Тема 11. Поняття конституційного ладу та його засад

Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 1753

— Я не знаю…

— Читать тексты моих речей?

— Нет! — Она расплакалась.

Он не мог довольствоваться крошками с ее стола. У него была власть, и, представьте себе, это ему нравилось. Как и ей.

— Лучше мне быть принцем.

— Чем быть со мной?

— Лейла, с тех пор, как себя помню, я без разговоров выполнял свой долг. Править страной было моим долгом — и моей страстью. Теперь, когда это стало невозможно, жизнь принца не кажется мне такой ужасной. Я не несу на плечах тяжесть власти, у меня есть любящая семья, я могу ездить верхом, играть в поло…

— Водиться с проститутками…

— Проститутками высокого класса, — заметил Зафир, но это были только слова. Он не мог себе представить, что рядом с ним в постели будет не Лейла. — Я буду осторожен. И, конечно, я дам тебе наследника, как обещал. — Он нахмурился, считая в уме: — Может быть, уже дал.

Она ничего не ответила.

Зафир принял решение. Для его оглашения он призвал Закари, Стефани и Акмаля. Здесь же была и его жена Лейла.

— Сегодня я возвращаюсь в Кьюзи, — сообщил им Зафир. — Я хочу сделать так, чтобы Завиан покоился там, где ему подобает. Люди не должны знать, как недостойно с ним поступили. После этого я сообщу моему народу правду.

— Как ты это сделаешь? — спросила Лейла, бледная как мел.

— Объявлю на канале национального телевидения. Через пару дней после того, как Завиан обретет покой там, где должно, я свяжусь с Карифом и объясню ему, что отныне он — полноправный король Кьюзи.

— А я сообщу об этом своему народу после тебя. — Глаза Лейлы были широко раскрыты. Она думала о Карифе, о новости, которую тот скоро узнает, о том, как много судеб вдруг вскоре изменится. — Потом вернусь в Хейдар.

— Одна, — напомнил ей Зафир. — Я должен посвятить некоторое время своей семье. Но, конечно, потом я навещу тебя. — Он даже подумать не мог о том, что из самолета вслед за ней выйдет в качестве смещенного с трона лжекороля. Какой стыд! Но он никогда, никогда ей этого не покажет. — Мне хочется быть принцем.

Она натянуто улыбнулась:

— Что ж, будь принцем. Я уже сказала: я сообщу своему народу.

— Сообщай, — холодно сказал Зафир. Ему казалось, что безопаснее будет держаться от Лейлы подальше. — Я еду в Кьюзи немедленно. Надо сделать очень многое.

Лейла не выразила желания лететь вместе с ним.

— Вы можете погостить у нас, Лейла, — предложила Стефани. — До выступления по телевидению.

Лейла благодарно кивнула.

Глава семнадцатая

Закари и Стефани оказались чудесными хозяевами. Стефани, добрая, ласковая, сидела на ее кровати в последнее утро пребывания Лейлы в Калисте, а малютка Зафир лежал между ними, болтал ножками, улыбался и лопотал, явно не обращая внимания на беды вокруг себя.

Они должны были ехать в Кьюзи все вместе. Закари и Стефани будут присутствовать на церемонии перезахоронения, Лейла подождет во дворце. Затем народу будет объявлена правда.

— Потом тут, в Калисте, будут уличные шествия… — Лейла все еще была в ночной рубашке, волосы подобраны, глаза покраснели от слез. — А в Кьюзи — плач.

— Как насчет Хейдара?

— Не знаю, — призналась Лейла. И добавила: — Они не счастливы под моим правлением, не хотят, чтобы ими правила женщина.

— В Калисте было бы то же самое, — признала Стефани. — Народ не захотел бы принять власть королевы. Аристо гораздо прогрессивнее, но даже там им легче принять меня — потому, что существует Закари.

Этот разговор приносил Лейле облегчение, но она предпочла бы, чтобы их дружба родилась при других обстоятельствах.

— Если бы Зафир был со мной, все было бы проще, — прошептала Лейла. Ей было странно произносить это чужое имя. На глазах вновь выступили слезы. Стефани покачала головой.

— Я слышала, как они говорили с Закари. Зафир — король или никто. Его гордость не допустит ничего иного.

Когда маленький Зафир заплакал, Лейла взяла его на руки. Малыш сразу же успокоился, вот только как успокоить большого Зафира? Ее сочувствие только усложнит ему жизнь.

— Я знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, — грустно сказала Стефани. — Знала, как ужасно это будет для Зафира. Я росла простой девочкой. Была служанкой во дворце, когда вдруг узнала, что я — королева. — Она закрыла глаза, вспоминая, что переживала в те дни. — Но Зафиру еще хуже. Я, по крайней мере, знала свою мать, свое имя. А Зафир не знал ничего. — Она посмотрела на Лейлу. — Я не собиралась рассказывать Закари о моих подозрениях. Думала, что, если я не права, это будет только лишняя боль. И беспокоилась за Зафира. Но потом, когда родился он, — она дотронулась до щеки сынишки, — и я увидела, как мой муж плачет, держа его на руках, — сильный, гордый человек… Я поняла, что должна сказать. С этого момента Закари постоянно старался связаться со своим братом. Мы пригласили его погостить у нас, когда погибли его родители. Мы надеялись, что, попав в Калисту, он чтото вспомнит. Но Завиан, точнее, Зафир, не отвечал на наши письма. Конечно, это было странно. Мы — сильное королевство. И мы решили, что он тоже чтото подозревает.

— Думаю, он только начинал догадываться, — сказала Лейла. — Не знаю, понимали ли Сакр и Инес, сколько боли они причинят своим поступком.

— Сомневаюсь, — задумчиво сказала Стефани. — В тот момент они, возможно, хотели утолить свою боль… И в результате передали боль из рук в руки, и каждый раз она множилась. Но теперь, возможно, это прекратится.

Королевские похороны малютки Завиана были скромны, но совершены с любовью.

Зафир всегда недолюбливал Акмаля, считая его старомодным упрямцем, но, увидев слезы этого человека и поняв, как эта церемония подействовала на него, он представил себе и возможную реакцию народа Кьюзи.

Стефани и Закари стояли рядом с ним. Но они были друг с другом, а он — один.

Завиана похоронили рядом с его родителями. Наконец маленький принц оказался там, где ему и надлежало быть.

Зафир наблюдал, как его имя, его прошлое, его будущее — было предано земле.

А потом он увидел, что к их маленькой группке подходит Лейла. На ней было простое черное платье, лицо скрывала маленькая вуаль из черного кружева, но он узнал бы ее везде, в любом одеянии. И на ней было изумрудное ожерелье…

— Тебя не приглашали.

— Я тоже должна отдать ему долг. Меня просватали за него.

Везде было только горе. Эта трещина в душе народа Кьюзи вскоре расширится и разрушит, как землетрясение, основы этой гордой земли. Она сняла ожерелье, подаренное ей — она была уверена — с любовью, и вернула ему.

— Я передам его Карифу.

— Надеюсь, его жене оно принесет больше счастья, чем принесло мне. — Лейла увидела, что его пальцы дотрагиваются до перстня, который она ему подарила. — Я уже говорила тебе, прежде чем ты принял мой подарок: ты унесешь его с собой в могилу. По крайней мере, так принято в Хейдаре. Тебе решать, последуешь ли ты этой традиции.

— Ты говоришь так, как будто сама добыла для меня этот камень. Ведь ты даже не знала меня тогда.

— Правильно, — ответила Лейла. — Я должна была уважить выбор моих родителей. Даже если бы мне пришлось отдать этот камень человеку, который был бы мне противен. Что мой муж сделает с ним теперь… — Она сглотнула неожиданно подступившие к горлу слезы. — Я горжусь тем, что происхожу из Хейдара. Когда мы даем чтонибудь, то даем навсегда. — Она посмотрела на изумрудное ожерелье. — Знай одно. — Он ждал удара, пощечины, плевка, но никак не того, что последовало. — Я люблю тебя, Зафир.

Но как она могла любить того, кто сам себя не знал?

Он устал от громких слов, от Закари и Стефани, которые постоянно говорили ему эти слова, от того, что братья ждали его, от любви, которой Лейла была связана с ним через их брак.

— Любовь, — сказал Зафир, сжимая в руке холодные камни, — не предусмотрена нашим договором.

— Нет, — согласилась Лейла. И точка. Она больше не будет упрашивать. Остается надеяться, что со временем ей будет не так сильно его не хватать. — Надо пережить этот день. Потом я вернусь в Хейдар.

Автомобили быстро доставили их обратно во дворец, где их встретил встревоженный Акмаль.

— Я говорил со старейшинами. Они считают, что сообщить эту новость народу должны не вы. Если первым выступлю я…

— Я сам все сообщу народу, — упрямо возразил Зафир. Это последнее, что он может сделать для своего народа, и у него достаточно мужества, чтобы совершить этот поступок.

— Прошу вас, ваше величество, — взмолился Акмаль. — Вы их не успокоите. Люди будут шокированы, напуганы. Они не воспримут ваши мудрые слова. Пожалуйста, ваше величество, позвольте мне сообщить им, позвольте мне поговорить с прессой. А потом, когда они станут задавать вопросы, потребуют объяснений, вы сможете сообщить им, что произойдет дальше. — Акмаль достал носовой платок и высморкался. И всхлипнул: — Что будет дальше?

Акмаль прав. Он старается думать о будущем.

Когда людям нужно, чтобы ктото руководил ими, наставлял их, говорить с ними должен король — даже если он говорит с ними в последний раз.

— Сделай заявление, — приказал Зафир. — Скажи журналистам, что я обращусь к народу еще до захода солнца.

Акмаль повернулся к Лейле:

— А ваш народ? — Он забыл добавить «ваше величество», но этого никто не заметил. Лейлу тронуло, что в такой жуткий момент Акмаль подумал и о ее народе. — Что вы ему скажете?

— Правду. Что я попрежнему его королева, а мой муж теперь принц Калисты Зафир.

— Я сказал тебе, что не буду консортом при королеве…

— Как тебе будет угодно. — Лейла пожала плечами. — Продолжай жить, как принц. А я буду продолжать править Хейдаром.

В ней столько силы и достоинства! Она справится и без него. Зафир это знал.

— Давай покончим с этим, — сказала Лейла. — Я хочу вернуться в Хейдар.

— Чтобы быть с вашим народом, — кивнул Акмаль, но Лейла покачала головой и вдруг рассмеялась:

— На самом деле нет. Конечно, я с ним буду, но, мне кажется, я имею право иногда подумать и о себе. Кажется, я заслужила короткий отдых. Я хотела бы немного побыть с моими сестрами.

Акмаль извинился и вышел. Лейла собиралась последовать его примеру, потому что силы покидали ее. Но Зафир схватил ее за руку. Он хотел коечто выяснить.

— Ты беременна? — спросил он. — Поэтому ты хочешь отдохнуть?

— «Нет» на первый вопрос, и «нет» на второй, — ответила Лейла. Если бы она стала продолжать, то расплакалась бы. А последние дни она плакала так много, что не могла бы появиться перед телекамерами без вмешательства самого искусного визажиста. — Я хочу послушать прессконференцию, а потом подготовлю свою речь.

— Я скоро приеду в Хейдар. — Он сам хотел этой разлуки, но теперь не мог видеть, как она уходит. — Через пару недель, когда ты…

— В этом нет необходимости.

— Я обещал дать тебе наследника…

— И дашь. — Лейле потребовалось собрать все силы, чтобы подойти к нему, дать ему еще раз вдохнуть ее запах, взглянуть в его глаза и прошептать ему в ухо: — Думай обо мне, когда будешь это делать. — Он не понял, и ей пришлось продолжить: — Мы живем в двадцать первом веке, Зафир. Возможно, Хейдар еще не готовит собственных врачей, но у нас есть прекрасные центры семьи и брака.

— Нет!

— Да, — сказала Лейла. — Так или никак.

Глава восемнадцатая

Королевство Кьюзи погрузилось в траур.

Заявление было сделано. Потрясение оказалось столь сильно, что журналисты не стали задавать слишком много вопросов. Даже дикторы на телевидении не смогли сразу продолжить программу. Даже прислужницы, которые суетились вокруг Лейлы, и те плакали.

Ей невыносимо было оставаться во дворце. Лейла хотела быть рядом с народом. Закутавшись в покрывало, она вышла на улицу. Везде царила скорбь. Женщины плакали. У королевского кладбища выстроилась длинная очередь желавших отдать последний долг маленькому принцу Завиану.

Такого еще не случалось.

Советники не могли даже понять, как называть теперь Зафира, — каким именем? Они истратили горы бумаги на написание его речи, но Зафир отказался от их предложений:

— Я буду говорить без бумажки.

— Вы должны сказать…

— Кто должен? — прервал он их ключевым вопросом. — Кто должен сказать что? Я — король? Завиан я сегодня или Зафир? Кто будет говорить с народом? — Он подождал ответа, которого никто не мог ему дать.

Но король, даже смещенный, должен был выглядеть хорошо, и перед выступлением он оказался в маленькой комнатке в конце коридора, где им занялись костюмеры и визажисты.

Темные круги под его глазами были искусно забелены, подбородок намылен для бритья. Но ему казалось, что это воронье слетелось на падаль, поэтому, не выдержав, Зафир встал и выгнал всех.

Народ должен видеть его таким, каков он есть сегодня, видеть его боль и отчаяние, а не искусственно созданный образ того короля, каким он был когдато. Он разбил сердца этих людей. Так почему он должен выглядеть безупречно? Чем это может помочь? Некоторое время Зафир сидел один, молча, стараясь привести свои мысли в порядок. Потом прошел в ванную комнату и смыл мыло с небритого подбородка, смыл белила, пудру и посмотрел в зеркало на свои красные, налитые кровью глаза.

Он потерял все.

Конечно, теперь он имел то, о чем не мог и мечтать, — семью, братьев, титул, налагавший на него гораздо меньше обязанностей, чем если бы он оставался королем.

Он выступит с самой трудной в его жизни речью.

Короли не плачут. Но он больше не король. Ослепленный застилавшей его глаза влагой, Зафир открыл дверь и тут же понял, что ошибся дверью. Он услышал ее голос. Она лежала в кресле косметолога, а ее советники делали то же, что и всегда, — давали советы.

— Упирайте на его знания, — говорил чейто писклявый голос. — На то, что, хотя он теперь не король, он всетаки принц королевского дома Калисты, на богатства его земли, на редкостные розовые алмазы. Скажите о благородстве его крови, о том, что этот союз заключен во благо народа.

— Я буду говорить то, что считаю нужным, Имран.

— Ваше величество…

— Оставьте меня в покое. Я должна подготовиться, — оборвала его Лейла.

— Но это неординарное событие…

— Значит, нужна неординарная речь! — разумно заметила Лейла, и Зафир, услышав ее хриплый, сердитый голос, чутьчуть улыбнулся — только чутьчуть — тому, что вдруг узнал свою жену с другой стороны. — И мне будет гораздо легче готовить речь, если ты хотя бы на время оставишь меня одну.

Она осталась вдвоем с Бейджей. Зафир понимал, что ему пора идти, что время его выступления приближается. Он хотел осторожно закрыть дверь, но тут опять услышал ее голос. Не той Лейлы, которую он знал, а другой, незнакомой Лейлы.

— Я не смогу это сделать, Бейджа…

— Вы сможете, ваше величество.

— Я думать не могу о том, чтобы идти туда. Я так устала, Бейджа…

— Ваш народ будет к вам снисходителен. Ваш народ…

— Мне не важно, что скажет мой народ, — всхлипнула Лейла, и у Зафира замерло сердце — столько тоски было в ее голосе! — Иногда, Бейджа, только иногда мне хочется немного, очень немного подумать о себе. Сегодня дело не только в том, что люди потеряли короля, не в союзе, который оказался напрасным, и даже не в том, что народу придется и дальше терпеть королеву. Дело еще и во мне.

— Лейла, — воскликнула Бейджа, обнимая ее, — кто же лучше меня знает, какую тяжесть вы несете?

Зафиру очень хотелось успокоить Лейлу, однако он потерял это право.

А от следующих слов у него перевернулось сердце.

— Я не хочу, — плакала Лейла.

— Вы не должны так говорить, — настаивала Бейджа.

— Но это правда. Завтра, может быть, на следующей неделе, я опять стану сильной. Но сейчас я не хочу быть королевой.

— Все пройдет, — утешала ее Бейджа. — Вы же знаете, это всегда проходит. Иногда вы чувствуете слабость, а потом силы возвращаются к вам.

— Но не на этот раз.

— На этот раз тоже, — настаивала Бейджа.

— Я устала быть сильной, — плакала Лейла. — Устала быть твердой. Устала быть королевой.

— Но у вас нет выбора. — Бейджа пуховкой от пудры вытерла ей щеки. — Вы должны быть сильной, как мужчина, чтобы править Хейдаром.

Зафир знал, что, если бы он был с ней рядом, она пришла бы в себя.

— Лейла!

Он увидел, как она напряглась, как ее лицо приняло обычное выражение.

— Что ты тут делаешь? Твое выступление должно вотвот начаться.

— Ваше величество, — вновь раздался писклявый голос советника, — я должен сообщить вам…

— Не сейчас! — грозно оборвала она Имрана, смущенная тем, что Зафир мог ее услышать, но стараясь держаться с достоинством. — Я сказала, что занята. Сказала, что меня надо оставить в покое.

— Конечно. — Имран коротко поклонился. — Но дело в том, что в Хейдаре произошло землетрясение…

Зафир увидел, как она побледнела.

— Есть жертвы? Сколько?

— Нам только что сообщили. Сведений о жертвах нет.

— Где? — спросила Лейла. — В городе? В селениях?

— Мы еще ничего не знаем, — предупредил советник. — Простите, что беспокою вас в столь тяжкий момент…

— Конечно, ты должен был сообщить мне. Извини меня за резкий ответ.

— Есть одна вещь. — Он протянул ей папку. — Этот документ надо отправить обратно в Хейдар. Курьер ждет…

— Конечно.

Сузившимися глазами Зафир наблюдал, как она старается собраться, как дрожит ее рука, подписывающая документ.

— Сила землетрясения известна? — спросил он Имрана.

— Как только я узнаю чтото еще, я немедленно сообщу.

— Ваше величество! — В комнате вдруг возник встрепанный Акмаль. — Пора. Телекамеры готовы.

Зафира проводили по коридорам дворца в комнату, где должно было все и произойти. Он сел за большой стол и забыл о себе, о собственных мыслях, даже о Лейле. Он в последний раз обращался к своему народу как его правитель. Все правильно. Дело не в нем. Он должен быть сильнее их, должен ободрить народ в трудный час, указать ему путь, как бы ни было тяжело самому.

Удел королей — одиночество. И королев тоже. Зафир понял это, когда телекамеры развернулись на него. С Лейлой происходит то же самое.

— Дорогие жители Кьюзи! — Зафир откашлялся. — Я прошу вас выслушать меня очень внимательно. Прошу вас прислушаться к моим словам и забыть о вашей печали на то время, пока вы будете меня слушать. Я молюсь о том, чтобы мне удалось развеять ваши опасения. — Он посмотрел на Акмаля. Тот стоял словно на краю пропасти. Лицо его выражало ужас, оттого что все, чем он жил, разваливалось на куски. Даже мудрые глаза Акмаля искали сейчас поддержки в глазах Зафира. Зафир глубоко вздохнул и заговорил — не заученными словами, а словами, шедшими из самой глубины его сердца. И произнес самую важную речь в истории Кьюзи: — Принц Завиан покоится рядом со своими родителями. Королевское кладбище закрылось сегодня на закате, но оно будет открыто целую неделю с восхода до захода солнца. Мы знаем, что вы хотите отдать последний долг Завиану и, возможно, простить короля и королеву, как надеюсь простить их я. — Он видел, что Акмаль закрыл глаза, словно молился. — Они хотели обмануть смерть, в этом их вина. Но я уверен, что в тот момент они не стремились обмануть свой народ. Они хотели, я думаю, не причинить, а предотвратить боль, хотели невозможного: оставить своего сына, ваше будущее, в живых.

Я не понимал, не мог понять, а теперь, кажется, начинаю понимать. Потому что у меня нет выбора. Пытаться снова обмануть смерть, жить с ложью, чтобы не причинять вам горя… Но народ Кьюзи — сильный народ. — Он опять взглянул на Акмаля. Тот открыл глаза и тихонько кивнул. — Сильный, гордый народ, который предпочтет самую горькую правду самой сладостной лжи. Ложь разрастается, как раковая опухоль, наводняет собой все и вся. Все больше людей узнавали бы. Мои братья, которые многие годы оплакивали меня, моя жена… — Лейла смотрела на него из соседней комнаты. Смотрела и восхищалась. Ему на роду написано быть королем. Слушая его уверенную, спокойную речь, все взбодрились. — Я мог бы продолжать лгать вам. — Он услышал, как Акмаль глубоко вдохнул, понял, что, возможно, сказал чтото не то, но сейчас надо было говорить только правду. — Народ Кьюзи! Если бы я думал, что иного пути нет, я просил бы моих братьев хранить молчание и никогда ничего не сказал бы королеве Хейдара. Я унес бы правду с собой в могилу. Но у вас есть другой путь, правильный путь. Его надо было бы избрать много лет назад. Сыновья короля Ясана — Кариф, Рафик и Тахир — ваши принцы. Сейчас, пока я говорю с вами, старейшины сообщают им о происшедших переменах. Принц Кайса Кариф станет вашим новым королем. Вы знаете, что он уже стал сильным и опытным правителем, и я вверяю вас, жителей Кьюзи, ему.

На экране появились фотографии Тахира, Рафика и Карифа.

Зафир стоял в коридоре один. Акмаль подошел к нему:

— Спасибо, ваше величество.

— Иди обратно, — сказал ему Зафир. — Расскажешь мне, какой будет реакция. Тебе предстоит многое сделать.

А потом он увидел ее. Лейла быстро шла мимо — лицо словно фарфоровое, фиалковые глаза горят, темные волосы убраны. Она шла твердой походкой. Ее взгляд быстро скользнул по нему, и она коротко кивнула в знак приветствия. Спокойная, сильная, уверенная в себе. Но Зафир знал, что это маска. Он посмотрел на ее помощников, которые молча стояли подле своей королевы, и вдруг почувствовал тяжесть перстня у себя на пальце, увидел сияние сапфира. Он заметил, что Имран коротко, почти незаметно кивнул одному из журналистов.

Зафир все понял. Проверив один мелкий факт, он велел Акмалю позвать Имрана. Советник явился хмурый, но выражение его лица можно было назвать благостным по сравнению с мрачной улыбкой, которая играла на губах Зафира. Имран резко вдохнул воздух.

— Три и восемь десятых. Сила землетрясения, о котором ты поспешил сообщить королеве, равна трем и восьми десятым балла.

— Она хочет, чтобы ее извещали обо всем.

— Мой крик мог бы наделать больше бед, чем это землетрясение. — Голос Зафира стал низким и грозным. — Покажи мне документ, который она подписала.

— Это внутреннее дело Хейдара. — Имран быстро моргнул.

— Ты хочешь, чтобы я крикнул? — предложил Зафир. — Хочешь узнать, какие воспоследуют беды?

— Конечно нет, — поспешно ответил советник. — Но это секретный документ. А вы только принц…

— Нет, я король, — сказал Зафир. Эти слова надо было сказать сначала ей, но все равно они показались ему сладкими, фантастически сладкими. — Я Зафир альФариси, король Хейдара, и ты сделаешь колоссальную глупость, если не дашь мне этот документ.

На это советнику нечего было ответить. И он молча стоял и смотрел, как Зафир читает бумагу, и только глотнул, когда новый король, не торопясь, разорвал ее на куски. А потом, не сказав Имрану больше ни слова, Зафир подошел к Лейле, которая уже сидела перед телекамерами, готовая пройти через это испытание в одиночку, способная сделать все сама.

Только ей не придется этого делать.

— Принесите мне стул. Я сяду рядом с королевой.

Он увидел, как ее глаза недовольно блеснули. Поздно было спорить, но всетаки Лейла тихо сказала:

— Я предпочитаю пройти через это одна.

— Будет проще, если я буду рядом с тобой, когда народ узнает новости.

— Ты сам сказал в своей речи, что настало время говорить правду. Если я должна буду править страной одна, а ты будешь только иногда посещать нас или присутствовать на официальных церемониях… — Она сглотнула. — Прошу тебя отойти.

— Я не могу.

Она готова была призвать помощников или встать и уйти, а не сидеть здесь и разгадывать загадку под названием «Любит — не любит». У них еще будет время для ложного единения. Но чтото в его голосе заставило ее повернуться к нему, и жители Хейдара увидели в прямом эфире, что их королева смотрит не на них, а на своего мужа. А он сказал:

— Я горжусь честью править страной вместе с тобой. Я горжусь правом вместе с тобой вести народ Хейдара по пути процветания.

Последовала пауза, мучительная пауза. Лейла вдруг осознала, что они в прямом эфире. Она повернулась к телекамерам. Ее бледные щеки раскраснелись. Слова застряли в горле.

— Мои подданные… — начала она и… запнулась.

Слезы стояли у нее в горле, она не могла говорить. Но это была самая важная речь в истории ее страны. Она не могла позволить себе ни слез, ни слабости. Ни малейшего признака того, что она сейчас чувствовала. И, когда пауза слишком затянулась, Лейла какимто образом сумела найти слова, смогла продолжать. Твердым голосом она обратилась к своему народу, уверяя, что все будет хорошо, что Хейдар будет развиваться и процветать. А ее смущенный ум старался понять смысл заявления Зафира. Она была слишком напугана, чтобы поверить, что на сей раз он не возьмет обратно то, что только что дал ей.

— Королева согласна отвечать на вопросы.

Она думала, что ее начнут спрашивать о Зафире, о том, какова будет в дальнейшем его роль, но какойто журналист ехидно спросил:

— Вы согласились отсрочить строительство медицинского института?

Лейла только моргнула и повернулась к своим советникам, но они упорно смотрели прямо перед собой.

— Вы только сегодня подписали соответствующую бумагу, — нагло продолжал журналист.

Лейла поняла, что произошло. Именно этого она всегда боялась. Ее советники упорно ждали минуты ее слабости. И добились своего. И она ничего, ничего не могла сделать. Годы работы на благо народа — и все уничтожено одним росчерком пера. Она была в отчаянии.

— Это неправда. — Сильный голос Зафира наполнил помещение.

— Зафир, — сказала она хрипло и сделала движение рукой, чтобы остановить его, потому что знала, что сделала, но он под столом взял ее руку в свою и крепко сжал. И в эту секунду она поверила ему, поняла, что он сумел исправить ее ошибку.

— Я знаю из абсолютно надежного источника, что такой документ подписан, — с вызовом сказал журналист и ехидно добавил: — Ваше величество.

Зафир принял вызов:

— Я советую вам предложить вашему надежному источникупоказать этот документ. Он не сможет, потому что такого документа не существует.

Он отпустил под столом ее руку, но она все еще ощущала тепло его руки. Это было не просто прикосновение. Это была поддержка, которую Зафир незаметно оказал ей в тот самый миг, когда силы почти оставили ее.

В этот исполненный печали день перед ней вдруг блеснула надежда на осуществление самых смелых ее мечтаний.

Другой журналист задал вопрос, который был у всех на устах:

— Каково будет ваше положение? Будете ли вы курсировать между Калистой и Хейдаром? Можете ли вы чтонибудь сказать народу Хейдара?

— Сегодня народы Кьюзи и Хейдара еще не оправились от шока. — Зафир говорил громко и уверенно. — Но завтра мы будем благословлять произошедшие перемены. Королевством Кьюзи будет править новый король — Кариф, а Хейдар… — И тут Зафир сделал нечто очень смелое и совершенно неожиданное. Он улыбнулся. — Я уже говорил моей жене, что она поцеловала короля, а он превратился в принца. Но в принца, который гордится тем, что может служить вам ради вашего блага. Я с гордостью буду работать вместе с моей женой в качестве короля Хейдара.

Зафиру оставалось только проститься с Кьюзи. Обойти дворец, посмотреть еще раз на портреты голубоглазых предков и, наконец, понять, почему он всегда чувствовал себя здесь чужим.

— Ты еще вернешься, — заверила его Стефани. — В Кьюзи тебе всегда будут рады.

— Я знаю.

— И ты вскоре приедешь в Калисту, правда? — спросил Закари, со слезами глядя на брата, которого так долго искал и с которым теперь вновь расставался.

— Конечно, — сказал Зафир. — Я должен встретиться с братьями, вернуть себе потерянные годы… Но надо сделать еще коечто. — Он взглянул на Лейлу, которая стояла гордая и спокойная, хотя он знал, что внутри у нее все дрожит. — Мы еще не знаем, что думают о нас люди в Хейдаре. Нехорошо будет, если Лейла вернется одна.

Он обнял брата и невестку, поцеловал малютку Зафира, который получил свое имя в память о нем. Расставаться было трудно, хотя он и знал, что это ненадолго. Но труднее всего ему было сказать «прощай» своему верному визирю. Когдато он его недолюбливал. А тот принял его сторону, помог ему и предложил помогать и дальше.

— Ты нужен здесь, Акмаль, — сказал Зафир. — Тебе предстоит учить короля Карифа быть королем. — Он достал великолепное изумрудное ожерелье и протянул Акмалю. — Когда время при дет…

Больше ему нечего было делать в Кьюзи — пока, по крайней мере. Он поднялся по трапу в королевский самолет Хейдара и сел рядом со своей женой. А потом наблюдал в иллюминатор, как слабеют и исчезают вдали огни Кьюзи, и молился о том, чтобы люди этой земли были счастливы под управлением Карифа. Он был благодарен Лейле за ее спокойное молчание, но ему нужно было тепло ее руки.

К ним подошла Бейджа:

— Ваше величество, капитан просит простить его. Мы очень огорчены…

Зафир нахмурился, потому что Бейджа отнюдь не выглядела огорченной.

— Возникли мелкие технические неполадки. Мы не сможем во время полета следить за новостями из Хейдара.

— Как же я узнаю реакцию моего народа? — сердито сказала Лейла. И отпустила Бейджу, потому что слишком устала, чтобы возражать.

И тут же пожалела, что отпустила: она осталась наедине с Зафиром, впервые после выступления по телевидению, и не была уверена, что ей будет приятно узнать ответы на свои вопросы.

Он заговорил первым:

— Я растерялся. — Услышав из уст этого властного, уверенного в себе человека признание в слабости, она в изумлении повернулась к нему. — Растерялся, как никогда в жизни. У меня ничего не осталось, Лейла.