Дэниел Гоулман. Еще одно исследование показало, что в первые миллисе­кунды нашего восприятия чего-либо мы не только бессозна­тельно понимаем

Еще одно исследование показало, что в первые миллисе­кунды нашего восприятия чего-либо мы не только бессозна­тельно понимаем, что это такое, но и решаем, нравится нам это или нет. «Познавательное бессознательное» представляет со­бой наше знание не только с идентификацией того, что мы ви­дим, но и с составлением мнения об этом. Наши эмоции обла­дают собственным умом, который придерживается собствен­ных взглядов совершенно независимо от нашего рационально­го ума.

Специалист по эмоциональной памяти

Эти бессознательные заключения составляют эмоциональ­ные воспоминания, и их хранилищем служит миндалевидное тело. Проведенные Леду и другими неврологами исследования теперь, видимо, наводят на мысль о том, что гиппокамп, дол­гое время считавшийся основной структурой лимбической си­стемы, больше участвует в регистрации и выяснении смысла воспринимаемых образов, чем в формировании эмоциональ­ных реакций. Главный вклад гиппокамп вносит в обеспечение глубокого запоминания ситуации, очень важного с точки зре­ния эмоционального содержания; именно гиппокамп осозна­ет различную значимость, скажем, медведя в зоопарке и на ва­шем заднем дворе.

В то время как гиппокамп помнит голые факты, миндале­видное тело хранит в памяти эмоциональный аромат, прису­щий этим фактам. Если мы попытаемся обогнать автомобиль на двухполосной дороге и едва избежим лобового столкнове­ния со встречной машиной, гиппокамп запомнит подробнос­ти этого происшествия вроде того, по какому участку дороги мы ехали, кто был с нами, как выглядела другая машина. Но именно миндалевидное тело будет потом накрывать нас вол­ной страха всякий раз, когда мы будем пытаться обогнать ка­кую-нибудь машину в сходных обстоятельствах. Как изложил мне это Леду, «гиппокамп играет решающую роль в узнавании вами лица вашей кузины. Но только миндалевидное тело до­бавляет к этому, что вы ее терпеть не можете».

Эмоциональный интеллект

Мозг пользуется простым, но ловким способом регистра­ции эмоциональных воспоминаний с особой силой: те же са­мые нейрохимические системы приведения в боевую готов­ность, которые «натаскивают» организм реагировать на угро­жающие жизни чрезвычайные обстоятельства борьбой или бег­ством, а также ярко запечатлевают этот момент в памяти. В состоянии стресса (или тревоги, или, возможно, даже сильно­го радостного возбуждения) нерв, идущий от головного мозга к надпочечникам, расположенным в верхней части почек, ини­циирует секрецию гормонов эпинефрина и норэпинефрина, которые прокатываются волной по телу, заранее готовя его к критической ситуации. Эти гормоны возбуждают рецепторы на блуждающем нерве; помимо того, что блуждающий нерв пере­дает сообщения из головного мозга, управляющие работой серд­ца, он также служит средством передачи обратно в мозг сигна­лов, вырабатываемых под воздействием эпинефрина и норэ­пинефрина. Миндалевидное тело занимает в головном мозге главное место, куда поступают все эти сигналы; они возбужда­ют нейроны, или нервные клетки, в самом миндалевидном теле, чтобы сообщить другим зонам мозга о необходимости покреп­че запомнить происходящее событие.

При такой активации миндалевидного тела большинство мо­ментов эмоционального возбуждения, видимо, запечатлевается с дополнительной силой; вот почему мы обычно лучше запоми­наем, куда ходили на первое свидание или чем занимались в тот момент, когда услышали в новостях сообщение о взрыве косми­ческого корабля «Челленджер». Чем сильнее возбуждение мин­далевидного тела, тем прочнее отпечаток, ведь не секрет, что пе­реживания событий, которые напугали или потрясли нас боль-^Шё других, остаются для нас неизгладимыми воспоминаниями. Это означает, что мозг фактически имеет две системы памяти: одну — для обычных событий, другую — для эмоционально за­ряженных. Система, специально предназначенная для эмоцио­нальных воспоминаний, сыграла исключительно важную роль в процессе эволюции, обеспечивая животным возможность сохра­нять особенно яркие воспоминания о том, что им угрожает или доставляет удовольствие. Однако в нынешние времена эмоцио­нальные воспоминания могут оказаться плохими советчиками.

Дэниел Гоулллан

Устаревшие нервные сигнализаторы тревоги

Один из недостатков таких нервных сигнализаторов состо­ит в том, что срочное сообщение, посылаемое миндалевидным телом, иногда, вернее, достаточно часто оказывается устарев­шим, особенно в том изменчивом мире, который населяем мы, люди. Прилежно выполняя роль вместилища эмоциональной памяти, миндалевидное тело сканирует* переживаемое, срав­нивая то, что происходит в данный момент, с тем, что случи­лось в прошлом. Оно использует метод сравнения, называемый ассоциативным: если один главный определяющий элемент нынешней ситуации повторяет такой же важный элемент прош­лого, то оно может назвать это «совпадением». Вот почему та­кая цепь «плавает»: она срабатывает до того, как факт получает полное подтверждение. Миндалевидное тело привычно велит нам реагировать в настоящем, пользуясь теми методами, кото­рые отпечатались в нас в далеком прошлом вместе с мыслями, эмоциями и реакциями, задуманными в ответ на события, ско­рее всего лишь очень отдаленно напоминающими происходя­щее сегодня, но вполне подходящими, чтобы вогнать миндале­видное тело в панику.

В этом смысле показателен случай с бывшей военной мед­сестрой, которая получила психическую травму, вызванную бесконечной чередой солдат со страшными ранами, прибывав­ших в госпиталь, где она работала во время войны. Однажды днем она буквально содрогнулась от внезапно охватившего ее приступа паники, смешанной с ужасом и отвращением, — та­ким вот образом повторилась ее типичная для фронтовых ус­ловий реакция, снова запущенная много лет спустя странным зловонием, которое она почувствовала, когда открыла дверь стенного шкафа и... обнаружила там обкаканную пеленку, спря­танную ее сыном, едва начавшим ходить. Очень немного мел­ких моментов, сопутствующих ситуации, — вот все, что нуж­но, чтобы приобрести сходство с какой-то прошлой опасно­стью, которая заставит миндалевидное тело объявить чрезвы-

* Сканирование — непрерывное упорядоченное поэлементное про­сматривание пространства или объекта.

Эмоциональный интеллект

чайное положение. Вся беда в том, что вместе с эмоционально насыщенными воспоминаниями, способными запускать ответ­ную реакцию на критические обстоятельства, срабатывают и столь же устаревшие способы реагирования.

В такие моменты неточность реакции эмоционального моз­га усугубляется тем фактом, что многие глубокие эмоциональ­ные воспоминания восходят к самым первым годам жизни, к взаимоотношениям между ребенком и теми, кто о нем заботит­ся. Это особенно оправдывается в отношении травмирующих событий вроде побоев или полной заброшенности. В этот ран­ний период жизни другим структурам мозга, в частности, гип-покампу, играющему решающую роль в тематических воспо­минаниях, и неокортексу, средоточию рационального мышле­ния, еще только предстоит полностью развиться. В том, что касается памяти, миндалевидное тело и гиппокамп действуют сообща; каждый из них хранит и восстанавливает свою особую информацию независимо от другого. Пока гиппокамп восста­навливает информацию, миндалевидное тело решает, имеет ли эта информация какую-либо эмоциональную валентность*. Но миндалевидное тело, очень быстро достигающее полного раз­вития в мозге младенца, при рождении бывает почти полно­стью сформировавшимся.

Леду ищет в роли, которую играет миндалевидное тело в детстве, подтверждение тому основному принципу, на котором долгое время базировалась психоаналитическая мысль: взаи­модействия, имеющие место в самые ранние годы жизни, со­ставляют набор эмоциональных уроков, в основе которых ле­жат взаимная настроенность и рассогласование при контактах между младенцем и теми, кто за ним ухаживает. Эти эмоцио­нальные уроки чрезвычайно сильны, хотя их и очень трудно понять с точки зрения взрослой жизни, потому что, как счита­ет Леду, они хранятся в миндалевидном теле в виде черновых, невыразимых словами программ эмоциональной жизни. По­скольку эти самые ранние эмоциональные воспоминания уко­реняются еще до того, как у младенца находятся слова для

* Валентность — свойство объекта быть притягательным или оттал­кивающим.

Дэниел Гоулман

описания своих переживаний, то впоследствии, когда эти эмо­циональные воспоминания приходят в действие, у нас не ока­зывается никакого соответствующего набора четко сформули­рованных мыслей по поводу овладевающей нами ответной ре­акции. Значит, единственная причина, по которой нас настоль­ко озадачивают наши эмоциональные взрывы, это то, что они часто приходят из тех ранних периодов нашей жизни, когда обстоятельства ставили нас в тупик, а мы пока еще не могли выразить словами свое понимание событий. Возможно, нас обуревают сумбурные чувства, но нет слов, чтобы выразить вос­поминания, сформировавшие их.

Когда эмоиии проворны и «безграмотны»

Было, наверное, часа три ночи, когда в дальнем углу моей спальни что-то огромное пробило потолок, вывалив в комнату содержимое чердака. В мгновение ока я вскочил с постели и выбежал из комнаты, подгоняемый страхом, что сейчас обру­шится весь потолок. Через некоторое время, осознав, что мне ничто не угрожает, я осторожно заглянул в спальню, чтобы выяснить, что же вызвало весь этот переполох, и обнаружил, что грохот, который я принял за звук обваливающегося потол­ка, на самом деле произвело падение высоченного штабеля ко­робок, сложенного в углу моей женой, когда она накануне за­нималась наведением порядка в своем стенном шкафу. С чер­дака ничего не свалилось по той простой причине, что никако­го чердака у нас не было. Потолок был цел и невредим — равно как и я.

Мой прыжок с постели в полусонном состоянии — кото­рый наверняка спас бы меня от увечья, если бы и вправду вдруг обрушился потолок, — служит иллюстрацией способности миндалевидного тела побуждать нас к действию в чрезвычай­ных ситуациях в те жизненно важные моменты, которые про­летают до того, как неокортекс полностью осознает, что же все-таки происходит. Путь передачи информации о чрезвы­чайной ситуации от глаза или уха к таламусу, а от него к мин­далевидному телу играет решающую роль: он сберегает время

Эмоциональный интеллект

в критической ситуации, когда требуется мгновенная реакция. Однако по этой цепи от таламуса к миндалевидному телу пе­редается только небольшая часть сенсорной информации, а большая ее часть проходит по главному пути — к неокортек­су. Так что в миндалевидное тело по экспресс-маршруту в луч­шем случае поступает простой сигнал, исполняющий только функцию предостережения. Как заметил Леду: «Вам не нуж­но точно знать, что это такое, чтобы понимать, что он может быть опасным».

Прямой проводящий путь имеет огромное преимущество с точки зрения срабатывания мозга, которое исчисляется тысяч­ными долями секунды. К примеру, миндалевидное тело мозга крысы начинает ответную реакцию на восприятие менее чем через двенадцать миллисекунд, то есть через двенадцать тысяч­ных секунды. Путь от таламуса к неокортексу, а от него к мин­далевидному телу примерно в двенадцать раз длиннее. Анало­гичные измерения в человеческом мозге провести еще только предстоит, но, по приблизительной оценке, результаты, види­мо, будут те же.

В период эволюции значимость этого прямого пути с точ­ки зрения выживания, наверное, была огромной, поскольку он обеспечивал выбор варианта быстрого отклика, который экономил несколько критических миллисекунд времени реа­гирования на опасность. Причем именно эти миллисекунды вполне могли спасти жизни нашим предкам из протомлеко-питающих, да еще в таком множестве ситуаций, что данный механизм закрепился в мозге каждого млекопитающего, вклю­чая ваш и мой. И хотя эта цепь, возможно, играет относитель­но ограниченную роль в ментальной жизни человека, сводясь в основном к эмоциональным вспышкам, значительная часть ментальной жизни птиц, рыб и рептилий происходит при ее непосредственном участии, так как собственно их выживание зависит от постоянного слежения за хищником или добычей. «Такой примитивный малый мозговой аппарат у млекопита­ющих оказывается главным у немлекопитающих, — замечает Леду. — Он позволяет очень быстро включать эмоции, хотя и работает кое-как: клетки срабатывают быстро, но не слишком точно».

Дэниел Гоулллан

Подобная неточность, скажем, у белки превосходна, по­скольку если та и ошибается в своих реакциях, то исключи­тельно в сторону повышения собственной безопасности, уле­петывая при первых признаках появления чего-то похожего на грозного врага или бросаясь вперед, чтобы схватить что-то съедобное. Что же касается человека, то в его эмоциональной жизни такая неточность подчас имеет катастрофические по­следствия для наших с вами взаимоотношений, поскольку это означает, что мы, образно выражаясь, можем наброситься не на ту вещь или человека или удрать не от того, от чего или кого стоило бы удирать. (Представьте, к примеру, официантку, которая роняет на пол поднос с шестью обедами, случайно наткнувшись взглядом на женщину с огромной копной ры­жих локонов, как две капли воды похожую на ту, ради кото­рой ее недавно бросил муж.)

Подобные опережающие эмоциональные ошибки основа­ны на том, что чувство предшествует мысли. Леду называет это «предпознавательной эмоцией», реакцией, основанной на пе­редаваемых по нервным путям клочках и обрывках сенсорной информации, полностью не приведенных в порядок и не объе­диненных в узнаваемый объект. Это — сенсорная информация в совершенно необработанном виде, нечто вроде невральной «Угадай эту мелодию», в которой вместо скоропалительных за­ключений относительно мелодии, выносимых после прослуши­вания всего нескольких нот, общее представление складывает­ся из нескольких первых ориентировочных частей. Если мин­далевидное тело уловит появление важного сенсорного образа, оно сделает поспешный вывод, запустив свои реакции раньше, чем получит исчерпывающее — или хоть какое-нибудь — под­тверждение.

Нет ничего удивительного в том, что мы совершенно не способны проникнуть во мрак наших взрывных эмоций, осо­бенно тогда, когда они удерживают нас в рабстве. Миндалевид­ное тело может отреагировать, обезумев от ярости или страха, раньше, чем кортекс выяснит, что происходит, потому что по­добная необработанная эмоция запускается независимо от мышления и опережает его.

Эмоциональный интеллект