ВВЕДЕНИЕ 9 страница. На празднике наступает упоение жизнью

На празднике наступает упоение жизнью. Но все кончается тем, что люди снова начинают поклоняться, теперь уже ослу. Они вопят: “И-а! И-а! ”

То есть они снова жаждут окончательной истины, которой можно поклоняться и слепо верить. Заратустра понимает, что его жалость к ним - это последнее, что необходимо ему преодолеть. И он уходит от них на вечный поиск.

Здесь снова идея антисубстанциализма. Нет ничего окончательного, на что можно опереться. Жизнь есть нечто в принципе текучее и размывает любые окончательные истины. Человек обречен на свободу.

Зигмунд Фрейд. Австрийский врач, открыватель психоанализа, оказал огромное влияние на понимание человеком самого себя. Но в целом его можно определить как продолжателя линии Ницше. Начал читать Ницше и отказался, чтобы не потерять идейную самостоятельность. Годы жизни - 1856-1939. Когда нацисты заняли Австрию ему, как еврею грозил концлагерь, англичане выкупили его за 100 000 шиллингов. Непрерывно курил сигары, в результате начался рак челюсти. Страшные боли. Фрейд уговорил медсестру дать два укола морфия, от которых заснул навсегда.

Основные работы: “Толкование сновидений”, “По ту сторону принципа удовольствия”, “Я и Оно”, “Психология масс и анализ человеческого Я”, “Будущее одной иллюзии”, имеется в виду будущее религии, “Недовольство культурой”.

Фрейд продолжает постановку вопроса Ницше. Необходимо проводить различие между тем, что мы думаем о себе, и тем, что мы есть в действительности.

Снова схема айсберга: сознание лишь один из элементов сложной системы человеческой психики. Отличие от классической философии. Для нее человеческое сознание в принципе способно до конца понять самое себя и контролировать самое себя. Напомним слова Евгения Онегина к Татьяне, когда он проводил с нею беседу после ее письма к нему: “Учитесь властвовать собой”. Принцип классического взгляда на человека. Но если бы Татьяна властвовала собой, то не было бы письма к Онегину, всего богатства чувств, реальной жизни.

У Фрейда же сознание есть лишь верхушка айсберга, человек сам для себя непрозрачен. Но как все же выйти на реальность, которая по ту сторону сознания?

Фрейд решает эту задачу следующим образом. Эта реальность проявляется через случайные обмолвки, сбои в поведении, через остроты, забывания, описки при письме, сновидения. Это все как бы окошечки, через которые можно подсмотреть неосознаваемую жизнь души.

Примеры Фрейда. Школьный учитель ухаживает за дочерью состоятельного человека. Девушка влюбляется, убеждает своих родителей согласиться на брак, несмотря на различие в социальном положении. Учитель пишет своему брату письмо: “Девчушка совершенно некрасива, но очень мила и этого было бы достаточно. Но решусь ли я все же жениться на ней, не могу тебе это сказать”. Одновременно он пишет письмо девушке, полное нежных выражений. Происходит путаница, письмо к брату он отправляет девушке, а письмо к девушке отправляет к брату. Брак расстраивается. Сам учитель искренне убежден, что это произошло случайно. Но, по Фрейду, учитель бессознательно так сделал, потому что он уже в душе принял решение не жениться.

Фрейд формулирует правило: нет ничего случайного. Невозможна совершенно бессмысленная бессмыслица. Отсюда следует, что мы ответственны абсолютно за все, что совершаем.

Наш пример из романа “Фиеста” Хемингуэя. Героиня романа Брет встречается с друзьями и сообщает, что она прямо с дороги и не успела даже принять душ, чтобы помыться. Эту фразу, что не успела даже помыться, она повторяет на одной странице несколько раз. Бессознательно она стремится смыть с себя то, что произошло в этой поездке у нее с Робертом Коном.

Примеры Фрейда. Мы забываем делать то, что на самом деле не хотим делать. Или мужчина начинает опаздывать на свидания каждый раз вроде по объективной причине, но женщина вправе сказать ему, что год назад ничто не могло помешать ему приходить вовремя. То есть опоздания - знак изменившегося отношения к ней.

Общая схема возникновения бессознательного по Фрейду. В нас как живых существах присутствуют потребности, влечения и желания, которые имеют в основном биологическую природу, и в качестве таковых они по ту сторону добра и зла. Сначала Фрейд сводил эти потребности к сексуальности, потом ввел инстинкты жизни и смерти.

В то же время мы живем в определенной культуре, которая накладывает ограничения на реализацию этих влечений и потребностей. Например, для мужчины естественно стремление к разнообразию сексуальных объектов, однако христианская культура основана на моногамии. Степень культурности человека измеряется тем, насколько эти ограничения превратились для него из внешних во внутренние.

Противоречие между требованиями культуры и биологической природой человека решается тем, что соответствующие влечения и желания загоняются внутрь психики на уровень бессознательного, но они не перестают действовать.

Однако подавленные влечения могут каким-то способом, скажем, через воспитание, ослабляться или находить обходное решение - через переключение на деятельность, которая принимается культурой: искусство, политика, наука, - это называется сублимацией, и тогда человек нормально живет и действует. Например, если бы Пушкин дал продолжение романа “Евгений Онегин”, он был бы вынужден показать, как Татьяна Ларина, отказав Евгению Онегину во взаимности, - другому отдана и буду век ему верна, - занялась благотворительностью или увлеклась вышиванием.

Если это противоречие не изживается, то начинаются неврозы, которые проявляются через телесные, органические нарушения.

Пример Фрейда. У девушки отнялись ноги, не могла ходить. Врачи ничего не могли поделать. Фрейд выяснил, что девушка хотела ходить на танцы, но отец был строгих правил и запрещал ей это. Противоречие между естественным желанием молодой девушки и запретом отца, авторитет которого был непререкаем, решилось тем, что отнялись ноги. Получилось, что она так и так не могла ходить на танцы, проблема как бы решилась сама собой. Лечение состояло в том, чтобы выяснить, что произошло на бессознательном уровне, и переистолковать ситуацию. Само разъяснение больной, что с ней произошло в действительности, ее вылечило.

Хорошее изложение проблемы бессознательного и психоанализа дается в рассказе Михаила Зощенко “Повесть о разуме”.

В целом Фрейд делает вывод о репрессивном характере европейской культуры и что нужно стремиться культуру сделать более гуманной и терпимой. Невротики - это те, которые слишком всерьез восприняли требования культуры. Как в нашем обществе сейчас испытывают наибольший шок те, которые до этого слишком всерьез принимали коммунистическую идеологию, идеи построения светлого будущего, всерьез принимали свое членство в партии, свои заседания в парткомах и т.д.

Фрейдом ставится задача овладения бессознательным, он пишет о необходимости освоения и окультуривании бессознательного в нас. Он выдвигает положение: “На место Оно должно стать Я”. То есть, в конечном счете, рациональное начало должно овладеть иррациональным в нас.

Тема 6. Русская философия

Лекция 1.

Особенности русской философии XIX-XX веков. П. Чаадаев

Русская философия как самостоятельная духовная сфера с оригинальными идеями, независимая от господствующей идеологии, государства и церкви, возникает на рубеже XVIII-XIX веков. До этого русская философия носила подражательный характер, ориентировалась на французских просветителей. Можно провести аналогию с русской литературой, которая встает на собственные ноги в лице Пушкина в XIX веке.

Два условия способствовали возникновению самостоятельной философской мысли. Первое: сформировался обширный слой интеллигенции, т.е. людей, занимающихся умственной деятельностью: учителей, инженеров, журналистов. Внутри этого слоя могли появляться самостоятельно мыслящие люди, и к этому слою они могли адресоваться в своих философских работах. То есть появились люди, для которых имело смысл писать философские работы.

Второе условие: возник русский язык, на котором можно выразить сложнейшие мысли. Этот язык сформировал Пушкин. До него был язык торжественных и громоздких од, которые, например, посвящались императрице, на этом языке нельзя было выразить философскую мысль. А на языке произведений Пушкина - мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…, так думал молодой повеса, наследник всех своих родных…, - можно было мыслить на уровне Канта и Гегеля.

То и другое есть результат реформ Петра Первого. Поэтому русскую философию XIX-XX веков можно понять как отклик русской мысли на преобразования Петра.

Теперь имена и направления. Самостоятельная философская мысль в России без оглядки на начальство, т.е. на свой страх и риск, начинается с Петра Яковлевича Чаадаева, который бесстрашно сформулировал следующую мысль: “Прекрасная вещь любовь к Отечеству, но есть нечто более прекрасное - любовь к истине”.

От вопросов, которые поставил Чаадаев, берут начало два направления: западники и славянофилы. Те и другие признавали самобытность России. Но первые ее оценивали как отсталость, которую необходимо как можно быстрее преодолеть и влиться в ряды европейски цивилизованных стран. Вторые считали, что самобытность России необходимо лелеять, хранить и развивать.

Дальше идут самостоятельные, имеющие мировое значение фигуры, преодолевающие противоположность западников и славянофилов. Это Владимир Соловьев, Лев Толстой и Федор Достоевский. Их объединяет дружба со скромным служащим Румянцевского музея, спавшим там же на сундучке, живущим на воде и черствых булочках, отдававшим остальные деньги в виде стипендий способным студентам, знавшем чуть ли не все европейские языки и увлекавшемся китайским языком, - Николаем Федоровичем Федоровым. Он основатель философии русского космизма, которая затем развилось в два направления: естественнонаучное и гуманитарное. Представители первого направления: Циолковский, Чижевский, Вернадский, Лев Гумилев. Представители второго направления: писатель Андрей Платонов, поэты Владимир Маяковский, Николай Заболоцкий. Основные идеи русского космизма: объединение человечества в общем деле преобразования природы, победа над смертью и воскрешение умерших предков, замена социальных отношений, которые делают людей враждебными друг другу, отношениями кровного родства.

От Соловьева и Достоевского из XIX века в XX идет линия русской религиозной философии. Ее представители: Павел Флоренский, Николай Бердяев, Семен Франк, Михаил Булгаков, Николай Лосский, Василий Розанов.

Несколько особняком стоят Константин Леонтьев, которого часто называют русским Ницше, и Николай Яковлевич Данилевский - предтеча немецкого философа Освальда Шпенглера.

Русскую философию XIX-XX веков можно охарактеризовать как особую ветвь мировой философской мысли, параллельную западноевропейской философии.

Отличительные черты русской философии от европейской.

Первая. Европейская философия опирается на человеческий разум, рацио, таким образом пытаясь найти точку опоры для объяснения природы человека и мира в самом человеке. Русская философия опирается на абсолют вне человека, т.е. на Бога, который есть Логос. Логос - понятие, включающее в себя, наряду с разумом, также нравственный и эстетический моменты, т.е. ценностный момент. Более широкая основа.

Вторая. Европейские философы строят системы из абстрактных понятий, охватывающие в единой связи различные отрасли знания. Русская философия чаще всего несистематична, она опирается не столько на понятие, сколько на образ и символ, в ее основе лежат интуиция и воображение. Но в результате описание Достоевским в романе “Братья Карамазовы” разговора двух братьев о Боге и истории в трактире за тарелкой ухи дает больше для понимания смысла истории, чем абстрактный трактат в европейской манере.

Третья. В русской философии мало философов по профессии. Даже Владимир Соловьев, который все же строил философские системы, больше пророк, поэт и мистик, чем философ. Философия слита с литературой и публицистикой. Философствуют не специально, а по поводу, для решения конкретных проблем.

Четвертая, перекликается с третьей. Русская философия ориентируется на решение не чисто философских проблем, но проблем религиозных, социально-практических, этических и т.п. Нет чистой гносеологии, теории познания. Философствуют, чтобы понять, как жить по правде, а не по лжи, каким должно быть справедливое общество, в котором живут по-божески, и т.п.

Развитие русской философии было насильственно прервано в 20-х годах советской властью. Дальнейшее развитие шло в основном вне России за счет деятельности эмигрантов - философские работы Бердяева, Лосского и др.

В Советской России можно назвать следующих более или менее крупных и оригинальных философов. Это - Алексей Федорович Лосев, который за свои работы был отправлен на строительство Беломорканала, где ослеп и был переведен сторожем склада, затем все же освобожден под обещание ничего не писать и не печатать по философии. В хрущевский период вышел ряд его книг по эстетике, в настоящее время напечатано все, что им создано, в том числе и его ранние работы.

Это - Эвальд Васильевич Ильенков, который стремился развить все положительное в марксизме, разработал ряд идей в диалектике познания и в теории личности. Это - Мераб Константинович Мамардашвили, по происхождению грузин, но работал в России и писал на русском языке. Сформулировал ряд идей о природе сознания и человеческой свободе, которые его ставят на уровень современных европейских философов. Писал то, что хотел, но таким сложным языком, что цензура ничего не понимала и разрешала печатать.

Автор данного учебника в своем понимании философии во многом ориентируется на Мамардашвили.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) - участник Отечественной войны с Наполеоном, близкий друг А.С. Пушкина. В начале 1821 года он уходит с военной службы, с 1823 по 1826 год живет за границей, общается с крупнейшими европейскими философами, в том числе с Фридрихом Шеллингом. По возвращении в Москву погружается на несколько лет в сложнейшую мыслительную работу. К 1830 году разрабатывает философское и религиозное мировоззрение, которое было изложено в восьми “Философических письмах”, адресованных к некой госпоже Пановой. В то время эпистолярная форма изложения взглядов была обычным делом.

Публикация первого “Философического письма” в 1836 году в журнале “Телескоп” привела к тому, что журнал был закрыт, редактора выслали из Москвы, автор “Письма” императором Николаем I был официально объявлен сумасшедшим. За Чаадаевым устанавливается медицинский надзор, он находится под домашним арестом. Через полтора года стеснения были отменены при условии, чтобы он “не смел ничего писать”.

Кроме “Философических писем”, наиболее значительным произведением П.Я. Чаадаева можно считать неоконченную и неопубликованную работу “Апология сумасшедшего”, написанную в 1836-1837 годах, в которой он аргументирует свою позицию и развивает некоторые новые положения. Условно можно считать особым произведением “Отрывки и афоризмы” – собрание записей по философским, политическим и нравственно-религиозным вопросам, сделанных Чаадаевым в разные годы его жизни.

Мы рассмотрим сначала идеи Чаадаева по поводу природы человека и сущности исторического процесса, затем перейдем к его характеристике России.

Чаадаев рассматривает человека с двух сторон. С одной стороны, человек есть телесное существо, и как таковое он ведет себя по законам, общим для всех одушевленных существ, а его деятельность определяется представлением о выгоде и инстинктом самосохранения. Но в человеке есть другая сторона, связанная с его духовностью, разумом и нравственностью. Эти качества есть результат подчинения человека божественной силе, которая является источником человеческого в человеке.

Конкретное воздействие на наше мышление происходит чаще всего бессознательно, например, через нечаянное внушение в беседе или впечатление от случайно оброненного слова. Складываясь и влияя друг на друга, сознания образуют единство, которое Чаадаев называет мировым сознанием. Это мировое сознание в конечном счете происходит от слова Бога к первому человеку. И в дальнейшем Бог посредством возникшего из этого слова мирового сознания постоянно обращается к человеку.

Мировое сознание неощутимым образом внедряет определенную идею в голову человека. Действие человеческой воли состоит в осознании в качестве своих тех идей, которые уже присутствуют неощутимо в голове человека в результате воздействия мирового сознания, а в конечном счете божественной силы.

Но возможно другое действие воли, состоящее в своевольном обособлении человеческого Я внутри мирового сознания. Чаадаев показывает, что этот иной способ проявления свободной воли – не должный и не нравственный – состоит в действии под влиянием наших наклонностей и внешних обстоятельств. Своеволие как особый способ проявления человеческой воли есть причина зла в мире.

Противоположность между растворением личности в мировом сознании и своевольным обособлением Чаадаев переносит на отдельные народы и нации. Различаются, с одной стороны, христианские народы Европы, ведомые идеями Божественного Откровения, а с другой стороны, остальные народы – древние, а также Китай и Индия, предоставленные собственному своеволию. В результате эти народы попадают в зависимость от материальных сторон своего существования – климата, географии, собственных материальных интересов и потребностей. Именно поэтому, дойдя до известной ступени развития, они останавливаются и перестают двигаться вперед.

Европейские же народы ориентируются на идеал, который получен из божественного источника, поэтому они ведомы идеей истины, которая не является делом рук человеческих. Поэтому христианские народы должны постоянно идти вперед. При этом христианские народы попутно достигают и тех жизненных, материальных благ, которые являются единственной целью нехристианских народов.

Идея истины божественного откровения как бы парит над конкретными интересами любой отдельной европейской нации, тем самым они объединяются в единую христианскую семью, находящуюся в состоянии бесконечного прогрессивного движения.

Однако в чем же состоит смысл этого движения? Если европейское общество в целом руководствуется идеями божественного откровения, то это не значит, что каждый его конкретный индивидуум подчиняет данным идеям свои мысли и поступки. Поэтому движение должно заключаться в подчинении сознания все большей массы индивидуумов идеям божественного откровения, и в пределе – в превращении этих идей в руководящие для поступков и дел всех и каждого индивидуума. Для этого христианство создает социальную систему, которая самим своим функционированием организует жизнь массы случайных в своем поведении и в своих интересах эмпирических индивидуумов и народов, обеспечивая слияние сознаний все большего числа индивидуумов в “одну мысль и одно чувство”, источник которых находится в Божественном Откровении.

Речь идет об учреждениях и традициях, автоматических навыках и твердых правилах, избавляющих индивидуумов каждый раз самостоятельно и заново, а следовательно, и своевольно решать возникающие в их жизни проблемы, колеблясь в выборе между различными способами поведения. Чаадаев пишет о наличии в европейских странах того, что он называет “необходимыми рамками жизни”, которые естественно вмещают в себя повседневные события. Он подчеркивает, что речь идет даже не столько о нравственных принципах или философских положениях, но “просто о благоустроенной жизни”, о привычках и “навыках сознания”, “бытовых образцах”, которые “придают уют уму и душе, непринужденность, размеренное движение”.

Итак, имеются “бытовые образцы” жизни в качестве элементов европейского общества, которые воспроизводят устойчивые формы мышления и поведения. Они “образуют составные элементы (выделено нами. - М.И.) социального мира тех стран”. Чаадаев перечисляет мысли, ставшие для европейца элементарными и составляющие атмосферу Запада: “Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке”. Важно подчеркнуть, что эти мысли, так же как и “необходимые рамки жизни” европейца, есть продукт длительного исторического процесса, буквально внедрившего их в быт и сознание индивидуумов европейского общества.

Говоря о всемирной воспитательной роли христианства, Чаадаев сталкивается с фактом существования огромной страны, называющей себя христианской, на которую, однако, всемирный процесс воспитания человеческого рода религией откровения не распространился. Это - Россия. Именно в ней до сих пор не внедрены христианством те элементы социального бытия, которые в Европе формируют объективным образом поведение отдельного человека и нейтрализуют его своеволие.

Поэтому все первое “Философическое письмо” Чаадаева пронизано мыслью о неоформленности русской жизни, об отсутствии в ней определенных сфер деятельности и правил, чего-либо устойчивого и постоянного: “Все исчезает, не оставляя следов ни вовне, ни в нас”, и даже в своих городах мы похожи на кочевников…

Речь идет об отсутствии в России навыков и устойчивых традиций жизни, вырастающих не естественным путем из человеческой психологии и совместного человеческого быта, – но внедренных христианским воспитанием в быт и человеческую психологию. Даже государственные отношения в России есть лишь калька с семейных, т.е. кровнородственных, в этом смысле натуральных отношений.

Чаадаев пишет: “Россия – целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека”. И продолжает: “Именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это – олицетворение произвола”. Итак, Россия – это мир, в котором бытие целого государства определяют произвол и своеволие отдельного человека. Это и означает, что Россия не вошла в круг действия процесса воспитания человеческого рода христианством и что она до сих пор была предоставлена самой себе.

Тем самым Россия попадает в один ряд с такими народами, как Китай и Индия, а также народами древнего мира, которые были предоставлены самим себе. Общей чертой их является то, что история их всецело определяется материальными условиями существования – географическими, климатическими и др., и отсутствует действительное развитие. Ту же черту Чаадаев обнаруживает у России: “Образующее начало у нас – элемент географический...; вся наша история – продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел”. Это приводит к тому, что “мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели”.

С такого движения, не приводящего к цели, можно сойти только в результате духовного усилия, каким в Европе явился импульс христианства. В “Философических письмах” присутствуют мысли, которые можно истолковать как призыв к православной церкви взять на себя роль организующего начала в видах социального развития русского общества. Но одновременно Чаадаев признает, что нынешнее состояние России – “не входить составной частью в человечество” – может иметь разумный смысл, который станет понятным лишь отдаленным потомкам.

В позднейших высказываниях Чаадаева эта двойственность в отношении к России получает развитие. В письмах к А.И. Тургеневу от 1835 года он пишет о преимуществах нахождения России вне бурных процессов, происходящих в тогдашней Европе, и проводится мысль об особой роли русского царя, а точнее, русского деспотического государства в реализации всечеловеческого призвания России.

В “Апологии сумасшедшего” Чаадаев, ссылаясь на опыт реформ Петра Первого, формулирует парадоксальную мысль.

Так как страна прежде развивалась за счет идей и учреждений, произвольно заимствованных со стороны ее вождями, то и в настоящий момент возможна решительная замена прежних заимствованных идей и учреждений новыми, тоже заимствованными, с тем чтобы в результате свободного порыва и энергичного усилия перевести страну в состояние, при котором все же заработали бы независимые ни от чьего произвола и своеволия идеи долга, справедливости, права и порядка. Парадокс состоит в самой идее использования возможности произвола по отношению к собственной стране для перевода ее в состояние, при котором ее развитие не определялось бы ничьим произволом.

Но не постигнет ли новые заимствования судьба прошлых заимствований, перечеркнутых очередным властным актом верховной воли? Здесь необходимо привести следующее признание Чаадаева: “...Что бы ни совершилось в высших слоях общества, народ в целом никогда не примет в этом участия; скрестив руки на груди… он будет наблюдать происходящее и по привычке встретит именем батюшки своих новых владык”.

Очевидно, что те противоречия, которые очерчивает чаадаевская мысль о России, можно рассматривать как предвосхищение реальных проблем последующего исторического пути России.

Часто Чаадаева характеризуют как первого представителя западнического направления, и в какой-то степени с этим можно согласиться. Однако ясно, что фигура Чаадаева едва ли может быть втиснута в тесные рамки разногласий между западниками и славянофилами. Более точной и глубокой является характеристика философского учения Чаадаева как богословия культуры и как попытки построения христоцентрического понимания истории, предложенная В.В. Зеньковским.

От Чаадаева идут импульсы на всю русскую философию ХIХ-ХХ веков – к Вл. Соловьеву, Н. Бердяеву и другим философам. Многие русские мыслители постоянно возвращаются к вопросам, которые поднял и сформулировал Чаадаев, хотя решают их уже по-другому.

Лекция 2.

Западники и славянофилы. И.В. Киреевский

Оба течения возникают в 40-ые годы XIX века. В числе западников можно назвать А.И. Герцена, Н.П. Огарева, В.П. Боткина, В.Г. Белинского. Наследниками западников по праву считали себя демократы-шестидесятники Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев. Основными представителями славянофилов являются А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, И.С. Аксаков, Ю.Ф. Самарин.

Общим для обоих направлений было то, что они пытались решать вопрос о дальнейшем развитии России, вопрос, который поднял еще Чаадаев. И оба направления исходили из самобытности русского исторического прошлого, особенности русского пути.

Расхождения заключались в понимании того, в чем состоит самобытность России и как к ней относиться. Западники рассматривали самобытность России как отклонение от нормы и отсталость. Поэтому необходимо исправить или выправить русское развитие, перевести Россию на путь нормального европейского развития. Для этого надо усвоить европейскую науку и европейское просвещение, ввести политические свободы. Задача состоит в том, чтобы влиться в единый поток мирового развития, где образцом выступает просвещенная Европа. И тем самым преодолеть русскую отсталость.

Многие из западников – Герцен, Огарев, Чернышевский – разрабатывали пути перехода России к социализму, который понимался ими как соединение русской общины с ее коллективизмом с передовой наукой и техникой Запада.

Философской основой западничества является гегелевская диалектика и материализм Л. Фейербаха. Хотя, конечно, в философских взглядах его конкретных представителей, например, таких как Герцен, Чернышевский, Писарев, можно обнаружить оригинальные идеи.

Сейчас тоже можно различить среди публицистов и политиков тех, кто придерживается западнических ориентаций – Е. Гайдар, Г. Явлинский, А. Чубайс, Б. Немцов. Их точка зрения: вернуться на путь нормального цивилизованного состояния, к которому шла Россия начала ХХ века. Это значит: формирование гражданского общества и правового государства, независимой свободной прессы, рыночной экономики, реформирование сельского хозяйства – введение фермерства со своими счетами в банках и т.д.

Среди западников ХIХ века можно выделить два крыла: крестьянско-буржуазную демократию – Белинский, Герцен, Огарев, Чернышевский; буржуазно-либеральное крыло – Кавелин, Боткин.

Первые планировали через революцию на развалинах самодержавия строить социализм, используя в качестве основы крестьянские общины. Вторые хотели постепенного перехода к буржуазному обществу на базе союза между крупной буржуазией и крупными землевладельцами-помещиками, с использованием уже не крепостных крестьян, а наемных рабочих, организованных в профсоюзы, и в таком случае крестьянская община не нужна.

Славянофилы же считали, что самобытность русской истории – это то, что необходимо не преодолевать, а развивать и беречь. Нам нечему учиться у Запада, мы не отстали, но мы в своей основе другие. Всевозможные заимствования у Запада лишь подрывают здоровое развитие русского общества. Запад уже прошел высшую точку своего развития (XIX век), поэтому заимствование у него означает перенос на русскую почву худшего, а не лучшего. Известное положение о том, что Запад загнивает, принадлежит славянофилам. Славянофилы считали, что русская культура первороднее, более целостна и более жизненна.

В чем же состоит самобытность и исключительность России, по славянофилам? Здесь можно перечислить три черты:

1. Общинный быт и соборность, жизнь в миру общиной и согласием, где каждый в то же время сохраняется как личность. Этим сохранением соборного начала Россия противоположна индивидуализму Запада;

2. Отсутствие завоеваний, социальной борьбы в начале русской истории, покорность народа власти. Согласно славянофилам русская история отличается единством государства и народа, отсутствием между ними противоречий;

3. Духовная жизнь России определяется православием, для которого характерна “живая цельность” духа. Этим оно отличается от западного христианства, которому присуща “рассудочность” и односторонность. Для католицизма свойственно единство без свободы, для протестантизма – свобода без единства, для православия же существенно свободное единение, или единство в свободе.