Л Е К Ц И Я № 25. Критерии истины

Вопрос о возможности разграничения истины и заблуждения всегда интересовал познающую мысль. Собственно в этом и за­ключается вопрос о критерии истины. В истории философии и науки высказывались различные точки зрения на сей счет. Так, Декарт критерием истинных знаний считал их ясность и отчетли­вость. Л. Фейербах такой критерий искал в чувственных данных. Но оказалось, что ясность и отчетливость мышления — вопрос крайне субъективный, а чувства нередко нас обманывают.

В качестве критерия истины выдвигались общезначимость (то, что признается многими людьми); то, что является выгодным, полезным, приводит к успеху — прагматизм; то, что соответству­ет условному соглашению — конвенционализм; то, во что люди сильно верят; то, что соответствует мнению авторитетов, и т. д.

В каждой из приведенных точек зрения о критерии истины со­держались отдельные рациональные идеи: важная роль чувствен­ности в постижении истины, требование ясности, простоты и красоты при построении тех или иных форм знания и др. Одна­ко указанные концепции не смогли удовлетворительно решить проблему критерия истины, ибо в его поисках не выходили за пределы самого знания.

Критерий истины (от греч. kriterion — «мерило для оценки че­го-либо») — средство проверки истинности или ложности того или иного утверждения, гипотезы, теоретического построения и т. п. Критерием истины является общественная практика. На­учные теории получают свою окончательную проверку в практи­ке: в промышленном и сельскохозяйственном производстве, в революционной деятельности масс по переустройству общества. Если теория успешно применяется на практике, то это означает, что она является истинной. Способы проверки той или иной мы­сли на практике могут быть различными.

Часто практическая проверка осуществляется опосредованным путем. Так, установление истинности того или иного утвержде­ния проходит путь логического доказательства и в результате опи­рается на практическую проверку некоторых исходных положе-

ний теории, которые в ее рамках специально не доказываются. Однако проверка на практике научных теорий не означает пре­вращения их в абсолют, научные теории развиваются, обогаща­ются, уточняются, некоторые их положения заменяются новыми. Это связано с тем, что сама общественная практика и способы со­поставления через практику научных теорий с действительно­стью постоянно развиваются, совершенствуются. Поэтому лишь развивающаяся общественная практика может полностью под­твердить или опровергнуть то или иное человеческое представ­ление.

Проверка знания «на истину» практикой не есть какой-то одно­разовый акт, нечто неизменное или «зеркальное сличение», а она есть процесс, т. е. носит исторический, диалектический характер. Это значит, что критерий практики одновременно определенен и неопределенен, абсолютен и относителен. Абсолютен в том смысле, что только развивающаяся практика во всей полноте ее содержания может окончательно доказать какие-либо теоретиче­ские или иные положения.

Л Е К Ц И Я № 26. Красота и ценность истины (единство красоты, истины и добра)

Бесспорно, признание таких вечных ценностей, как истина, красота и добро (и каждая ценность по отдельности), является от­личительным признаком гуманного в человеке. Известные разно­гласия дают себя знать, когда рассматривается связь ценностей друг с другом. Часть мыслителей серьезно сближает ценности. «Прекрасное — это законченное выражение Добра. Добро же — законченное выражение Прекрасного», — считал Р. Тагор. По Со­крату, знание, истина есть добро. Категоричен и Г. Флобер: «Все, что прекрасно, — нравственно». Другие авторы настроены менее оптимистично: «Понятие красоты не только не совпадает с доб­ром, но, скорее, противоположно ему, так как добро большей частью совпадает с победой над пристрастиями, красота же есть основание всех наших пристрастий» (Л. Н. Толстой). Выясняется, что полное сведение одной ценности к другой несостоятельно. Б. Паскаль замечает, что «у сердца есть свой разум, который на­шему разуму неизвестен». Иногда нельзя свести одну ценность к другой, но есть возможность представить их взаимосвязь.

Не счесть утверждений, в которых в той или иной форме под­черкивается взаимодополнительность истины, красоты и добра, а так же равных им: ума, сердца и воли. В. Гюго писал: «Великая любовь неразлучна с глубоким умом, широта ума равняется глу­бине сердца; оттого крайних вершин гуманности достигают вели­кие сердца, они же умы. Высота чувств — в прямом соотношении с глубиной мысли. Сердце и ум — две конечности баланса». Фи­лософ видит в этом рассуждении концепцию прямой пропорцио­нальности (В. Гюго говорит о прямом соотношении) истины и красоты.

Истина, красота и добро, дополняя друг друга, образуют нечто вроде положительного единства (В. С. Соловьев). Истина не есть красота, а красота не сводится к добру, но тем не менее каждая из трех ценностей в определенном смысле указывает на другую. И. Кант однажды определил прекрасное как символ морального добра. Категория символа здесь, на наш взгляд, появилась далеко

не случайно. Рассматриваемые три ценности связаны друг с дру­гом отнюдь не простой, а весьма сложной символической связью.

В них выражена вся полнота жизни человека. При всем жела­нии человек никак не может ограничить свое бытие одной из трех сфер: познания, чувства, поступка. В силу этого человек объеди­няет истину, красоту и добро. Тому, кто утверждает, что истина превыше всего, тут же укажут на достоинства красоты и добра. Кто считает красоту вершиной человека, упускает из виду истину и добро. А настаивающий на приоритете добра не до конца оце­нил достоинства истины и красоты. Человек достигает полноты жизни в единстве всех ценностей, добиваясь их гармонии, вза­имоусиления, резонанса.

Разумеется, истина (правда), красота (прекрасное) и добро — это идеалы, рядом с которыми постоянно находятся их антиподы: заблуждение (и ложь), безобразное и зло. К какому полюсу будет стремиться человек — это, естественно, дело его философского выбора, его свободы, его ответственности перед собой лично и перед другими.