Биографическая справка. Дюркгейм (Durkheim) Эмиль (1858 - 1917) - великий французский социолог, философ, антрополог и педагог

Дюркгейм (Durkheim) Эмиль (1858 - 1917) - великий французский социолог, философ, антрополог и педагог. Род. На востоке Франции в г. Эпинале в семье потомственного раввина. Отец - небогатый торговец, мать - просвещенная женщина, влюбленная в философию и изящные искусства. С ранних лет его готовили к профессии священника, воспитывали на незыблемых нравственных принципах и в 13 лет он даже прошел иудейскую конфирмацию. Но затем последовал резкий поворот в судьбе. Биографы отмечают, что определенное влияние оказала его школьная учительница-католичка. Короткое время он увлекался мистицизмом, но и в нем скоро разуверился. Вероятно, Дюркгейма уже тогда привлекала в религии не доктрина, а социальная, нравственная и антропологическая сторона.

	Из этих портретов прошу выбрать один лучший

Получив начальное образование в College d'Epinal в своем городе, среднее - в Lycee Louis-le-Grand[71], Дюркгейм в 1879 г. поступает в известную на весь мир Высшую Нормальную школу в Париже (Ecole Normale), где одновременно с ним (но поступили на год раньше) обучаются знаменитый философ Анри Бергсон и выдающийся деятель социалистического движения Жан Жорес, с которым Дюркгейм поддерживал дружеские отношения. Известный психолог Пьер Жане учился с ним в одном классе. Из профессоров Нормальной школы наибольшее влияние на формирование взглядов будущего социолога оказали видные ученые: историк Ф.де Куланж и философ Э. Бутру[72]. Среди студентов пользовался большим уважением и выделялся серьезностью, ранней зрелостью мысли и любовью к теоретическим спорам, за что товарищи прозвали его "метафизиком". Тем не менее, в официальной табели успеваемости выпускников Дюркгейм стоял в конце списка[73].

Окончив в 1882 г. Нормальную школу, Дюркгейм в течение нескольких лет преподавал философию в провинциальных лицеях. В 1885-1886 годах он побывал в научной командировке в Германии, где познакомился с состоянием исследований и преподавания философии и социальных наук. Особенно сильное впечатление на него произвело знакомство с выдающимся психологом и философом В. Вундтом, основателем первой в мире лаборатории экспериментальной психологии. В 1887 г. Дюркгейм был назначен преподавателем "социальной науки и педагогики" на филологическом факультете Бордоского университета. Там же в 1896 г. он возглавил кафедру "социальной науки" - по существу, первую кафедру социологии во Франции. С 1898 по 1913 гг. Дюркгейм руководил изданием журнала "Социологический ежегодник" (L'Annee sociologique). Сотрудники журнала образовали научное сообщество, получившее название "Французская социологическая школа".

С 1902 г. Дюркгейм преподавал в Сорбоне, где возглавил кафедру "науки о воспитании", впоследствии переименованную в кафедру "науки о воспитании и социологии". Дюркгейм был блестящим оратором, и его лекции пользовались большим успехом. Они отличались строго научным, ясным стилем изложения и в то же время носили характер своего рода социологических проповедей[74].

Детство, юность и молодость воспитали в Дюркгейме любовь к трем вещам, которую он пронес через всю жизнь и отразил в своем учении, а именно к религии, социализму и коллективной солидарности. Доходило до того, что социальную реальность он понимал как моральный порядок, хотя часто маскировал эту формулу другими словами. Будучи человеком долга, Дюркгейм постоянно стремился соединить в своей жизни принципы профессиональной и гражданской этики, которые послужили одним из главных предметов его научных исследований. Практическая цель его профессиональной и общественной деятельности состояла в том, чтобы вывести французское общество из тяжелого кризиса, в котором оно оказалось в последней четверти XIX в. после падения прогнившего режима Второй Империи, поражения в войне с Пруссией и кровавого подавления Парижской Коммуны.

Моральным, религиозным и общественным пафосом проникнуты всего социологические изыскания. Можно смело утверждать, что три важнейших раздела его учения, т.е. история механической и органической солидарности, эмпирико-статистическое исследование самоубийства и социология религии, являли собой не что иное как изучение под разными углами одной и той же фундаментальной темы - морального порядка в обществе. Понятие аномии он ввел в научный оборот для того, чтобы показать, в каких случаях этот порядок разрушается (полностью или частично) и какие формы принимает разрушительный процесс. Три области жизни, но два основные формы аномии были предложены французским социологом, а именно аномические формы разделения труда и аномические формы самоубийства. Об аномии в религиозной сфере Дюркгейм так ничего и не сказал. Видимо, это та область, которая не подвержена и в принципе не может подвергаться нравственной коррозии. Религия и есть сама мораль либо ее высший источник. Если уж и он подвергнется аномии, то человеческое общество в принципе существовать не сможет. Таким образом, аномия в любой сфере общества - это трагедия, аномия в сфере религии - катастрофа.

Он так и утверждал: абсолютная аномия, или полное отчуждение от нравственных норм, фактически невозможны потому, что общество, по определению, есть нормативная система. Если люди не подчиняются одним норма, то это означает, что они подчиняются в этот момент другим.

Конкретные общества и социальные группы различаются степенью аномии. Дюркгейм считает, что в обществах есть социальные группы, отличающиеся внутренней дисциплинированностью по самим условиям своей жизни. С детства приученные к воздержанию и умеренности, эти люди с гораздо меньшим напряжением воли могут перетерпеть новые лишения. Аномия свойственна современному российскому обществу: значительная часть населения, не привыкшая к конкуренции и плюрализму, воспринимает происходящие в обществе события как нарастающий хаос и анархию. В.А. Парыгина (1995) отмечает, что в условиях рынка традиционные нормы регламентированного поведения не действуют, а новые образцы инновационного поведения не освоены.

Небольшой ее уровень даже полезен, так как чрезмерная занормированность поведения равносильны интеллектуальной зашоренности, шагистике, сверхдисциплинированности. Социальные нормы превращаются в карающий меч, который общество применяет, где надо и где не надо. В некоторых обществах малейшие отступления от традиций, не говоря уже о серьезных проступках, сурово карались. Все находилось под контролем: длина волос, форма одежды, манеры поведения. Так поступали правители древней Спарты в V веке до н.э. и советские партийные органы в XX веке.

Примеров сверхнормативности во все времена было предостаточно. В Китае нормы пропитали буквально все поры общества, поэтому здесь в норму и соответствующую ей ценность возводятся такие явления, которые в других странах никак не нормированы. Французы - люди очень правильные, обладающие несколько застывшими образом мышления и строгими нормами поведения. Со времен Наполеона они обожают вводить разнообразные неписаные правила - причем, чем жестче, тем лучше - в этикет, моду, этику, дипломатию, искусство, литературу и юриспруденцию. Они свято верят в то, что называют le droit (право, закон), полагая, что все основное в жизни должно делаться по правилам, в нужное время и в нужном месте. Зато они терпеть не могут всяких мелких "придирок" и чаще всего просто не обращают на них внимания - сюда относятся, например, требования парковаться и курить в определенных местах, соблюдать, сидя за рулем, правила дорожного движения, не швырять мусор и не мочиться где попало.

Небольшие отступления от жестких правил привносят в общество или группу элементы гибкости и демократичности. Они нужны сообществу, чтобы оно, имея большой диапазон свободы, могли быстро реагировать на изменение окружающей среды и приспосабливаться к ним.

Вредной оказывается чрезмерная концентрация отклонений. Если нарушение или несоблюдение социальным норм становится массовым явлением, обществу грозит великая опасность. Под угрозу тогда поставлено самое дорогое. Что есть у человеческого общества как социального организма - солидарность. Носителем солидарности, цементирующую людей, выступает коллективное сознание, творцом этой солидарности является мораль, а источником морали служит религия. Такой выглядит иерархия высших ценностей и социологических категорий у французского мыслителя, с детства усвоившего главную заповедь: научное познание должно быть нравственным, пропитанным моральными ценностями.

Изучая эволюцию человеческого общества, Э. Дюркгейм столк-нулся с особым феноменом, который он назвал коллективным сознанием. Французский социолог подразумевал под ним <совокупность верований и чувств, общих, в среднем, чле-нам одного и того же общества, которая и образует определен-ную систему, имеющую свою собственную жизнь>[75]. Собственная жизнь, определенная система указывают здесь на онтологический статус коллективного сознания. Оно имеет особую, <отдельную реальность>. Иначе говоря, существует объективно, независимо от нашей воли и сознания, хотя такую реальность нельзя ни сфо-тографировать, ни измерить каким-либо физическим прибором.

Коллективное создание представляет для общества особую и предпочтительную ценность. Если общие верования, дорогие каж-дому идеалы и традиции оказываются под угрозой, то все сообща берутся за их охрану. Общие ценности и чувства могут разру-шаться в результате нашествия врагов или преступлений самих соотечественников. Оскорбление общих верований как тягчайшее преступление карается особенно сильно. Так коллектив защищает себя от посягательств агрессивной личности, не считающейся с законами и обычаями, обретая в этой борьбе еще большее единство.

Чем больше коллективное сознание как своеобразный голос общественной совести регламентирует социальную жизнь обще-ства, тем теснее и крепче связь индивида с группой. Аномия свидетельствует о нарастающей угрозе - заболевании общественного организма. Вначале она напоминает незначительное затемнение на рентгеновском снимке, а затем, разрастаясь, превращается в патологию, несущую необратимую гибель.

Центральная проблема творчества Э.Дюркгейма - социальная солидарность. К чему бы он ни обращался - к проблемам типологии обществ или к выявлению социальных факторов самоубийства, к изучению общественного разделения труда или раскрытию роли религии и сущности ритуалов, - везде его постоянно занимает одно: что заставляет людей сплачиваться воедино, притягиваться друг к другу, а что разъединяет их? Он даже создал учение о двух формах социальной солидарности - механической и органической, а силой, движущей общество от низшей ступени к высшей, от одной формы солидарности к другой, у него выступает разделение общественного труда. Индивиды, связанные трудовыми функциями в единую систему общественных отношений, становятся уже не просто носителями профессиональных ролей, но и социально зрелыми личностями. Ведь группа, коллектив действуют и чувствуют совершенно иначе, учил Дюркгейм, чем сделали бы это отдельные, разрознен-ные индивиды.

Вовсе неслучайно первый раз Дюркгейм заговорил об аномии[76] именно при подготовке своей докторской диссертации, превратившейся позже в серьезную научную монографию - книгу <О разделении общественного труда> (1893)[77]. Проследив историческую эволюцию двух нормальных форм разделения общественного труда, механической и органической, Дюрк-гейм тут же анализирует их антиподов - <ненормальные> формы: аномию (от-сутствие законности и порядка), социальное неравенство, рутинизацию труда, деградацию рабочей силы, классовые конфликты. Аномия возникает на стадии органической солидарности, т.е. в современном обществе, при двух условиях: 1) серьезных экономических кризисах, когда правительство неспособно регулировать поведение рынка при помощи выработанных правил игры и законодательства; 2) серьезных социальных конфликтах или/и противоречиях, в частности, между трудом и капиталом. Аномия здесь трактуется Дюркгеймом как отсутствие между органами общества (институтами, сферами, сегментами) регулируемых отношений. При этом он полагал, что аномия в сфере торговли и индустриальных отношений носит хронический характер.

Позже Э.Дюркгейм активно изучал проблемы преступности, семейной неустойчивости, социальной дезорганизации, социальных патологий, социального контроля, социальной интеграции. Эти понятия составляют тот концептуальный круг, который родственными узами связан с аномией.

Поскольку общество являет собой нормативную систему, то ее состояние определяет благополучие всего общества. Хотя полное отсутствие норм в обществе невозможно, на том или ином историческом этапе или при определенном стечении обстоятельств их количество и эффективность может быть большей или меньшей.

Можно выразиться так: стремление к сохранению своей нормативной базы - вполне естественное положение дел. Когда общество добровольно или принудительно отклоняется от своего оптимума, оно всеми силами стремится вернуться в исходное состояние. Когда иноземные захватчики покоряют страну, то первым делом они вместо старых законов вводят новые, привычные для них. Они не убивают мирное население, которое еще пригодится в качестве рабочей силы. Захватчики изменяют нервную систему общества - законодательную базу, вынуждая общественную кровь стремиться по новому руслу.

Врагами могут оказаться собственные жители, среди них особенно опасны революционеры и заговорщики. Первые происходят из низов, выражают народное негодование, недовольство большинство населения существующими законами. Вторые происходят из верхов и составляют ближайшее окружение монарха либо президента. Ими движет жажда власти, а не потребности населения. Но и они, захватив пьедестал, немедленно водружают на него новый кодекс законов.

Любое переходное состояние общества, произошло оно добровольно, например, в ходе крупных реформ, или принудительно, всегда представляет достаточную среду для произрастания аномии. Ведь в такие минуты старые нормы перестают действовать, а новые еще не установились. Э.Дюркгейм был убежден, что аномия порождена переходным характером современной эпохи в целом, временным упадком моральных норм, призванных регулировать отношения в обществе.

У Дюркгейма аномия - следствие неполноты перехода общества от одного состояния к другому, а именно от механической солидарности к органической, когда старые институты и нормы уже разрушены, а новые еще не созданы. Социальные и экономические нововведения, которых становится сейчас все больше - как результат прогрессирующего разделения труда, - появляются на свет, не получив морального оправдания и моральной опоры в коллективном сознании. Люди не успевают привыкнуть к одному, как на свет рождается другое.

В традиционном культурный порядок обеспечивался просто, темп изменения социальных институтов был невелик; потребности людей были неразвитыми, а механизмом их удовлетворения являлось примитивное удержание на низком уровне. Жесткое иерархическое общество, - а так было и в античности, и в средневековье - было очень стабильным и малоподвижным. В нем отсутствовало понятие личности и индивидуальности, а уж тем более личных прав и свобод. Люди ощущали свою жизнь осмысленной внутри узкого замкнутого слоя, вертикальная мобильность была небольшой.

По мере развития современного общества расширяются индивидуальные свободы, сужается круг коллективного контроля, а вместе с ними расширяется область отклоняющегося поведения. Люди не выдерживают натиска открывшихся им свобод: при отсутствии твердых норм поведения исчезают и твердые жизненные принципы, моральные границы дозволенного расширяются, а область подконтрольного сужается. В индустриальном, высоко урбанизированном обществе разрушены старые нравственные устои, индивиды атомизировались, авторитет старших равно как и святость традиций подорваны. Это дезориентирует людей, лишает их коллективной помощи и солидарности в ответственные минуты выбора, особенно когда этот выбор труден.

Капитализм, особенно эпохи первоначального накопления, называемый еще "диким", "нецивилизованным", придал особый размах индивидуальному расчету и конкуренции, мошенничеству и корысти, преступности и продажности. Это и есть переходная эпоха, когда новые ценности цивилизованного рынка еще не окрепли либо не сформировались, когда на смену неразвитому индивидуализму не пришел индивидуализм, адекватный современной эпохе. В подобных условия и формируется питательная среда для аномии.

Второй раз Дюркгейм обратился к аномии в связи с подготовкой книги <Самоубийство> (1897)[78]. Четыре года, разделяющие обе попытки изучить аномию, были посвящены методологическим штудиям, в результате которых на свет появилась еще одна знаменитая книга - <Правила социологического метода> (1895). Четвертое великое творение - <Элементарные формы религиозной жизни> (1915) - появилось только через 20 лет после этого. Но в нем, как и в <Правилах>, ничего не говорится об аномии. Исследование религии основано на анализе этнографических описаний жизни австралийских аборигенов. Обращение к этим "элементарным" формам позволило, с точки зрения Дюркгейма, исследовать религию в "чистом виде", без последующих теологических и прочих наслоений. Здесь нет пессимизма, надрыва, патологии, общественных разломов и катастроф, присущих современному обществу, а значит, нет места и аномии. Французский социолог как бы вернулся к своим истокам - туда, где зарождается механическая солидарность, а именно в детство человеческой цивилизации. Неслучайно, религиозное сочинение больше всего уважают антропологи, а Дюркгейма называют в числе отцов-основателей своей науки. Понятие аномии антропологам практически не нужно. Зато за него крепко ухватились правоведы. Понятие аномии, широко применяемое в социологии права, социологии морали и отклоняющегося поведения, необходимо вовсе не для анализа первобытного общества, а для диагностики социальных заболеваний современной цивилизации.

Аномию в отношении к религии Дюркгейм рассматривал не в своем главном произведении, посвященном ей, а совсем в другой работе, на первый взгляд не имеющем никакого отношения к религии. Речь идет о <Самоубийстве>. Изобретенное в 1890-е Э.Дюркгеймом понятие аномии понадобилось ему для объяснения участившихся случаев самоубийства, апатии и разочарования1.

Теорию аномии второй раз Дюркгейм разрабатывал в русле социологического объяснения феномена суицида. На сей раз угол зрения Дюркгейма меняется: исходным пунктом теоретических координат становится не общество, а индивид. Каждый человек, если это, конечно, не обитатель первобытных лесов, обладает очень широким кругом потребностей, желаний и абмиций. По мере взросления его самого и экономического развития общества, в котором он живет, потребности только расширяются. На каком-то этапе возникает противоречие между желаниями и возможностями. Однако средств ограничить непомерные аппетиты у самого человека нет (иначе бы он это давно сделал), ему нужны внешние ограничители. Регулирующую роль, по Дюркгейму, призвано сыграть общество. Только оно обладает достаточной моральной силой и духовным авторитетом к принуждению. Попытки со стороны других людей, поскольку никто из них такими свойствами не обладает, будут встречены в штыки. Правда, в исключительных ситуациях, когда само общество нуждается в регулировании, если оно внезапно переходит из одного состояния в другое, подверглось вторжению или впала в глубокий кризис, справиться со своими задачами оно не в силах. Вот тогда и наступает очередь царства теней. Аномия означает невозможность либо неспособность со стороны общества обуздать человеческие страсти и регулировать поведение больших масс людей.

Дюркгейм выделяет четыре вида самоубийств: 1) эгоистическое - человек изолирован от сообщества: у него сосредоточие всех ценностей в себе; 2) альтруистическое - от чрезмерной привязанности, любви к людям; 3) фаталистическое - связано с чрезмерной зависимостью от общества; 4) аномическое - связано с недостатком социальных норм.

Аномическое самоубийство[79] довольно часто возникает в переходные периоды, в эпохи реформ и социальных катаклизмов, когда прежние нормы, к которым большинство членов общества приспособились и привыкли их выполнять, перестают действовать, а новые еще не закрепились.

Степень аномичности различаются не только общества и группы друг от друга, но и исторические эпохи. Когда общество переживает стабильный период и процветает, аномия уменьшается. Но она, как температура в теле больного, немедленно устремляется в высь, когда общество вступает в полосу кризиса, особенно затяжного. Дюркгейм рассматривает причины всплеска кривой самоубийств - одного из показателей существования аномии - в периоды экономических кризисов. В период экономического спада люди не могут воспользоваться теми законными средствами, которые, как их учили в школе, ведут к успеху. Вместе с тем и в ситуации экономического подъема им приходится нелегко: потребности, как бы догоняя, а то и опережая заработки, взлетают вверх, а индивиды не знают, как их остановить и привести в соответствие со своими материальными возможностями.

Таким образом, аномические самоубийства являются продуктом не одних лишь экономических кризисов. В той же мере другие социальные изменения, протекающие в сравнительно краткие периоды времени в политической, идеологической сферах общественной жизнедеятельности, сдвиги в области нравственного регулирования могут вызвать существенную дезориентацию сознания и своеобразную моральную панику. В самом деле, человек, вчера презрительно именовавшийся "спекулянтом" или "фарцовщиком", преследовавшийся органами правосудия, заклейменный общественным презрением, сегодня занимается своими "темными делишками" вполне легально и преуспевает в жизни; а я, честный труженик, нахожусь на грани нищеты. Вчера средства массовой информации клеймили американский империализм, а сегодня заискивают перед ним. Здесь есть от чего впасть в отчаяние. Если теория аномии верна, то российское общество 90-х годов ХХ века могло бы послужить ей в качестве хорошей иллюстрации. Так, последнее время ежегодно накладывает на себя руки более 60 тыс. россиян... Если сравнивать среднероссийские показатели со среднеевропейскими, то российские мужчины кончают расчеты с жизнью в 2.5 раза чаще, чем европейцы, а российские женщины в 1.5 раза чаще[80].

Суицид охватил психически здоровых европейцев и никак не был связан с психофизиологическими расстройствами. Стало быть, подумал французский социолог, у него должны быть иные, прежде всего социальные причины. При анализе статистических данных Дюркгейм выяснил ряд любопытных закономерностей. Так, например, оказалось, что в городах удельный вес самоубийств выше, чем в сельской местности; самоубийства чаще совершают протестанты, нежели католики; холостяки более склонны к самоубийствам по сравнению с семейными людьми, причем, особенно высок этот процент среди разведенных; женщины реже совершают самоубийства, чем мужчины; число самоубийств существенно сокращается в периоды войн и вообще бедствий национального масштаба. Французский социолог как бы подводит нас к своему главному выводу: главной причиной роста самоубийств выступают не психофизиологические нарушения в организме человека, а социальные причины, среди которых на первом месте стоят социетальные нарушения в самом обществе, его социальной структуре.

Сопоставив данные по самоубийствам в нескольких европейских странах, Дюркгейм пришел к выводу о том, что:

1. Протестанты более склонны к суициду, нежели католики.

2. Одинокие люди чаще женатых добровольно расстаются с жизнью.

3. Количество самоубийств в процентах больше в странах с неустойчивой экономикой и политическим устройством.

4. Репрессивные политические системы создают в стране суицидальную обстановку.

Характер социальной среды - вот причина, толкающая человека на то или иное отклонение. Представители угро-финской группы народов все переживания скрывают в себе, ни с кем не делятся, стремясь решить проблему самостоятельно, а она не решается. Отсюда прямой путь к экстремальному выходу из тупика. Напротив, у кавказских народов самоубийств практически нет. Выше общительность и коллективизм, они открыты, эмоциональны, моментально выражая или делясь своим настроением с окружающими. У них другой менталитет: здесь считают, что человек не может себя убить.

Когда человек недостаточно полно социализирован в общество, не принят окружением, он замыкается на себе. Но поскольку его внутренний мир в хаосе, там нет смыслообразующего единства, человек, не обнаружив опору в себе самом, кончает жизнь самоубийством. Получается самый настоящий тупик: в обществе он не понят и не принят, в себе разобраться не может. Его отторгли обе инстанции, которые призваны страховать его существование - среда и собственное Я.

Характер социальной среды либо препятствует, либо благоприятствует абсурдному выходу из тупика. Христианство считает суицид величайшим грехом и запрещает самоубийство: Бог дал человеку жизнь и только он вправе забрать ее у него. Католики проявляют большее религиозное рвение и послушание законам своей религии. Да, они консервативны во всем, зато у них меньше самоубийств. Протестанты, зачинщики капитализма и потворцы предпринимательству, менее религиозны. Они рационалистичны, алчны, своекорыстны. По большому счету протестантизм представляет собой духовную революцию и ниспровержение истинной веры. Путь к спасению для протестантов лежит в добросовестном труде и накопительстве. Такой, если можно выразиться, потребительский вариант христианства, созданный Кальвином и Лютером на потребу мелкой буржуазии, лишь на поверхностный взгляд является продолжением традиционного христианства. В действительности человек отрывается от Бога, вверяет свою судьбу самому себе и: расплачивается за это.

Второй фактор - семья - также влияет на статистику суицида. Одинокие люди, как установил Дюркгейм, чаще женатых добровольно расстаются с жизнью. Семья выступает спасительным кругом, держащим человека на поверхности житейского моря даже в те часы, когда его нещадно штормит. Куда идет со своими бедами муж и куда идет с ними жена? Разумеется, в семью. Встретив психологическую поддержку, человек делит свою беду надвое. Она уменьшается в своих размерах, и человеку легче нести свою социальную ношу дальше.

Суицид, выражаясь современной терминологией, это деформация личности, отраженная через деформацию общества.

Таким образом, вездесущая аномия способна проникнуть в святая святых человека - его семью. Вот здесь-то ее никто не ожидает. Поскольку самые тесные социальные связи между людьми обнаружены как раз в родственном кругу. А там, где есть солидарность, не место аномии. Тем не менее, она умудрилась затронуть и брачно-семейную сферу. Дюркгейм сопоставляет различные регионы Франции, Германии Швейцарии и приходит к выводу что существует устойчивая положительная корреляция статистики самоубийств со статистикой разводов. Это дает ему основания утверждать, что распад семьи (который тоже во многом являет собою аномию) выступает в качестве одного из факторов самоубийств.

Деформация общества подразумевает распад прочной системы нравственных ценностей: рост преступности, числа самоубийств, разводов выступает не столько причиной, сколько следствием нарушения той части культурного пространства, которая касается религиозных и семейных ценностей.

Если общество находится в кризисе, его социальные институты, призванные служить основой стабильности, не выполняют предназначенных им функций, не отвечают чаяниям и надеждам людей, человек теряет ориентацию. В его ценностной системе начинается хаос. Абсурдность бытия, которым он не в силах управлять, подавляет, угнетает и разрушает его.

Наконец, еще один фактор разрушений - характер господствующего в обществе политического режима - оказывает не менее разрушительное воздействие, чем состояние самого общества. Дюркгейм полагал, что репрессивные политические системы увеличивают рост суицида. Однако исторические факты не всегда подтверждают правоту его воззрений. Жесткий контроль над поведением и мыслями людей в одних случаях ведет к росту самоубийств, в других нет. При советской власти уровень суицида в нашей стране был высок. С этим никто спорить не станет. Но еще больше он стал в постсоветский период, когда уровень респрессивного давления снизился, но лишь в политической сфере. На смену ему пришел экономический прессинг. Видимо, общество, находящееся в глубочайшем кризисе, продуцирует рост суицида независимо от политического режима. Причины подобного явления социологами до конца еще не выяснены, им лишь предстоит еще разобраться в сложнейших механизмах посттоталитарной аномии.

Касаясь социетальной, или макросоциальной стороны явления, французский социолог говорит о том, что аномия порождена переходным характером современной эпохи в целом, временным упадком моральных норм, призванных регулировать отношения в обществе. Таким образом, у Дюркгейма аномия - следствие неполноты перехода общества от одного состояния к другому, а именно от механической солидарности к органической, когда старые институты и нормы уже разрушены, а новые еще не созданы. Население не успевает привыкнуть к постоянно появляющимся социальным и культурным нововведениям. Они появляются на свет, не получив морального оправдания и нравственной опоры в коллективном сознании. Аномия может закончиться депрессией, девиантностью, или, в экстремальном случае, самоубийством или убийством.

При отсутствии твердых норм поведения исчезают и твердые жизненные принципы. Напротив, моральные границы дозволенного расширяются, а область подконтрольного поведения сужается. Особенно часто подобное случается в переходные эпохи. Одной из них считается период первоначального накопления капитала, называемый <нецивилизованным>. В этот момент в обществе процветает нерегулируемая твердыми законами конкуренция, порождающая мошенничество, коррупцию и преступность. Аномия возникает тогда, когда люди не могут достичь законным путем провозглашенных обществом в качестве нравственного закона целей.