Глава четвертая 4 страница

И все же из всех вышеперечисленных источников наибольшей полнотой и достоверностью отличаются прежде всего этнографиче­ские источники. Кроме того, имеющиеся к настоящему времени археологические и палеоантропологические данные для ранних эта­пов первобытности (палеолит, мезолит, неолит) крайне скудны и противоречивы и сами по себе не позволяют реконструировать сколь­ко-нибудь целостную картину. Поэтому в настоящей главе основной акцент будет сделан па этнографические источники, предлагающие нам более или менее достоверные модели демографических процес­сов в первобытности.

Сравнительные данные показывают, что в различных регионах в зависимости от характера окружающей природной обстановки и ее хозяйственного использования показатели плотности расселения низ­ших охотников, собирателей и иногда рыболовов весьма существен­но различаются. Возьмем к примеру Австралию. Здесь в прибреж­ных и некоторых внутренних хорошо обводненных районах с отно­сительно обильными пищевыми ресурсами на 1 аборигена приходи­лось, как правило, 1, 5—10, 0 км² (с отклонениями от 0, 5 км² на по­бережье Нового Южного Уэльса до 13—18 км² на западном побе­режье и в Кимберли). Напротив, во внутренних пустынных и полу­пустынных областях плотность населения была несравненно ниже. Так, на 1 человека приходилось в Центральной Австралии 32—90 км²,

430 Глава пятая

в Западной пустыне — 77—130 км², а в верховьях р. Муррей — даже 205 км.² Сходные цифры мы встречаем и у западных шошопов: 78 км² в засушливых пустынных районах и 1, 3—2, 6 км² в гумидных. Наименьшей заселенностью отличались области обитания некоторых эскимосских групп: па Баффиновой Земле на 1 эскимоса приходи­лось 390—520 км², у эскимосов-петсилик — 300 — 485 км², у эскимо­сов-карибу— 210—370 км². Более плотно были заселены районы Аляски, где на одного обитателя приходилось 30—100 км². Конеч­но, если брать в расчет лишь реально используемую территорию, плотность заселения арктических районов окажется большей, так как эскимосы ведут свое хозяйство главным образом в прибрежной зоне и слабо осваивают внутренние районы. У некоторых наиболее оседлых групп эскимосов встречались совершенно иные показатели плотности населения — 1 человек на 0, 1 км², по эти группы следует относить к категории высших рыболовов, охотников и собирателей.

Приведем еще несколько цифр. У бушменов-куп г на 1 человека приходилось 20—25 км², а у обитавших на юго-западе Северной Америки индейцев-паи — 35 км².

В целом это соответствовало ситуации в ряде мест в Центральной Австралии, где наблюдалась столь же бедная ресурсами обстановка. В Африке у пигмеев-мбути на 1 человека приходилось 2, 5—3, 0 км², у пигмеев-бабипга — 5, 0 км², а у хадзапи — 6, 5 км². Это несколько меньше, чем в экологически сходных тропических лесах и лесосте-пях Восточной Австралии, хотя и ненамного. У андаманцев па 1 че­ловека приходилось примерно 1, 0 км², а у некоторых калифорний­ских индейцев ■ — 0, 7 км². Сходная плотность населения отмечалась у собирателей саго на Новой Гвинее (асмат и др.) и в Южной Амери­ке (варао) —1 человек на 0, 5—2, 0 км². Последние цифры относятся уже к высшим охотникам, рыболовам и собирателям, и мы даем их здесь лишь для того, чтобы показать тот высший предел, до кото­рого может расти плотность населения в условиях отсталого при­сваивающего хозяйства⁹.

Интересно, что при отмеченном значительном колебании плотно­сти населения, прямо связанном с возможностями добычи пищи в тех или иных природных условиях, размеры социальных групп* охотни­ков, собирателей и рыболовов отличаются гораздо большим постоян­ством, что свидетельствует о влиянии на них каких-то иных допол­нительных факторов. Как правило, основную часть жизни эти люди проводили в общинах размером от 15 до 75 человек (в среднем 25 — 30 человек) ¹⁰. Продуктивность природной среды, воздействующая на общество через хозяйственную систему, конечно, в определенной степени влияла и на размеры общин. Не случайно наиболее крупные из них (50—60 и даже 100 человек) встречались в районах с отно­сительно богатыми пищевыми ресурсами: на морских побережьях, в долинах крупных рек, в тропических лесах и отчасти лесостепях. И все же верхние и нижние пределы размеров общин определялись прежде всего социально-экономическими факторами: нижние — необ-

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 431

ходимостью наличия не менее 4—6 мужчин для нормального веде­ния охотничьего хозяйства и обороны от врага, верхние — невоз­можностью существования сколько-нибудь крупных групп при от­сутствии развитой родовой организации и определенной системы уп­равления.

Отдельные общины повсюду объединялись в более крупные общ­ности, отличавшиеся в той или иной степени тенденцией к эндога­мии. Эти общности издавна фигурируют в литературе под названием племен, хотя в последние годы у ряда авторов и наметилось стрем­ление к отказу от этого термина¹¹. В Австралии такие племена на­считывали от 150—200 до 1000—1500 человек, что составляло в сред­нем 450—500 человек. И размеры большинства племен достаточно близко подходили к этой средней величине. То же самое наблюдалось у некоторых других охотников и собирателей, обитавших в пустын­ных условиях (бушметы, западные шошоны, паи). Напротив, в бо­лее богатых приморских и лесных районах племена отличались меньшими размерами (200—300 человек) ^п. Как мы увидим ниже, то же самое было характерно для некоторых высших охотников, ры­боловов и собирателей и ранних земледельцев. Сокращение разме­ров племен в этих условиях диктовалось ростом изоляции, связан­ным на первых порах с переходом к оседлости. Иная ситуация на­блюдалась в бедных пищей районах, где высокая подвижность на­селения облегчала контакты, а они в свою очередь укрепляли широ­кую социальную сеть, благодаря которой здесь только и было воз­можно выживание. Как показал А. Йенгоян, в Австралии сущест­вовала устойчивая связь между брачными системами и размерами племен. Заключение брака между двумя половинами (фратриями) было возможно в небольших племенах в 250—300 человек, тогда как система секций (4 брачных класса) требовала 550—600, а система субсекцгш (8 брачных классов) —1100—1150 человек ¹³. При этом племена первого типа, как уже отмечалось, локализовались в наибо­лее плодородных районах побережий, а племена с секциями и суб­секциями — во внутренних районах со скудными природными ре­сурсами ^и.

В отличие от общин племена были обязаны своими размерами прежде всего необходимости физического воспроизводства населения. Не случайно высокая степень эндогамии сближала их с популяция­ми. Низшая граница размеров племен, следовательно, диктовалась условиями выживания относительно эндогамной группы при наличии запретов па браки с ближайшими родственниками и характерных для первобытности показателей рождаемости и смертности, а также других специфических демографических параметров. Как показыва­ет математическое моделирование, в указанной ситуации мелкие по­пуляции размером менее 100—150 человек неизбежно вымирают и лишь группы, насчитывающие минимум 200—300 человек, имеют реальные шансы выжить ¹⁵. Что касается высшей границы размеров племен, то она определялась степенью интенсивности контактов в

432 Глава пятая

условиях бродячего, подубродячего пли более или менее оседлого образа жизни при отсутствии какого бы то ни было транспорта. Во внутренних равнинных районах материков общины чаще всего располагались гексагонально и каждая из них имела в среднем 5—6 соседей. Это создавало основу для интенсивных радиальных контактов и обусловливало существование довольно крупных пле­мен.

Напротив, в прибрежных районах и речных долинах связи имели по большей части линейный характер, и это значительно сужало социальный горизонт, результатом чего и явилось распрост­ранение здесь довольно мелких племен ¹⁶.

Что дает нарисованная здесь картина для археологических рекон­струкций? Исходя из рассмотренных выше данных, некоторые спе­циалисты предполагают, что плотность населения в верхнем палео­лите также колебалась в пределах от 1 до 100 км² на 1 человека, и это как будто бы подтверждается палеодемографическим модели­рованием ¹⁷. Как полагают, население мира к концу позднего палео­лита составляло от 3 до 9 млн. человек, причем в Передней Азии, Аравии и Египте в это время обитало 50—100 тыс. человек, а во Франции, видимо, 50 тыс. человек ¹⁸.

Подобно современным охотникам и собирателям, люди жили в тот период отдельными общинами, размеры которых также имели ре­гиональные особенности. По мнению некоторых специалистов, эти общины в Юго-Западной Азии, Франции и на Украине объединяли по 20—50 человек¹⁹. Однако, учитывая высокую эффективность позднепалеолитической охоты в некоторых районах Европы, наличие крупных общинных домов и определенную степень оседлости, можно вслед за Г. П. Григорьевым предполагать и более крупные размеры восточноевропейских общин (50—100 человек) ²⁰.

Во всяком случае ясно, что размеры общий в тот период в раз­ных областях колебались не в меньшей степени, чем у современных охотников и собирателей. То же самое следует, видимо, говорить и о более крупных общественных единицах. Как указывает Ф. Хассан, при характерной для пустынь плотности населения 30 км² на 1 че­ловека некоторые археологические культуры, известные в пустыне к западу от Нила и обнимающие 15 —16 тыс. км², вполне могли со­ответствовать племенам в 450—500 человек. Зато па берегах Нила, где основные ресурсы располагались линейно, аналогичные племена при плотности 1 человек на 1, 0—5, 0 км² могли занимать территорию протяженностью в 100—200 км. И здесь сейчас известны археологи­ческие культуры такого рода²¹. По С. П. Бибикову и В. М. Массону, в позднем палеолите Молдавии на 1 человека приходилось 25 — 30 км², что дает цифру 750 человек на всю территорию (20 000 км²) ²². Однако если, вопреки указанным авторам, климатическая и ландшафтная обстановка здесь была относительно благоприят­ной²³, то Молдавия могла быть заселена по меньшей мере в два ра­за плотнее.

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 433

Картина заселения Украины представляется менее ясной. Здесь тоже вычленяются локальные археологические культуры, которые некоторые исследователи отождествляют с племенами²⁴. Если вслед за Г. П. Григорьевым считать, что местные позднепалеолитические культуры занимали от 50 до 250 км в поперечнике²⁵, или же при-нять идею об их линейном расселении, то мы получим плотность расселения па пределе возможной для низших охотников и собира­телей. Правда, учитывая высокую эффективность местного хозяйст­ва и относительную оседлость населения, это не должно вызывать удивления. Даже более того, можно предполагать, что у соответст­вующих групп наблюдались отдельные черты поздперодовой орга­низации, в чем, однако, нельзя не видеть исключения из общей кар­тины, характерной для многих других районок. Тенденция некото­рых авторов²⁷ приписать эти особенности всей поздиепалеолитиче-ской ойкумене, будто бы распадавшейся па отдельные локальные культуры с территориями по 50—200 км², представляется малообос­нованной. В этом случае либо археологические культуры будут со­ответствовать не племенам, а отдельным общинам, либо придется говорить о чрезвычайно высокой плотности населения в позднем па­леолите и о наличии к концу этого периода на земном шаре десятков или даже сотен миллионов обитателей, что кажется мало вероятным.

Моделируя картину пространственного размещения позднепалео-литического населения, надо, конечно, иметь в виду неоднозначность толкования социальной сущности выделяемых археологами локаль­ных культур, что само по себе представляет нерешенную проблему. Ведь наличие крупных прочных домов еще не свидетельствует о высокой степени оседлости и высокой плотности населения. Так, у эскимосов имелись поселки с каменными и снежными домами, в ко­торых обитало по несколько десятков (до сотни) человек. Тем не менее эти поселки имели сезонный характер, для эскимосов отме­чалась высокая подвижность, а плотность населения была невелика.

С переходом к мезолиту картина вряд ли качественно измени­лась. В ряде районов Евразии с исчезновением крупных животных размеры отдельных общин могли уменьшаться, а плотность населе­ния понизиться. Зато в некоторых других областях в мезолите, на­против, возросла оседлость, а вместе с ней могла повыситься и плот­ность населения. Все зависело от характера локальных природных изменений с наступлением эпохи голоцена и от особенностей при­способления к ним местных обществ. Но в принципе эти изменения происходили в рамках одной модели, характерной для низших и от­части высших охотников, рыболовов и собирателей.

Перейдем теперь к характеристике демографической динамики у низших охотников и собирателей²⁸. Как известно, она определяется показателями рождаемости, смертности и миграций. В целом рож­даемость у охотников и собирателей, судя по данным первой поло­вины XX в., могла быть относительно высокой (более 35%о)- Коэф­фициент суммарной рождаемости, выражающийся в среднем коли-

434 Глава пятая

честве детей на одну женщину к концу детородного периода, состав­лял 5—6 детей. Однако наблюдались значительные отклонения: не­которые женщины имели до 10—12 детей, а у других их не было вовсе. Вместо с тем коэффициент смертности лиц в возрасте до 15 лет был необычайно высок и достигал 400—500 на 1000 населе­ния. Особенно велика была младенческая (до 1 года) смертность (200—300 на 1000). Некоторые авторы, например, Э. Россет, назы­вают и более высокую цифру младенческой смертности (более 500). Значит, до репродуктивного возраста, который начинался примерно с 15 лет, в среднем могли дожить не более 1—3 детей.

По мнению некоторых авторов, прироста населения в эпоху плей­стоцена и у многих более поздних охотников и собирателей в этих условиях вообще почти не было; по предположению других, он, хо­тя и имелся, отличался крайне невысокими показателями — от 0, 007 до 0, 02%о³⁰. Вместе с тем, как показывают некоторые факты, в оп­ределенных условиях прирост населения у низших охотников и со­бирателей мог быть довольно высоким. Если у австралийских або­ригенов в период серьезных голодовок умирало очень много детей, то в последующие годы демографический баланс восстанавливался, так как повышалась рождаемость. Известен интересный случай, сви­детельствующий о высоком уровне детопроизводства у аборигенов. В конце XIX в. один юноша вместе с двумя женщинами бежал в пус­тынную область, спасаясь от колонизаторов. Когда через тридцать лет эта группа снова вступила в контакт с белыми, в пей насчитыва­лось уже 29 человек, т. е. ог: а разрослась до пормальпых для охот­ничьей общины размеров. При этом каждая из женщин родила по 10 детей, а шесть человек из третьего поколения появились на свет в результате инцеста³¹. Сходная картина наблюдалась и на пекото-рых других территориях в периоды их первичного заселения. Однако коль скоро плотность населения на них достигала определенного размера (по подсчетам некоторых авторов, 20—-50% от теоретически возможного³²), рост населения резко замедлялся.

Подтверждает ли это давно отстаиваемую Дж. Бердселлом и не­которыми другими исследователями концепцию о гомеостазе, якобы присущем охотникам и собирателям? ³³ Дискутируя с Дж. Бердсел­лом, различные специалисты уже не раз отмечали тот факт, что мелкие популяции охотников и собирателей в своей динамике под­вержены весьма значительным колебаниям³⁴. Например, при демо­графических показателях, зафиксированных у современных бушме-нов-кунг, популяция из 500—1000 человек за 1000 лет при одних обстоятельствах могла бы вырасти до 4000 человек, а при других — полностью вымереть. Поэтому приведенные выше цифры роста на­родонаселения в условиях простого присваивающего хозяйства не следует понимать чересчур буквально. Они были, видимо, характер­ны для всего раннепервобытного населения земного шара па протя­жении длительных отрезков времени. Что же касается отдельных популяций, то для них была характерна динамичная картина пуль-

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 435

сирующих колебаний. Справедливости ради следует отметить, что сам Дж. Бердселл не отрицает наличия этих колебаний, настаивая лишь на том, что «эквилибриум» был характерен для достаточно дли­тельных промежутков времени. Однако тем самым он практически лишает почвы саму идею гомеостаза, имеющую смысл только в при­менении к отдельным популяциям. Ведь на протяжении длительных временных отрезков мелкие первобытные популяции неизбежно ви­доизменялись: одни количественно уменьшались и перегруппировы­вались, если совсем не вымирали, другие разрастались и сегменти­ровались.

И все же концепцию Дж. Бердселла и его последователей было бы неверно полностью игнорировать, так как она опирается на впол­не реальные факты. Дело в том, что рост населения у охотников и собирателей, как правило, действительно не достигает биологически возможных пределов. Даже в трансформированных под влиянием других обществ группах австралийских аборигенов, бушменов, эски­мосов и др., где в последние годы отмечен необычайно высокий для охотников и собирателей темп прироста народонаселения (до 45% о в год у тиви), он сдерживается целым рядом факторов, глубоко ко­ренящихся в самом образе жизни этих коллективов. Наиболее пол­но эти факты были выделены и классифицированы Б. Хейденом, который подразделил их на физиологические и социокультурные. К физиологическим он отнес колебания в характере и объеме пи­щевых ресурсов, а к социокультурным — особенности половых свя­зей (время их начала, процент холостяков и вдовых, наличие после­родовых табу, других воздержаний от половых сношений, распрост­ранение полигамии и ритуальные повреждения половых органов)_т факторы, влияющие на детородные способности (длительность груд­ного кормления, или лактации, использование противозачаточных средств, бесплодие), а также те, которые воздействуют на выжива­ние плода или повышают смертность (аборт, детоубийство, мертво-рождения, войны и гибель в силу каких-либо иных обстоятельств) ³⁵.

Рассмотрим эти факторы по порядку. Характер снабжения пи­щей влиял на общества охотников и собирателей как прямо, так и косвенно. Его прямое воздействие заключалось в том, что нерегуляр­ное снабжепие пищей, ее скудность и низкое качество могли повы­сить возраст половой зрелости и брачный возраст, увеличить коли­чество мертворождений и выкидышей, а отсутствие подходящего искусственного детского питания удлиняло период лактации³⁶. В по­следние годы этот вопрос был особенно подробно рассмотрен Р. Фриш, по мнению которой нехватка жиров в теле существенно задерживает наступление половой зрелости у женщин или даже мо­жет повлечь бесплодие, а также ускорить наступление вторичного бесплодия. Кроме того, это, возможно, отражается на жизнестойко­сти новорожденного и на особенностях лактации³⁷.

Несмотря на имеющиеся сомнения в сколько-нибудь эффектив­ном действии рассмотренного фактора³⁸ и на отсутствие достаточно

436 Глава пятая

детальных этнодемографических исследований, способных устано­вить его действительную роль³⁹, определенное его влияние на рож­даемость представляется вполне реальным. Особенности добычи нищи, а шире — особенности ведения хозяйства в целом также не могли не влиять на способность женщин охотников и собирателей к детопроизводству. Не следует забывать, что в этих условиях хозяй­ственная роль женщин была чрезвычайно велика. Особепно это проявлялось в районах умеренного и жаркого поясов, где собранная женщинами пища составляла до 70—80% рациона. А если учесть, что в обязанности женщинам вменялись, кроме того, забота о воде и топливе, приготовление пищи, перенос различной утвари в течение длительных переходов, строительство жилища и т. д., то становится яснее, почему в классической первобытности люди стремились избе­гать частых родов, отрывающих женщин от их нелегкого труда. Впрочем, и сам этот труд приводил к быстрому увяданию женщин и раннему вторичному бесплодию ⁴⁰.

У многих охотников и собирателей отмечалось весьма раннее на­чало половой жизни. У аборигенов Северной Австралии девочки не­редко вступали в половые отношения до наступления половой зре­лости, иногда с 9 лет. Сходная ситуация наблюдалась также у буш­менов и эскимосов. Считается, что это вело к травматизму и тем самым понижало рождаемость. Беременность у малолетних девочек встречалась крайне редко, составляя, например, у некоторых тиви не более 8%, по и эта цифра представляется высокой. В целом для первобытности было характерно очень раннее вступление девочек в брак, причем в ряде случаев (у тиви, некоторых северных эскимо­сов— нетсилик и модных — и т. д.) помолвки заключались с ново­рожденными или же брачный сговор совершался еще до рождения невесты.

Наиболее раннее вступление девочек в брак (в 8—12/13 лет) известно у отдельных групп в Северной Австралии. В других ме­стах девушки вступали в брак позже: в Центральной Австралии — в 15 —19 лет, у эскимосов — в 13—16 лет, у пигмеев-мбути и буш­менов— в 16—17 лет, у индейцев-паи — в 18 лет. Первые беремен­ности и роды происходили далеко не сразу после начала половых отношений. Как правило, дети появлялись у женщин в период от 15 до 20 лет, чаще — в 17—19 лет, а время наивысшей плодовитости падало на 20—27 лет (20—22 года в Северной Австралии, 20— 25 лет у бушменов, 25—27 лет у тиви и т. д.). Начиная с тридца­тилетнего возраста плодовитость женщин постепенно падала, и у большинства из них к 35—40 годам наступало вторичное бесплодие (к 35—40 годам у тиви, к 35 годам в Центральной Австралии, к 35— 40 годам у бушменов, к 38 годам у индейцев-паи). Следовательно, репродуктивпый период был невелик, не превышая у большинства женщин 15 лет. Помимо этого, па общую рождаемость влияли на­личие бесплодных женщин (до 14% у бушменов-кунг), крайняя

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ II ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 437

неустойчивость браков, а также тот факт, что большинство женщин не доживало до конца репродуктивного периода.

Что касается мужчин, то они вступали в первый брак позже, чем женщины (в 25—35 лет в Австралии, в 20—35 лет у бушменов и т. д.), и мужья, следовательно, были, как правило, старше жен не менее чем па 5 — 6 лет. Во многих местах это оказывало влияние на социальные отношения, так как у молодых жен нередко оказы­валась более обширная родня, чем у их мужей, а с приближением старости это соотношение резко менялось⁴¹. Частота браков между сильно различавшимися по возрасту супругами до определенной степени определялась некоторой диспропорцией полов, наблюдав­шейся в обществах охотников и собирателей. Впрочем, вопрос о ха­рактере и сути этой диспропорции не совсем ясен. По Дж. Бердсел-лу, в различных племенах Центральной Австралии численность муж­чин резко преобладала над численностью женщин (от 130 до 260 мужчин на 100 женщин) ⁴², однако по данным других авторов это соотношение в гораздо большей степени приближалось к нормаль­ному (от 68 до 150 мужчин на 100 женщин) ⁴³.

При сравнении этих данных следует, конечно, учитывать разли­чия в методах и обстоятельствах исследования. Если Дж. Бердселл работал у аборигенов в самом начало 50-х годов XX в. и помимо статистических материалов использовал генеалогические данные, что позволило ему судить о стттуащги, имевшей место в первой по­ловине XX в., то последующие авторы пользовались статистикой конца 50-х—60-х годов XX в., когда традиционные обычаи абориге­нов все более отмирали. Следовательно, указанное противоречие могло быть вызвано исчезновением обычая детоубийства. Однако, как явствует из сводки М. Меггита, в 50 — 60-е годы существенные диспропорции наблюдались прежде всего у сильно уменьшившихся в размерах племен и могли иметь случайный характер, так как в нормальных племенах половая диспропорция была значительно меньшей — примерно 117: 100. Сейчас трудно установить, как это явление могло отразиться па данных, использованных Дж. Берд-селлом.

Столь же противоречивы сведения о других народах, где отмеча­лись аналогичные диспропорции, — об эскимосах. Судя по сообщени­ям авторов конца XIX — начала XX в., количество мужчин здесь превышало количество женщин не менее чем в полтора-два раза. Однако при критическом подходе к этой информации цифры неред­ко оказываются завышенными. Как теперь установлено, при сборе соответствующих данных исследователи опирались не столько па фи­зические половые признаки, сколько па такие социальные маркеры, как одежда, что и приводило к ошибкам⁴⁴. Таким образом, можно предполагать, что у многих эсимосских групп диспропорция полов была не столь значительной, как это было принято считать до не­давнего времени.

438 Глава пятая

Широкое обследование, проведенное недавно у пигмеев-бабинга, показало, что соотношение полов не является сколько-нибудь посто­янной величиной. В ряде случаев среди детей (до 15 лет) преобла­дали девочки, и половой индекс в этой возрастной группе составлял 90—93, а среди взрослых (старше 15 лет) встречалась обратная кар­тина (половой индекс — до 123, а в одном случае до 190). Зато у не­которых других групп среди детей преобладали мальчики (120), а среди взрослых — женщины (81). Иначе говоря, половой индекс определялся здесь, видимо, в основном случайными факторами^44а

Влияние половых диспропорций па брачную ситуацию усилива­лось там, где широкое распространение получили полигинические браки. У различных племен Центральной Австралии они составляли до 10—25%, причем некоторые авторы отмечают, что эти цифры свидетельствуют об определенном упадке роли многоженства в про­цессе современной трансформации культуры аборигенов, когда хо-зяйственпое значение роли женщин понизилось. В других районах мира многоженство, видимо, встречалось не так часто: у бушменов — 5%, у пигмеев-мбути — 3, 3%, а у некоторых эскимосов, хотя и не у всех, — совсем редко.

Многоженство было привилегией мужчин старшего возраста. По­этому молодым мужчинам было очень трудно достать себе невест, и нередко они оставались холостыми. Это встречалось в особенности там, где имелся количественный перевес мужчин. У бушменов-купг, у которых его не было, холостяки, в основном мужчины в возрасте 15—35 лет, составляли не более 10%. Зато у питьяндьяра Централь­ной Австралии их количество достигало 20%, а у индейцев-паи 64% мужчин возраста 20—29 лет оставались холостыми. Впрочем, вряд ли этот фактор существенно влиял па рождаемость, так как для жен-щпп репродуктивного возраста повсюду была характерна почти пол-пая брачпость. Иногда юногтти вступали в свой первый брак с вдова­ми, которые были много старше их.

Особое влияние па рождаемость у охотников и собирателей ока­зывал зафиксированный у них довольно строгий интервал между родами, составлявший от 3 до 5 лет (не менее 3 лет в Центральной Австралии, от 3, 9 до 4, 5 лет у бушменов, от 3 до 5 лет у эскимосов, не менее 4 лет у нигмеев-мбутп и бабиига и т. д.). Существование этого интервала, по мнению ряда авторов, могло обусловливаться следующими факторами: а) невозможностью в условиях бродячей жизни нести па себе более 1 малолетнего ребенка; б) отсутствием иной подходящей для младенцев пищи, кроме материнского молока, и, следовательно длительным периодом кормления грудью; в) избе­ганием осложнений для здоровья молодых матерей, не освобождав­шихся от ежедневной тяжелой работы; г) наличием отмеченных вы­ше физиологических механизмов⁴⁵. Правда, как показал недавно У. Денем, у аборигенов Центральной Австралии малолетних детей переносили не только матери, но и их сестры (начиная с пятилет­него возраста), тетки и другие родственницы⁴⁶. И все же перенос

________ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 439

детей осуществлялся главным образом матерями. Так что этот фак­тор, вопреки У. Денему, мог играть определенную роль в ограниче­нии рождаемости, хотя он и не имел того первостепенного значе­ния, которое ему до сих пор придавали отдельные авторы.

Совершенно очевидно, что указанный интервал мог существо­вать только при наличии определенных искусственных мер по предотвращению рождаемости. Со времен А. Карр-Сандерса к таким мерам принято относить применение противозачаточных средств, аборты, послеродовые половые табу, половые воздержания в периоды определенной хозяйственной деятельности, во время праздников, по­минок, сезонные колебания в интенсивности половых отношений, coitus interruptus, а также детоубийства. К сожалению, как прави­ло, не удается проследить действенность или даже наличие многих из этих обычаев, а данные, сообщаемые А. Карр-Сапдерсом, к сожа­лению, не всегда точны. Во всяком случае применение противозача­точных средств (различные травы, пастоп из них и т. д.), кажется, не имело широкого распространения, а эффективность их была не­высокой. Аборты также встречались нечасто. Например, в ходе не­давнего детального обследования бупшенов-кунг ни того, ни другого у них вообще установить не удалось. Послеродовые табу па подовые отношения вызывались опасением, что они могут повредить грудному ребенку или прервать лактацию. Они длились обычно от нескольких месяцев до года и лишь в исключительных случаях до двух лет.