развита, так как он никогда не воспитывался своими родителями, к тому же он постоянно был на выездах, так что он без сомнений решил, что это будет лучшим вариантом для меня. Я думаю, что в его глазах лучшей моделью для его детей был именно глава семьи. И так как последний был вдовцом и жил абсолютно один, мои родители сделали мне подарок в определенном смысле, позволив дедушке присматривать за мной, а мне — находиться в защищенном коконе. Я никогда не жалел об этом их решении и вообще о своем детстве. Мне не хватало мамы, которую я видел лишь по выходным, но мой дедушка действительно очень много сделал для моего образования, и он был очень заинтересован в том, чтобы я не чувствовал себя обделенным любовью. У него были свои возрастные привычки, но он всегда уважал мой внутренний мир. Если мне, к примеру, хотелось заняться спортом, он записывал меня в спортивный клуб, и если я хотел поменять его со временем, он позволял мне это сделать. Он очень старательно ухаживал за мной, разговаривал со мной постоянно. Я очень сильно чувствовал присутствие этого человека в моей жизни, даже больше, чем мои одноклассники, которые жили со своими двумя родителями и при этом чувствовали себя покинутыми. Не смотря на то, что я жил со своим дедушкой, а позже и с мамой, я никогда не терял контакта со своим отцом. Он приезжал увидеться со мной по выходным, а иногда даже брал с собой. Меня не покидало чувство, что он хочет оставаться на расстоянии, чтобы мне приходилось его догонять, чтобы я нашел путь к нему, чтобы научиться чему-либо по моей собственной инициативе, без давления с его стороны. И это пришло, только чуть позже, уже в юности.

 

 

– Обладали ли вы какими-то особыми физическими способностями? Были ли вы сорвиголовой?

– Я был скорее вполне сдержанным, застенчивым, закрытым в себе, но иногда во мне проявлялась отвага. С моим дедушкой, в Фекампе, мы жили в своего рода хоромах, которые разделяла с нами еще одна семья. Вход был сделан в форме пагоды с огромнейшими колоннами и крышей в китайском стиле. Особняк был самым видным в городе, и я чувствовал себя немного отстраненным, находясь в этом солидном доме. Мои друзья не часто заходили, потому как находились под сильным впечатлением, переходящим в отстранение. Сам я боялся ночи и всегда дожидался момента, когда дедушка пойдет спать. Во мне просыпалась бурная фантазия, так как это место было все равно что сказочный замок. И тогда я начинал пробовать немного сумасшедшие вещи: забирался на края окон, мог повиснуть на балконе или забраться на крышу сарая, который находился в саду. Мой дедушка провел проводку везде над окнами, чтобы помешать мне добраться до опасных участков. Он всегда заставлял меня спрыгнуть, прекратить лазить: он делал это не для того, чтобы запугать меня, просто у него самого были проблемы с бедром после неудачного приземления, и дедушка не хотел, чтобы и меня в будущем настигла какая-либо подобная беда. Снаружи дома была та же история — как только я видел лес, какое-то дерево, он переживал, что я упаду с самой верхушки. Я припоминаю набережную на пляже Фекампа, куда я не прекращал приходить, чтобы попрыгать с высоты, при том, что расстояние было весьма впечатляющим для ребенка моих лет. Я не могу точно сказать, почему я делал это, но что-то толкало меня на все эти действия.

 

 

– Записывал ли вас дедушка на какую-то спортивную секцию, чтобы как-то направить вашу энергию?

– Дедушка водил меня на гимнастику, но я думаю, что делал он это скорее из желания угодить моему отцу и потому что хотел, чтобы я работал над своими физическими способностями, чтобы чуть позже иметь возможность присоединиться к пожарным. Лично я никогда не имел особых предпочтений, я просто хотел заниматься спортом. Дедушка никогда не принуждал меня. Я занимался гимнастикой и еще атлетикой в школе. Я был очень способным, очень одаренным по отношению к другим, но это не делало большой разницы для меня. Я умел делать сальто, прыгать с высоты, что заставляло меня чувствовать себя более сильным, более крепким. Но я всегда был очень интровертным, очень закрытым в себе ребенком. Я не был личностью ни в школе, ни за её пределами. Я не знал, кем я являюсь среди других, так как никогда не заявлял о себе. Я всегда был весь в себе и никогда не разговаривал со своими товарищами. На уроках я отказывался отвечать на вопросы учителя, выходить к доске, даже если знал тему урока наизусть. Это все было просто из-за того, что я не хотел слышать звук своего голоса. Таким образом, я предпочитал притворяться, что ничего не выучил лишь чтобы не пришлось говорить. И в своих мыслях я ликовал, когда профессор выбирал кого-то другого, когда на самом деле я был на грани провала в школе.

Был период, когда я ставил под сомнение все, чему меня учили в школе. Я не хотел, чтобы мне в голову вкладывали информацию, в достоверности которой я не был уверен. Меня учили, что Луи XVI жил и умер определенным образом, но я ставил это под сомнение и постоянно повторял: «Что они могут знать? Они же не были там!». Для меня учителя не были надежными источниками информации, они говорили о том, что сами выучили из книг. Эти сомнения никогда не покидали моих мыслей. Я многого не терпел. Кроме простых вещей, таких как «Дважды два четыре», ничего не могло попасть в мою голову. К тому же были уроки, которые для меня было невозможно выучить, не потому что я не мог, а потому что не получалось найти причин для того, чтобы делать это. У меня не было интернета, чтобы узнать цель этого всего. Для меня все это было лишним. Сейчас я думаю, что если бы детям сначала объясняли, как то или иное знание сможет помочь им в жизни, они не сомневались бы так сильно, стоит ли им учить это все или нет. Вместо того, чтобы объяснить мне, почему я должен выучить наизусть жизнь определенного исторического персонажа, учитель просто говорил мне: «Выучи это на завтра». Результат: это не интересовало меня, я никак не мог это применить, профессор считал меня полным нулем потому что я мог сделать десять ошибок в одном предложении, и это окончательно меня демотивировало.

 

 

– Cложности в школе беспокоили ваших родителей?

– Да, мою маму, потому как её брат был директором, а невестка профессором и наверняка её племянники были лучшими в классе. Я же был полной их противоположностью. Так что можно сказать, что существовало некое давление на обоих: мою мать и меня. Слушая окружающих, я иногда задавался вопросом, кем же собираюсь стать. Некоторые из членов моей семьи думали, что у меня нет никакого будущего только благодаря тому, что я не знал, как играть в эти игры общества. Все эти идиотские замечания обижали меня, и в конце концов я начинал говорить себе, что являюсь настоящим нулем, и все больше и больше ограждался от всех. Будучи уже в подростковом возрасте, я начал задавать себе вопросы на целую кучу разных тем. Я спрашивал, чем занимаюсь здесь, в этой жизни. У меня складывалось такое ощущение, что я был рожден в эпоху, в которой ничего не происходит, и никогда не узнаю тех же приключений, с которыми столкнулся мой дед во время Второй мировой Войны или мой отец во Вьетнаме. С самого детства я жил всеми этими историями про пожарных, солдат, героев, их всевозможные подвиги, и невольно это влияло на меня. В этот период я жил с моим дедушкой в Вендэ и начал много говорить о моем отце, я задавал ему кучу вопросов о его прошлом, его миссиях с Пожарными Парижа. Мне необходимо было знать, откуда я взялся, узнать больше о своих азиатских корнях, которые у меня были со стороны отца, но которых я на самом деле в себе не видел. Это очень сильно влияло на меня. Своим двоюродным братьям со стороны матери я не прекращал повторять: «Я не такой как вы».

 

 

– И в конце-концов, вы отправились на поиски своих корней, своего источника...

– Да, когда в 14 лет я вернулся жить к маме в Лисс, пригород Парижа, я стал чаще видеться со своим отцом. Мне хотелось говорить с ним, проводить много времени вместе. Я был в том возрасте, когда вся энергия желает вырваться наружу, но я не хотел увлечься каким-нибудь другим спортом, чтобы потом не жалеть об этом. Друзья звали меня: «Давай, пойдем поиграем в баскет или в футбол». Ты соглашаешься, потом начинаешь входить во вкус и в итоге становишься футболистом, не зная, на самом ли деле это по-настоящему твое занятие. Да, в самом начале я занимался гимнастикой и атлетикой в школе и в разных кружках. У меня были определенные способности, но ничего особенного, я научился управлять своим телом, но все это было в безопасном и комфортном зале, в отапливаемом помещении, с кучей матов на полу, которые должны были нас защищать. Я понял, что обучение в таких залах является слишком академичным. И чем больше я разговаривал со своим отцом, тем больше понимал, что не нуждаюсь в этом. Он говорил мне: «Кем ты собираешься стать в жизни? Ты тренируешься, чтобы стать как этот атлет, который участвует в соревнованиях, или чтобы заниматься абсолютно другими вещами? Если ты хочешь стать другим, выбери дисциплину, которая по-настоящему принесет тебе пользу, которая поможет найти тебе выход из определенной проблемы или прийти на помощь постороннему человеку, который попал в сложную ситуацию на улице или в здании». Во время таких разговоров с отцом что-то начинало зарождаться, формироваться в моей голове — именно так началось мое путешествие с Паркуром.