Глава четвертая 6 страница

Важным демографическим фактором служили существовавшие кое-где запреты вдовцам и разведенным" лицам вступать в новый брак. Во многих районах Новой Гвинеи вдова должна была опла­кивать умершего супруга от нескольких педель до нескольких лет. Так, у телефомин и сиане вдовы снова выходили замуж лишь через три года, а у мае энга они часто вообще оставались незамужними. Есть определенные основания связывать этот обычай с ростом зна­чения моногамии. В ряде районов вдов умерщвляли или же вынуж­дали кончать жизнь самоубийством.

Интервал между родами составлял, как правило, 3—4 года, но иногда он снижался и до двух лет, а в отдельных случаях возрастал до 5—6 лет. Но в целом можно отметить тенденцию к его сокраще­нию, хотя и небольшому, по сравнению с низшими охотниками и собирателями. Одним из эффективных способов, поддерживавших этот интервал, было табу на послеродовую половую связь, считав­шуюся вредной для младенца, а кое-где и для мужа. Время действия этого табу исчислялось по-разному: до возвращения матери к нор­мальной хозяйственной деятельности, до появления второго зуба у ребенка, до того как он начинал ходить или говорить и т. д. По обоснованному мнению Р. Булмера, длительность табу была прямо связана со степенью загруженности женщины домашней и сельско­хозяйственной работой. Замечено, что длительность полового воздер-

15 История первобытного общества

450 Глава пятая

жания была меньше там, где новорожденные часто умирали и где было распространено детоубийство.

Детоубийство совершалось по тем же мотивам, что у низших охотников и собирателей, однако роль его, по-видимому, несколько-снизилась. Высказываемое по раз мнение о широком распростране­нии убийства девочек (до 30%) у яноама⁷¹ не опирается на сколь­ко-нибудь четкие статистические данные и представляется сильно преувеличенным⁷². По-видимому, основным фактором повышения смертности среди девочек был худший уход за пими по сравнению с мальчиками. У папуасов Новой Гвинеи и у многих других ранне­земледельческих народов детоубийство встречалось крайне редко, что, как уже отмечалось, могло быть связано с постепенным возра­станием хозяйственной роли детей в земледельческо-скотоводческих обществах, т. е. фактором, отмеченным в свое время еще В. Г. Чайл-дом. Действительно, за редкими исключениями в этих обществах дети составляли более 40% населения, тогда как у низших охотни­ков и собирателей их было, как правило, менее 40%. Кстати, высо­кий процент детей является косвенным показателем молодого, быст­рорастущего населения.

Иногда для предотвращения зачатия применяли coitus interrup-tus, использовали некоторые механические предохранительные средства, а также средства растительного происхождения. Аборты встречались почти повсеместно, чаще всего женщины прыгали с вы­сокого дерева, стягивали туго живот, клали на пего горячие камни и т. д. Кроме того, рождаемость ограничивалась половыми воздер­жаниями во время различных ритуалов, регулировалась сезонным фактором и т. д.

Коэффициент смертности оставался высоким, составляя 20—40%о. В литературе уже не раз совершенно правильно отмечалось, что в условиях концентрации населения в долговременных поселках роль эпидемий и инфекций значительно возросла. И действительно, где бы мы пи встретили оседлых собирателей и рыболовов или ранних земледельцев и скотоводов, повсюду они жестоко страдали от про­студных п желудочно-кишечных заболеваний. С переходом к земле­делию, повлекшим за собой вырубку лесов, было, по-видимому, свя­зано и широкое распространение малярии, а также таких инфекций, как тиф, чума, холера и т. д. Соотношение этих болезней у разных групп населения до определенной степени было связано с физико- географическими факторами. Например, горные папуасы страдали прежде всего от пневмонии, а равнинные — от малярии. У яноама более половины всех смертей было вызвано действием различных заболеваний. При этом чаще всего от них гибли женщины, что на удивительно, так как именно они большую часть времени проводили в поселках. Важным фактором женской смертности были, как и прежде, частые роды в антисанитарных условиях. Большинство муж-чип погибало насильственной смертью, чаще всего во время учас­тившихся теперь войн (у яноама, например, 33%).

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 451

У всех ранних земледельцев отмечалось белковое голодание, вы­зывавшее у детей рахит. Лишь с ростом продуктивности скотоводст­ва действие этого фактора начало понижаться. Как считают неко­торые исследователи, голодовки, вызванные неурожаями, имели у ранних земледельцев более серьезные последствия, чем у низших охотников и собирателей. Возможно, случаи голодной смерти даже несколько участились. У семаев известны случаи, когда в голодное время стариков оставляли умирать без всякой помощи. Рост доли растительной пищи в рационе вел к общему ослаблению организма и усиливал предрасположенность к болезням, а также отрицательно сказывался на зубной системе. У некоторых ранних земледельцев до 10—20% населения страдало кариесом⁷³.

Средняя продолжительность жизни у ранних земледельцев все же, видимо, кое-где могла возрасти. У яноама она равнялась 20 го­дам, но средняя продолжительность предстоящей жизни лиц 15-лет-лего возраста составляла у мужчин 20—25 лет, а у женщин — 20 лет. У семаев эти цифры достигали 16, 3 и 13, 3 года. До пре­клонного возраста люди доживали вряд ли чаще, чем прежде. У яноама до шестого десятка лет доживало лишь 7—10% населе­ния, а до седьмого — не более 1 %. То же самое было у семаев и ас-мат, но у первых 60-летний рубеж миновали главным образом муж­чины, у вторых — женщины.

И у ранних земледельцев важным демографическим фактором являлись миграции. Как и прежде, отдельные люди или семьи могли менять место жительства и переселяться из одной общины в другую. Но главным типом миграций в этот период были групповые, общин­ные миграции. Общины могли переходить с места на место из-за истощения земельных и других ресурсов, а также понеся пораже­ние от врага. Разросшиеся общины сегментировались, и часть их могла уйти в другое место, образовав там новую независимую об­щину. Это нередко было следствием борьбы за престиж между влиятельными людьми, о чем будет сказано пиже.

Таким образом, в целом, судя по этнографическим данным, демо­графическая ситуация у ранних земледельцев и скотоводов и выс­ших охотников, рыболовов и собирателей несколько улучшилась. Однако среди новых тенденций отмечались не только положитель­ные (рост средней продолжительности жизни, в частности женщин, рост рождаемости, сокращение интервала между родами и т. д.), но и отрицательные (рост роли эпидемиологического фактора, войн и т. д.). Поэтому картина была весьма противоречива и, кроме того, имела существенные локальные особенности. В целом это находит подтверждение и в палеоантропологических материалах⁷⁴. По-види­мому, на первых порах переход к оседлости и/или производящему хозяйству неблагоприятно сказывался на популяции в связи с по­вышением смертности из-за болезней. По данным Л. Энджела, в Во­сточном Средиземноморье средняя продолжительность жизни в этот период снизилась на 1—4 года⁷⁵. Аналогичная картина наблюдалась

15*

452 Глава пятая

п в некоторых районах Северной Америки⁷⁶, а также в раннем нео­лите в Юго-Восточной Европе, в Северной Африке, в Японии и т. д.⁷⁷

Интерпретации этих данных помогают материалы о переходе к оседлости современных бушменов и пигмеев. У них в первый момент и рождаемость, и интервал между родами остались прежними, а смертность упала⁷⁸. Но в данном случае на понижение смертности повлияло улучшение медицинского обслуживания и переход к мо­лочному питанию. У ранних земледельцев ни того, ни другого не было. Следовательно, с ухудшением эпидемиологической обстановки смертность у них могла на первых порах возрасти.

Однако со временем преимущества оседлой жизни и производя­щего хозяйства брали верх, и па протяжении неолита кривая сред­ней продолжительности жизни медленно, но неуклонно ползла вверх. По данным А. Валлуа, по сравнению с предшествовавшими эпохами количество лиц, миновавших сорокалетний рубеж и дожив­ших до глубокой старости, постепенно росло. В раннеземледельче­ской Греции средняя продолжительность предстоящей жизни лиц пятнадцатилетнего возраста достигала у мужчин 16, 0 лет, а жен­щин — 15, 0 лет, а в Анатолии VI тыс. до н. э.— соответственно 19, 3 и 14, 8. Еще выше эти показатели были у ранних земледельцев о. Крит (20, 2 п 18, 6) и Южной Туркмении (23, 1 и 21, 1). Правда, этот процесс не был непрерывным: как мы увидим в своем месте, и в энеолите и раннем бронзовом веко продолжительность жизни в некоторых районах снова упала.

Палеоантропологические данные свидетельствуют и о распрост­раненности отмеченных выше половых диспропорций. В Чатал Гуюке (Анатолия) соотношение мужчин и женщип составляло сре­ди детей 178: 100, а среди взрослых — 66: 100. Рост населения в Ча­тал Гуюке отличался весьма высокими темпами (8, 0%о), а плот­ность населения за 800 лет возросла с 1 до 0, 3 км² па 1 человека. В начале VI тыс. до и. э. здесь, по-видимому, обитало 5 тыс. человек.

В лесной п лесостепной зоне Восточной Европы на протяжении мезолита и неолита многие общины вели высокоэффективное при­сваивающее хозяйство, и, видимо, поэтому здесь наблюдалась весьма благоприятная демографическая ситуация — средняя продолжитель­ность предстоящей жизни лиц пятнадцатилетнего возраста была от­носительно высокой. Это является дополнительным объяснением того, что, как мы видели выше, в лесостепную и особенно лесную полосы производящее хозяйство проникало с трудом.

В целом, как показывает проведенный обзор, переход к пеолиту, в частности возникновение производящего хозяйства, повлекли за со­бой некоторые демографические сдвиги. К сожалению, пока что их не всегда можно оценить и объяснить. Однако тот факт, что, судя по приведенным выше цифрам, темпы роста населения возросли не менее чем в 100 раз, является впечатляющим.

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ II ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 453

2. Возникновение

хозяйственно-культурных типов

Крупнейшие группировки людей, выделявшиеся в первобытности по облику культуры в самом широком смысле, в нашей науке при­нято называть хозяйственно-культурными типами (ХКТ) и истори-ко-этнографическими областями (ИЭО). По теперь уже классиче­скому определению, данному М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым, «хозяйственно-культурные типы —это исторически сложившиеся комплексы особенностей хозяйства и культуры, характерные для на­родов, обитающих в определенных естественно-географических усло­виях при определенном уровне их социально-экономического разви­тия» ⁷⁹. В свете развернувшейся в 70-е годы дискуссии, выявившей разные толкования категории ХКТ⁸⁰, последняя требует некоторых пояснений.

Во-первых, так как первобытное хозяйство повсюду выступало в комплексной форме, объединяя самые разные виды хозяйственной деятельности, ХКТ выделяется, естественно, но ведущему направле­нию хозяйства. Во-вторых, именно это ведущее направление хозяй­ства в определенной мере обусловливает весь образ жизни населе­ния, в частности такую его важнейшую характеристику, как степень оседлости. А последняя в свою очередь существенно помогает уточ­нить специфические особенности отдельных ХКТ⁸¹. В-третьпх, об­лик культуры определяется не только хозяйственными ориептацпя-ми в целом, но и тем, как именно ведется хозяйство, какими спосо­бами, насколько интенсивно и т. д. Именно на этой основе произ­водится дифференциация четырех основных групп ХКТ (присваи­вающее хозяйство, мотыжное земледелие, пашенное земледелие, ко­чевое скотоводство) на отдельные ХКТ.

Таким образом, проблема вычленения отдельных ХКТ по огра­ничивается установлением хозяйственных различий между общест­вами, а необходимо должна включать установление устойчивых куль­турных комплексов, связанных с тем или иным видом хозяйства, и анализ характера этих связей. Следовательно, если хозяйственная система не порождает специфического, свойственного только ей од­ной культурного комплекса, то нет смысла говорить и о каком бы то ни было ХКТ. Из этого мы и будем исходить при решении такого дискуссионного вопроса, как время появления отдельных ХКТ.

В нашей науке на этот счет существуют три точки зрения. Наи­более ранняя из них принадлежит одному из основоположников теории ХКТ С. П. Толстову, который считал, что первые признаки географической дифференциации хозяйственной деятельности чело­века проявились на рубеже палеолита и неолита в связи с переходом к высшим формам присваивающего хозяйства. В этот период, писал оп, выделяются полуоседлые племена береговых рыболовов и охот­ников на морского зверя, бродячих охотников и собирателей полу­пустынных пространств и скалистых предгорий, охотников на круп-

454 Глава пятая

ных стадных травоядных животных, лесных охотников и собирате­лей умеренной и тропической зон, полуоседлых рыболовов лесных рек и морских побережий умеренной зоны⁸². По другой точке зре­ния, некоторые ХКТ восходят еще к эпохе становления человека, при­чем у архаптропов и палеоантропов можно было наблюдать будто бы уже несколько разных ХКТ. Однако сторонники этой точки зрения проявляют колебания, в их работах встречается и утверждение о том, что древнейшие ХКТ начали складываться в позднем палеолите и мезолите⁸³. Наконец, третья группа специалистов находит возмож­ным связывать становление отдельных ХКТ с эпохой разложения первобытнообщинного строя и возникновением первого крупного разделения труда⁸⁴. Эти исследователи исходят из того, что именно общественное разделение труда и порожденный им интенсивный об­мен создали почву для развития специализированных хозяйствен­ных систем, а те в свою очередь обусловили формирование специфи­ческих комплексов культуры.

К изложенной точке зрения, по сути дела, близок С. А. Арутю­нов, но его идеи основаны на иных аргументах. По его мнению, для эпох палеолита и мезолита либо вообще пельзя говорить о наличии каких-либо ХКТ, либо следует реконструировать единый ХКТ комп­лексных охотников и собирателей. Хотя этот ХКТ и мог подразде­ляться на подтипы в зависимости от ландшафтно-климатических зон, в целом материальная культура была достаточно едина у всех человеческих коллективов. Кроме того, важный рубеж, наступивший с переходом к производящему хозяйству, определялся тем, что толь­ко теперь стало возможпым совместное обитание носителей разных хозяйственных систем в одних и тех же лаидптафтпо-климатических зонах. Это и послужило мощным стимулом для развития ХКТ ⁸⁵.

Сколь бы несходными ни казались на первый взгляд приведен­ные точки зрения, они смыкаются в том, что их авторы, делая ак­цент на те или иные предпосылки формирования ХКТ, пишут в сущ­ности об одном и том же процессе, хотя и о разных его этапах. Яс­но ведь, что ХКТ существовали не изначальпо, а сложились с фор­мированием достаточно устойчивых хозяйственных систем и соответ­ствующих культурных комплексов. Судя по археологическим дан­ным, несмотря на некоторую специализацию охоты, ни в мустье, ни па протяжении большей части позднего палеолита не отмечалось каких-либо устойчивых связей между особенностями орудийного комплекса и характером объектов охоты или в целом спецификой хозяйства ⁸⁶.

Как пишет специально изучавший этот вопрос В. П. Степанов ⁸⁷, в раннюю пору позднего палеолита (24—16 тыс. лет назад) и на Русской равнине, и в Сибири люди вели хозяйство достаточно одно­образно. Они занимались коллективной охотой па крупных стадных животных, причем главным объектом охоты служили то лошади, то северные олени, то бизоны. Судя по наличию жилищ-полуземлянок, образ жизни этих охотников был, по-видимому, полуоседлый. Юж-

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 455

нее, в Крыму и на Кавказе, обитали бродячие охотники и собира­тели, которые жили более мелкими группами и нередко использо­вали индивидуальные методы охоты. Облик их орудийного комплек­са был иным, но не в силу специфики местного хозяйства, а из-за его связей с древней культурной традицией, уходящей корнями в Переднюю Азию. Кстати, некоторые группы, обитавшие в Север­ном Причерноморье, были по образу жизни близки к своим более северным соседям, а по набору каменных орудий напоминали жите­лей крымско-кавказского ареала. В ряде районов Средней Азии от­мечался третий тип хозяйства — бродячая охота на стадных степных животных. По материальной культуре местные охотники частично были близки переднеазиатскому миру, а частично — сибирскому.

Гораздо ярче дифференциация первобытного хозяйства прояви­лась на тех же территориях в конце позднего палеолита (16 —10 тыс. лет назад). В центральных районах Русской равнины обитали бо­лее или менее оседлые охотники на мамонтов, к западу от Днепра появились бродячие охотники на северного оленя, входившие в еди­ный ареал с централыюевропейскими охотниками, а в приазовских степях расселялись бродячие охотники на бизонов. В этот же пе­риод в Сибири выделились группы бродячих охотников на северного оленя (долина р. Енисея), бродячих охотников па мамонтов (Яку­тия) и полуоседлых охотников и рыболовов (Прибайкалье).

Важно подчеркнуть, что именно в этот период как будто бы про­слеживается и формирование специфических орудийных комплек­сов, связанных с той или иной хозяйственной ориентацией⁸⁸. Изме­нения в орудийном комплексе, соответствовавшие важным хозяйст­венным сдвигам, зафиксированы в этот же период в Южном При-каспии⁸⁹. Возможно, то же самое явление наблюдалось в Северной Америке, где на рубеже плейстоцена-голоцена более ранние охотни­ки на мамонтов и более поздние охотники на бизонов пользовались разными типами метательного оружия. Но особенно показательны в этом отношении поселки собирателей диких хлебных злаков, воз­никшие в самом конце позднего палеолита в Верхнем Египте. Не­смотря на связь их обитателей с разными археологическими куль­турами, все они давали настолько своеобразный и представительный комплекс орудий для сбора и обработки зерна, что могут трактовать­ся как один из наиболее ранних примеров ХКТ более пли менее специализированных собирателей ⁹⁰.

Не умножая археологических примеров подобного рода, обратим­ся к их интерпретации по этнографическим материалам. Наиболь­ший интерес в этом отношении вызывает огромный Австралийский контипепт, дающий уникальную возможность проследить особенно­сти приспособления сильно отставших в своем развитии групп або­ригенов, занимавшихся присваивающими отраслями хозяйства, к чрезвычайно разнообразной природной среде. В целом по особенно­стям хозяйства общества австралийских аборигенов группируются следующим образом: 1) охотники и собиратели пустынь, полупустынь

456 Глава пятая

и горных районов; 2) охотники, собиратели и отчасти рыболовы сте­пей и саванны; 3) охотники и собиратели тропических лесов Севе­ро-Восточной Австралии; 4) речные охотники, рыболовы и собира­тели; 5) прибрежные рыболовы, собиратели и охотники⁹¹. Различия в хозяйственной ориентации и особенностях среды обитания, есте­ственно, накладывали отпечаток на культурный облик каждой из этих групп. Последние различались по сезонному хозяйственному циклу, соотношению разных хозяйственных направлений, степени оседлости, плотности населения, некоторым чертам материальной культуры и т. п. Но в целом, как единодушно отмечают специалисты-австраловеды, у аборигенов сложился единый культурный комп­лекс, связанный со сходным в своей принципиальной основе обра­зом жизни. Отсутствовала и сколько-нибудь ярко выраженная ре­гиональная специализация, вследствие чего здесь почти нигде не наблюдалось свойственного более развитым народам обмена пище­выми ресурсами.

По-видимому, ко времени европейской колонизации ХКТ в Авст­ралии находились в процессе формирования. В ряде мест, и прежде всего в богатых рыбой речных и прибрежных районах, отмечалась тенденция к специализации хозяйства. Здесь складывался специ­фический пищевой рацион, и люди позволяли себе игнорировать часть имевшихся под рукой съедобных ресурсов. Некоторые местные группы, хотя и вели бродячий образ жизни, передвигались только вдоль побережья, и сезонные отличия в их хозяйстве сводились к минимуму. Отдельные коллективы северного побережья перешли к охоте па дюгоней, позаимствовав соответствующую технику у на­селения Новой Гвинеи. Однако для большинства прибрежных групп охота на морского зверя была непосильной задачей, и они лишь изредка питались мясом выброшенных на берег китов. Многие из прибрежных и речных групп использовали рыбные угодья лишь в определенные сезоны года, а в другое время уходили в степи и са­ванны, где занимались охотой и собирательством. Плотность насе­ления и степень оседлости на побережье были значительно выше, чем во внутренних районах, но даже здесь никаких прочных жилищ не было. При всей: вариативности конструкция жилища у австра­лийских аборигенов сводилась к нескольким типам. В основном это ветровые заслоны, платформы из жердей, круглые полусферические наземные жилища и стоянки под скальными выступами. Какой-ни­будь связи этих типов с особыми хозяйственными системами не про­слежено.

Степи и саванны представляли собой другой район, где также отмечалась тенденция к формированию специализированного хозяй­ства. Некоторые группы аборигенов занимались здесь интенсивным собирательством съедобных зерен. При этом они выработали особую технику для сбора и обработки растительной ппщи, у них наблюда­лись зачатки ирригации и зарождение техники хранения зерна.

II рыболовы, и собиратели урожая обладали более разнообразной

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ______ 457

материальной культурой, чем соседние охотники и собиратели. Но эти различия имели в основном количественный характер. В целом материальная культура была малоспециализированной, многие ору­дия и приспособления (копья, копьеметалки, сети, изгороди и пр.) отличались многофункциональностью и использовались равным об­разом и в охоте, и в рыболовстве. Часто различались далее не столько сами орудия, сколько методы их использования и вообще способы ведения хозяйства. Но это зависело нередко не столько от культур­ных традиций, сколько от сезона года, характера добычи, от состоя­ния воды в реке, от погоды и т. д. Отдельные виды материальной культуры без труда заимствовались и проникали из одной хозяйст­венной зоны в другую. Поэтому, как уже давно показали австрало-веды, картографирование различных предметов материальной куль­туры давало в Австралии картину многочисленных частично накла­дывавшихся друг на друга ареалов и не позволяло вычленять какие-либо устойчивые комплексы.

У некоторых народов Земли зафиксированы этнонимы, включаю­щие характеристику определенных специфических черт ХКТ⁹². Внешне аналогичные этнонимы встречались и у аборигенов Австра­лии⁹³. Но здесь они увязывались не с ХКТ, а с формами хозяйст­вования или с ландшафтными особенностями мест обитания. Напри­мер, одно из племен Квинсленда включало шесть общин, носивших названия по отличительным особенностям тех территорий, где они жили большую часть года: жители песков (т. е. прибрежные жите­ли), люди плоских скал (в верховьях р. Малгрейв), горные люди, жители плоскогорья, лесные обитатели, население степи. В каждой из общий наблюдались свои особенности в соотношении разных ви­дов хозяйственной деятельности и в сезонном хозяйственном цикле. Однако по мере необходимости одни из общин посещали территории других, временно перенося туда центр своей хозяйственной актив­ности, и каких-либо резких отличий в культуре между общинами не было⁹⁴. То же самое наблюдалось и в том случае, когда выше­указанные этнонимы относились к целым группам племен.

Таким образом, как нам представляется, картина формирования отдельных ХКТ в конце позднего палеолита и в мезолите по своим общим закономерностям должна была напоминать ту, которая наблю­далась в Австралии накануне колонизации. ХКТ — сложное явле­ние. Для того чтобы оно стало реальностью, необходима как опре­деленная степень дифференциации первобытного хозяйства, так и соответствующая ей дифференциация первобытной культуры. И то, и другое возникло далеко не сразу. Вот почему кажется неверным реконструировать какие бы то ни было ХКТ для эпохи антропосо-циогенеза. Даже окончательно сформировавшись, люди еще долго должны были вести недифференцированное простейшее охотничье-собирательское хозяйство, которое было направлено на использова­ние всех доступных природных ресурсов. А в условиях отсталой тех­ники доступно было очень пемногое, главным образом разнообраз-

458 Глава пятая

ные съедобные растения и стадпые животные, многочисленность ко­торых допускала ведение охоты простейшими средствами. Кроме того, свойственные многим палеолитическим группам дальние пере­движения, а также существенные климатические колебания, прими­тивная техника препятствовали формированию какой бы то ни было хозяйственной специализации. В этих условиях ведение нормально­го образа жизни требовало быстрой реакции на любое изменение внешней среды, и этому способствовал комплекс неспециализирован­ных методов и орудий хозяйствования, пригодных для самых разных видов охоты и собирательства.

Другим фактором, замедлявшим развитие, был консерватизм куль­турной традиции, которая, будучи однажды выработана предками, свято береглась потомками и почти без изменений переносилась в новую природную обстановку. Возможно, этим и объясняется сход­ство отдельных широко разбросанных в пространстве памятников ашельского и мустьерского времени и, напротив, чересполосное оби­тание разнокультурных общин, ведущих сходное хозяйство в единой природной среде, характерное для этих эпох⁹⁵. Напротив, как еди­нодушно отмечают все исследователи, в позднем палеолите наблю­далась тенденция к нивелированию культуры на широких простран­ствах. Это означало существенный сдвиг к более адекватпому при­способлению к окружающей природной среде, чему способствовали растущее взаимопонимание и контакты между общинами, обитавши­ми в единой ландшафтно-климатической обстановке и ведущими в целом сходное хозяйство. Однако процесс этот развивался медлен­но, и существенным рубежом на его пути стало формирование спе­циализированных хозяйственных комплексов в конце позднего па­леолита, когда наряду с охотой кое-где возникло усложненное соби­рательство и появилось рыболовство. Вот к этой-то эпохе, видимо, и восходят своими корнями древнейшие ХКТ.

Кульминационным пунктом отмеченного процесса стала эпоха мезолита, когда на оспове неизмеримо возросших производительных сил появилась реальная возможность для нового этапа развития пер­вобытного хозяйства, уже не столько вширь, сколько вглубь. Имен­но в этот период во многих местах земного шара огромные культур­ные ареалы начали дробиться, и многие человеческие коллективы в своей жизнедеятельности оказались надолго связанными с доволь­но узкими областями, осваивая их ресурсы полнее, чем прежде⁹⁶. Так создавались предпосылки для сложения целого ряда специали­зированных хозяйственных систем, в том числе и оспованных на земледелии и скотоводстве, вызревала почва для первого крупного общественного разделения труда. В то же время сопутствовавший общественному разделению труда обмен создавал определенные внешние стимулы для дальнейшей специализации хозяйственной деятельности у отдельных групп населения. Эти процессы зароди­лись в мезолите, а расцвет их падает на эпоху неолита.

_______ ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ 459

На протяжении мезолита и особенно неолита сложилось большин­ство ХКТ, доживших кое-где до настоящего времени: охотники н собиратели лесов жаркого пояса, охотники и собиратели степей и по­лупустынь, собиратели урожая в степях и болотистых лесостепях, собиратели и рыболовы побережий умеренного и жаркого поясов, рыболовы и кое-где охотники на морского зверя на крупных реках и морских побережьях, охотники и рыболовы таежной зоны, аркти­ческие охотники на морского зверя, налочпо-мотыжные земледель­цы (выращивавшие зерновые и/или клубнеплоды), земледельцы и скотоводы и т. д.

ХКТ, имеющие дискретное распространение, не следует смеши­вать с ИЭО, всегда привязанными к строго определенным террито­риям. ИЭО — «это территория, па которой в результате длительных связей, взаимного влияния и общности исторических судеб народов, паселяющих эту территорию, сложилась определенная культурная общность» ⁹⁷. Хотя теоретически ИЭО может включать народы, жи­вущие в несколько различающихся природных условиях и обла­дающие несходными хозяйственными системами, па практике в пер­вобытности ИЭО чаще всего возникали на базе единого ХКТ, от­крывавшего возможность для взаимопонимания, интенсивных кон­тактов н обоюдных заимствований. Это создает объективную основу для ошибочного отождествления ХКТ и ИЭО, и такая ошибка дол­гое время присутствовала в работах американских исследователей —• представителей исторической школы (К. Уисслер, А. Кребер и др.) ⁹⁸. В последние годы ее повторил Д. Л. Кларк". Он называет крупней­шую группировку населения по культуре технокомплексом, опреде­ляя его как единство, возникшее на основе сходного хозяйства и технологии в сходной природной среде. В то же время реконструи­руемые им технокомплексы строго привязаны к отдельным протя­женным ареалам, внутри которых осуществляются широкие контак­ты и заимствования. Следовательно, под технокомплексами Д. Клар­ка падо понимать все же крупные ИЭО, сложившиеся на базе еди­ных ХКТ. В то же время Д. Л. Кларк допускает, что технокомплек­сы, расположенные на разных отрезках пространственно-временной шкалы, могут обладать некоторыми сходствами, в чем следует видеть проявление определенных закономерностей. Однако он пе решается разрабатывать эту плодотворную идею глубже, так и останавливаясь на пороге открытия ХКТ.