Tertium (лат.) — третье звено. —Примеч. ред.

силлогистическими умозаключениями у детей [Hawkins et al., 1984], — результаты, которые, как полагали вначале, подрывают или даже опровергают теорию Пиаже. Несколько ранее мы уже писали, что, например, в исследовании Марковича и др. [Markovits et al., 1989] предполагается, что упомянутые задачи на анализ рассуждений могут быть решены на основе дооперационального мышления, например, трансдукции и других фигуративных нелогических способов, как изначально полагал Пиаже [Piaget, 1967а]. Мы также повторяем, что для Пиаже характерным показателем формально-операционального мышления служит не решение отдельной задачи, а комбинаторные свойства (т.е. способность субъекта учитывать все возможности). Как не раз говорил об этом Пейперт [Papert, 1961 ], основной пункт непонимания критиками Пиаже связан с тем, что он ищет алгебру в мыслительных процессах субъекта, а не в проблемной ситуации или в задаче [Monnier, Wells, 1980].

Исследователи также полагают, что низкие результаты в задаче Уэйсона [Wason, 1968] в большей степени связаны с недопониманием самой задачи, чем с отсутствием формального мышления. Этот вывод подтверждается двумя видами фактических данных. Во-первых, решение задачи существенно улучшается в том случае, если ее конкретное содержание в большей степени знакомо испытуемым [Johnson-Laird, Legrenzi, 1972]. Во-вторых, решение становится более доступным, если испытуемым предоставляется возможность предварительных проб [Ward, Byrnes, Overton, 1990]: «В ходе множества опытов мы убедились, что возможность попрактиковаться в задаче образует необходимое условие достижения испытуемыми максимального результата» [Р. 834].

В последние годы жизни Пиаже существенным образом пересмотрел свои логические модели [Piaget, 1986; Piaget, Garcia, 1987]. Он проанализировал часто звучащую в его адрес критику, будто его «психо логика» излишне сильно привязана к аристотелевской истинно-значной логике и потому не в состоянии разрешить хорошо известные парадоксы материальной импликации, т.е. утверждения формально правильные, но лишенные смысла, например: «Если Пиаже швейцарец, то Женева — столица Швейцарии. Пиаже швейцарец. Следовательно, Женева — столица Швейцарии» [Piéraut-Le Bonniec, 1990; Ricco, 1990]. Признав, что его исходная модель формальных операций была слишком сильно привязана к экстенсиональной (logique extensionelle) или истинностно-функциональной логике, Пиаже и Гарсиа [1987] в своей книге «К логике смысла» попытались разработать альтернативный подход — интенсиональную логику, не сводящую вопросы о смысле к вопросам об истинностности, т.е. сформулировать такую логику, которая устанавливает тесную взаимозависимость между формой и содержанием [Ricco, 1993]. В этой новой, интенсиональной логике «место центральной операции занимает то, что мы называем импликацией по смыслу, или осмысленной импликацией» [Piaget, Garcia, 1987, P. 11], а не материальная импликация.

Импликация по смыслу — это такая импликация, в которой «р влечет q, в том и только в том случае, если смысл (содержание) q присутствует в р, и эта смысловая связь транзитивна»[Piaget, 1980b, P. 5]. В модальной логике [Anderson, Belnap, 1975] смысловая импликация также известна как логика следования (logic of entailment). Пиаже пришел к мысли, что импликация, выражающая следование, имеет больше смысла и лучше организована, чем импликация, не предполагающая следования. Сравните: «Если я человек, то я смертен» и «Если я смертен, то я человек». В то время как в первом случае отрицание консеквента «Я не смертен» было бы не только ложным, но и невозможным в действительности, во втором случае — «Я не человек» — оно было бы ложным, но возможным. Смысловая и материальная импликации представляют собой, следовательно, две разные формы умозаключения, которые отображают две разные формы организации категорий возможного и необходимого. В тех случаях, когда имеет место необходимая, а не просто возможная связь между посылкой и консеквентом, мы имеем следование или смысловую импликацию. Напротив, материальная импликация подтверждает только наличие условной связи между двумя событиями. В силу этого можно полагать, что истинностно-функциональная логика и материальная импликация так же связаны с проверкой гипотез, как релевантная логика (логика следования) и импликация по смыслу связаны с конструктивистским подходом к каузальному научному объяснению [Piaget, Garcia, 1974, 1983; Ricco, 1993].

Некоторые исследователи посчитали, что новая логика Пиаже представляет собой качественно новую теорию формальных операций [Beilin, 1992b; Byrnes, 1992; Garcia, 1992; Inhelder, Caprona, 1990; Matalon, 1990; Ricco, 1990, 1993]. Часть из них также пришла к выводу, что эта теория может дать значительные результаты, если психологи всерьез воспримут ее в качестве модели мышления в юношеском и взрослом возрасте. Например, Лоренцо [Lourenco, 1995] провел исследование решения юношами и взрослыми людьми задач на условные умозаключения, причем задачи отличались по типу импликации (относились либо к смысловой, либо к материальной импликации), а также по степени близости к их реальному опыту (сравните: «Если я человек, то я смертен» и «Если это археоптерикс, то это птица»). Специальные вопросы включали четыре классические схемы умозаключений: modus tollens, modus ponens, утверждение консеквента и отрицание антецедента (см. выше подстр. примеч.). В соответствии с логикой следования и логикой смысла, по Пиаже, участники эксперимента значительно лучше справлялись с задачами на следование, чем с соответствующими им задачами, не содержащими следование, причем этот результат был получен как в задачах с вполне знакомым, так и с не знакомым им содержанием. Удивительно, но когда не было никаких импликаций по смыслу, участники более успешно справлялись с задачами с незнакомым содержанием. По мнению автора, когда отсутствуют отношения следования, получается так, что чем менее знаком материал вопросов, тем меньше проявляется несвязность или алогичность. Эти результаты позволяют предположить, что Пиаже, возможно, был прав, когда утверждал, что само по себе конкретное, фактическое знание не ведет к правильному решению и что понимать — это в какой-то степени открывать самостоятельно. Они также содержат в себе некое указание на эвристический потенциал новой логики смысла, предложенной Пиаже, как для общей, так и педагогической психологии.

Подведем итоги. Критика Пиаже за использование неадекватных логических моделей не учитывает тот факт, что он в первую очередь занимался операциональной, а не аксиоматической логикой, что в своих более поздних работах он в значительной мере пересмотрел свою модель формальных операций и что его мысль двигалась в сторону логики смысла (significations). Пиаже подчеркивал тем самым, что с самого начала познание всегда предполагает организацию, умозаключение и смысл. Это, право, немало для того, кто подвергается критике за излишний формализм и абстрактность.

Заключение

В 1983 г. английский психолог Д. Коэн написал, что «психологам пора положить конец периоду, когда их умами целиком владеет Пиаже... Он заслуживает всяческого почитания как один из величайших психологов, но психологов, принадлежащих прошлому» [Cohen, 1983, Р. 152]. Он также высказал предположение, что его книга будет последней, посвященной оценке Пиаже как психологу современности. Прошло 12 лет, и стало ясно, что заявления Коэна в отношении фактической ситуации оказались явно преувеличенными, что же касается появления более мощных теоретических подходов, то мнение Коэна можно в лучшем случае назвать сомнительным. Время оставить теорию Пиаже еще не пришло.

По более глубокому размышлению, у пророчеств Коэна мало шансов сбыться в силу одной веской причины: Пиаже всерьез воспринял слова Платона, начертанные при входе в его Академию в Афинах: «Негеометр да не войдет!» Глубоко захваченный тем, что он называл «двумя величайшими тайнами познания» — тем, как развиваются в ходе онтогенеза новые формы познания и как они обретают свойство психологической необходимости, — Пиаже поставил перед психологией развития принципиально новые по своей глубине и сложности вопросы. Своей постоянной заботой о взаимосвязях между познанием и ценностями, между логической необходимостью и моральным обязательством Пиаже [Piaget, 1918, 1932, 1965] вывел на первый план психологии развития два измерения — добро и истину, которые помогают нам переступить порог Платоновской Академии и придают смысл нашей повседневной жизни [Habermas, 1979; Kohlberg, 1984; Rawls, 1971]¹.

Хотя мы не обсудили некоторые иные линии критики в адрес теории Пиаже (например, обучение операциональным понятиям), мы полагаем, что и приведенный здесь анализ дает достаточно документальных свидетельств того, что бóльшая часть критики, адресованной Пиаже, ошибочно толкует центральные положения и цели его работ; что очень часто игнорируются многие важные уточнения, внесенные в его теорию, в большинстве случаев весьма существенные; что исследователи упорно сосредоточены на статистических показателях, заменяющих им теоретический анализ; что мало удаются попытки охватить всю мощь подхода Пиаже, основанного на идеях диалектики, конструктивизма и, конечно же, развития.

Но почему теорию Пиаже так часто искажают и подвергают несправедливой критике? Предварительно и предположительно можно указать на следующие причины такого положения дел. Во-первых, одна из причин состоит в том, что Пиаже написал великое множество книг и статей, собрал колоссальный по объему эмпирический материал и изменял, пересматривая с течением времени, многие существенные положения своей теории. В результате почти неизбежным стало частичное, отрывочное и даже противоречивое представление о его теории и исследованиях. Вдобавок к этому, слишком захваченный своими открытиями новых, неведомых ранее сторон развития ребенка, Пиаже часто пренебрегал точным описанием своих результатов (многие читатели справедливо жалуются на стиль изложения Пиаже). Во-вторых, не экспериментальный, а клинический характер исследований Пиаже, далекий от принятой статистики способ анализа данных, его увлеченность абстрактными конструктами, его вера в поступательное движение науки на основе интегративной работы — все это шло вразрез с господствующими тенденциями в психологии, чем и объясняется тот факт, что теория Пиаже столь часто искажалась или не встречала понимания. В своем предисловии к широко известной книге Флейвелла [Flavell, 1963] Пиаже заметил, что «различие между нами проистекает из того факта, что его (Флейвелла) подход является, пожалуй, чересчур