Студопедия — Все функции знания сводятся к описанию
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Все функции знания сводятся к описанию






Если мир представляет собой комбинацию чувственных впечатлений и знание может относиться только к чувственным впечатлениям, то оно сводится лишь к фиксации этих впечатлений. Объяснение и предсказание исчезают. Объяснить чувственные переживания можно было бы только апеллируя к их источнику – внешнему миру. Логические позитивисты отказываются говорить о внешнем мире, следовательно, отказываются от объяснения. Предсказание должно опираться на существенные связи явлений, на знание причин, управляющих их возникновением и исчезновением. Логические позитивисты отвергают существование таких связей и причин. Таким образом, остается только описание явлений, поиски ответов на вопрос «как?», а не «почему?».

Из этих основных принципов неопозитивистской гносеологии вытекают некоторые другие особенности этого философского направления. Сюда относится, прежде всего, отрицание традиционной философии, или «метафизики». Философия всегда стремилась сказать что-то о том, что лежит за ощущениями, стремилась вырваться из узкого круга субъективных переживаний. Логический позитивизм либо отрицает существование мира вне чувственных переживаний, либо считает, что о нем ничего нельзя сказать. В обоих случаях философия оказывается ненужной. Единственное, в чем она может быть хоть сколько-нибудь полезной, – это анализ научных высказываний. Поэтому философия отождествляется с логическим анализом языка.

Так, Карнап говорит, что логика — единственно истинный метод философствования. Вся философия должна сводиться только к логике, т. е. к логическому анализу предложений и понятий эмпирической науки. Самого предмета у философии нет и быть не может. Сущность философского познания, в отличие от самой эмпирической науки, состоит в уяснении смысла предложений эмпирической науки путем логического анализа.

Все философские школы оказываются ложными, а поскольку они претендуют на обладание своим собственным методом, то они оказываются ложными не только по содержанию, но и бессмысленными по своему методу. Вся философия как метафизика оказывается не выдерживающей никакой критики. Нельзя, утверждает Карнап, спрашивать о сущности процессов, о сущности явлений вне или позади самих этих явлений. Можно рассуждать только о явлении, о том, как нечто происходит, а не почему происходит то или иное событие, какая сущность лежит в основе этих событий.

Понятие, согласно логическим позитивистам, имеет смысл тогда и только тогда, когда оно встречается в протокольном предложении. Если понятие употребляется вне протокольного предложения, то это понятие окажется бессмысленным. Такими понятиями наполнена философия. К ним Карнап относит понятия «дух», «материя», «сущность», «субстанция», «принцип бытия», целые предложения типа «Я мыслю, следовательно, я существую».

«Принцип бытия» — это начало бытия. У Фалеса, как утверждает Карнап, это слово еще имело под собой некоторый смысл, оно было включено в протокольное предложение. Фалес имел в виду конкретное чувственное вещество — воду. Впоследствии в элейской школе под словом «начало» стало пониматься нечто неопределенное, несводимое к протокольным предложениям. Философия в дальнейшем стала погрязать в лжетерминах, за которыми не скрывается никакое научное знание, – псевдопонятих. Если философы хотят показать, что их понятия не являются ложными, они должны показать те протокольные предложения, в которых они могут существовать. Если не смогут показать, то это — псевдопонятия. К словам такого же типа относятся и термины традиционной теологии, в первую очередь слово «Бог». Оно также, по Карнапу, не имеет референта в опыте, поэтому оно бессмысленно с точки зрения научного знания.

Кроме того, Карнап исследует предложения философского языка, которые могут содержать не только псевдопонятия, но могут быть и неправильно построены. У них может быть нарушен синтаксис — как грамматический, так и логический.

Пример нарушения грамматического синтаксиса, по Карнапу, имеется в предложении «Цезарь есть и», в котором явно нарушены грамматические правила, поэтому это предложение бессмысленно. Логический синтаксис также может быть нарушен. Предложение «Цезарь есть число» также бессмысленно, потому что в нем нарушено логическое правило построения продолжения. Все предложения науки должны быть правильно построены с точки зрения синтаксиса. Карнап рассматривает самое знаменитое философское предложение «Я мыслю, следовательно, я существую». Оно состоит из двух частей: «я мыслю» и «я существую».

В первой части, «я мыслю», утверждает Карнап, нарушен грамматический синтаксис: здесь отсутствует предикат. Декарт должен был бы сказать: «Я мыслю нечто», но не сказал, и фраза повисает в воздухе. Поэтому первая половина фразы бессмысленна. Фраза «я существую» также неправильно построена, потому что существовать может только предикат, а не субъект. Связь этих двух частей также неправомочна, поскольку делается неправильное отождествление двух «я»: в «я мыслю» под «я» имеется в виду субъект, а в предложении «я существую» — предикат, поскольку говорится о существовании «я».

Таким образом, в фразе «Я мыслю, следовательно, я существую» нарушен и грамматический, и логический синтаксис. Это предложение, с одной стороны, неверифицируемо, а с другой – построено по логически, синтаксически и грамматически неверным правилам, следовательно, это предложение бессмысленно. Значит, на его основе не может быть построена никакая философская теория.

Карнап делает общий вывод о том, что в правильном языке вообще не может быть построена никакая метафизика. Задача позитивизма, задача философии состоит в том, чтобы найти пути построения правильного научного языка.

Другой характерной особенностью неопозитивизма является его антиисторизм и почти полное пренебрежение процессами развития. Если мир представляет собой совокупность чувственных переживаний и лишенных связи фактов, то в нем не может быть развития, ибо развитие предполагает взаимосвязь и взаимодействие фактов, а это как раз отвергается. Все изменения, происходящие в мире, сводятся к перекомбинации фактов или ощущений, причем это не означает, что одна комбинация порождает другую: имеет место лишь последовательность комбинаций во времени, но не их причинное взаимодействие. Дело обстоит так же, как в игрушечном калейдоскопе: встряхнули трубочку – стеклышки образовали один узор; встряхнули еще раз – появился новый узор, но один узор не порождает другого и не связан с ним. Пренебрежение процессами развития в понимании природы приводит к антиисторизму и в гносеологии. Мы описываем факты, их комбинации и последовательности комбинаций; мы накапливаем эти описания, изобретаем новые способы записи и... этим все ограничивается. Знание – описание фактов – постоянно растет, ничего не теряется, нет ни потрясений, ни потерь, ни революций, короче говоря, нет развития. Поэтому в своем анализе научного знания неопозитивисты почти никогда не обращались к истории науки.

Модель науки логического позитивизма возникла в результате истолкования с точки зрения этих принципов структуры символической логики. В основе науки, по мнению неопозитивистов, лежат протокольные предложения, выражающие чувственные переживания субъекта. Истинность этих предложений абсолютно достоверна и несомненна. Совокупность истинных протокольных предложений образует твердый эмпирический базис науки. Для методологической концепции логического позитивизма характерно резкое разграничение эмпирического и теоретического уровней знания. Однако первоначально его представители полагали, что все предложения науки, подобно протокольным предложениям, говорят о чувственно данном. Поэтому каждое научное предложение можно свести к протокольным предложениям – подобно тому как любое молекулярное предложение экстенсиональной логики может быть разложено на составляющие его атомарные предложения. Достоверность протокольных предложений передается всем научным предложениям, поэтому наука состоит только из достоверно истинных предложений.

С точки зрения логического позитивизма, деятельность ученого в основном должна сводиться к двум процедурам: 1) установление протокольных предложений; 2) изобретение способов объединения и обобщения этих предложений. Научная теория мыслится в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия (величины), определения и постулаты; ниже располагаются предложения, выводимые из постулатов; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является. Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в последующем слиянии теорий, построенных в некоторой конкретной области науки, в более общие теории, которые в свою очередь объединяются в еще более общие и так далее, до тех пор, пока все научные теории и области не сольются в одну громадную систему – единую унифицированную науку. В этой упрощенной кумулятивной модели развития науки не происходит никаких потерь или отступлений: каждое установленное протокольное предложение навечно ложится в фундамент науки; если некоторое предложение обосновано с помощью протокольных предложений, то оно прочно занимает свое место в пирамиде научного знания.

Именно эта модель науки и определила тот круг проблем, с которыми столкнулись логические позитивисты в своей методологии. Рассмотрим две из них – проблему эмпирического базиса и проблему демаркации.

Понятие эмпирического языка было одним из важнейших понятий методологии логического позитивизма, а проблема определения этого понятия – ключевой проблемой концепции. Первоначально в качестве эмпирического языка был принят феноменалистский язык, состоящий из протокольных предложений. Протокольным предложениям приписывали следующие особенности:

а) они выражают «чистый» чувственный опыт субъекта;

б) они абсолютно достоверны, в их истинности невозможно сомневаться;

в) протокольные предложения нейтральны по отношению ко всему остальному знанию;

г) они гносеологически первичны: именно с установления протокольных предложений начинается процесс познания.

В вопросе о форме протокольных предложений среди логических позитивистов не было единодушия. Р. Карнап полагал, что эти предложения должны состоять из слов, относящихся к чувственным переживаниям; О. Нейрат отличительный признак протокольного предложения видел в том, что в него входит имя протоколирующего лица; «констатации» М. Шлика содержали слова «здесь» и «теперь», имеющие смысл лишь в конкретной ситуации. Обобщая эти мнения, можно предположить, что протокольное предложение должно было бы выглядеть так: «Я сейчас воспринимаю круглое и зеленое». Предполагается, что это предложение выражает мое «чистое» чувственное переживание в определенный момент времени и для меня оно, несомненно, истинно.

Легко понять, что это не так. Данное предложение содержит такие слова как «круглый» и «зеленый», а эти слова являются универсалиями, т. е. относятся не только к моему сиюминутному ощущению, но к громадному классу ощущений – как моих собственных, так и других людей. Поэтому они выражают лишь то, что является общим для ощущений этого класса, и не способны передать те черты моих ощущений, которые придают им субъективную уникальность и неповторимость. Таким образом, выражая ощущения в языке, мы производим абстрагирование и обобщение, сохраняя лишь общее и абстрактное. Вместе с тем эти слова являются понятиями, которые связаны с другими понятиями и подчиняются определенным законам языка, сформировавшимся в результате его длительного исторического развития и общественной практики. Поэтому содержание понятий «круглый» и «зеленый» отнюдь не исчерпывается моим мгновенным переживанием, даже если оно и влияет на их значение. Это рассуждение показывает, что выразить в языке «чистое» чувственное переживание и при этом сохранить его «чистоту», не добавив к нему рационального элемента, невозможно. Кроме того, следует учесть, что и самого «чистого» опыта, из которого исходили логические позитивисты, не существует. Это было известно уже И. Канту. В современной психологии экспериментально доказана связь между работой органов чувств и мышлением человека, в частности его профессиональными знаниями. Таким образом, убеждение логических позитивистов в том, что наука опирается на твердый эмпирический базис, а этот базис состоит из протокольных предложений, выражающих чувственные переживания субъекта, оказалось ложным. Даже если бы существовал «чистый» чувственный опыт, его невозможно было бы выразить в языке. Но к тому же такого опыта просто не существует.

Логическим позитивистам не удалось найти в науке тот несомненный эмпирический базис, существование которого вытекало из их логико-гносеологических предпосылок. Выяснилось, что такого базиса вообще нет. В настоящее время некоторые философы науки продолжают верить в существование эмпирического языка, независимого от теорий. Чаще всего в качестве такого языка выступает фрагмент обычного естественного языка. Но основания для выделения такого языка теперь уже совсем иные, нежели у логических позитивистов. Сейчас уже не говорят о полной достоверности и несомненности предложений эмпирического языка и признают влияние теорий на этот язык. Однако такой язык нужен, по мнению некоторых ученых, например, для сравнения и выбора теорий. Если нет некоторого эмпирического языка, общего для конкурирующих теорий, то их сравнение оказывается невозможным. Для того чтобы мы могли поставить эксперимент, результат которого помог бы нам выбрать одну из конкурирующих теорий, нужен нейтральный эмпирический язык, в котором мы могли бы выразить этот результат. Таким образом, если сейчас кто-то продолжает говорить об эмпирическим языке, то отсюда еще не следует, что он разделяет воззрения логических позитивистов. Однако когда эмпирический язык пытаются противопоставлять теоретическому языку как более достоверный, более обоснованный, более ясный менее достоверному и ясному, это, по-видимому, означает возврат к идее эмпирического базиса логических позитивистов.

Аналогичной неудачей закончилась попытка логических позитивистов сформулировать адекватный критерий демаркации. В философии науки XX в. проблемой демаркации называют проблему проведения разграничительной линии между наукой и другими формами духовной деятельности – философией, религией, искусством и т. п. Отличается ли наука от философии и мифа, а если отличается, то чем? Эта проблема весьма сильно занимала логических позитивистов, и они затратили большие усилия на ее решение. Однако логико-гносеологические предпосылки их концепции не позволили найти удовлетворительного решения проблемы демаркации. Они пытались провести резкую границу между наукой и ненаукой, но выяснилось, что эта граница весьма условна и исторически изменчива.

Опираясь на понимание научного знания как описания чувственно данного и руководствуясь аналогией с экстенсиональной логикой, в которой истинность молекулярных предложений устанавливается обращением к значениям истинности атомарных предложений, логические позитивисты в качестве критерия демаркации избрали верифицируемость: предложение научно только в том случае, если оно верифицируемо, т. е. сводимо к протокольным предложениям, и его истинность устанавливается наблюдением; если же предложение неверифицируемо – оно лежит вне науки. Протокольные предложения не нуждаются в верификации, так как представляют чистый чувственный опыт и служат эмпирической основой для верификации всех других предложений. Все остальные предложения языка науки должны быть верифицированы для того, чтобы доказать свою научность. Процесс верификации выявляет чувственное содержание научных предложений: если некоторое предложение нельзя верифицировать, то это означает, что оно не обладает чувственным содержанием и его следует изгнать из науки. Более того, логические позитивисты объявили верифицируемость не только критерием демаркации, но и критерием осмысленности: только верифицируемые предложения имеют смысл, неверифицируемые предложения бессмысленны. В частности, предложения философии неверифицируемы, следовательно, они не только лежат вне науки, но просто бессмысленны.

Чрезвычайная узость верификационного критерия демаркации и осмысленности не могла не вызвать протеста. Этот критерий не только уничтожал философию, но отсекал и наиболее плодотворную часть самой науки. Все научные термины и предложения, относящиеся к идеализированным или просто к чувственно не воспринимаемым объектам, с точки зрения этого критерия оказывались бессмысленными. Оставшаяся часть науки лишалась своих законов. Большая часть научных законов имеет форму общих предложений, например «Все тела при нагревании расширяются». Для верификации подобных предложений требуется бесконечно много частных предложений вида «Тело А при нагревании расширяется», «Тело В при нагревании расширяется» и т. п. Но мы не в состоянии сформулировать и проверить бесконечное количество протокольных предложений. Следовательно, законы науки неверифицируемы и должны быть объявлены бессмысленными. Однако что же будет представлять собой наука, если ее лишить законов?

Попытка найти критерий научности, который позволил бы нам сказать, что есть наука, а что псевдонаучная болтовня или ненаучная спекуляция, политическая демагогия или очередной миф, – такая попытка безусловно имеет смысл. Однако история верификационного критерия логических позитивистов показала, что стремление найти некоторый абсолютный критерий, провести абсолютную границу не может привести к успеху.

Первоначальная модель науки и научного прогресса в логическом позитивизме была настолько искусственна и упрощенна, настолько далека от реальной науки и ее истории, что это бросалось в глаза даже самим ее создателям. Они предприняли отчаянные попытки усовершенствовать эту модель с тем, чтобы приблизить ее к реальной науке. При этом им пришлось постепенно отказаться от своих первоначальных логико-гносеологических установок. Однако несмотря на все изменения и усовершенствования, модель науки логического позитивизма постоянно сохраняла некоторые особенности, обусловленные первоначальной наивной схемой. Это прежде всего выделение в научном знании некоторой твердой эмпирической основы; резкая дихотомия эмпирического / теоретического и их противопоставление; отрицательное отношение к философии и всему тому, что выходит за пределы эмпирического знания; абсолютизация логических методов анализа и построения научного знания; ориентация в истолковании природы научного знания на математические дисциплины и т. д.

Методологическая концепция логического позитивизма начала разрушаться почти сразу же после своего возникновения. Причем это разрушение происходило не вследствие внешней критики, а было обусловлено внутренними недостатками концепции. Попытки устранить эти недостатки, преодолеть трудности, порожденные ошибочными гносеологическими предпосылками, поглощали все внимание логических позитивистов. Они, в сущности, так и не дошли до реальной науки и ее методологических проблем. Правда, методологические конструкции неопозитивизма никогда и не рассматривались как отображение реальных научных теорий и познавательных процедур. В них скорее видели идеал, к которому должна стремиться наука. В последующем развитии философии науки по мере ослабления жестких методологических стандартов, норм и разграничительных линий происходит постепенный поворот от логики к реальной науке и ее истории. Методологические концепции науки начинают сравнивать не с логическими системами, а с реальными теориями и историческими процессами развития научного знания. И с этого момента на формирование методологических концепций науки начинает оказывать влияние история науки. Соответственно изменяется и проблематика философии науки. Анализ языка и статичных структур отходит на второй план.

Важную роль в этом повороте сыграл К. Поппер. И хотя сам он первоначально был весьма близок к логическому позитивизму как по стилю своего мышления, так и по обсуждаемой проблематике, его критика ускорила разложение логического позитивизма, а его позитивные идеи привели к возникновению новой методологической концепции и нового течения в философии науки.

 

 

þ Фальсификационизм К. Поппера

 

Постпозитивизм является интел­лектуальным и духовным преемником философской традиции позити­визма, вырастает из поставленных им проблем. Доказательством и демонстрацией этой преемственности служат работы одного из наиболее влиятельных современных западных философов Карла Раймунда Поппера.

К. Поппер начинал свою профессиональную деятельность в Вен­ском университете в период формирования Венского кружка. И хотя формально Поппер не было членом этого союза и всегда за­нимал по отношению к позитивизму критическую позицию, тесное творческое общение с такими его видными представителями, как В.Крафт, Г. Фейгль, Р. Карнап оказало определенное воздействие на его творчество. Историческая связь с логическим позитивиз­мом наложила отпечаток, в первую очередь, на выбор исходных проблем. Например, проблема демаркации науки и метафизики ре­шается К. Поппером в той же форме, в какой она характерна для логического позитивизма. С логическим позитивизмом его концепцию объединя­ет и принятие эмпиризма в методологии. Действительно, одной из центральных отправных задач, которую решал Поппер, была задача эмпирического обоснования научного знания.

Тезис эмпиризма включал в себя три допущения: 1) возможность жестко­го различения фактического и теоретического знания; 2) существование надежных способов получения фактических данных; 3) существование методов, позволяющих получать теоретические положения на основе результатов опыта и эксперимента. Последнее следует из признания исключительной роли индукции.

Эмпиризм и ин­дуктивизм всегда были тесно связаны: именно индуктивизм, ин­дуктивная логика были основой рождающегося эмпиризма. Однако уже вскоре после своего появления индуктивизм обнаружил свои слабые стороны. Критика индуктивизма предполагала, во-первых, логическую критику метода индукции и, во-вторых, обоснование недостаточности индуктивных способов рассуждения для реальной научной практики.

Критика индуктивизма является отправным пунктом исследова­ния Поппера. Продолжая обе названные линии критики принципа индукции, Поппер отказывает ему в статусе логической основы метода опытных наук.

Прежде всего, он руководствовался некоторыми логическими соображениями. Логические позитивисты заботились о верификации утверждений науки, т. е. об их обосновании с помощью эмпирических данных. Они считали, что такого обоснования можно достигнуть или с помощью вывода утверждений науки из эмпирических предложений, или посредством их индуктивного обоснования. Однако это оказалось невозможным. Ни одно общее предложение нельзя вполне обосновать с помощью частных предложений. Частные предложения могут лишь опровергнуть его. Например, для верификации общего предложения «Все деревья теряют листву зимой» нам нужно осмотреть миллиарды деревьев, в то время как опровергается это предложение всего лишь одним примером дерева, сохранившего листву среди зимы.

Индуктивный метод долгое время считали важнейшим, а иногда и единственным методом научного познания. Согласно индуктивистской методологии, научное познание начинается с наблюдений и констатации фактов. После того, как факты установлены, мы приступаем к их обобщению и построению теории. Теория рассматривается как обобщение фактов и поэтому считается достоверной. Правда, еще Д. Юм заметил, что общее утверждение нельзя вывести из фактов, и поэтому всякое индуктивное обобщение недостоверно. Так возникла проблема оправдания индуктивного вывода: на каком основании мы от единичных фактов переходим к общим заключениям? Осознание неразрешимости этой проблемы привели Поппера к отрицанию индуктивного метода познания вообще: «Индукция, – утверждает он, – т. е. вывод, опирающийся на множество наблюдений, является мифом. Он не является ни психологическим фактом, ни фактом обыденной жизни, ни фактом научной практики».

Каков же метод науки, если это не индуктивный метод? Познающий субъект противостоит миру не как tabula rasa, на которой природа рисует свой портрет. В самом познании окружающего мира человек всегда опирается на определенные верования, ожидания, теоретические предпосылки. Процесс познания начинается не с наблюдений, а с выдвижения догадок, предположений, объясняющих мир. Свои догадки мы соотносим с результатами наблюдений и отбрасываем их после того, как они не оправдываются, заменяя новыми догадками. Пробы и ошибки – вот из чего складывается метод науки. Для познания мира, утверждает Поппер, нет более рациональной процедуры, чем метод проб и ошибок, предположений и опровержений: смелое выдвижение теорий, попытки наилучшим образом доказать ошибочность этих теорий и временное их признание, если критика оказывается безуспешной. Метод проб и ошибок характерен не только для научного, но и для всякого познания вообще.

По мнению Поппера, единственной логикой, способной стать фундаментом методологии науки, является дедук­тивная логика. Однако последняя, в свою очередь, не может слу­жить основой эмпиризма, интересы которого продолжает защищать К. Поппер. Единственную возможность в рамках дедуктивной логи­ки выстроить связь между единичными утверждениями и общими по­ложениями науки дает известное правило modus tollens, которое гласит: ложность эмпирического следствия из теории с необходимостью ведет к ложности основания, т. е. самой теории. Однако с помощью этого правила нельзя подтвердить теорию, до­казать ее истинность, можно только опровергнуть, доказать ложность. Так с логической необходимостью рождается в концеп­ции Поппера установка на опровержение.

«Логическая теория, которая будет развита далее, прямо и непосредственно выступает против всех попыток действовать, ис­ходя из идеи индуктивной логики, – пишет К. Поппер. – Она могла бы быть определена как теория дедуктивного метода проверки, или как воззрение, согласно которому гипотезу можно проверить только эмпирически и только после того, как она была выдвину­та» (Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983, с. 50). (Дальше при ссылке на эту книгу в данном разделе будет указы­ваться только страница.)

Установка на опровержение определила всю структуру концеп­ции Поппера и его дальнейшие выводы. Прямым ее следствием является решение проблемы демаркации науки и метафизики. Как мы помним, логический позитивизм решал проблему демаркации пос­редством выдвижения принципа верификации (или опытной, экс­периментальной подтверждаемости) всех синтетических высказы­ваний. Однако как бы велико ни было число верификаций, иссле­дователь не может с абсолютной уверенностью говорить об ис­тинности теории, поскольку никогда нет гарантии, что следу­ющий опыт тоже будет подтверждающим. Поэтому, по мнению Поп­пера, принцип верифицируемости должен быть заменен принципом фальсифицируемости. Фальсифицируемость универсальных выска­зываний определяется как их способность формулироваться в виде утверждений о несуществовании. «Не верифицируемость, а фальсифицируемость системы следует рассматривать в качестве критерия демаркации. Это означает, что мы не должны требовать возможности выделить некоторую научную систему раз и навсег­да в положительном смысле, но обязаны потребовать, чтобы она имела такую логическую форму, которая позволяла бы посредст­вом эмпирических проверок выделить ее в отрицательном смыс­ле: эмпирическая система должна допускать опровержение путем опыта» (с. 63).

Попытаемся понять смысл двух важнейших понятий попперовской концепции – «фальсифицируемость» и «фальсификация».

Подобно логическим позитивистам, Поппер противопоставляет теорию эмпирическим предложениям. К числу последних он относит единичные предложения, описывающие факты, например «Здесь стоит стол», «10 декабря в Москве шел снег» и т. п. Совокупность всех возможных эмпирических или, как предпочитает говорить Поппер, «базисных» предложений образует некоторую эмпирическую основу науки. В эту основу входят и несовместимые между собой базисные предложения, поэтому ее не следует отождествлять с языком истинных протокольных предложений логических позитивистов. Научная теория, считает Поппер, всегда может быть выражена в виде совокупности общих утверждений типа «Все тигры полосаты», «Все рыбы дышат жабрами» и т. п. Утверждения такого рода можно выразить в эквивалентной форме: «Неверно, что существует неполосатый тигр». Поэтому всякую теорию можно рассматривать как запрещающую существование некоторых фактов или как говорящую о ложности базисных предложений. Например, наша теория утверждает ложность базисных предложений типа «Там-то и там имеется неполосатый тигр». Вот эти базисные предложения, запрещаемые теорией, Поппер называет потенциальными фальсификаторами теории. «Фальсификаторами» – потому, что если запрещаемый теорией факт имеет место и описывающее его базисное предложение истинно, то теория считается опровергнутой. «Потенциальными» – потому, что эти предложения могут фальсифицировать теорию, но лишь в том случае, когда будет установлена их истинность. Отсюда понятие фальсифицируемости определяется следующим образом: «Теория фальсифицируема, если класс ее потенциальных фальсификаторов не пуст».

Фальсифицированная теория должна быть отброшена. Поппер решительно настаивает на этом. Такая теория обнаружила свою ложность, поэтому мы не можем сохранять ее в своем знании. Всякие попытки в этом направлении могут привести лишь к задержке в развитии познания, к догматизму в науке и к потере ею своего эмпирического содержания.

Поппер отвергает индукцию и верифицируемость в качестве критерия демаркации. Их защитники видят характерную черту науки в обоснованности и достоверности, а особенность ненауки, скажем метафизики, – в недостоверности и ненадежности. Однако полная обоснованность и достоверность в науке недостижимы, а возможность частичного подтверждения не помогает отличить науку от ненауки: например, учение астрологов о влиянии звезд на судьбы людей подтверждается громадным эмпирическим материалом. Подтвердить можно все что угодно – это еще не свидетельствует о научности. То, что некоторое утверждение или система утверждений говорят о физическом мире, проявляется не в подтверждаемости их опытом, а в том, что опыт может их опровергнуть. Если система опровергается с помощью опыта, значит, она приходит в столкновение с реальным положением дел, но это как раз и свидетельствует о том, что она что-то говорит о мире. Исходя из этих соображений, Поппер в качестве критерия демаркации и принимает фальсифицируемость: «Для эмпирической научной системы должна существовать возможность быть опровергнутой опытом».

Непосредственно связано с теорией демаркации и решение проблемы научного метода. Методологические правила рассмат­риваются К. Поппером как конвенции. «Аналогично тому как шах­маты могут быть определены при помощи свойственных им правил, эмпирическая наука может быть определена при помощи ее мето­дологических правил» (с. 79). При установлении методологиче­ских правил необходимо выделить одно высшее правило, которое служит системообразующим для всех остальных. В теории Поппе­ра таким правилом является принцип, «согласно которому другие правила следует конструировать так, чтобы они не защищали от фальсификации ни одно из научных высказываний» (с. 79).

Все правила конструируются с целью обеспечения критерия демаркации. В целом, теорию метода можно представить в виде следующей структуры: 1) выдвижение гипотезы; 2) оценка степе­ни фальсифицируемости гипотезы; 3) выбор предпочтительной гипотезы, т. е. такой, которая имеет большее число потенциаль­ных фальсификаторов (говоря другими словами, предпочтительнее те гипотезы, которые рискованнее); 4) выведение эмпирически проверяемых следствий и проведение экспериментов; 5) отбор следствий, имеющих принципиально новый характер; 6) отбрасывание гипотезы в случае ее фальсификации (если же теория не фальсифицируется, она временно поддерживается); 7) принятие конвенционального или волевого решения о прекра­щении проверок и объявление определенных фактов и теорий ус­ловно принятыми.

Реализацией установки на опровержение является и теория роста научного знания. Отметим, что само обращение к вопросам развития, роста знания является «запретным» для позитивизма. В концепции Поппера вопросы роста знания появились в резуль­тате развития ее внутренней логики, как следствие попытки ре­шить проблему обоснования с помощью дедуктивной логики. Действительно, если эмпирический характер знания может быть сох­ранен только при условии постоянного критического отношения к нему, т. е. при условии постоянных попыток фальсификации, то успех этих попыток будет вести к элиминации предыдущих теорий и выдвижению новых гипотез, т. е. к постоянному изменению, раз­витию знания. Таким образом, начиная с разрешения трудностей проблемы обоснования, Поппер приходит к необходимости отказа­ться от самой установки на обоснование как единственно возмож­ной. Он приходит к парадоксальному, с точки зрения позитивиз­ма, выводу: обоснованное научное знание – это знание, которое прогрессирует, т. е. способно к росту.

Однако «теория роста знания» – это не логика открытия в традиционном, бэконовском, смысле слова. Поппер не затрагивает вопросов логики творчества, он исследует логику принятия и смены теорий.

Теория роста научного знания приводит Поппера к ряду фи­лософских, гносеологических выводов. Во-первых, это вывод о принципиальной гипотетичности научного знания и его фаллибилизме, т. е. подверженности опровержению. Поппер соглашается с тем, что ученые стремятся получить истинное описание мира и дать истинные объяснения наблюдаемым фактам. Однако, по его мнению, эта цель актуально не достижима. Научные теории представляют собой лишь догадки о мире, необоснованные предположения, в истинности которых мы никогда не можем быть уверены: «С развиваемой здесь точки зрения все законы и все теории остаются существенно временными, предпочтительными или гипотетическими даже в том случае, когда мы чувствуем себя неспособными сомневаться в них». Эти предположения невозможно верифицировать, их можно лишь подвергнуть проверкам, которые рано или поздно выявят ложность этих предположений.

Во-вторых, это свое­образное решение вопроса об истинности наших знаний. Истина как точное соответствие суждений фактам, по мнению Поппера, принципиально недостижима. При этом Поппер верит в объективное существование физического мира и признает, что человеческое познание стремится к истинному описанию этого мира. Он даже готов согласиться с тем, что человек может получить истинное знание о мире. Однако Поппер отвергает существование критерия истины – критерия, который позволял бы нам выделять истину из всей совокупности наших убеждений. Даже если бы мы в своем научном поиске случайно натолкнулись на истину, мы не смогли бы с уверенностью знать, что это – истина. Ни непротиворечивость, ни подтверждаемость эмпирическими данными не могут служить критерием истины. Любую фантазию можно предс







Дата добавления: 2014-11-12; просмотров: 827. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Эндоскопическая диагностика язвенной болезни желудка, гастрита, опухоли Хронический гастрит - понятие клинико-анатомическое, характеризующееся определенными патоморфологическими изменениями слизистой оболочки желудка - неспецифическим воспалительным процессом...

Признаки классификации безопасности Можно выделить следующие признаки классификации безопасности. 1. По признаку масштабности принято различать следующие относительно самостоятельные геополитические уровни и виды безопасности. 1.1. Международная безопасность (глобальная и...

Прием и регистрация больных Пути госпитализации больных в стационар могут быть различны. В цен­тральное приемное отделение больные могут быть доставлены: 1) машиной скорой медицинской помощи в случае возникновения остро­го или обострения хронического заболевания...

Гидравлический расчёт трубопроводов Пример 3.4. Вентиляционная труба d=0,1м (100 мм) имеет длину l=100 м. Определить давление, которое должен развивать вентилятор, если расход воздуха, подаваемый по трубе, . Давление на выходе . Местных сопротивлений по пути не имеется. Температура...

Огоньки» в основной период В основной период смены могут проводиться три вида «огоньков»: «огонек-анализ», тематический «огонек» и «конфликтный» огонек...

Упражнение Джеффа. Это список вопросов или утверждений, отвечая на которые участник может раскрыть свой внутренний мир перед другими участниками и узнать о других участниках больше...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия