О назначении человека
...каково назначение ученого: или — что то же самое, как выяснится в свое время, — назначение высшего, самого истинного человека, есть последняя задача для всякого философского исследования, подобно тому как первой его задачей является вопрос, каково назначение человека вообще... Что представляло бы собой собственно духовное в человеке, чистое Я просто в себе, изолированное и вне всякого отношения к чему-нибудь вне его, на этот вопрос не может быть ответа, и, точнее говоря, он содержит противоречие с самим собой. Хотя правда, что чистое Я есть продукт не-Я — так я называю все, что мыслится как находящееся вне Я, что отличается от Я и ему противопоставляется, — что чистое Я, говорю я, продукт не-Я (подобное положение выражало бы трансцендентальный материализм, который полностью противоречит разуму), но действительно истинно и в свое время будет точно показано, что Я никогда не осознает самого себя и не может осознать иначе, как в своих эмпирических определениях, и что эти эмпирические определения непременно предполагают нечто вне Я... Поскольку очевидно, что человек имеет разум, постольку он является своей собственной целью, т.е. он существует не потому, что должно существовать нечто другое, а просто потому, что он должен существовать: его голое бытие есть последняя цель его бытия, или, что то же самое значит, без противоречия нельзя спрашивать ни о какой цели его бытия. Он есть, потому что он есть. Эта характеристика абсолютного бытия, бытия ради самого себя, есть его характеристика или его назначение постольку, по- скольку он рассматривается просто и исключительно как разумное существо. Но человеку присуще не только абсолютное бытие, бытие просто; ему присущи еще особые определения этого бытия; он не только есть, но он есть также нечто', он не говорит только: я есть, но он также и прибавляет: я это или то. Постольку, поскольку он есть вообще, он разумное существо; постольку, поскольку он есть что-то, что же он такое? На этот вопрос мы должны ответить. То, что он есть, он есть прежде всего не потому, что он есть, но потому, что есть нечто вне его. Эмпирическое самосознание, т.е. сознание какого-нибудь назначения в нас, невозможно иначе, как только при предположении некоторого не-Я, как мы уже сказали выше и в свое время докажем. Это не-Я должно влиять на свою страдательную способность, которую мы называем чувственностью. Итак, постольку, поскольку человек есть нечто, он есть чувственное существо. Но он согласно сказанному выше одновременно разумное существо, и его разум не должен уничтожаться его чувственностью, они оба должны существовать рядом друг с другом. В этом сочетании вышеназванное положение — человек есть, потому что он есть — превращается в следующее: человек должен быть тем, что он есть, просто потому, что он есть, т.е. все, что он есть, должно быть отнесено к его чистому Я... Последняя и высшая цель человека — полное согласие человека с самим собой, — согласование всех вещей вне его с его необходимыми практическими понятиями о них, понятиями, определяющими, какими они должны быть. Это согласие вообще есть то, что Кант называет высшим благом, если воспользоваться терминологией критической философии; это высшее благо в себе, как явствует из сказанного, вовсе не имеет двух частей, но совершенно просто; оно есть полное согласие разумного существа с самим собой. В отношении разумного существа, зависимого от вещей вне его, оно может быть рассматриваемо как двоякое: как согласие воли с идеей вечно значащей воли, или нравственная доброта, и как согласование вещей вне нас с нашей волей (разумеется, с нашей разумной волей), или блаженство. Следовательно (чтобы кстати напомнить), совершенно неверно, что человек благодаря жажде блаженства предназначен для нрав- ственной доброты, но скорее само понятие блаженства и жажда его возникают только из нравственной природы людей. Не то хорошо, что делает блаженным, но только то делает блаженным, что хорошо. Без нравственности невозможно блаженство. Правда, приятные чувства возможны без нее и даже в борьбе с ней, и в свое время мы увидим почему, но они не блаженство, часто даже противоречат ему. Подчинять себе все неразумное, овладеть им свободно и согласно своему собственному закону — последняя конечная цель человека; эта конечная цель совершенно недостижима и должна оставаться вечно недостижимой, если только человек не должен перестать быть человеком, чтобы стать богом. В понятии человека заложено, что его последняя цель должна быть недостижимой, а его путь к ней бесконечным. Следовательно, назначение человека состоит не в том, чтобы достигнуть этой цели. Но он может и должен все более и более приближаться к этой цели; и поэтому приближение до бесконечности к этой цели — его истинное назначение как человека, т.е. как разумного, но конечного, как чувственного, но свободного существа. Если полное согласие с самим собой называют совершенством в высшем значении слова, как его во всяком случае можно назвать, то совершенство — высшая недостижимая цель человека; усовершенствование до бесконечности есть его назначение. Он существует, чтобы постоянно становиться нравственно лучше и улучшить все вокруг себя в чувственном смысле, а если он рассматривается в обществе, то и в нравственном, и самому становиться благодаря этому все более блаженным. Фихте. О назначении ученого. М., 1935. С. 59—67. Наукоучение как форма критической философии Метафизика, которая только должна быть не учением о мнимых вещах в себе, но генетическим выведением того, что встречается в нашем сознании, может в свою очередь стать предметом философского изучения — могут быть предприняты исследования о возможности, действительном значении и правилах такой науки; и для обработки самой науки это было бы весьма полезно. Система подобных исследований называется в философском отношении критикой; по крайней мере, следует только указанное означать этим именем. Критика сама не есть метафизика, но лежит вне ее: она относится к метафизике точно так, как последняя относится к обыкновенному воззрению естественного рассудка. Метафизика объясняет это воззрение, а сама получает объяснение в критике. Собственно критика критикует философское мышление: если сама философия также должна называться критической, то про нее можно только сказать, что она критикует естественное мышление. Чистая критика, например кантовская, которая себя объявила критикой, всего менее чиста, но в большей своей части сама — метафизика: она критикует то философ«ское, то естественное мышление... Фихте. Соч. В. 2 т. Т. 1. 1993. С. 11. Так называемая до сих пор философия стала... Наукой о науке вообще. Там же. С. 22.
|
