Святитель Григорий Нисский 6 страница

Пророк объявляет и причину сего удивления; те которые недостойно населяли прежде сей град, когда был он ребрами северовыми, «смятошася, подвигошася: трепет прият я». И не трепет только, но и «болезни яко раждающия» (7). Все сие, говорит Про­рок, произведено в них духом бурным, сокрушившим корабли отступления, худо плавающее по морю житейскому. Ибо сказано: «духом бурным сокрушиши корабли варсийския» (8). Но кто содержит в па­мяти историю Деяний, тому не неизвестно «дыхание бурно» (Деян.2,21), какое ученики познали «в горнице» (1,13); и кто внимательнее читал пророчество Ионы, конечно знает, что отступившей от Бога ищет корабля, плывущего в Фарсис. Потом псаломское слово, как бы разделившись на два лица, в первых речениях принимает на себя лице начинающего речь, а в последующих произносит сказанное принявшими слово. Ибо, говорит Пророк, соглашаясь в истине прежде произнесенного, как бы узнав сказанное кем либо другим: «якоже слышахом, тако и видехом во граде Господа сил во граде Бога нашего» (Пс.47,9), Потому с наслаждением увидевших, что слышали, представил подающими совет друг другу. А совет был таков: «обыдите Сион, и обымите его, поведите в столпех его: положите сердца ваша в силу его и разделите в силу его, домы его» (13, 14), и что еще содержит в себе пса­лом.

После сего проповедь, слова распространяется по порядку по всей земле, и как до смешения языков у всех были «устне едине и глас един» (Быт.11, 1): так и теперь все народы, вся вселенная, все люди делаются единый слух и единое сердце, потому что всех оглашает единое слово. Ибо, совокупив в одно собрание весь человеческий род, и целый мир претворив в одно зрелище, всем вообще возглашает слово, говоря: «услышите еси языцы, внушите еси живущии по вселенней, земнороднии же и сынове человечестии», богат ли кто в вас, или убог (Пс.48, 2. 3). Сими тремя сочетаниями Пророк объемлет вообще всякое различие в жизни человеческой. В первом сочетание сказует: «еси языцы и живущии по вселенней», чтобы именем языков означить местные ограничения, а следующим выражением — обитателей сих мест. Сказав же: «земнороднии и сынове человечестии», людей плотских, перстных и менее разумных, отличает от спасаемых и имеющих в себе некую отличительную черту естества человеческого; а собственно отличительная черта человека — подобие Божеству. Неравенство же житейское по бедности и богатству есть самая общая причина различного и многообразного несходства в делах человеческих.

Но кто этот, вещающий слово в таком многочисленном и разнородном собрании слушателей? Кто иной, кроме свидетельствующего о Себе, что «возглаголет премудрость и разум» (4)? А глаголет это, кто имеет духа премудрости и разума, эту великую благодать, в которой человек преуспевает внимательностью и размышлением; ибо Пророк, сказав, что не отверзет уст, пока, не приклонит слух к предлагае­мому слову, говорит: «уста моя возглаголют премуд­рость, и поучение сердца моего разум» (4).

И сперва «приклоню в притчу ухо мое», а тогда уже «отверзу во Псалтири ганание мое» (5). Посему какой же это разум и какое это «ганание»? Тварь Божия, говорит Пророк, не видела приготовления ка­кого либо лукавого дня, как свидетельствует слово миробытия, но грех день радования соделал днем страха и наказания, которого могли бы мы не бояться, если бы блюдущий нашу пяту змий, которому имя беззаконие, не кружился на жизненном нашем пути и, пресмыкаясь по оному, не соделал его негладким и страшно колючим, усыпав повсюду разными чешуями страстей. Потом, все псалмопение разделив на две части, Пророк в первой части предлагает совет не иметь в виду никакого другого Избавителя. Ибо говорит, что «не избавит ни брат» ни другой какой «человек», но каждый будет сам о себе умолять, если «даст Богу измену за ся, и цену избавления души своея» (8, 9). Имеет же Пророк в виду ту заботливость, с. какою в этой жизни гоняемся за суетным, обратить для нас в совет к презрению того, о чем заботимся. Почему люди проводят жизнь в безрассудных трудах, как будто надеются жить всегда? Почему не чают себе смерти и тления те, ко­торые видят пред собою умирающих? Подлинно не­разумны и безрассудны те, которые видят, что после этой жизни другим оставят свое богатство, а сами навсегда поселятся в гробах, если имен своих воз­вышенною жизнью не вписали на небесах, но, возжелав быть именитыми на земле, соделали себя безъименными в горнем граде. А всему этому причиной то, что человек не разумеет собственной своей чес­ти, но добровольно вовлекается в скотские удовольствия, будучи предан гортани и чреву, а по чреве и скверне. Это составляет часть первого отдела в псалме. Остальная же часть содержит в себе обви­нение в ином; но опять тем же изречением оканчи­вается слово. И сим, думаю, пророчество дает нам видеть любомудренное свое учение о первой причине доступа к нам зол, — а именно, что человек уподобился скотам страстями, свойственными бессловесным.

Да и по уврачевании нашем от такого зла, совершенном благодатью Призревшего милосердо на род человеческий, люди, снова оставив доброго Пастыря, пасутся смертью, уклоняясь не на небесную, но на адс­кую пажить и делаясь овцами ада. Ибо сказано:»яко овцы во аде положени суть, смерть упасет я» (15). Так грехом снова производится в нас нечувстви­тельность к чести, даруемой нам благодатью, и стремление к бессловесной жизни. Ибо все, совершаю­щееся вне истинного разума, есть бессловесие; а бессловесие и бессмысленность свойственны скотам.

 

Глава 13. (Толкование 51, 52, 53, 54 псалмов)

 

Излишним было бы делом подробно писать о со­держащемся в псалмопении, разбирая с точностью каждое выражение; ибо желающий с великим удобством может из сказанного уразуметь и не объяснен­ное; почему, думаю, не должно речи придавать длин­ноту многословьем. Разве из доселе исследованного необходимо повторить то одно, что великий Давид два благодеяния оказывает естеству человеческому, одно тем, что иносказательно предъизображает наше спа­сение, а другое тем, что указывает людям способ покаяния, для преспеяния в этом, как бы какому искусству, обучая пятьдесятым псалмом, которым уго­товляется для нас новая победа над сопротивником.

Ибо уметь очищать себя от худого — значит стать готовым, и иметь предлог к непрестанной победе над врагом; потому что у нас в жизни сей ведется непрерывная «брань к млродержителю тьмы сей, к духовом злобы поднебесным» (Ефес.6, 12). А как при всяком приражении искушения имеем у себя одну только защиту — покаяние, то воспользо­вавшейся им с преспеянием во всякое время бывает победителем всегда нападающего.

Но при этом, хотя в надписаниях есть историчес­кая непоследовательность; однако же смысл связуется последовательно. Ибо дело с Вирсавией и Урием го­раздо позднее повествуемого об Идумеянине Доике. Последнее происходило в начале самовластья Саулова, а первое случилось незадолго до конца царствования Давидова. Но Дух не заботится в слове о временном и плотском порядке дел. Ибо какая для меня великая польза сперва узнать об Идумеянине, а по­том приобрести сведение о Вирсавии? Какая в этом добродетель? Какое восхождение к лучшему? Какой урок для изучения высших пожеланий? Но если, дознав тайны пятидесятого псалма, какое слово содержит в глубине своей, вместе с сим изучу то врачевство, какое к сокрушению противника дано нам в учении о покаянии, так что чрез это приобрету навык и умение к всегдашней победе над врагом; то смотри, сколько буду способен к дальнейшему по порядку восхождению, одерживая победу за победой.

Прочитаю же тебе историческое надписание, изло­женное в такой связи: «в конец, разума Давиду, внегда приити Доику идумейску, и возвестити Саулу, и рещи ему: прииде Давид в дом Авимелехов» (Пс.51,1.2). Из сего научаюсь, что тогда сие приводит к концу победы, когда моею жизнью, как у великого Давида, управляет разум; и тогда всего более огорчаю Доика, этого противника моему спасению, пре­бывая в дому иерея, когда сей прислужник мсков, не имея более возможности сойтись со мною лицом к лицу, тайно составляет против меня злоумышление, донося моему убийце о моем пребывании у иерея.

Да будет же явно, что такое и эти мски, к кото­рым приставлен сей Идумеянин, пасущий бесплодную породу, для которой не нашло себе места Божье благословение, в начале вложившее в тварь способ­ность к размножению, как сказано: «раститеся, и множитеся» (Быт. 1, 22); потому что размножение по­рока не от Бога; как и у мсков не друг от друга преемство рода, но всегда природа вновь производит сие животное, от себя ухищряясь и вводя в бытие не существующее в числе тварей. Без сомнения же, из сказанного явствует, какую цель имеет в виду слово. Ибо если вся, «елика сотвори» Господь, «добра зело» (Быт. 1, 31), а меск вне списка вошедших в число тварей, то явствует, что имя сие взято в историю для указания им на порок. Посему не от Бога имеет существование, да и став тем, что он есть, не достаточен в силах к продолжению собственного своего бытия. Ибо как не само себя соблюдает есте­ство мсков, так и порок не остается навсегда хранимым сам собою, но всякой раз бывает порождаем иным, когда благородное, бодрое, скорое и высоковыйное в нашем естестве поползается в вожделение сочетания с безгласным и бессловесным.

Итак, этот иноплеменник Доик, служащий Саулу вестником о Давид, этот пастух бесплодного стада мсков, не иной кто, как злой ангел, раз­личными греховными страстями привлекающий к худо­му человеческую душу, на которую, когда увидит, что она в дому истинного иерея, тогда, не имея возмож­ности поразить человека брыканиями мсков, доносит «князю злобы духа, иже действует в сынех противления» (Ефес.2,2). Но укорененный, «яко маслина плодовита в дому Божии» (Пс.51,10), отвечает мучителю теми словами, какие слышали мы в псалмопении, которое говорит: «что хвалишися во злобе сильный беззаконием» (3)? Ты, у кого «язык, яко бритва изощрена» (4), у всякого, на кого бывает воз­ложена, похищающая благолепие власов и остригающая «седмь плениц» (Суд. 16, 19) кудрей, в которых наша сила. Конечно же, из седмеричного числа, так как Исаия исчислил седмерично подаваемую благо­дать Духа, составишь себе понятие о духовных «пленицах», за острижением которых, как было с Сампсоном, следует утрата очей, и то, что человек делается посмешищем для Филистимлян, когда упиются. Но Пророк, сказав, какими чертами опи­сываются отличительные свойства сильного в пороке, присовокупляет, что Бог будет истреблять его до «конца», пока не «восторгнет» ныне, и не «преселит» от Божественного «селения», и «от земли живых» не ископает корней злобы и горечи его (7), и не совер­шится все то, что псалмопение в след за сим содер­жит в себе относящегося к той же мысли, и чем, по словам Божественного Апостола, усовершается твердость «укорененных верою» (Кол. 2, 7). Ибо Пророк говорит: «аз же яко маслина плодовита в дому Божии: уповах на милость Божию во век» (Пс.51, 10), и в продолжение времени большее еще этого, которому мера — беспредельность, и которое Пророк именует: «век века»; а сим и благодарение Богу обещается приносить вечно, говоря: «исповемся Тебе в век, яко сотворил еси» мне то, за что должно благодарить. «И терплю», — продолжает, - «имя Твое» (11), потому что терпение для преподобных Твоих есть благо.

Но как многоцветный отблеск по разнообразию цвета красок нечувствительно переходит из одного цвета в другой, неприметно смешивая между собою разноцветные лучи: так можно видеть, что сие псалмопение крайний луч мысли последовательно сливает с началом светлости следующего псалма, так что среда между псалмами делается неощутительною, пото­му что смысл предыдущего псалмопения и смысл последующего сливаются сами собою. Ибо, «яко масли­на плодовита», укоренившийся «в дому Божии», поло­живши в себе незыблемое и неподвижное утверждение веры и надежду на милость Божию благодарности сраспростерший с беспредельностью веков, приходит в раздражение на безумствующих, у которых верх безумия — об истинно Сущем, о Том, Кто над всеми и во всех, сказать: нет Его. При стольких и столь сильных доказательствах (рассуждает Пророк, и прежде всего указует на Божие о людях промышление; почему твердость надежд так непреложна, что желание исполнения, простирающееся на вечность веков, не утомляется), почему говорит «безумен в сердце своем: несть Бог; растлеша и омерзишася» в таковых начинаниях ума (Пс.52, 2). Ибо отпа­дение от подлинно Сущего действительно есть повреждение и разрушение существующего. Возможно ли кому существовать, не будучи в Сущем? Возможно ли кому пребывать в Сущем, не веруя в Сущего, что Он есть? Но подлинно Сущий, без сомнения, есть Бог, как великому Моисею свидетельствует о сем видение Богояления. Посему, кто в мысли своей не дает места бытию Божию, говоря, что Бога нет, тот, став вне Сущего, растлил собственное свое бытие.

Посему Пророк говорит: поелику «уклонишася» от Бога, то немедленно «еси непотребни быша» (4), подобно какому-то брошенному сосуду, признанному ни на что не годным. А что негодно для хорошего, то своею непригодностью для лучшего ясно показывает пригодность для худого. Итак, посему-то Господь с «небесе приниче на сыны человеческия» (3). А таковое слово предуказует Господне сопребывание с людьми в то время, когда предводителям в неверии, священникам, фарисеям, книжникам, с покорностью последовали все. Ибо они хульными своими зубами терзали и поедали народ. Потому сказано у Пророка: «тамо устрашишася страха, идеже не бе страх, снедающии люди Моя в снедь хлеба» (5. 6), подобно как и страждущие недугом водобоязни, для которых, если сделается возможным принять в себя воды, для страждущего будет сие врачевством от недуга.

Но они боятся почему-то предлагаемого в спасение, и чуждаются спасающего, по страху не погибнуть, уго­товляя себе погибель. Так и иудеи, когда взывает к ним Источник: «аще кто жаждет, да приидет ко Мне, и пиет» (Иоан.7, 37), поелику чувствилища души были у них предварительно объяты неистовством неверия, «устрашишася страха, идеже не бе страх», отвращаясь от спасительного пития, не зная того, что в роде праведных бывает Бог, дающий «от Сиона спасение Израилю, и пленение людей Своих» от лукаво пленившего нас грехом, снова воз­вращающий к Себе (Пс.52, 7), когда в веселии и радовании истинный Израильтянин и духовный Иаков.

Посему таков смысл псалмопения, как, по ска­занному теперь, можно находить в выражениях сего псалмопения. Но с сим смыслом согласно и надписание псалма. Ибо надписание дает видеть, что псалмопение сие есть победная песнь, разумно возглашаемая ликом. Ибо сказано: «в конец, о Маелефе, разума Да­виду» (Пс.52, 1); а Маелеф толкуется лик. И вместо сего: «в конец» иные толковники написали: победная песнь.

Последовательно за сим поступающее далее слово, снова соображаясь с понятиями, приобретаемыми по мере преспеяния, применяет к ним сказанное в истории загадочно. Когда бездейственным против нас делается Доик, этот Идумеянин, пасущий в себе бесполую породу мсков (а и в предшествовавшем слове сказано то, что животным сим означает­ся грех; потому что и грех есть плод бесполого оного древа, которое в Писании именуется «добрым и лукавым» (Быт. 2, 9), добрым; так как грех, за которым гонятся плотолюбцы, как за добром, при­крыт приманками удовольствия, и так же лукавым; ибо, за чем гонимся теперь, как за прекрасным, то приводит к горькому концу: равно как и в представляемом животном можно видеть знаки двух пород, коня и осла, так что меск есть вместе конь и осел, но не раздельно тот и другой, а в одном животном два, потому что двоякая природа живот­ных соединилась к произведению сего животного); посему, когда доносчиком мучителю о пребывании нашем у иерея соделается оный умопредставляемый нами иноплеменник; а потом сего величающегося порочнос­тью и приобретшего силу в беззаконии, при помощи Божьей, лишим мы владычества и, исторгнув из земли живых, искореним его; соделавшись маслиною, увеселяемою и обременяемою множеством плодов, и, будучи усилены надеждою на Бога, ликовствуя, воспоем победную песнь над побежденным: тогда по всему праву поступим в высшее, в подлинном смысле, по словам Песни, «скача на горы, и прескача на холмы» (П.Песн.2. 8). Итак, что же это за гора, на которую теперь перескакивает слово с прежней горы мыслей? Иная снова победа, и иные по победе «песни разума», слагаемые «Давиду». Вызывает же здесь на подвиги не стадо уже мсков, но племя Зифеев, которые, заседши в теснинах знойного восхождения, когда не возмогут воспрепятствовать нам совершить шествие теснинами, тогда снова поспешат к Саулу, опечаленному нашим спасением. Ибо ска­зано: «в конец в песнех разума Давиду, внегда приити Зифеем, и рещи Саулови: се Давид скрыся в нас» (Пс.53, 1. 2). Конечно же, кому не неизвестна история, тот знает некое тесное и знойное место, упоминаемое в этой стране. А под сим утесненным проходом понимаем Евангельский путь царства, на котором преграждают шествие Зифеи, то есть иноплеменное полчище демонов, эти служители сопротивной силы, и который находят немногие, отвращающиеся пути широкого. Буквально же история сия читает­ся так: «не се ли Давид скрыся у нас в Мессаре во узинах на холме?» (1 Пар. 23, 19)

Ибо действительно в сей тесноте укрываются живущие по Богу. А путь сей указует нам Новый Завет, с помощью которого можно взойти на самую высокую вершину горы, в историческом рассказе именуемую холмом. Посему, когда беспрепятственно проходим оный тесный путь, Зифеи о нашем спасении доносят мучителю; а мы имени Спасшего предоставляем власть судить нас ко благу, говоря: «Боже, во имя Твое спаси мя, и в силе Твоей суди ми» (Пс. 53, 3). Ибо совершившееся изображено в слове, как ожи­даемое.

Так Писание не обращает внимания на точность показаний времени. Ибо пророчество и о будущем многократно поведывало, как о прошедшем, и о бывшем, как об ожидаемом, что можно видеть и в сем псалмопении к концу его. Не сказал Пророк: воззрит, но «воззре око мое на враги моя» (9). Из сего дознаем, что для Бога нет ничего ни будущего, ни прошедшего, но все в настоящем, так что при речениях о Божией силе, имеют ли они какое значение прошедшего или будущего, понятие не выходит из пределов настоящего. Посему вступившей на путь знойный и тесный и обративший в бегство скопище Зифеев, говорит Богу: во имя Твое совершилось наше спасение, и в Твоем владычестве имеет силу суд наш во благо, и всегда будет это. А за сие Пророк призывает Божий слух выслушать благодарения, сказуя о восстании чуждых и сильных в злобе, о взыскании души его теми, кем предводит не Бог, но противник Божий. Ибо говорит поэтому: они «не предложиша Бога пред собою» (5), а мне «помогает Бог» (6), возвращающий зло изобретателям злобы, истиною же уничтожающий все, что враждебно истине и иноплеменною с нею. А я, говорит Пророк, воз­благодарю Того, в Чье имя спасен, потому что бла­годарность для меня благо с тех пор, как избавил­ся я от скорбей, и своими глазами увидел уничтожение врагов. Ибо пророческое око увеселяется этим, когда не усматривается более ничего сопротивного добродетели. А по истреблении порока, который, как враг, противостоит добродетели, не останется уже и имени врагов. Ибо кто еще назовется врагом, когда не живет более вражда, но, как говорит Апостол, убил ее Мир (Ефес.2, 14. 16).

Но чтобы высказанную теперь мысль приложить к словам псалмопения, прочти до буквы самое псалмопение, по порядку поставленное пятьдесят третьим. Пророк, когда преодолел уже Зифеев, увидел ко­нечную гибель порока, снова пришедши в сознание содействия свыше, воспевает победную песнь Богу. Ибо надписание читается так: «в конец, в песнех разума Давиду».

Но как в телесных борьбах подвижники ведут дело не с теми же сопротивниками, которых преодолевали на поприще в молодости, напротив того, по мере возрастающей у них силы, выходят на противоборников, которые больше и ростом и крепостью; а если и этих одолеют, вступают в борьбу с превосходнейшими и их, всегда соразмерно приращению сил своих выбирая для борьбы сильнейших противников; таким же образом и тот, кто много раз отличался победами над врагами, делает победы свои еще более знаменитыми, вступая в битву с противоборниками более знаменитыми и важными.

И поэтому просит Подвигоположника об услышании, говоря: «внуши, Боже, молитву мою, и не презри моления моего» (Пс. 54, 2). Просит также обратить внимание на подвиг его, продолжая речь: «вонми ми, и услыши мя» (3). Указывает в слове на трудности подвигов, описывая печаль, затруднение, смятение сердца, «вражий глас, стужение грешниче» (4), открывая сие Самому Подвигоположнику, как некие поражения, нанесенные на поприще противоборниками, и сверх этого еще «смятение сердца, боязнь смерти, страх и трепет», мрак, объявший всю его жизнь, (5, 6); по­чему, чтобы преодолеть столько трудностей и стать выше их, для всего этого нашелся один только способ — окрылиться ему крыльями голубиными, и под­нявшись ввыспрь, там остановить полет в таком месте, которое, будучи безопасно от всех зол, изобилует дарами Божественными. Ибо говорит Пророк: водворившись «в пустыни от дольняго малодушия и бури» искушений (8, 9), там я получил спа­сение Божие, где уничтожается порок. Так как слово: потоп у Пророка означает уничтожение, пото­му что все, поступившее в глубину, уничтожается. Посему погружение в глубину и погибель греха есть сокрушение порочного общества. Потому сказано, что потопляется Богом зло, когда разделяются Им языки соумышляющих злое. И что еще далее содержит в себе смысл сего псалмопения, изображение города, население его дурными предначинаниями, — все это кло­нится к тому же. Ибо Пророк именует и перечисляет худых обитателей сего города, сказуя, что «беззаконие и пререкание во граде» (10), «нощию обходят по стене», и еще «беззаконие, труд и неправда» пита­ются «посреде» града (11). Показывает же, какая злая толпа наполняет стогны его, именуя «лихву и лесть» (12), самое же тяжкое из всего этого, здесь поименованного, по словам Пророка, есть лицемерие, которое, при­нимая на себя равнодушную и показывающую знаки любви наружность, под этим добрым покровом скрывает обман. Посему правдивый Судья посылает поселенцев, которые достойны таковых жителей. Хо­чешь ли знать имена сих поселенцев? Сказано: «да приидет смерть на ня, и да снидут во ад живи» (16).

И изобразив словом все горести, какие постигнут их, Пророк прилагает это услаждающее изречение, которым и препобедил град со всем его наполнением, говоря: «аз же уповаю на Тя» (24). Полноту же сего города называет «мужами кровей и лсти», которые «не преполовляют» лукавого дня, какого бы рода он ни был, и не оставляют лукавства не доконченным, но достигают совершенства во зле. Победителем всех их делается Пророк сим единым изречением, которым выражает расположение к Богу, говоря: «аз же упо­ваю на Тя».

 

Глава 14. (Толкование 55 и 56 псалма)

 

Человек трудолюбивый, дошедши до сих мыслей, пусть сам читает Богодухновенные изречения псал­мопения, чтобы не утруждать его нам, излагая все до буквы и продолжая делать свой взгляд на каждую мысль. Как совершающие путь, который простирается далеко в высоту и с трудом проходим, когда встречают на дороге место, где можно сесть, отдыхают там долго, смотря по труду, какой ими по­дъят, а когда силы их снова укрепятся, побуждают себя к продолжению остального пути: так и идущий путем добродетели, для которого совершаемые им переходы суть победы над сопротивниками, как свидетельствует надписание предыдущего псалма, подкрепив себя одержанною победою, снова простирается к другой предстоящей ему победе. Велико и то борение, которое преодолел он в упомянутом псалме: скорбь, затруднение, смятение, вражду, молву (ибо это значит «глас вражий, стужения грешнича» и гнев негодующих, от чего происходят: смятение ума, бо­язнь смерти, страх, трепет, тьма и тому подобное.

Посему, кто превозмог столь многих и сильных противников, на крылах как бы голубицы, явившей­ся миру, и от преизобилующих пороками преселился в пустыню, не произращающую плевел лукавства, где приобретается упокоение одолением целого города сопротивников и всей полноты населяющих его (а населяют город сей беззаконие, труд, пререканье, лихва, лесть, смерть, нисхождение жизни во аде, и злейший всех род — всегдашнее лицемерие обитате­лей, которое под видом единодушия действует зло­козненно, и победителем которого бывает тот, кто во все время собственной жизни своей непрерывно сохраняет упование на Бога; ибо словами: «вечер и за­утра и полудне» (Пс.54, 18), объемлет Пророк целую дневную меру, в продолжение которой говорил он то, что благоволит услышать Бог, избавляющий жизнь миром от приближающихся к нему в таком великом множестве, которых он именует му­жами кровей и лести и совершенными в пороке); итак, кто надеждою на Бога одержал верх над столь многими и сильными врагами, тот, как бы при­ведя в некое забвение показанные им труды, снова восстает на борцов, еще более сильных и могущественных.

Ибо вот какой новый труд берет на себя Про­рок за прежние подвиги. О «людех», говорит он, «от святых удаленых» (Пс.55, 1). Люди же эти — вся полнота человечества, которую удаление от свя­тых заповедей на какое-то великое и беспредельное расстояние, как бы стеною, поставленною в средине, отделило от Бога. Сих-то людей призывает победою над сопротивником, в награду подвигов назначая спасение погибших; почему заслугу сию выставляет на столпе в неизгладимых письменах па­мяти, увековечивающей событие. Посему победа одер­живается «Давиду в столпописание, внегда», говорит он, «удержаша и иноплеменницы в Гефе» (1). Но чтобы не укрылся от нас смысл, сотканный в этом слове из исторических загадок, повторю сию историю, сократив в немногие слова. Зависть к Да­виду при победе его над Голиафом в жестокой душе Сауловой порождена похвалою тех, которые, ликуя, веселились по причине сей победы. И Саул всеми способами, и тайно, и явно, уготовлял Давиду смерть: то скрытно строил ему козни, то, в след за сим, явно принимался за оружье и восставлял на него подданных. Но после многих, многократно деланных Саулом покушений на жизнь Давида, наконец пришедши к Зифеям, Давид поселился в одном городе у иноплеменников, добровольно принявших его к себе. Там жил он с своими сподвиж­никами, имея при себе двух законных жен, из ко­торых одна была Израильтянка, а другая, быв преж­де женою одного из владетелей на Кармиле, по смер­ти его стала сожительницею Давидовою. Вот что содержит в себе история.

Посему то, что Давид удержан у иноплеменни­ков, не означает, что удержание сделано с худым намерением, ибо не то было на деле; а напротив того означалось сим исполненное любви и дружеское расположение, ибо Гефеи поселяют у себя изгнанного из земли отечественной. Итак, что же? Ужели это сын Иессеов Давид — человек от человеков, столько преуспел своими подвигами, что весь человеческий род, удаленный от Бога за преступление святых заповедей, снова призвал к Богу и показал ему гадательный смысл столпописания? А кто столпописанием наименует Писание Богодухновенное, тот не погрешит. Или не явствует из самой связи ис­тории, что столько велик Тот, Кто стал вне пределов естества, населил город у иноплеменных Себе, нашел Себе покой в двояком браке, взяв одну супругу из Израильского рода и другую с ложа ино­племенников, так что, если слово о Нем надлежит привести в большую ясность, то Он есть вместе Победитель и Жених. Ибо, как сильный в брани, преодолел имеющего державу смерти, и тем неисчетный народ, содержимый в аде, извел на свобо­ду; а когда народ Израильский по зависти и ревности устремился на убиение Его, удерживается Он по благорасположению иноплеменниками, и у них созидает град, разумею Церковь; и здесь-то утверждает царство Свое Изрекший подчиненным Сауловым: «отимется от вас и, царствие, и дастся языку творя­щему плоды его» (Матф.21, 43). В этом-то граде есть несколько и благорожденных Израильтян, по пророческому изречению, в котором сказано: «в Церквах благословите Бога, Господа от источник Израилевых» (Пс. 67, 27), ибо начавшее слово веры, проповедники истины, основатели Церкви, разумею учеников и Апостолов, были «от источник Изра­илевых. Князи Иудовы», говорит Пророк, «владыки их, князи Завулони, князи Неффалимли» (28). Сими признаками и указаниями пророчество предъозначает родовые отличия учеников. Между ними и «Вениамин юнейший, во ужасе» обученный тайнам, от семени Авраамова и колена Вениаминова, Божественный Апостол Павел. Впрочем, если и повествуется, что Царь имеет в сожительстве Израильтянку, то больше лю­бима им Авигея, с которою сожительствовал сперва обитатель Кармила Навал, по прозванию — «человек зверонравен» (1Цар. 25, 3), суровый горец, стригущий овец, по смерти которого жена сия сожительствует с царем и делается матерью царей.

Итак, надписание псалмопения заключает в себе столько таин, означая победу над людьми, «от свя­тых удаленными» (Пс. 55, 1), и за успехи над ино­племенниками воздвигнутый столп, который начертан­ными на нем письменами держащимся иудейского неверия служил в укоризну, а спасающимся верою — в путеуказание к добру и в образец. Самые же изречения псалмопения, как мне более кажется, относят­ся не столько к пришедшему от Давида царю, сколь­ко к самому Давиду, борцу с пороком и делателю добродетели. Но никто не может сказать, будто бы заключающиеся в псалмопении мысли не согласны с загадочными указаниями надписания. Ибо кто истинно, и как должно, взирает на богословие; тот, без сомнения, покажет жизнь согласную с верою. А сие не иначе возможно, как по низложении плотского восстания упражнениями в добродетели. Для добродетели же главное — Божья помощь, которой сподобляется своею жизнью присвоивший себе Божью милость. Как иной при внезапном нашествии какого либо раз­бойника, или убийцы, для избежания опасности, не довольствуясь самим собою, призывает на помощь кого либо из друзей; так и здесь вступающий в битву для борьбы с человеком (а именуя человека, Про­рок собирательным сим именем указывает на немощи естества) призывает помощь свыше, говоря, что попирает его борющий, что он подавлен и приведен в отчаянье продолжением борьбы во весь день; что не один враг вступает с ним в борьбу; напротив же того один этот человек есть целая толпа вра­гов. «Попраша мя», говорит Пророк, «врази мои весь день, с высоты» (3), низлагая тем самым, что они выше попираемого. И не днем, не при свете соверша­ется это; вспомоществуемый светом не убоялся бы я; почему говорит: «в день не убоюся» (4), и даете видеть умалчиваемым, что тьмою наводят на него страх враги. Впрочем, таковой борец делает для себя днем надежду на свет, которым уничтожается тьма. «В день не убоюся, аз же уповаю на Тя».