Между безмерной доисторией и неизмеримостью будущего лежат 5000 лет известной нам истории, нич­тожный отрезок необозримого су­ществования человека»88

⁸⁷ Ясперс К. Истоки истории и ее цель//Ясперс К. Смысл и назначение исто­рии. М., 1991.С. 29.

^8Я Там же. С. 28.

⁸⁹ Шиллер И.-Ф. В чем состоит изучение мировой истории и какова цель этого изучения//Шиллер И.-Ф. Собр. соч.: В 8 т. Т. VII. Исторические работы. М.; Л., 1937. С.607.

тельствах, то Ясперс время до возникновения письменной докумен­тации называет «доисторией», а «историческим» называет время «пись­менной документации». Хотя тут же заявляет:

«Ее [историю. — М. Р.] нельзя ограничить ни с той, ни с другой стороны, чтоб обрести тем самым замкнутую картину, полный само­довлеющий ее образ».

Но все же такая постановка проблемы позволяет выявить специ­фику собственно исторического как особого состояния культуры. И сам Ясперс пишет:

«Принципиально иным становится историческое сознание с того момента, как начинает опираться на эмпирические данные и только на них».

При этом к эмпирическим данным можно относиться по-разно­му, что мы и могли наблюдать на протяжении XVIII-XIX вв.

«Эмпирическая картина истории перед лицом этого необозримого многообразия может свестись к простому выявлению отдельных за­кономерностей и нескончаемому описанию множества событий...

Но можно стремиться и к сознанию единой обобщающей карти­ны мира в ее целостности...

Каждый, кто обращается к истории, невольно приходит к этим универсальным воззрениям, превращающим историю в не­кое единство. Эти воззрения могут быть некритичными, более того, неосознанными и поэтому непроверенными. В историчес­ком мышлении они обычно являются само собой разумею­щимися предпосылками [выделено мной. - М. Р.]»⁹⁰.

Именно этот вывод о неизбежности прихода к «универсальным воззрениям» принципиально важен для миросозерцания XX в. Ясперс ставит задачу — «набросать схему некой целостной исторической кар­тины» и формулирует исходную посылку своей конструкции:

«При создании этой схемы я исходил из уверенности, что человече­ство имеет единые истоки и общую цель. Эти истоки и эта цепь нам неизвестны, во всяком случае, в виде достоверного знания... В фило­софском осмыслении мы пытаемся приблизиться к тому и другому, к истокам и к цели».

Ясперс, как и многие его предшественники (например, Кант, Шиллер и Гегель), убежден, что для обнаружения смысла историчес­кого процесса в огромном количестве разнообразных эмпирических данных необходима «путеводная нить», необходима системообразую-

¹ Ясперс К. Указ. соч. С. 29~30.

 

щая идея, в соотнесении с которой и рассматривается эмпирический материал:

«Смысл... доступной эмпирическому познанию мировой истории — независимо от того, присущ ли он ей самой или привнесен в нее нами, людьми, — мы постигаем, только подчинив ее идее исторической целостности. Эмпирические данные мы рассматриваем под углом зрения того, насколько они соответствуют идее единства или проти­воречат ей.

И тогда перед нашим взором разворачивается такая картина ис­торического развития, в которой к истории относится все то, что, во-первых, будучи неповторимым, прочно занимает свое место в еди­ном, единственном, процессе человеческой истории и, во-вторых, яв­ляется реальным и необходимым во взаимосвязи и последовательности человеческого бытия»⁹¹.

В русле свойственной XX в, тенденции преодоления европоцент­ризма Ясперс задается целью выйти за пределы философии истории, сформировавшейся на основе христианского вероучения:

«Ось мировой истории, если она вообще существует, может быть обна­ружена только эмпирически, как факт, значимый для всех людей, в том числе и для христиан. Эту ось следует искать там, где возникли предпо­сылки, позволившие человеку стать таким, каков он есть; где с порази­тельной плодотворностью шло такое формирование человеческого бытия, которое, независимо от определенного религиозного содержа­ния, могло стать настолько убедительным — если не своей эмпиричес­кой неопровержимостью, то во всяком случае некой эмпирической основой для Запада, для Азии, для всех людей вообще, — что тем самым для всех народов были бы найдены общие рамки понимания их исто­рической значимости. Эту ось мировой истории следует отнести, по-видимому, ко времени около 500 лет до н.э., к тому духовному про­цессу, который шел между 800 и 200 гг. до н.э. Тогда произошел самый резкий поворот в истории. Появился человек такого типа, какой сохранился и по сей день [выделено мной. — М. Р.]. Это время мы вкратце будем называть осевым временем»",

Ясперс выделяет совокупность значимых фактов духовной жизни, имевших место в Китае, Индии и на Западе, возникших независимо друг от друга в краткий (по масштабам истории) период и позволяю­щих подтвердить значимость «осевого времени». К ним относятся воз­никновение всех направлений китайской и индийской философии (творчество Конфуция, Лао-цзы, жизнь Будды), учение Заратустры в Иране, пророчества Илии, Исайи, Иеремии и Второисаии в Палее-

⁴¹ Ясперс К. Указ. соч. С. 31. «Там же. С. 32.

тине, творчество Гомера, Фукидида, Архимеда, философия Парме-нида, Гераклита, Платона. Эти факты, по мнению Ясперса, свиде­тельствуют о формировании современного типа мышления:

«В эту эпоху были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей. Во всех направлениях совершался пе­реход к универсальности»'³.

Ясперс характеризует происходящие в «осевое время» изменения как одухотворение'.

«...человек выходит за пределы своего индивидуального существо­вания, сознавая свое место в целостности бытия».

Ясперс осознает, что первоначально изменения происходят в от­дельных личностях:

«В те времена дистанция между вершинами человеческих возмож­ностей и массой была чрезвычайно велика. Однако то, чем становит­ся единичный человек, косвенным образом изменяет всех людей. Че­ловечество в целом совершает скачок».

Но от этих первоначально немногочисленных изменений духов­ного мира отдельных личностей зависят существенные социальные перемены:

«Новому духовному миру соответствует определенное соци­альное устройство...

<...>

Эпоха, в которой все это происходило на протяжении веков, не была периодом простого поступательного развития. Это было время уничтожения и созидания одновременно. И завершения дос­тигнуто не было. Высшие возможности мышления и практики, полу­чившие свое осуществление в отдельных личностях, не стали общим достоянием, ибо большинство людей не могло следовать по этому пути... И когда эта эпоха лишилась творческого начала, в трех обла­стях культуры было произведено фиксирование концептуальных воззрений и их нивелирование. Из беспорядка, ставшего невыноси­мым, возникло тяготение к новому единению в деле воссоздания прочных условий жизни»*⁴.

Своими размышлениями Ясперс заочно участвует в длительном философском споре, по-видимому, столь же неразрешимом, как спор о том, что первично — яйцо или курица, привнося в него исторические аргументы. Суть его в формулировке Э. Фромма выглядит как взаимоот­ношение между социальным характером и социальной структурой:

^и Ясперс К. Указ. соч. С. 33. ⁹⁴ Там же. С. 36.

«Взаимоотношения между социальным характером и социальной структурой никогда не носят статичный характер... Любое измене­ние одного из факторов влечет за собой изменение обоих. Многие революционеры считают, что следует сначала радикально изменить политическую и экономическую структуру, а затем на втором этапе почти необходимо изменится также человеческое сознание: как только будет создано новое общество, почти автоматически возник­нет и новый человек. Они не понимают, что новая элита, обладающая прежним социальным характером, будет стремиться воссоздать усло­вия старого общества в новых социально-политических институтах, созданных революцией...

Противоположную позицию занимают те, кто утверждает, что сначала нужно изменить природу человека — его сознание, ценнос­ти, характер — и лишь после этого может быть построено подлинно человеческое общество. История человечества доказывает, что они неправы. Изменения в психике человека всегда оставались принад­лежностью сугубо частной сферы и ограничивались небольшими оази­сами или же оказывались совершенно неэффективными...»*⁵.

Мы уже говорили о том, что историческая теория выводит на социальную практику. Какова будет эта практика — революционной, сопровождающейся потрясениями, или же более-менее спокойной, но наполненной ежедневным трудом по мироосмыслению и само­идентификации в мире — зависит от ответа именно на этот вопрос.

Одной из существенных характеристик этого процесса является осознание происходящих изменений как истории, формирование ис­торичности мировосприятия:

«...человеческое существование в качестве истории становится те­перь предметом размышлений. Люди ощущают, знают, что в их вре­мя, в настоящем, начинается нечто исключительное. А это, в свою очередь, ведет к осознанию того, что данному настоящему предше­ствовало бесконечное прошлое»*⁶.

Таким образом, в теории истории Ясперса с качестве системооб­разующего выступает факт формирования современного типа челове­ка, что отвечает потребностям антропологически ориентированной истории XX в.

Мы помним, что Гегель разделил народы на исторические и не­исторические по признаку создания государства и объяснил их разли­чия геоклиматическими условиями жизни. Ясперс выделяет три реги­она, охваченных «осевым временем»:

" Фромм Э. Иметь или быть?: Пер. с англ. М., 1990. С. 139 140. ^% Ясперс К. Указ. соч. С. 35.

«Вначале осевое время ограничено в пространственном отношении, но исторически оно становится всеохватывающим. Народы, не вос­принявшие идей осевого периода, остаются на уровне " природного" существования, их жизнь неисторична, подобно жизни множества людей на протяжении десятков тысяч и сотен тысяч веков. Люди вне трех сфер, составляющих осевое время, либо остались в стороне, либо вошли в соприкосновение с каким-либо из этих трех центров духовного излучения...

...Доисторические народы остаются доисторическими вплоть до того времени, пока они не растворятся в историческом развитии, иду­щем от осевого времени; в противном случае они вымирают...»-

Итак, Ясперс, выявив системообразующее начало истории — «осе­вое время», дает всеохватную картину мирового исторического процесса:

«Осевое время ассимилирует все остальное. Если отправляться от него, то мировая история обретает структуру и единство [вы­делено мной. — М. Р.], способные сохраниться во времени и, во всяком случае, сохранившиеся до сего дня»⁹⁷.

Мы начинали анализ способов построения исторического мета-нарратива с того, что разделили историю как науку и историю как процесс. А теперь обнаруживается, что это различение начинает ус­кользать. Прошлое оказывается столь же изменчивым, как и будущее, таящее в себе многие возможности. Выясняется, что оно не может быть познано раз и навсегда:

«...история не завершена, она таит в себе бесконечные возможнос­ти; любая концепция познанного исторического целого разрушается, новые факты открывают в прошлом не замеченную нами раньше истину. То, что прежде отпадало как несущественное, обретает пер­востепенную значимость...»⁹⁸.

Лучшей иллюстрацией этой мысли Ясперса может служить разно­образие исторических метанарративов XX в. Но, рассмотрев некото­рые из них только с одной точки зрения — с позиции способа пост­роения целостной картины исторического процесса, мы можем ут­верждать, что в прошлом столетии сравнительно-историческое исследование в качестве метода глобального исторического построе­ния приобретает особую значимость.

Подведем итоги:

• на рубеже XIX—XX вв. постепенно начинает складываться новая социокультурная и познавательная ситуация, которую можно охарак-

«

'Ясперс К. Указ. соч. С. 38-39. ¹ Там же. С. 276—277.

теризовать как культурный и методологический плюрализм и которая предваряет ситуации постмодерна;

• с этого времени изменяется восприятие человеческой индиви­дуальности в результате взаимодействия противоречивых тенденций: с одной стороны, унифицирующего воздействия массового произ­водства, средств массовой информации, с другой — нового уровня эмансипации человеческой индивидуальности;

• формируется принцип признания «чужой одушевленности», приобретающий системообразующее значение в методологии гума­нитарного знания;

• историческая наука развивается под влиянием противоречивых тенденций; с одной стороны, необходимости глобализации истори­ческих теорий, с другой — усиления индивидуально-психологичес­кой потребности в осмыслении исторического процесса;

• в XX в. создаются цивилизационные теории исторического про­цесса глобального охвата (Шпенглер, Тойнби); при этом стремление осмыслить историю как единое целое сопровождается пониманием субъективного характера такого осмысления;

• в свою очередь осознание субъективности ощущения и осмыс­ления истории ведет к попыткам элиминировать свою субъективность, «выйти за пределы» истории, по крайней мере западной, и окинуть умственным взором весь исторический процесс;

• понимание культурного многообразия мира становится услови­ем новой интеграции;

• одновременно возрастает значение сравнительно-исторических исследований, поиск адекватного метода для которых продолжается на протяжении всего XX в.

Литература

Настоятельно рекомендуемая

Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни//Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1.

С. 158-230.

Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сб.: Пер. с англ. М., 1991. 736 с. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: Пер.

с нем. Т. 1-2. М., 1993. Ясперс К. Истоки истории и ее цель//Смысл и назначение истории:

Пер. с нем, М., 1991. С. 27-286.