Представительство при установлении обязательств

§ 268. Понятие и исторические сведения. Представительством при совершении юридических сделок вообще, а в частности и обязательственных сделок, в настоящее время называют тот случай, когда кто-нибудь действует за другого таким образом, что юридические последствия его действия падают непосредственно на представляемого. Представителя в этом точном смысле слова не следует смешивать с простым передатчиком воли другого, каким был у римлян т.н. nuntius.

Раньше мы уже говорили о процессуальном представительстве (§ 222 и 223). Теперь мы рассмотрим, какие правила существовали во второй половине республики относительно установления обязательств через представителей*(933).

В древнем цивильном праве не допускалось представительство ни в юридических сделках, ни в процессе. Причины этого частью заключались в неспособности древнего римлянина представить себе, чтобы лицо, не участвовавшее в установлении известного отношения, делалось, однако, субъектом этого отношения, например, чтобы лицо, не заключавшее само обязательственного договора, делалось бы, однако, кредитором или должником в силу этого договора; частью же в том, что при незначительных размерах римской территории и кратковременности отлучек не было крайней нужды в представителях. В то время выработано правило, которое до некоторой степени сохранило свою силу для цивильного права еще и во времена классических юристов: " мы не можем приобретать ничего через посредство свободных и посторонних лиц, нам неподвластных" *(934). Это правило не дозволяет приобретения как обязательственных, так и всяких других прав. Само собой разумеется, что древнее цивильное право не допускало установления обязанностей через посторонних лиц.

Из этого правила допускалось только два исключения. Во-первых, опекуны малолетних, попечители сумасшедших и представители учреждений (например, муниципий) могли приобретать и права и обязанности для тех, за кого они действовали. Очевидно, что это исключение было вынуждено крайней необходимостью. Во-вторых, домовладыка (paterfamilias) приобретал права (всякие, следовательно, и обязательственные) по договорам, заключенным его подвластными (т.е. находившимися у него in potestate, manu, mancipiove), все равно, заключали ли они договор от его или своего имени*(935). Это исключение вытекало из полноты власти домохозяина: его подвластные не могли иметь ничего своего. Но если из договора, заключенного подвластным, возникали обязанности, то они не ложились на домовладыку. Такой договор в некоторых случаях обязывал самих подвластных, а в некоторых никого, т.е. совсем не имел силы.

Во второй половине республики, когда промышленная деятельность римских граждан раскинулась по обширной территории и когда нередко одно лицо одновременно вело дела в разных частях этой территории, почувствовалась потребность расширить узкие правила о допустимости представительства при заключении обязательственных договоров. Эта потребность была удовлетворена преторским эдиктом, но довольно скупо; претор признал, что в некоторых случаях договоры подвластных могут обязывать домовладыку. По обыкновению этот принцип претор практически выразил в том, что создал личные иски, которые кредитор мог обращать прямо к домовладыке, хотя договор он заключил с подвластным. Эти иски были следующие.

Actio exercitoria. Словом exercitor назывался тот, кто держал судно для перевозки товаров или пассажиров по рекам или морям. Если он поручал распоряжение этим делом, т.е. прием товаров и пассажиров, взыскание платы, наем рабочих и проч., какому-нибудь лицу, то это лицо называлось magister navis. Претор постановил, что если exercitor navis поставит своего подвластного, раба или сына в качестве magister navis, то все договоры, заключенные этим последним, в пределах его должности, обязательны для его домовладыки. Кредиторы, основываясь на договоре с magister navis, могут взыскивать прямо с exercitor'а. Иск против последнего назывался actio exercitoria*(936).

Actio institoria. Словом institor назывался приказчик или управляющий, поставленный во главе какого-нибудь промышленного заведения, например, лавки, банкирской конторы, завода. Претор постановил, что договоры, заключенные institor'ом в пределах возложенной на него должности, если он был подвластный хозяина (раб или сын семейства), были обязательны для самого хозяина. Контрагент institor'а мог предъявлять взыскание непосредственно к хозяину. Иск против последнего назывался actio institoria*(937).

Actio depeculio. Словом peculium называлось то имущество, которое подвластный (раб или сын семейства) с разрешения домовладыки удерживал в своих руках, отдельно от прочего имущества этого последнего. Пекулий мог образоваться из того, что подвластный приобрел сам или что получил от домовладыки. Юридически он считался собственностью домовладыки, но фактически находился в управлении (и распоряжении) подвластного. Претор постановил, что если подвластный, по поводу пекулиарного имущества, войдет в долги, то его контрагенты могут взыскивать непосредственно с домовладыки, который, впрочем, обязан отвечать только в размерах стоимости пекулия*(938).

Что все три описанных иска существовали уже в 3-м периоде, это доказывается тем, что о них упоминают юристы конца республики*(939). Но можно думать, что претор ввел их гораздо раньше, так как едва ли можно сомневаться, что потребность в них сказалась одновременно с распространением римского господства за пределы Италии.

§ 269. Т.н. посредственное представительство при установлении обязательств: procuratores, mandatarii. Таким образом, в некоторых только случаях преторский эдикт допустил установление обязательств через представителей не только активно (приобретение права), но и пассивно (приобретение обязанности). Но это разрешение распространялось только на представителей подвластных. Между тем вышеуказанные потребности (оживленная промышленная деятельность и большие расстояния) едва ли могли мириться с таким ограниченным разрешением. Во-первых, нужда в представителе могла оказаться и помимо трех выше указанных случаев; во-вторых, не всегда домовладыка мог положиться на подвластного; в-третьих, подвластный представитель не мог являться на суд. И действительно, мы видим, что в 3-м периоде появляются еще новые институты, которые служат той же потребности, как и вышеописанные, но формально (по юридической конструкции) отличаются от них: это procuratio и mandatum. Procurator первоначально означал такого поверенного из свободных и посторонних лиц (а не из подвластных), которому хозяин поручал ведение всех своих имущественных дел (procurat oromnium bonorum)*(940); между прочим, он мог вступать и в обязательства от имени своего доверителя, мог выступать за него и на суде. Mandatarius был такой поверенный, тоже из свободных и посторонних лиц, которому хозяин поручал ведение какого-нибудь отдельного дела, например, поручал купить имение, занять денег и т.д. Он также иногда назывался procurator, но - procurator unius rei*(941).

Как видно из этого описания, и procurator и mandatarius должны были удовлетворять той же материальной потребности в представительстве, как и подвластные institores, magistri navis и т.д. Но кроме того, что они были свободные и посторонние лица, они отличались от последних формально. Если представительство подвластных можно назвать, по современной терминологии, непосредственным, то представительство прокурора и мандатария следует назвать посредственным, ибо доверитель из их действий непосредственно не приобретал ни прав, ни обязанностей. Хотя поверенный заключал договор для своего доверителя, но права и обязанности, вытекавшие из этого договора, принадлежали ему, а не доверителю; римское право того времени не допускало, чтобы обязательство, установленное одним субъектом, считалось принадлежащим другому. Квинт Муций Сцевола выразил это старинное правило таким образом: nес legem dicendo, nес stipulando quisquam alteri cavere potest*(942). Поэтому, чтобы материальная цель доверенности была достигнута, procurator и mandatarius должны были особым актом передать доверителю те права, которые они приобрели для него, и могли требовать, чтобы он, тоже особым актом, принял на себя те обязанности, в которые они вступили ради него: сами собой, непосредственно, ни те ни другие не переходили на него. Поэтому и называют такое представительство посредственным.