Меж тем как белые камни на кладбище
Вокруг церкви как бы дрожали на летнем солнце. И пусть мои собственные воспоминания Были невыносимо громадны, но там были вы, о пионеры, Со склоненными головами, переполнены печалью О сыновьях, погибших в битве, и дочерях И маленьких детях, ушедших утром жизни, Либо в невыносимый час полдня. Но в эти поменты трагической тишины, Когда вино и хлеб передают друг другу, Умиротворение приходило к нам - К нам, пахарям и лесорубам1, К нам, крестьянам, братьям крестьянина из Галилеи - К нам приходил Утешитель И утешение языков пламени! 1 - у Мастерса сказано "...and the hewers of wood", что соответствует "...hewers of wood and drawers of water" in Joshua 9:27 и в русском переводе "посему жители Гаваона сделались дровосеками и водоносами для жертвенника Божия" в Книге Иисуса Навина, Глава 9 Исайя Бетховен Мне сказали, что мне осталось три месяца жить, Вот я и доковылял к Бернадотту, И сидел у мельницы часами, Где накопившаяся вода, текущая в глубине, Кажется неподвижной: О, мир, таков и ты! Ты - просто место разлива реки, Где Жизнь смотрит на нас, а мы радуемся Ее в нас отражению, и так мы мечтаем, И отворачиваемся, но когда вновь Мы ищем ее лицо, то видим низины, И засохшие тополя там, где мы вливаемся В главное русло! Но тут, у мельницы, облака словно замки Передразнивали себя в дрожащей воде; И по ее агатовой поверхности ночью Огонь луны бежал перед моими глазами Среди тишины леса, нарушенной Флейтой из хижины на холме. Когда же я окончательно слег, Слабый и мучимый болью, в круговерти снов, Душа реки вошла в мою душу, И душа моя, собрав все силы, двигалась Так быстро, что казалась покоящейся Под городами из облаков и под Сферами серебра и меняющихся миров - Покуда я не увидел наконец отблеск труб Над крепостными стенами Времени! Элайджа Браунинг Я был среди множества детей, Танцующих у подножия горы. Ветерок с востока подхватывал их, словно листья, Взметая иных вверх по склонам... Все изменилось. Вдруг появились летучие огни, и мистические луны, и музыка снов. Нас накрыло облако. Когда оно ушло, все стало иначе. Теперь я был среди множества борющихся. Потом фигура, мерцающая золотом, и другая - с трубой, И еще одна, со скипетром, встали передо мной. Они передразнивали меня и танцевали ригодон1 и исчезли... Снова все изменилось. Из беседки, утопающей в маках, Женщина обнажила грудь и потянулась к моему рту приоткрытым ртом. Я поцеловал ее. Вкус ее губ был соленым. Она оставила кровь на моих губах. Я почувствовал безмерную усталость. Я поднялся и двинулся вверх, но туман словно с айсберга Окутал мои шаги. Я замерз и чувствовал боль. Потом меня вновь озарило солнце, И я увидел туманы подо мной, скрывающие все, что ниже. Тогда я, согнувшись над посохом, узнал Свой силуэт на снегу. А надо мной Был воздух без звуков, пронизанный ледяным конусом, Над которым висела одинокая звезда! Дрожь восторга, дрожь страха Пробежала по мне. Но я не мог вернуться к склонам - Нет, я и не желал возвращаться. Потому что истраченные волны симфонии свободы Ласкались к эфирным скалам вокруг. Поэтому я добрался до вершины. Я отбросил посох. Я коснулся звезды Протянутой рукой. И полностью исчез. Ведь гора приводит к Бесконечной Истине Того, кто коснется звезды! Ригодон - старинный французский танец, веселого характера, в скоромдвижении. Писался в двух или трехколенном складе, по восьми тактов вкаждом. Размер четырехдольный или двухдольный. Вебстер Форд Помнишь ли ты, Аполлон Дельфийский, Закат на реке, когда Микки Макгру Вскричал: "Там приведение!", а я ответил: "Это Дельфийский Аполлон.";; А сын банкира издевался над нами, говоря: "Это игра света На ирисах у воды, вы полудурки."; И с того момента, сквозь все эти тягостные годы, Долго после того как бедный Мики погиб, упав с водонапорной башни, Вниз, вниз, через вопящую мглу, я пронес Видение, что погибло с ним, словно падающая ракета, Гаснущая, коснувшись земли - но прятал его, боясь Чтобы сын банкира не призвал Плутоса меня спасать? Отмщены были вы за стыд трепетного сердца,
|
