Но самая исповедь наслажденчества (эротического или эстетического) находится в противоречии с традицией русской литературы

 

Среди образов "нечистой силы", созданных русской литературой, сологубовская недотыкомка занимает особое место. Однако "нечисть" - это прием, дающий возможность писателю сказать о герое полную правду, но самое существование "нечисти" не имеет объективного значения. Через черного монаха мы лучше познаем Коврина (размеры его тщеславия), но через Коврина не виден черный монах. Недотыкомка гораздо более объективный образ. Передонов скорее лишь медиум, способный в силу своего болезненного состояния увидеть ее, но это не означает, что болезненное состояние Передонова породило недотыкомку. Недотыкомка не столько свидетельствует о безумии Передонова, сколько охаотической природе вещного мира. Она - символ этого хаоса и как таковой принадлежит миру, а не Передонову. Недотыкомка угрожает всем без исключения, и не случайно, что ее существование продолжено за рамки не только психического состояния Передонова, но и самого романа, и мы обнаруживаем ее "двойника" в известном стихотворении Сологуба, г де она терзает самого автора.

 

Категория "надежды" в "Мелком бесе" заменена категорией неизбывной "тоски".

 

Налицо связь с эстетикой позднейшего модернизма; эта связь не случайна, в исторической перспективе она обладает символическим характером, ставит роман на грань разрыва с богатой традицией, предвещая новые явления литературы XX века.

 

 

55. Рассказ И. Бунина «Легкое дыхание». (1916 г.)

История создания рассказа сообщена самим автором: «... вспомнилось, что забрел я однажды зимой совсем случайно на одно маленькое кладбище на Капри и наткнулся на могильный крест с фотографическим портретом на выпуклом фарфоровом медальоне какой-то молоденькой девушки с необыкновенно живыми, радостными глазами. Девушку эту я тотчас сделал мысленно русской, Олей Мещерской, и, обмакнув перо в чернильницу, стал выдумывать рассказ о ней с той восхитительной быстротой, которая бывала в некоторые счастливые минуты моего писательства». Но это - только внешняя сторона «творческой истории» рассказа. Вчитаемся теперь в одну из бунинских биографических записей, которая лишь на первый взгляд не имеет прямого отношения к «Легкому дыханию»: «В тот февральский вечер, когда умерла Саша и я (мне было тогда лет 7-8) бежал по снежному двору в людскую сказать об этом, я на бегу все глядел в темное облачное небо, думая, что ее маленькая душа летит теперь туда. Во всем моем существе был какой-то остановившийся ужас, чувство внезапно свершившегося великого непостижимого события». Эта запись относится к 1940 году, и в ней точно обозначен биографический, сугубо личный источник той психологической ситуации, которая запечатлена в «Легком дыхании». Зацепились друг за друга, сомкнулись в ассоциативный пучок, навсегда связались в сознании писателя - уже вне конкретного житейского события - девочка, зима, смерть, облачное небо, куда летит «маленькая душа», ужас, тайна. И стоило Бунину забрести на капринское кладбище, увидеть могильный крест и фотографию девушки с радостными глазами, как тотчас ожили в нем и отозвались впечатления детства. Поэтому и мог он с такой легкостью и «восхитительной быстротой» написать рассказ, что внутренне, психологически уже был на него ориентирован.

 

Своеобразное соотношение фабулы и сюжета в "Легком дыхании"

"Экспозиция, как пишет В. Гейдеко, не должна предвосхищать событий, которые составляют основу повествования, зачин - уничтожать фабульный интерес" (Гейдеко В. А. А. Чехов и Ив. Бунин. М., 1976). Но это "правило" совершенно не соблюдает Бунин в рассказе "Легкое дыхание". Своеобразие соотношения фабулы и сюжета [[ сюжет] ] в этой новелле заключается в том, что здесь фабульный центр переставлен из финала или кульминационного момента в начало (зачин) рассказа. Какой принцип положен в основу композиции [[композиция]]

"В самой фабуле этого рассказа нет ни одной светлой черты, - говорит Выготский, - и, если взять события в их жизненном и житейском значении, перед нами просто ничем не замечательная, ничтожная и не имеющая смысла жизнь провинциальной гимназистки, жизнь, которая явно восходит на гнилых корнях и с точки зрения оценки жизни дает гнилой цвет и остается бесплодной вовсе"

Композиция рассказа И. А. Бунина "Легкое дыхание"

Композиция произведения имеет кольцевую структуру, т.е. представляет собой рассказ в рассказе. «Рамкой» является описание кладбища и одной из могил (начало) и женщины, которая посещает эту могилу, размышляя о судьбе девушки, похороненной здесь (конец). Судьба девушки находится в центре повествования. Рассказ о ней также имеет нестандартную композицию: завязка истории, причины внутренней драмы Оли Мещерской проясняются уже после трагической гибели девушки.

Завязка рассказа, перенесенная в конец, по-новому освещает всю историю, что дает возможность почувствовать ее особенно остро. Лишь в конце рассказа выявляется, что Оля Мещерская не пустая и беспутная, а несчастная и жестокая в первую очередь по отношению к себе. И смерть, может быть, - это именно то, к чему она стремилась.

На могилу Оли Мещерской приходит ее классная дама, женская судьба которой также не состоялась, хотя и по другим причинам. Дело в том, что эта женщина всегда жила иллюзиями – «какой-нибудь выдумкой, заменяющей ей действительную жизнь. Сперва такой выдумкой был ее брат, бедный и ничем не замечательный прапорщик, - она соединила всю свою душу с ним, с его будущностью, которая почему-то представлялась ей блестящей. Когда его убили под Мукденом, она убедила себя, что она – идейная труженица. Смерть Оли Мещерской пленила ее новой мечтой. Теперь Оля Мещерская – предмет ее неотступных дум и чувств».

Композиция рассказа неназойливо позволяет сопоставить эти две судьбы. Классная дама не смогла найти свое счастье и жить полноценной жизнью ради никчемных идеалов, выдуманных ею; Оля Мещерская – отчасти, возможно, из-за общественных предрассудков, отчасти – из внутреннего понятия чести. Оля Мещерская очень любила жизнь, а ее смерть. Ее смерть – расплата за грех (высоки нравственные требования Оли Мещерской). Ее смерть – это в какой-то степени подвиг, настоящий, а не надуманный, не из тех, что всю жизнь совершает ее классная дама.

Особенностью композиции "Легкого дыхания" является ее несовпадение с диспозицией (хронологическим порядком событий). В основу композиции положен принцип ретроспекции. События в рассказе развертываются не по прямой линии, как в жизни, а скачками. Чтобы определить функцию этой перестановки, надо прежде всего выделить содержание рассказа, его очевидную фабулу. По определению Л. С. Выготского, это "житейская муть". Сама фабула этого рассказа представляет собой историю ничтожной, бессмысленной жизни провинциальной гимназистки. "Автор не только не скрывает, но, наоборот, обнажает и дает нам почувствовать во всей ее реальности ту правду, которая лежит в основе рассказа" (Выготский Л. С. Психология искусства. - М., 1968. - С. 195).

Если выделить смысловые части текста,то обнаруживается,что каждая часть обрывается в момент наивысшего эмоционального напряжения. Отсюда следует,что особенность композиции заключается в нарушении хронологии событий. В начале произведения следует отметить сплетение контрастных мотивов жизни и смерти. Описание городского кладбища,монотонный звон фарфорового венка создают печальное настроение. На этом фоне особенно выразителен портрет гимназистки с радостными,поразительно живыми глазами. Следующее предложение (Это Оля Мещерская) выделено в отдельный абзац. В рассказе Бунина названное имя еще ни о чем не говорит,однако мы уже вовлечены в действие. Возникает множество вопросов:"Кто эта девушка? Какова причина ее смерти? Автор сознательно медлит с ответом,поддерживая напряженность восприятия.

 

Художественное время рассказа И. А. Бунина "Легкое дыхание"

В данной новелле показано очень много временных перемещений. Они принижают сюжетную линию, «событийный интерес», тем самым создавая элемент лёгкости, воздушности, ветра, эмоционального абстрагирования. Время показано по общей схеме: из настоящего (на могиле) в прошлое (жизнь Оли Мещерской), опять доходит почти до настоящего (смерть Оли и следствия над убийцей), снова обращение к прошлому(встреча с офицером) и так далее. Из – за всех этих факторов мы видим хронологическую непоследовательность повествования.

Интересно, то, что все события из жизни Оли Мещерской, происходят зимой, когда, казалось бы вся природа засыпает, но тут оно "лёгкое дыхание", но в тоже время, когда наступает весна (апрель) главной героини уже нет в живых.

Таким образом Бунин противопоставляет Олю всем, всему миру, показывает её уникальность.

С помощью времени автор усиливает трагичность повествования и делает образ своей героини ярче, насыщеннее и противоречивее.

 

56. Поэтика акмеистов.

Акмеизм. Акмеизм как литературное направление оформился в 1911 г., когда Н.Гумилевым и С.Городецким было основано литературное объединение «Цех поэтов». Наиболее яркое воплощение черты этого нового направления получили в творчестве таких поэтов, как Н.Гумилев, А.Ахматова, О.Мандельштам, М.Кузмин. В самом названии объединения подчеркивалась идея ремесленной, технической работы художника-мастера со словом и стихом. Наследуя многие открытия символистов (Н.Гумилев долгие годы считал себя учеником мэтра символистов В.Брюсова), акмеисты в то же время отталкивались от опыта своих предшественников, желали вернуть поэтическом образу предметную точность, достоверность зрительного плана, освободиться от того первенства мистического начала, которое было характерно для эстетики символизма. Так, С.Городецкий в манифесте «Некоторые течения в современной русской поэзии» писал о том, что акмеисты ведут «борьбу за этот мир, звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время, за нашу планету Землю». А О.Мандельштам в статье «Утро акмеизма» символистской поэтизации стихийного начала и в человеке, и в общественной жизни противопоставил размышления о поэте как «зодчем», который воздвигает здание из слов: «Строить – значит бороться с пустотой». Утверждая уважение к слову как целостному организму, живому «логосу», Мандельштам подверг критике свойственное символистам безудержное экспериментирование со словом, ведущее, по его убеждению, к размыванию заложенного в нем смысла.

Стремлением вместить в поэтический образ всю полноту земного бытия продиктовано художественное своеобразие многих стихотворений и поэм Николая Степановича Гумилева (1886 – 1921). Будучи страстным путешественником, посетившим, в частности, далекую Африку, Гумилев воспел в своих стихотворениях дерзких, отважных людей, утверждающих себя в ситуациях риска, в вызове стихиям. Здесь нередко появляются не характерные в целом для лирики как рода литературы персонажи, вполне самостоятельные по отношению к авторскому «я» и в то же время отражающие в себе существенные стороны миросозерцания самого поэта. В стихотворении «Капитаны» эти люди, противостоящие не только бурям, но и самой судьбе, рисуются в торжественно-романтическом строе авторской речи: «Пусть безумствует море и хлещет, // Гребни волн поднялись в небеса – // Ни один пред грозой не трепещет, // Ни один не свернет паруса». В виде «сюжетного» повествования построено стихотворение «Старый конквистадор».

Стихотворение «Я и вы» представляет поэтический автопортрет лирического героя – дерзкой личности, приемлющей весь первобытный облик земного мира в его отнюдь не идеализированном виде, черпающей вдохновение в «дикарском напеве зурны» и мечтающей окончить свои дни «в какой-нибудь дикой щели, // утонувшей в густом плюще». Приближение к такой первобытности ассоциируется в гумилевской поэзии со сквозными африканскими мотивами – как, например, в стихотворении «Жираф», где экзотический, наполненный мажорными, праздничными красками («стройные пальмы», «запах немыслимых трав») образный ряд воссоздается с присущей акмеистам щедростью чувственных подробностей: «И шкуру его украшает волшебный узор, // С которым равняться осмелиться только луна, // Дробясь и качаясь на влаге широких озер». В стихотворении «Мои читатели» поэт при помощи творческой интуиции моделирует собирательный образ «своего» читателя-адресата – людей «сильных, злых и веселых», подобных отважным капитанам и дерзким конквистадорам, причастных к плоти этого, земного мира, «умиравших от жажды в пустыне, // Замерзавших на кромке вечного льда, // Верных нашей планете, // Сильной, веселой и злой».

Вместе с тем, вопреки многим акмеистическим декларациям, в реальной творческой практике Гумилева, в особенности позднего, возникает сближение с символистским интересом к мистическим сторонам человеческого бытия, что приводит к существенному усложнению образного ряда. Это проявилось в увлечении Гумилева оккультным учением о переселении душ, возможности одновременной жизни души в различных астральных пространствах, что нашло отражение в стихотворении «Заблудившийся трамвай»: «Где я? Так томно и так тревожно // Сердце мое стучит в ответ: // «Видишь вокзал, на котором можно // В Индию Духа купить билет?»». Раздумья о мистической власти причастного к высшим мирам поэтического слова выражаются в стихотворении «Слово» («Солнце останавливали словом, // Словом разрушали города»). В «Шестом чувстве» постижение тайны творчества происходит в серии образных параллелей – с рождением любовного чувства, с незримым созреванием тела и души, с законами роста и развития тварного мира, а сердцевиной лирического сюжета становится процесс постепенного облечения творческой мечты в плоть бытия, мучительная и сладостная тайна обретения художником его великого дара: «Под скальпелем природы и искусства // Кричит наш дух, изнемогает плоть, // Рождая орган для шестого чувства».