Фальсификация?
Некоторые авторы полагают, что приведенная Ластовским печать – фальшивка. Дескать, на ней изображена корона в стиле барокко, что якобы не соответствует эпохе. Спорить не буду, так как не специалист в этом вопросе. Однако кроме короны на печати – еще и руны (которые прочитаны только сейчас). Подделать руническую надпись может лишь специалист высокого класса. Неужели такой знаток‑ фальсификатор допустил бы, чтобы его разоблачили на столь элементарном «проколе»? Тут явно концы с концами не сходятся. Это заставляет думать, что с короной все верно. Во времена Ластовского руническая надпись на печати была нечитаемой. Ластовский кратко написал: «Печать эта находится в частных руках и принадлежит к коллекции редкостей, предназначенных для беларуского научного музея. Букв, вырезанных на этой печати, до этого никто еще не мог прочитать». И только сейчас удалось расшифровать надпись: «С‑ ВА‑ Е ПЕ‑ ЦА‑ ТА К‑ Н‑ Е‑ 3 М‑ И‑ Н‑ Д‑ О‑ ГЗ‑ ТА‑ В‑ И», что означает: «СВОЮ ПЕЧАТЬ КНЯЗЬ МИНДОГ СТАВИТ». Возникает вопрос – откуда Ластовский взял, что это печать именно Миндовга? Если ее никто не мог прочитать, то выходит – об этом должны были говорить какие‑ то другие сведения: на чем эта печать стояла, сама ее история… Увы, ничего этого Ластовский не сообщает. И самый главный вопрос: если это фальсификация, то зачем вообще ее понадобилось кому‑ то создавать? Сразу вспоминаются многочисленные «рунические» подделки начала XIX века, сделанные великодержавными шовинистами России, – типа как бы «рунической» «Велесовой книги». Так, некий А. И. Сулакадзев обладал целой библиотекой одиозных фальсификаций. Например, «Коледникъ V века дунайца Яловца, писан в Кіеве». Забавно: еще не существовали ни славяне, ни Киев, еще не родились Кирилл и Мефодий, не было еще болгар и чехов, для которых те создали славянскую письменность, – но уже некий «дунаец» в V веке смело пишет на кириллице. Или: «Волховникь, рукопись VI века Колота Путисила, жившаго в Русе граде, въ печере». То есть, у финнов уже в VI веке был и славянский язык, и славянская письменность, и город с названием Русь. Или такие книжки: «Поточник VIII века, жреца Сонцеслава», «Путник IV века». Снова – кириллица до рождения Кирилла, славянские книжки у саама – «жреца Сонцеслава» за век до прихода Рюрика, и вообще славянская книга IV века – когда никаких славян еще не существовало на свете. Или вот рукопись «Перуна и Велеса вещания в киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим…», относящаяся к V–VI векам. Тоже написана на кириллице, еще не изобретенной. Впрочем, была у Сулакадзева и какая‑ то книга, «писанная рунами». В начале XIX века из всего «собрания» Сулакадзева был опубликован лишь небольшой фрагмент из «Боянова гимна князю Мистиславу», записанный руникой, в переводе Г. Р. Державина («Чтения в Беседе любителей русского слова», СПб., 1812. Книга 6, с. 5), а также так называемый «Оракул новгородский» (там же). Среди российских историков нашлись честные специалисты, отвергшие эти фальсификации. Известный российский лингвист А. Х. Востоков так охарактеризовал язык одного «памятника» из собрания Сулакадзева: «Исполненное небывалых слов, непонятных словосокращений, бессмыслицы, чтобы казалось древнее». Когда в 1823 году встал вопрос о передаче собрания Сулакадзева в Румянцевскую библиотеку (ныне Российская Государственная библиотека, бывшая библиотека им. Ленина), канцлер Румянцев предложил А. Х. Востокову произвести экспертизу архива Сулакадзева. В итоге все собрание Сулакадзева было признано собранием подделок. Коль Ластовский о печати Миндовга сообшил в книге 1910 года, то ее могли сфальсифицировать именно в XIX веке, именно великодержавные фантасты Российской империи, которые для подтверждения своих имперских мифов фальсифицировали саму историю. Но эта печать Миндовга никак не укладывается в рамки таких задач. а) Она никак не доказывает российские великодержавные мифы, так как по языку руники печати Миндовг – не «русский» и не «славянин». Это язык прусский или литвинский с характерными чертами балтизма: короткое «у» вместо «в» в имени Миндовга («МиндоУг»), цеканье и другие балтийские черты. Ясно, что «апологеты славянства» никак не могли придать такие черты языка печати Миндовга – если хотели изобразить его «русским» или «славянским» князем. Тем более что в XIX веке в России вообще не знали об этих балтийских особенностях беларуского языка: наш язык считали «испорченным польским влиянием русским языком». б) Изображение короны на печати тоже не в пользу «русского князя». в) Шестиконечный крест на печати показан невнятно – в вопросе определения длин его поперечных концов, однако фальсификаторы на этот нюанс обратили бы внимание – ведь он важен в аспекте борьбы православия с католицизмом. Одна его «невнятность» как раз свидетельствует о подлинности печати, так как в ту эпоху и жемойты, и литвины Западной Беларуси были еще язычниками – католиками они стали только через три века. Впрочем, можно трактовать и так, что любой шестиконечный крест – православный, а любой четырехконечный – католический, так что на этом нюансе я не настаиваю. г) Если бы эта печать была продуктом петербургской школы фальсификаторов А. И. Сулакадзева и прочих, то она бы и появилась в Петербурге еще в начале XIX века. Но там она была совершенно неизвестна, а находилась в частных руках каких‑ то шляхтичей в Беларуси. д) Некоторые исследователи из Летувы высказывали предположение, что печать могли сфальсифицировать некие беларуские историки – ибо она весьма нелюбима в Летуве зато, что опровергает принятые там с 1918 года мифы о том, что, дескать, Жмудь и была самой Литвой, а Миндовг был жмудином. Но и такое предположение несостоятельно. Дело в том, что замордованная царизмом национальная интеллигенция Беларуси в XIX веке боролась за право вообще иметь свое национальное лицо.
* * * С точки зрения летувисов единственной сутью фальсификации тут могла являться только сама руническая надпись – причем вдвойне. Во‑ первых, у жемойтов и аукштайтов до принятия ими латинской азбуки в XVI веке – никогда никакой руники не было, у них был свой язык иероглифов, надписи на котором находят в Северной Беларуси и сегодня. Так что руника на печати Миндовга уже однозначно говорит о том, что ни Миндовг, ни его печать не имели отношения к жемойтам и аукштайтам. Во‑ вторых, расшифровка рунической надписи показала, что она сделана на языке беларусов (литвинов), а не восточных балтов. Это уже окончательно показывает, что Миндовг не был восточным балтом (то есть жемойтом, аукштайтом или латышом). Вот это, по мнению летувисов, и являлось целью фальсификации. Однако это предположение разбивает масса фактов. Из них выделю три главных.Во‑ первых, Республика Летува появилась в 1918 году, а Ластовский опубликовал эту печать в 1910 – когда еще никто не мог помыслить, что в будущем Беларусь и Летува будут перетягивать между собой историческое наследие ВКЛ. Даже в 1919 году мы еще ощущали себя общностью (вспомним Лит‑ Бел ССР). Во‑ вторых, Ластовский не использовал эту печать для каких‑ то «споров с летувисами за наследие Литвы» – он просто ее поместил. И при том по всей книге повторял мифы царизма о том, что земли Беларуси были якобы исконно «русскими», а «литовцами» он везде называет именно жемойтов. Поэтому зачем помешать фальсификацию, если всей своей книгой ей противоречишь? Ластовский был жертвой пропаганды западнорусизма, в искаженном виде написал историю нашего края как якобы «русского» – так что ему эта фальсификация не только не была нужна, но вообще не укладывалась в его логику. Я думаю, он был бы крайне удивлен, узнав, что надпись на печати Миндовга сделана именно на беларуском языке. Впрочем, он высказывал предположение, что Миндовг из рода полоцких князей, – но это к печати не относится, он «аргументом» ее не считал, а везде Миндовга и его отца Рингольда называл «литовскими князьями». В‑ третьих, сам Ластовский в 1910–1920‑ е годы занимался политической деятельностью в Вильне, затем в Ковно, был убежденным сторонником государственности Летувы, видел в ней «ядро литовско‑ беларуского государства», считал невозможным создание государственности Беларуси вне границ с Летувой, плюс к тому выступал за передачу Летуве Виленской области (и даже Гродненской). Он никак не мог заниматься «антилетувисскими» фальсификациями истории. Это противоречило его искренней симпатии к Летуве и его представлениям, что Летува – историческая Литва, ни малейшим образом в том не сомневаясь. И наконец, на печати – руны. Рун никто не знал ни в Речи Посполитой, ни в царской России. Конечно, главная загадка – история самой печати, откуда и как она попала неизвестному хранителю редкостей, «предназначенных для беларуских музеев». На этот вопрос мог бы ответить сам Вацлав Ластовский – но, увы, в 1938 году он погиб в застенках НКВД и унес эту тайну с собой…
|