ОТВЕТ НА ВОПРОС: ЧТО ТАКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ?

[ПУБЛИЧНОЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ СОБСТВЕННЫМ РАЗУМОМ ВСЕГДА ДОЛЖНО БЫТЬ СВОБОДНЫМ!

[...] Публичное пользование собственным разумом все­гда должно быть свободным, и только оно может дать про­свещение людям. Но частное пользование разумом не­редко должно быть очень ограничено, но так, чтобы осо­бенно не препятствовать развитию просвещения. Под пуб­личным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Частным применением разума я называю такое, которое осуществляется человеком на доверенном ему гражданском посту или службе. Для не­которых дел, затрагивающих интересы общества, необхо­дим механизм, при помощи которого те или иные члены общества могли бы вести себя пассивно, чтобы правитель­ство было в состоянии посредством искусственного едино­душия направлять их на осуществление общественных це­лей или по крайней мере удерживать их от уничтожения этих целей (VI, стр. 25, 29).

[НАШ ВЕК ЕЩЕ НЕ ПРОСВЕЩЕННЫЙ, НО ОН ВЕК ПРОСВЕЩЕНИЯ]

Если задать вопрос, живем ли мы теперь в просвещен­ный век, то ответ будет: нет, но мы живем в век просве­щения. Еще многого недостает для того, чтобы люди при сложившихся в настоящее время обстоятельствах в це­лом были уже в состоянии или могли оказаться в состоя­нии надежно и хорошо пользоваться собственным рассуд­ком в делах религии без руководства со стороны кого-то другого. Но имеются явные признаки того, что им теперь открыта дорога для совершенствования в этом, препятст­вий же на пути к просвещению или выходу из состояния несовершеннолетия, в котором люди находятся по собст­венной вине, становится все меньше и меньше. В этом отношении наш век есть век просвещения, или век Фрид­риха.

[СВОБОДА ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СОБСТВЕННЫМ РАЗУМОМ В ДЕЛАХ. КАСАЮЩИХСЯ СОВЕСТИ)

Государь, который не находит недостойным себя ска­зать, что он считает своим долгом ничего не предписывать людям в религиозных делах, а предоставлять им в этом полную свободу, который, следовательно, отказывается даже от гордого эпитета веротерпимого, — такой государь сам просвещен и заслуживает того, чтобы благодарные современники и потомки их славили его как государя, который избавил род человеческий от несовершеннолетия, по крайней мере когда речь.идет об опеке со стороны пра­вительства, и предоставил свободу каждому пользоваться собственным разумом в делах, касающихся совести. При таком государе досточтимые представители духовенства могут без ущерба для своих служебных обязанностей в качестве ученых высказать свободно и публично свои суждения и взгляды, которые в том или ином отношении отклоняются от принятой ими [церковной] символики; в еще большей степени это может делать каждый, кто не ограничен никаким служебным долгом. Этот дух свободы распространяется также вовне даже там, где ему прихо­дится вести борьбу с внешними препятствиями, создан­ными правительством, неверно понимающим самого себя. Ведь такое правительство имеет перед собой пример того, что при свободе нет ни малейшей надобности заботиться об общественном спокойствии и безопасности. Люди сами в состоянии выбраться постепенно из невежества, если ни­кто не стремится намеренно удержать их в этом невеже­стве (VI, стр. 33—34).

[3.1 К ВЕЧНОМУ МИРУ

О ГАРАНТИИ ВЕЧНОГО МИРА

Эту гарантию дает великая в своем искусстве природа (natura daedala rerum), в механическом процессе которой с очевидностью обнаруживается целесообразность, состоя­щая в том, чтобы осуществить согласие людей через раз­ногласие даже против их воли; и поэтому, будучи как бы принуждающей причиной, законы действия которой нам неизвестны, она называется судьбой, а при рассмотрения ее целесообразности в обычном ходе вещей она, как глу­боко скрытая мудрость высшей причины, предопределяю­щей этот обычный ход вещей и направленной на объек-

тивную конечную цель человеческого рода, называется провидением * (VI, стр. 259, 279).

* В механизме природы, к которой принадлежит человек (как чувственное существо), обнаруживается лежащая уже в основе ее существования форма, которую мы можем понять, не иначе как приписывая ей цель творца мира, предопределяющего ее; его предопределение мы называем (божественным) провидением во­обще. Провидение, поскольку оно положено в начало мира, назы­вается основывающим (providentia conditrix; semel iussit; semper parent. Августин); поскольку же оно в развитии природы поддер­живает ее механизм по общим законам целесообразности, мы называем его распоряжающим провидением (providentia gubernat-rix); далее, в отношении особых целей, которых человек не пред­видит, но о которых только догадывается по последствиям, мы называем его направляющим (providentia directrix); наконец, по отношению к отдельным событиям как божественным целям мы называем его уже не провидением, а перстом божьим (directio extraordinaria). Желание познать его, как таковой (так как он действительно указывает на чудо, хотя события так не называ­ются), есть безрассудная дерзость человека, потому что заклю­чать от отдельных событий к особому принципу действующей при­чины (заключать, что это событие есть цель, а не только естест­венно-механическое побочное следствие из другой, нам совершенно неизвестной· цели) нелепо и основано на самомнении, как бы благочестиво и смиренно ни звучали речи об этом. — Точно так же деления провидения (рассматриваемого materialiter) с точки зре­ния того, как оно относится к предметам в мире, на общее и част­ное ложно и внутренне противоречиво (например, утверждение, что хотя оно заботится о сохранении видов сотворенного, но особи предоставляет случаю); ведь оно именно в том смысле называется общим, что ни одна единичная вещь не мыслится изъятой из сфе­ры.его действия. — Вероятно, тут имелось в виду деление прови­дения (рассматриваемого formaliter) по способу осуществления его цели, а именно на обычное (например, ежегодное умирание и оживание природы со сменой времен года) и на необычайное (например, доставка морскими течениями к берегам Ледовитого океана леса, который не может расти в этих краях, но который необходим туземцам для поддержания их жизни), когда мы хотя и хорошо можем объяснить себе физико-механические причины этих явлений (например, что в реке умеренного пояса, берега которых покрыты лесом, падают деревья, а Гольфстрим, скажем, уносит эти деревья дальше), но не должны упускать из виду телеологическую причину, которая указывает на предусмотритель­ную мудрость, повелевающую природой. — Что же касается обыч­ного в школах понятия божественного вмешательства или споспе-шествования (concursus) действию в чувственно воспринимае­мом мире, то оно должно быть отвергнуто. Во-первых, намерение соединять неоднородное (gryphes iungere equis) и заставлять того, кто сам есть совершенная причина изменений в мире, восполнять свое собственное предопределяющее провидение (которое, следова­тельно, должно было бы быть недостаточным) в естественном ходе вещей, например утверждение о том, что больного вместе с богом исцелил врач, который, следовательно, содействовал исцеле-

[РЕСПУБЛИКАНСКИЙ СТРОЙ — ЕДИНСТВЕННО СООТВЕТСТВУЮЩИЙ ПРАВУ ЛЮДЕЙ, НО УСТАНОВИТЬ ЕГО ТРУДНО]

Республиканское устройство — единственное, вполне соответствующее праву людей устройство, но установить, а тем более сохранить его до такой степени трудно, что, по мнению многих, оно должно было бы быть государст­вом ангелов, так как люди со своими эгоистическими склонностями не способны к столь возвышенному по фор­ме устройству. Но здесь общей воле, имеющей свою ос­нову в разуме, почитаемой, но на практике бессильной, природа оказывает поддержку с помощью как раз тех же эгоистических склонностей, так что лишь от хорошей ор­ганизации государства (а это во всяком случае возможно для человека) зависит направить силы этих склонностей таким образом, чтобы каждая из них или сдерживала раз­рушительное действие другой, или уничтожала его. Так что с точки зрения разума результат получается такой, как если бы этих склонностей не было совсем, и, таким образом, человек принуждается быть если не морально добрым человеком, то во всяком случае хорошим гражда­нином (VI, стр. 285).

[ПРИРОДА СОЕДИНЯЕТ НАРОДЫ ЧЕРЕЗ ВЗАИМНЫЙ КОРЫСТОЛЮБИВЫЙ HHTEPEq

Так же как природа, с одной стороны, мудро разде­ляет народы, которые воля каждого государства на основе

нию, внутренне противоречиво. Ведь causa solitaria non iuvat. Бог сотворил врача вместе со всеми его лечебными средствами, и поэ­тому все действие должно быть полностью приписано ему, если хотят дойти до высшей первоосновы, теоретически нам непонят­ной; или можно это действие полностью приписать врачу, посколь­ку мы прослеживаем это событие в цепи существующих в мире причин как объяснимое согласно порядку природы. Во-вторых, такой образ мыслей лишает силы все определенные принципы рассмотрения какого-нибудь действия. Но в морально практичес­ком отношении (которое, следовательно, направлено всецело на сверхчувственное), например в вере, что бог, хотя бы и непости­жимыми для нас средствами, восполнит недостаток нашей соб­ственной справедливости, если только наши намерения были чистыми (мы должны, следовательно, ничего не упускать в стрем­лении к добру), понятие божественного concursus вполне уместно и даже необходимо; при этом, однако, само собой разумеется, что никто не должен пытаться объяснять исходя из этого хороший поступок (как событие в мире): это будет мнимотеоретическим познанием сверхчувственного, стало быть нелепостью (VI, стр. 279-281).

самого международного права охотно подчинила бы своей власти хитростью или силой, так, с другой стороны, она соединяет через взаимный корыстолюбивый интерес те на­роды, которых понятие права всемирного гражданства не оградило бы от насилия и войны. Дух торговли, который рано или поздно овладевает каждым народом, — вот что несовместимо с войной. Дело в том, что из всех сил (средств), подчиненных государственной власти, сила де­нег, пожалуй, самая надежная, и потому государства вы­нуждены (конечно, не по моральным побуждениям) со­действовать благородному миру и повсюду, где существует угроза войны, предотвращать ее своим посредничеством, как если бы они находились с этой целью в постоянном союзе; ведь большие союзы, заключенные для войны, мо­гут по самой своей природе крайне редко осуществляться и еще реже быть удачными. — Именно таким способом самим устройством человеческих склонностей природа га­рантирует вечный мир, но, конечно, с надежностью, недо­статочной, чтобы (теоретически) предсказать время его наступления, но тем не менее практически достижимой и обязывающей нас добиваться этой (не столь уж призрач­ной) цели (VI, стр. 287-288).

[ОСНОВА ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ — ПРАКТИКА. ОСНОВАННАЯ НА ЭМПИРИЧЕСКИХ ПРИНЦИПАХ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

ПРИРОДЫ]

[...] Все планы теории права государственного граждан­ства, международного права и права всемирного граждан­ства превращаются в бессодержательные, неисполнимые идеалы; напротив, только практика, основанная на эмпи­рических принципах человеческой природы, которая не считает слишком унизительным извлекать уроки для своих максим из того, что происходит на свете, могла бы найти прочную основу для здания государственной поли­тики (VI, стр. 291-292).

ФИХТЕ

Иоганн Готлиб Фихте (Fichte, 1762—1814) — второй по вре­мени (после Канта) корифей немецкого классического идеализма. Профессор Венского (уволен из него в связи с обвинением в атеизме) и Берлинского университетов. Призывал к военному сопротивлению против наполеоновской агрессии. В1813 г. вступил в

народное ополчение Берлинского университета. Развил философское учение об активности, обосновывавшее подъем самосознания нем­цев в борьбе за национальную самостоятельность. Выдвинул зна­чение «практической» философии — вопросов обоснования морали и государственноправового устройства, однако свел «практику» к деятельности лишь морального сознания. Предпосылкой «прак­тической» философии считал научно разработанную теоретическую систему, а именно науку о науке — «наукоучение» (Wissen· schaftslehre).

В основе «наукоучения» Фихте генетически и в смыс­ле метода построения лежит субъективный идеализм. Фих­те отклонил учение Канта о независимой от сознания «ве­щи в себе» и пытался вывести все разнообразие форм позна­ния из одного духовного на­чала: философ полагает некий абсолютный, субъект, которо­му приписывает бесконечную активную деятельность, тво­рящую мир. Фихтевское ис­ходное Я, согласно разъясне­ниям самого Фихте, не есть ни индивидуальное Я, ни суб­станция, но представляет со­бой нравственную деятель­ность абсолютного сверхсо­знания.

Из этого исходного Я. Фихте выводит в сложных де­дукциях, которые варьирова­лись им в различных редак­циях системы, выходивших в свет при его жизни, отдель­ное Я. Под этим Я он пони­мает уже не абсолютный, а ограниченный человеческий субъект (эмпирическое Я), которому противостоит тоже эмпирическая природа (не-Я). Другими словами, · теоретическая философия, положив Я и не-Я, необходимо противополагает их друг другу в пределах исходного абсолютного Я как результат его ограниче­ния, или «разделения». Следуя этому своеобразному методу «пола-гания», «противополагания» и «синтезирования», Фихте развил систему теоретических и практических категорий бытия и мыш­ления.

Метод Фихте, в котором намечены и развиты некоторые черты идеалистической диалектики, называется «антитетическим»: антитезис собственно не выводится у Фихте из тезиса путем перехода в противоположное, а ставится как бы рядом с ним. Фихте, как правило, стремится не нарушать законов формальной логики и считает их продуктом онтологических связей. Органом разумного познания Фихте признал непосредственное созерцание истины умом —»интеллектуальную интуицию». Особенно в повд-

ний (в работах после 1803 г.) период его деятельности обнаружи­лось, что сверхиндивидуальное начало у него представляет собой вселенский дух в смысле объективного идеализма.

В этике Фихте главным является вопрос о свободе, интерес к которому был обострен событиями французской буржуазной ре­волюции 1789—1793 гг. Подобно Спинозе Фихте видит в свободе не беспричинный акт, но действие, основанное на познании непреложной необходимости. Однако Фихте ставит степень свободы, доступную людям, в зависимость не от индивидуаль­ной мудрости, как это было у Спинозы, а от уровня исторического развития общества, к которому принадлежит индивид. Не преодо­лев иллюзий, порожденных отсталостью современной ему Гер­мании, Фихте разработал утопический проект устройства немец­кого — по сути буржуазного — общества в форме «замкнутого торгового государства». Выражая особенности и тенденции бур­жуазного развития Германии, проект этот отмечен рядом реак­ционных особенностей, в том числе признанием национальной немецкой исключительности.

Тематический подбор извлечений из трудов Фихте выполнен В. Ф. Асмусом. Им же написана эта вступительная статья. Извле­чения воспроизведены по изданиям: (1) И.-Г. Фихте. Избранные сочинения. Перевод Л. В. Успенского, С. Ф. Кечекъяна и Б. В. Яко-венко. Т. I. М., 1916; (2) И.-Г. Фихте. I. Факты сознания. 11. Иа-укословие, изложенное в общих чертах. Перевод О. Давыдовой. СПб., 1914; (3) И.-Г. Фихте. Назначение человека. Перевод Л. М. СПб., 1906; (4) И.-Г. Фихте. Основные черты современной эпохи. Перевод Л. М. СПб., 1906; (5) И.-Г. Фихте. О назначении ученого. Перевод В. Вандепа. М., 1935.