Глава третья 18 страница

Имущественный достаток па первых порах не играл почти ника­кой роли в развитии системы лидерства, однако постепенно богатство становилось все более важным фактором, определявшим престиж че­ловека в обществе. Это диктовалось тем, что многие функции лидера начали требовать все больших и больших имущественных затрат, ко­торые были под силу лишь обеспеченным людям. Регулярное устрой­ство пиров и организация ритуалов, прием гостей и материальна'я по­мощь сородичам, наконец, просто проявление щедрости по тем или иным поводам — все это заставляло лидеров идти на значительные материальные затраты. Правда, благодаря системе ответных даров эти затраты всегда окупались. Лидеры принимали участие в общем труде и всюду должны были возделывать более крупные участки земли. Впрочем, сколь бы ни были велики их собственные трудовые усилия, им везде приходилось привлекать для этого дополнительную рабочую, силу, вербуя ее прежде всего из членов своей общины.

Однако самый большой вклад в создание необходимых излишков пищи вносили женщины, и поэтому во многих районах мира лидеры стремились к многоженству. Женщины не только заботились о запа­сах пищи, но принимали живейшее участие в организации пиров и церемоний. Вот почему порой встречались и такие случаи, когда смерть жены заставляла прежнего лидера уступать свое место дру­гому, ибо он уже не справлялся с возложенными на него функциями (например, у ваиваи) ³⁷⁷.

Лишь в немногих раннеземледельческих обществах, например у трумаи, лидеры были освобождены от земледельческого труда. По и там они активно участвовали в охоте, рыболовстве и сами изготов­ляли орудия труда ³⁷⁸.

С возрастанием роли богатства в системе лидерства высокий пре­стиж и реальная власть перестали отождествляться. Так, у папуасов-дапи человек, достигший высокого престижа смелостью в бою, не имел реальной власти, если был беден и не мог участвовать в со­циальных мероприятиях с той регулярностью, которая требовалась лидеру ³⁷⁹.

Как явствует из всего вышеописанного, богатство в рассматривае­мый период было важно не само по себе, а лишь как существенный фактор, обусловливавший степень участия в социальной жизни. На­копление богатства в виде сокровищ еще было невозможным, так как это противоречило господствовавшим нормам распределения общест­венного продукта. Людей, скопивших особенно крупные запасы, в той или иной форме заставляли делиться с окружающими, а в случае отказа могли даже убить (это известно у экаги).

_________________ ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА_______________ 401

На разных стадиях развития неолита функции лидерства весьма существенно различались. В некоторых мелких наиболее отсталых обществах необходимости в лидерах вообще не было, и социальные конфликты выносились на обсуждение собрания взрослых мужчин. Так происходило, например, в некоторых папуасских группах в райо­не р. Сэпик. В более развитых обществах функции лидеров посте­пенно становились все более разнообразными. Они являлись органи­заторами общественных работ в земледелии, рыболовстве и охоте, руководили важными ритуалами, принимали главное участие в ре­шении внутренних конфликтов, представляли общипу во внешних сношениях, иногда хранили церемониальные предметы. В некоторых случаях лидеры являлись посредниками в общении общины с «ми­ром духов», а с развитием культа предков начали играть важную роль в его ритуалах. У индейцев северных районов Южной Америки, где лидер считался «владельцем» общинного дома, строительство последнего представляло собой своеобразные выборы, так как только ого организация давала право на лидерство. Иногда, как, например, у форе Новой Гвинеи, лидерство заключалось главные образом в ру­ководстве военными операциями. У кубео хозяйственная роль лиде­ров была минимальной и сводилась к организации производства пива для пиров. Кроме того, лидеры у кубео выращивали особого рода нар­котические растения и снабжали ими всех членов общины. В некото­рых случаях власть лидера ограничивалась сферой межобщинных отношений, а решение внутренних конфликтов входило в компетен­цию собрания общиннр1ков. С развитием межобщинного обмена его основные нити очень часто попадали в руки лидеров, которые тем самым повышали свое влияние среди общинников (Центральная Новая Гвинея, пиароа и др.)-

Что касаетця размеров власти лидеров, то она в ранний период была невелика. Лидеры не имели права ни командовать, ни приказы­вать и не обладали аппаратом фр1зического принуждения. Их руко­водство покоилось на их личном авторитете и сводилось к советам, просьбам и уговорам. Нередко лидер личным примером привлекал людей к участию в общественных работах. Вместе с тем, будучи тесно связаны с личными качествами лидера, рамки этой власти в конкретных ситуациях могли существенно колебаться. Этнографам известны лидеры, которые держали общинников в страхе и не терпе­ли неповиновения. На Новой Гвинее этим отличался, например, Ма-тото, лидер папуасов-таирора, а в Южной Америке подобного типа лидеры встречались у яноама. Один из последних время от времени убивал зачинщиков ссор, а другой изгнал из общины всех своих братьев, претендовавших на лидерство наравне с ним³⁸⁰.

В неолите система власти впервые обрела иерархический харак­тер. Чаще всего встречалось два уровня иерархии: на общинном уров­не руководителями являлись лидеры, а на уровне отдельных домо-хозяйств — старейшины, главы отдельных линиджей, отцы семейств. Все черты лидерства, отмеченные выше, не относились к системе

402___________________________ Глава четвертая

власти на низшем уровне. Там главными принципами оставались родство и старшинство.

Власть надобщинного характера в неолите встречалась лишь в наиболее развитых обществах. В редких исключениях, как, напри­мер, у ппароа, несколько общин составляли весьма непрочное объ­единение, возглавлявшееся наиболее влиятельным из лидеров этих общин. С его смертью такое объединение чаще всего распадалось. Наиболее четкая многоступенчатая иерархия власти известна этно­графически у развитых земледельцев центральных и западных райо-пов Новой Гвинеи. Там родовые подразделения разных уровней сег­ментации составляли ядра соответствующих территориальных групп, которыми и руководили лидеры. Однако и там ни о какой общепле- менной системе власти не было и речи.

Появление внутри общины двух сильных претендентов на лидер­ство чаще всего вело к ее расколу на две враждующие группировки и в конечном итоге — к распаду. Две вновь образованные общины первое время относились друг к другу враждебно, а иногда даже воли войны друг с другом.

С совершенствованием системы лидерства и развитием прав соб­ственности и принципов ее наследования определенные изменения претерпевали и механизмы преемственности власти. Иначе говоря, со временем функции власти усложнились, а требования к ним воз­росли настолько, что одних только личных качеств стало недоста­точно для обеспечения успешной борьбы за лидерство. У лидеров появились специальные знания и опыт, передача которых их преем­никам существенно помогала последним утвердиться у власти. Не меньшее значение получило и наследование различных материаль­ных ценностей (богатства, ритуальных предметов и т. д.). Поэтому возросла роль лидеров в обеспечении механизмов преемственности власти. В ряде случаев они сами стали назначать и даже готовить своих преемников, которых они специально обучали. Чаще всего они выбирали себе смену из ближайших родичей: братьев и сыно­вей — при патрилинейности, племянников — при матрилинейно-сти. Однако так было не везде. Иногда их преемниками становились зятья (у ппароа) или какие-либо дальние родственники. У йекуатта при выборе своих помощников и преемников лидеры вообще не учи­тывали характер родственных связей. В некоторых обществах на ли­дерство мог претендовать любой общинник, прошедший за опреде­ленную плату курс обучения у лидера (у ленду, пиароа и т. д.).

И все же решающим в утверждении человека на должность ли­дера было общественное мнение. Повсюду сколь бы основательпылги ни были претензии кандидата на власть, он становился лидером лишь в том случае, если общинники признавали его в качестве такового. Без этого никакие права наследования не помогали, и этим лидер­ство в раннеземледельческих обществах коренным образом отлича­лось от вождеств, где формальный момент в передаче власти при­обрел гораздо более серьезное значение.

_________________ ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА_______________ 403

По мнению некоторых авторов, одной из отличительных черт вождеств в отличие от более ранних обществ было формирование системы редистрибуции, тогда как раньше господствовала реципро-кация. Иначе говоря, в вождествах общественные блага стали пере­распределяться вертикально, а не горизонтально, как прежде. Изло­женное предположение представляется излишне категоричным, так как редистрибуция свойственна не исключительно вождествам, а лю­бой социалыю-потестарной системе, включающей ступенчатую иерар­хию власти. Так, в указанных выше примерах, где имелась власть на иадобщшшом уровне (центральные и западные горы Новой Гвинеи, пиароа и т. д.), ей сопутствовала и система редистрибуции.

17. Межобщинные отношения. Военные столкновения

В условиях низкого уровня развития производительных сил и малонадежной хозяйственной основы отдельные общины никогда не были застрахованы от кризисов того или иного порядка. Неурожаи и голодовки, эпидемии и неустойчивость демографической картины, вражеские нападения и внутренние конфликты — все это придавало большое значение широкой сети социальных контактов. Развитию этой сети способствовало то, что при сегментарной структуре родо­вой организации значительная часть родичей обитала в других об­щинах. Кроме того, в других общинах жили родственники и свой­ственники, па помощь которых также можно было рассчитывать.

Выше уже отмечалось, что в неолитических обществах помимо родовых, т. е. унилинейных родственных связей, большое значение имело и родство иного порядка. Например, при патрилннейиости люди стремились поддерживать добрые отношения с материнскими родственниками, а при матрилинейности — с отцовскими. Интересно идеологическое обоснование этих связей. Патрилипеппые папуасы-энга считали, что прямо от отца и посредством ряда ритуалов чело­век получал связь с духами патрилинейных предков, а от матери — свой физический облик. Тем самым кровь матери ставила человека в особые отношения с ее братьями, которые были заинтересованы в благополучии племянников. Если человека настигал какой-либо фи­зический недуг, энга связывали это с ослаблением его агнатных ду­хов, и материнские родственники больного были вправе требовать компенсации от членов его патрилиниджа. Смерть ребенка также объяснялась нападением на него одного из духов отцовских предков. В этом видели угрозу материнским родственникам умершего, так как они имели с ним единую физическую субстанцию. В таком случае, чтобы умерить их гнев, отцовские родичи покойного делали им осо­бенно крупные подношения³⁸¹.

Аналогичные отношения в патрилинейных обществах с материн­скими родственниками и в матрилинейных — с отцовскими зафик­сированы у многих народов. Они влекли особые обязательства, вы-

Глава четвертая

ражавшпеся в регулярном дарообмене и взаимопомощи, тем самым сплачивая членов разных родов. Например, у тех же энга мужчина мог оказывать военную поддержку братьям своей матери и сыновь­ям сестры и отказывался участвовать в набеге па общину своих ма­теринских родственников. Иногда такие отношения между двумя из­давна врачевавшимися родами принимали институционализирован­ную форму. Такими были, например, отношения нгвиче между ро­дами бомагаи и ангоянг у папуасов-маринг. Их члены регулярно по­могали друг другу и вели дарообмен³⁸².

Социальная сеть не всегда опиралась па принципы, порожден­ные только кровным родством или браком. Иногда в силу вступали некоторые другие механизмы. Так, у папуасов-асмат родичам уби­того было запрещено покушаться на жизнь человека, который про­шел инициацию и получил его имя. Напротив, в силу этого ритуала они начинали считать его своим родичем. В обстановке ожесточен­ных воин именно такие люди служили парламентерами, облегчавши­ми контакты между враждовавшими общинами³⁸³. Другим способом установления и укрепления межобщинных связей служило партнер­ство, основанное на регулярном обмене материальными ценностями и перлодпчеекой взаимопомощи. Партнерство являлось дополнитель­ным средством укрепления дружбы между родственниками или свой­ственниками, но среди партнеров нередко встречались и иноплемен­ники ³⁸⁴.

В большинстве случаев связи, основанные на браках, не отлича­лись особой устойчивостью. Сегодняшние друзья могли завтра стать врагами и наоборот, и соответственно менялась брачная политика³⁸⁵. Следовательно, формальные родственные принципы отличались большой слабостью и сами по себе не могли обусловить прочность дружеских контактов. Поэтому последние требовали бесконечного обновления и укрепления посредством реальных действий, начиная от периодических хождений в гости и оказания всевозможных мел­ких услуг (па индивидуальном уровне) и кончая крупными регуляр­ными пирами-праздниками (на групповом уровне).

Регулярные пиршества представляли собой характернейшую черту раннеземледельческого периода. Отдельные общины устраива­ли их для целой округи, и на них сходилось от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Главной целью таких церемоний было укрепление социальных контактов, гарантировавших определенную стабильность в межгрушговых отношениях на ближайший период времени. Праздник предоставлял людям возможность общения, об­мена информацией, уплаты долгов, заключения всевозможных сде­лок п пр. На празднике завязывались любовные отношения, обуслов­ливавшие взаимные браки. В ряде случаев праздник помогал орга­низации коллективных хозяйственных работ, в других — вербовке военных союзников. Пиры описанного типа хорошо известны этно­графам у самых различных пародов Азии, Африки, Америки и Океа­нии. Повсюду их подготовка требовала создания значительных запа-

_________________ ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА_______________ 405

сов растительной пищи и мяса или рыбы. В скотоводческих районах наиболее цепным блюдом считалось мясо домашних животных, оно служило как бы символом праздника. Например, у многих земледель­цев и свиноводов Новой Гвинеи праздник так и назывался «свиным праздником». В земледельческих обществах гвоздем программы яв­лялись увесилителытые напитки — пиво и т. д. В Америке их изго­товляли из маниока и маиса, а Африке и Азии — из ячменя, проса, риса и пр.

Помимо установления дружеских отношений неотъемлемой частью пиров-праздников было соперничество. Публично демонстри­руя свое хозяйственное и военное могущество, община тем самым вынуждала гостей впоследствии организовывать пе менее пышное празднество. Этим она как бы пыталась возвыситься над ними и под­чинить их себе, ибо, как гласит поговорка кубео, «лидерство возни­кает от отдачи, а подчинение — от получения» ³⁸⁶. Если пир был так обилен, что гости чувствовали, что не в силах устроить нечто подоб­ное, это их унижало и порождало враждебность. У тех же кубео черес­чур богатые общины рисковали остаться в одиночестве и не только не могли рассчитывать па поддержку соседей, но, напротив, подвер­гались угрозе их нападения.

Организацией пиров ведали лидеры, и часто именно их деятель­ность придавала праздникам характер соперничества. Роль лидеров в развитии этих церемоний хорошо видна на примере горных папуа­сов. Там в наиболее отсталых восточных районах основной акцент де­лался на коллективный характер празднества и его подготовки. Зато в более развитых центральных районах наблюдалось смещенне к ин­дивидуализации и на первый план постепенно выдвигалась борьба лидеров за личный престиж.

Иным типом межобщинных контактов являлись военные столк­новения. Если у низших охотников и собирателей вооруженные столкновения встречались крайне редко, а охоты за головами и кан­нибализма вовсе не было, то для более развитых обществ войны прев­ратились в характерную черту общественной жизни. С переходом к неолиту причины войн и их характер стали гораздо более многообраз­ными. На первых порах войны велись главным образом в связи с об­винениями в колдовстве, местью за кровь, а также для захвата жен­щин. Однако со временем все большую роль в развязывании войн начало играть нарушение имущественных прав: использование чужих угодий (охотничьих, рыболовческих и пр.), кражи, потрава посевов и т. д. Вместе с тем представление, по которому главным стимулом развития войн являлся захват материальных ценностей, кажется не­сколько упрощенным. У наиболее отсталых земледельцев имущество врага вообще не захватывалось, а полностью уничтожалось. Позже победители начали присваивать наиболее ценное движимое имуще­ство побежденных (керамику, утварь, одежду, украшения и т. д.), однако это не было причиной войны, а являлось ее побочным след­ствием. Так, многие индейцы Южной Америки устраивали набеги на

Глава четвертая

соседей с целью захвата женщин ч детей для увеличения размеров своих общин. Но в некоторых случаях они попутно могли забрать с собой и часть имущества побежденных.

Даже в более развитых обществах, когда войны временами вели к перераспределению земельных ресурсов, захват территории, за ред­чайшими исключениями, не являлся целью вооруженных нападений. Последние велись прежде всего для того, чтобы обескровить против­ника, подорвать его материальное благосостояние и, если возможно, изгнать как можно дальше. Что же касается его территории, то она считалась местом обитания духов предков побежденных, и из страха перед сверхъестественными силами чужаки, как правило, не отважи­вались сразу здесь селиться. Поэтому через некоторое время побе­дители могли даже пригласить своих бывших врагов вернуться па прежнюю территорию. Если же последние отказывались, их земли постепенно начинали обживаться. Там вначале могли устроить паст­бище или подсобные огороды, и лишь позже происходило заселение этих земель. Прежде всего на это отваживались те группы населения, которые не участвовали в вооруженных действиях. Победители иног­да также селились на территории бывших врагов, но длк этого им следовало организовать особые ритуалы³⁸⁷.

Таким образом, в раннеземледельческий период войны за пере­дел земли встречались крайне редко, как правило, эта цель являлась побочной. Пожалуй, из современных народов только у энга Повой Гвинеи и еще некоторых групп войны велись иногда ради захвата новых земель. Это наблюдалось в густонаселенных районах, где не­хватка земли ощущалась особенно остро. Однако и там имелись иные, мирные механизмы перераспределения земельных участков.

Специалисты выделяют два (реже — три) типа военных действий у ранних земледельцев: 1) набеги карательного характера (в нака­зание за те или иные проступки); 2) длительные, затяжные военные действия, причины которых действовали постоянно (кровная месть_т охота за головами, ритуальный каннибализм) ³⁸⁸. Набеги имели быстротечный характер и прекращались, как только их цель была достигнута. Иначе обстояло дело с затяжными военными действиями. Например, там, где регулярно производились ритуалы, требовавшие голов врага пли каннибализма, постоянные войны являлись общест­венной нормой. Набеги нередко производились внутри племени или фратрии, а затяжные военные действия, как правило, велись только между иноплеменниками. Внутри племени обычно имелись опреде­ленные нормы и другие механизмы, сдерживавшие противников и смягчавшие вредоносные последствия вооруженных столкновений, хотя и неспособные исключить их вовсе³⁸⁹. Вне племени таких меха­низмов не было, и военные действия здесь могли вестись до полного истребления. В некоторых случаях внутри племени был запрещен каннибализм. Интересно, что наличие двух указанных типов военных действий признавалось и самими ранними земледельцами³⁹⁰.

Если в развитии военных действий первого типа с переходом к

_________________ ПОЗДНЕПЕРВОБЫТНАЯ ОБЩИНА_______________ 407

земледелию сыграла роль эволюция имущественных отношений, то второй тип был связан с особенностями механизма социализации и зарождением культа предков, а также с другими духовными пред­ставлениями и ритуалами, которых в предшествующий период еще не было.

Главными военными единицами у ранних земледельцев являлись субклан и род, внутри которых вооруженные столкновения вообще исключались. При этом в развязывании войн и ведении наступатель­ных операций участие принимали, как правило, отдельные субкла­ны, род выступал в качестве единого целого при обороне. Но иногда субкланы пли роды заключали друг с другом военные союзы. Прав­да, такие объединения были непрочными. Центром военной органи­зации служили мужские дома, а главную ударную силу составляли юноши, для которых участие в вооруженных набегах означало вступ­ление в престижную категорию взрослых мужчин. Например, во многих папуасских группах восточных районов Новой Гвинеи юноша не имел права вступать в брак, если он не убил ни одного врага. Вооруженные отряды в раннеземледельческих обществах могли до­стигать нескольких сотен мужчин, причем в пути их кое-где сопро­вождали жены и дочери, которые несли пищу и другое необходимое имущество.

Как удачно показал П. Силлитоу, большую роль в развитии воен­ного дела сыграло лидерство, военные действия занимали важное место в функционировании системы социалыго-потестарных отноше­ний³⁹¹. Вооруженные столкновения и начинались и закапчивались, как правило, но инициативе лидеров, которые тем самым упрочи­вали свою власть в общине, а иногда и распространяли свое влияние за ее пределами. Вместе с тем лидер общины далеко не всегда яв­лялся одновременно и военным руководителем. В некоторых обще­ствах эти должности занимали разные лица.

В раннеземледельческий период наблюдалось совершенствование наступательного и оборонительного вооружения. В особенности сле­дует обратить внимание па появление частоколов, каменных стен и рвов, окружавших компактные поселки.

Военные действия, которые вели ранние земледельцы, определен­ным образом повлияли и на их более отсталых соседей. Так, более оседлые и лучше оснащенные технически группы папуасов в районе Сэпик нападали на соседних более отсталых горцев, охотясь за чере­пами для ритуалов³⁹². Напротив, у гуахибо встречалась противопо­ложная ситуация; подвижные охотники и собиратели совершали на­беги па соседних земледельцев для захвата земледельческой продук­ции, различных предметов материальной культуры и женщин³⁹³.

¹ Alexander J. The indirect evidence for domestication.— DEPA. p. 124.

² Childe V. G. Man makes himself. L., 1941, p. 66-104; Idem. Old World pre­
history: Neolithic— In: Anthropology Today. Chicago, 1953, p. 193—207;
White" L. The evolution of culture. N. Y., 1959. p. 281 f.

408 Глава четвертая

³ Сходный подход см.: Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Камен­
ный век. М., 1973, с. 197; Турина П. П. Некоторые общие вопросы
изучения неолита лесной и лесостепной зоны Европейской части СССР.— В
кн.: Этнокультурные общности лесной и лесостепной зоны Европейской
части СССР в неолите. Л., 1973, с. 10—12; Формозов А. А. Проблемы этно­
культурной истории каменного века на территории Европейской части
СССР. М., 1977, с. 17—21.

⁴ Верещагин, II. К. Охота первобытного человека и вымирание плейстоценовых
млекопитающих в СССР.— В кн.: Материалы по фаунам аптрогюгена
СССР. Л., 1971, с. 215, 225; Будит М. И. Человек и биосфера.—ВФ,
1973, № 1, с. 64—65.

⁵ Flannery К. V. Origins and ecological effects of early domestication in Iran
and the Near East.— DEPA, p. 77 — 79; Idem. Archaeological systems theory and
Early Mesoamerica.— In: Prehistoric Agriculture. N. Y., 1971, p. 80—93;
Cohen M. N. The food crisis in prehistory. New Haven; London, 1977.

⁶ Angel J. L. Paleoecology, paleodemography and health.— In: Population,
Ecology and Social Evolution. The Hague; Paris, 1975, p. 179, 180.

⁷ Семенове. А. Изучение первобытной техники методом эксперимента.— В
кн.: Новые методы в археологических исследованиях. М.; Л., 1963, с. 191 —
214; Коробкова Г. Ф. Древнейшие жатвенные орудия и их производитель­
ность.— СА, 1978, № 4, с. 36—52, и др.

⁸ Подробно о горных выработках в неолите см.: Турина II. II. Древние камне-
добывающие шахты на территории СССР. Л., 1976; Shepherd Я. Prehistoric
mining and allied industries. L., 1980; Nenquin J. Salt. A study in economic
prehistory. Brugge, 1961.

⁹ Подробнее о технических достижениях неолита см.: Монгайт А. Л. Архео­
логия Западной Европы. Каменный век, с. 196—199; A History of Technology.
Oxford, 1955, v. 1; Ilawkes J. Prehistory.— In: History of Mankind. L., 1963,
v. 1, p. 286—326; Cole S. M. The Neolithic revolution. L., 1963, p. 30—58;
Smith Ph. E. L. The consequences of food production.— Current Topics in
Anthropology, 1973, v. 6, N 31, p. 13—16.

¹⁰ Вахта В. М. К вопросу о структуре первобытного производства. — ВИ,
1960, № 7, с. 66—69.

¹¹ Кабо В. Р. У истоков производящей экономики.— В кн.: Рапние земледель­
цы. Л., 1980, с. 79.

¹² Там же, с. 80.

¹³ Bean L. /., King Th. F. Editor's introduction.— In: Antap. California Indian
Political and Economic Organization. Ramona, 1974, p. 6—9; King Th. F.
Don't that beat the band? Nonegalitarian political organization in prehistoric
Central California.— In: Social Archaeology. N. Y., 1978, p. 225—226.

¹⁴ Bohrer V. L. On the relation of harvest methods to early agriculture in the
Near East.— EB, 1972, v. 26, N 2, p. 145—155.

¹⁵ Pohlhausen N. Standpunkle zui Diskussion iiber das Alter der Viehzueht.—
Anthropos, 1972, Bd. 67, S. 176 — 195.

¹⁶ Papers in Economic Prehistory. Cambridge, 1972; Palaeoeconomy, Cambri­
dge, 1975.

¹⁷ Carter G. F. A hypothesis suggesting a single origin of agriculture.— OA,
p. 89—129; LathrapD. W. Our father the Cayman, our mother the Gourd;
Spinden revised, or a unitary model for the emergence of agriculture in the
New World.— OA, p. 713—744.

¹⁸ OA; Muhly J. D. Summary: the origin of agriculture and technology — West
or East Asia.— Technology and Culture, 1981, v. 22.

¹⁹ Stevens H. B. The recovery of culture. N. Y., 1949; Wertlt E. Grabstock, Hacke
uud Pflug. Ludwigsburg, 1954; Davies O. West Africa before the Europeans.
L., 1967.

²⁰ Подробнее об этих теориях см.: Bender В. Farming in prehistory. From hun­
ter-gatherer to food-producer. L., 1977; Шнирелъман В. А. Современные кон­
цепции происхождения производящего хозяйства.— СА, 1978, № 3, с. 260—
263; Он же. Происхождение скотоводства. М., 1980.

_________________ ПОЗДНКПЕРВОБЫТНЛЯ ОБЩИНА___________________ 409

²¹ Bender В. Gatherer-hunter to farmer: a social perspective.— WA, 1978, v. 10,
N. 2, p. 204—222; Vincent J. On the sexual division of labour, population and
the origins of agriculture.— CA, 1979, v. 20, N 2, p. 422—425.

²² Schwanitz F. The origin of cultivated plants. Cambridge, 1966; Jarman H. N.
The originsof wheat and barley cultivation.— PEP, p. 15—16; BronsonB. The
earlies farming: demography as cause and consequence.— OA, p. 26, 27.

²³ Синантропизация и доместикация животных. Материалы к совещанию 1969 г.
М.. 1969; Боголюбский С. II. Доместикация как биологическая проблема.—
В кн.: Проблемы доместикации животных и растений. М., 1972, с. 3.

²⁴ Higgs E. S., Jarman M. The origins of agriculture: a reconsideration.— Anti­
quity, 1969, v. 43, N 169.

²⁵ Murdoch G. P. Cultural correlates of the regulation of premarital behavior.—
In: Process and Pattern in Culture. Chicago, 1964, p. 400; Whiting J. W. M.
Comments.— MH, p. 336; Redman Ch. L. Man, domestication and culture in
Southwestern Asia.— OA, p. 524.