Старость

Психологическая литература, посвященная старческому возрасту (по-прежнему скудная), как правило, рассматривает этот период как время упадка. Раз за разом указывается, что пожилые люди должны справиться с рядом физических и социальных утрат. Они утрачивают физическую силу и здоровье, теряют работу и значительную часть дохода после выхода на пенсию и, с течением времени, теряют своих супругов, родственников и друзей. В равной степени мучительно и то, что они сталкиваются с неизбежной утратой статуса, которая в Америке сопровождает старение, отсутствие активности и «бесполезность» (см. Gitelson, 1975; Havighurst, 1952,1968). Недавно ряд психологов попытались нарисовать более оптимистическую картину. Хотя и признавая многие проблемы и потери, эти психологи говорят, что старость может приносить удовлетворение и обеспечивать новый опыт — «пока человек активно участвует в жизни окружающей его среды» (Cole & Cole, 1993, p. 671; см. также P. S. Kaplan, 1998, р. 465).

Взгляд Эриксона был направлен совсем в другую сторону. Он не проявлял особого интереса к активности и полезности пожилого

человека или к его участию во внешних делах. Вместо этого он сосредоточил свое внимание на внутренней борьбе этого периода — борьбе, которая связана с мучительными чувствами, но обладает потенциалом для внутреннего роста и мудрости. Он назвал эту борьбу целостность эго против отчаяния.

Когда старые люди сталкиваются со смертью, то занимаются, как предполагал Эриксон, тем, что принято называть обзором жизни (Butler, 1963). Они оглядывают свою жизнь ретроспективным взглядом и задают вопрос, была ли она достойной. В процессе этого они переживают предельное отчаяние — чувство, что жизнь была не такой, какой она должна быть, но теперь время ушло и нет возможности опробовать альтернативные стили жизни. Зачастую отчаяние прячется за отвращением. У многих стариков отвращение вызывает любая мелочь; для них нетерпимы борьба и ошибки других людей. Подобное отвращение, говорил Эриксон, в действительности указывает на их презрение к самим себе (Erikson, 1959, р. 68).

Когда старый человек сталкивается с отчаянием, он пытается обрести ощущение целостности эго. Трудно дать определение целостности эго, говорил Эриксон, но она включает в себя ощущение, что в жизни человека присутствует определенный порядок, и «приятие своего единственного цикла жизни как чего-то, что должно было произойти и что, в силу неотвратимости, не допускает какой-либо замены» (1963, р. 268). Целостность, по-видимому, выражает следующее чувство: «Да, я совершал ошибки, но, учитывая, кем я был в то время и сопутствующие обстоятельства, эти ошибки были неизбежны. Я принимаю их, вместе со всем хорошим, что было в моей жизни». Целостность — это чувство, которое также выходит за рамки «Я» и даже за пределы национальных и идеологических границ. Старый человек, на определенном уровне, испытывает чувство единения «с упорядоченными обычаями отдаленных времен и различных поприщ, как они выражены в незатейливых произведениях и поговорках подобных времен и поприщ» (р. 268).

Эриксон (Erikson, 1976) говорил нам, что кризис старости прекрасно проиллюстрирован в фильме Ингмара Бергмана «Земляничная поляна». Этот фильм, по словам Эриксона,

изображает автомобильную поездку старого шведского профессора из местечка, где он живет после выхода на пенсию, в город Лунд. Там, в старинном кафедральном соборе, доктор Исак Борг должен получить высшую награду своей профессии, Почетную докторскую степень, которой отмечают 50 лет безупречной службы. Но эта поездка на автомобиле по отмеченным указателями дорогам через знакомую местность становится также символическим паломничеством назад в детство и в неизведанные глубины его «Я». (р. 1)

Фильм начинается с того, что Борг делает в своем дневнике записи, в которых выражает удовлетворение тем, что жизнь смогла ему предложить. Затем на экране показан страшный сон, символизирующий страх смерти у главного героя. Пробудившись, Борг решает добираться до Лунда на автомобиле, а не на самолете, и взять с собой свою невестку Марианн, переживающую супружеский кризис, разрешению которого Борг до сих пор отказывался помочь. Оказавшись в автомобиле, они сразу же начинают ссориться, и Марианн говорит ему, что «несмотря на то, что все называют его великим гуманистом, он — всего лишь старый эгоист» (Bergman, 1957, р. 32). Во время поездки у Борга происходят и другие столкновения с Марианн и прочими людьми, его также посещают яркие сны и воспоминания о его прошлом. Эти сны и воспоминания вызывают у него сильнейшее ощущение своей ничтожности. Он начинает осознавать, что всю свою жизнь был сторонним наблюдателем, занимавшимся морализаторством и во многих отношениях неспособным на любовь. Тем самым мы понимаем, что первоначальное ощущение целостности было у Борга поверхностным; представляя себе смерть и обозревая свою жизнь, он видит ее многочисленные неудачи.

В конечном счете, однако, прозрение Борга приводит не к окончательному отчаянию, а к новому приятию прошлого. Во время вручения.ему Почетной докторской степени, которое теперь становится для него скорее заурядным событием, он начинает видеть «поразительную причинность» в событиях своей жизни — прозрение, которое примечательным образом напоминает утверждение Эриксона о том, что целостность эго включает в себя ощущение неизбежной упорядоченности прошлого. В равной степени впечатляет и изменение характера Борга. В конце фильма он выражает свою любовь к Марианн и предлагает помощь ей и своему сыну.

Благодаря этому фильму, мы понимаем, почему Эриксон подчеркивал важность как позитивного, так и негативного полюса своих кризисов. Первоначальное чувство целостности было у Борга поверхностным и неубедительным. Более содержательное чувство целостности появилось у него только после того, как он тщательно проанализировал свою жизнь и сумел справиться с определенным экзистенциальным отчаянием (Erikson, 1976, р. 23).

Эриксон и Бергман, таким образом, указывают на внутреннюю борьбу, которую мы склонны упускать из виду, когда смотрим на старых людей. Мы видим их многочисленные физические и социальные трудности и можем сожалеть о том, что старые люди кажутся такими «бесполезными». Мы можем затем попытаться скорректировать свои представления, найдя примеры старых людей, которые более «полезны», энергичны и принимают большее участие во внешних делах. Но мы по-прежнему оцениваем пожилых на основании внешнего поведения. Мы оказываемся неспособными увидеть внутреннюю борьбу. Мы неспособны понять, что тихий старый человек может решать некоторым образом самый важный из всех вопросов: была ли моя жизнь, подходящая теперь к концу, наполнена смыслом? Что наполняет жизнь смыслом?

Эта внутренняя борьба, как правило, превращает старого человека в своего рода философа, и из этой борьбы произрастает такое качество эго, как мудрость (wisdom). Мудрость может быть выражена многими способами, но она всегда отражает вдумчивую, обнадеживающую попытку найти ценность и смысл жизни перед лицом смерти (Erikson, 1976, р. 23; 1982; р. 61-62).

Теоретические вопросы