Любопытные факты

Уровень детской смертности - количество умерших младенцев на 1000 родившихся - важный показатель цивилизованности общества. В древних и средневековых обществах он был выше, чем в современных, а в богатых и благополучных странах он ниже, чем в бедных и слаборазвитых.

Но так обстоят дела в человеческом обществе. А если попробовать сравнить человеческий род с другими видами животных? Как там обстоят дела? Как мы выглядим на их фоне? Оказывается, весьма благополучно. Можно даже сказать лучше всех. Действительно, из нескольких десятков тысяч новорожденных черепашек в живых остаются единицы. Остальные погибают в пасти многочисленных хищников - лазающих, ползающих, бегающих, плавающих и даже летающих.

Одной из важных причин беспризорности является разрушение семейного быта и естественного уклада жизни. В подобных условиях бездомный ребенок рано включается в уличную борьбу за выживание при отсутствии воспитательной помощи взрослых и нормальной детской среды. У него меняются психология, менталитет и образ жизни. Беспризорники становятся объектом интереса самой активной части теневого сектора общества - криминалитета, большинство представителей которого сами вышли из социального дна общества. В единое целое сливаются два потока - взрослый и детская субкультуры.

В 1920-е годы беспризорность была крупнейшей государственной проблемой. Один из очевидцев сообщал, что беспризорники собирались по отдельным районам Москвы: в Марьиной Роще, Черкизове, на Смоленском и Хитровом рынке, Трубной площади. Группами по 20-30 человек они ютились в подвалах и полуразрушенных домах. В башне Красных ворот жило до 600 бездомных детей: <Они пробирались во внутренние комнаты по сырым темным проходам и ночевали здесь в гнилой соломе и на грязном тряпье. Утром, посиневшие от холода, табака и наркотиков, завернутые в невообразимые лохмотья, они выходили "на промысел". Весь Земляной вал от Красных ворот до Курского вокзала заполнялся ворами, спекулянтами, проститутками>[189]. Основным средством существования для беспризорников являлось мелкое воровство.

Одним из способов борьбы с несовершеннолетними беспризорниками являлось в годы советской власти устройство трудовых колоний. По архивным данным, на начало 1940 г. в стране было 53 лагеря, 425 исправительно-трудовых колоний и 50 колоний для несовершеннолетних, 90 домов младенца. С 1935 по 1940 г. в ГУЛАГе находилось 155 тысяч подростков, к 1953 г. - 35 тысяч детей заключенных. Треть всех заключенных сидела по делам о хулиганстве[190]. Беспризорные и хулиганы в большинстве своем попадали в колонии и лагеря, постепенно усваивая нормы взрослой воровской субкультуры, превращаясь в полноправных представителей бандитского мира. Подростки-беспризорники привносили в культуру лагерей свой фольклорный репертуар, сложившийся еще на воле. В лагере он дополнялся и перерабатывался.

Те и другие выступали представителями социальных изгоев, людей, отверженных обществом по причине их асоциального поведения. Они пополняли социальное дно общества, где и формировалась весьма специфическая субкультура - социального изгойничества. Субкультура блатных - активное изгойничество. Взрослые преступники и дети-беспризорники в одинаковой мере выступают представителями деклассированной среды и на этом основании - творцами маргинальной культуры. В этой среде нельзя надеется получить высшее образование, сделать удачную карьеру, обзавестись благополучной семьей. Единственная удача, которая светит беспризорникам, - овладеть криминальной, например воровской, квалификацией, которая не позволит им умереть с голоду, а при удаче еще и припеваючи жить. Таков экономический фактор притяжения детей к <потустороннему> миру взрослых. Исследованием экономических, социальных и культурных факторов хулиганства и криминальной субкультуры в 1920-30-е годы занимались многие исследователи[191].

Справка Блатной жаргон - разновидность ненормативной лексики. Характерной чертой Б.ж. является своеобразная лексика - специфический набор слов, нек?рые из них употребляются в традиционной речи. Однако в Б.ж. такие слова либо имеют свои значения (напр.: <бобер> на Б.ж. означает <богатый человек>), либо употребляются в искаженном виде (не <фотография>, а <фотка>).

В основе воровской эстетики лежит рискованная игра. Вор как на свободе, так и оказавшись арестантом в тюрьме постоянно играет роль, прикидывается, эта маска "дурачащего дурака" - одно из его основных орудий. Законы игры переносятся ворами и на тюремную жизнь, о которой можно сказать, что она представляет собой не только быт, но и совместно проигрываемую интерпретацию этого быта, в том числе и смеховую, которая дает возможность этот быт уничтожить, преодолеть с помощью осмеяния [192].

Социологи давно отмечали несомненную связь хулиганства и игры: <На всем поведении хулиганов - печать "забавы", "потехи" или "игры", выходящей из рамок общепринятого и переходящей в настоящее буйство и бесчинство, когда осуществлению ее ставятся противодействия. Этот элемент "игры" в хулиганском поведении позволяет провести аналогию между последним и некоторыми формами детского поведения.... И в юношеском возрасте, в 18 лет, и в 20-25-летнем возрасте, приближающемся к зрелому, человек все еще сохраняет потребность к развлечению и беззаботному вольному препровождению времени, к занятию, которое является самоцелью, или, короче говоря, к игре>[193].

В начале 1920-х годов шел необычайно сильный рост юношеского и взрослого хулиганства, иногда переходящего в бандитизм. Причем хулиганством занимались больше всего не "подонки общества", а рабочие, имеющие стабильный заработок, но не знающие куда себя деть в свободное время. Давали знать рецидивы деревенского сознания, ибо все они - по существу недавние выходцы из деревни. А там главная мужская забава - стенка на стенку и до большой крови.

Одной своей частью субкультура беспризорных и малолетних хулиганов соприкасается с обычной культурой детства, другой - с лагерной культурой взрослых. По мнению В.Ф.Лурье[194], сходство субкультуры детей и взрослых преступников выражалось в следующем:

1. Особенности языка - и у тех, и у других подчеркнуто свободное языковое поведение; существует свой жаргон; в школьной среде с 1920-х годов популярен блатной язык.

2. Существование типа личности со смешанной субкультурой, близкого и детям и блатным - беспризорника.

3. Близость детского озорства, шалостей, некоторых форм игрового поведения - и хулиганства, особого игрового поведения преступников.

4. Многое из "спустившегося" к детям фольклора принадлежало ранее именно блатным.

5. Безусловное не только формальное, но и тематическое и иногда текстовое совпадение альбома блатного-уголовника и девического песенника-альбома, аббревиатур из песенников и наколок взрослых преступниц.

6. Косвенно, но их объединяет отрицательное отношение общества к их субкультурам, официальное неприятие ненормативного языка, неподцензурного устного и письменного творчества.

Детскую субкультуру, по мнению В.Ф.Лурье, можно определить как пассивное изгойничество, а субкультуру взрослых блатных - как активное. Во всех странах и во все исторические эпохи изгойничество стимулирует создание арго - сниженной формы речи, уступающей нормам высокой литературы и отражающей примитивный быть определенной социальной группы.

По самой своей природе детский и подростковый язык является социально сниженным, поскольку нормами литературной речи, за исключением отпрысков дворянских родов, в этом возрасте овладеть не успевают. Но и в дальнейшем <олитературивания> подростковой речи тоже не происходит. Массовая школа и стандартные приемы обучения тому не способствуют. Школьный жаргон как форма сниженной речи сформировался в дореволюционное время, усилился в послереволюционный период и укрепился в 1990-е годы. Огрубление речи учащихся происходит в те периоды, когда наступает духовный кризис и уровень воспитательной работы в школе существенно снижается, либо когда в стране происходит социальный кризис и ряды школьников переполняются представителями криминальных субкультур. Условия для сближения двух субкультур - доминирующей в обществе, ценностно-позитивной детской культуры и криминальной субкультуры безнадзорных детей и взрослых преступников - возникают и в том случае, когда между соседними слоями, стратами или общественными группами разделяющие их социальные барьеры становятся очень тонкими и легко проникаемыми. А если учесть природное любопытство детей ко всему приключенческому и авантюрному, то почва для сближения и вовсе расширяется.

Все плохое наследуется от другого родителя.

Для детей всегда существовала притягательность литературного образа беспризорного, равно как и пирата, разбойника Робин Гуда. Книги о них входили в число самых предпочтительных. "Рыжик" Г.Свирского, "Принц и нищий" М.Твена, "Без семьи" Г. Мало. Тяготение к субкриминальному чтению, увлечение экстремальными субкультурами прослеживается и в детском фольклоре. К примеру, как для тюремных, так и для сиротских баллад в одинаковой степени характерен трагический пафос, песни о несчастной доле, неудавшейся судьбе, тотальной покинутости и заброшенности. Ярким примером служат ставшие классикой слова о сиротской доле: <Позабыт и заброшен / С молодых юных лет, / Я остался сиротою / Счастья-доли мне нет>.

Чаще всего блатной репертуар создается взрослыми, отбывшими наказание, вернувшимися на волю и сумевшими создать вокруг Большой Зоны романтический ореол привлекательности. Его подхватывают подростки в тот переломный момент жизненного цикла, когда у них начинается активный отход от родительской опеки, вхождение в коллектив ровесников и поиск своего места в нем.

Любопытные факты Писатель В. В. Набоков юношей был вынужден с родительской семьей эмигрировать после революции из России. Они никогда больше не смог вернуться в горячо любимый им собственный дом на Большой Морской в Петербурге и в свое имение Выра. Всю жизнь он ощущал себя королем, изгнанным из королевства собственного детства, и никогда больше не захотел иметь другого дома. Снимал жилье, последние годы провел с семьей в номере гостиницы в Швейцарии. На вопрос журналиста, почему не приобрел собственного жилища, ведь средства позволяли, - ответил, что настоящего дома, такого, как в детстве, уже не создать, а другого - не нужно.

В закрытом зоновском пространстве человек неподвижен и потому характеризуется как "сиделец". В субкультуре беспризорников его быть не может. Поскольку они еще не сидели. Но есть другой мотив - дорога. В тюремном репертуаре дорога символизирует межкамерную связь, на которой держится единство арестантского сообщества. <Они плетутся из веревок и ниток, славливаются, то есть выставляются удочки, -рассказывают заключенные. - На эти дороги приходят мульки, малявы, ксивы - как их только не называют>[195]. А у беспризорника дорога - это тернистый путь, приведший его к сиротству: потеря отца, отсутствие влияния матери, первое легкое преступление и получение определенной квалификации в тюрьме, ставящее его на рельсы правонарушения, по которым он катится порой по инерции. В большинстве таких песен преобладает минорный тон, глубокая грусть, а иногда и полный пессимизм.

Если бы жалостливый песни объективно отражали мир беспризорников, то их можно было бы себе представить поникшим племенем самоубийц, ни на что не способных, как только на рабское смирение. На самом деле они совершенно иные. Их песенное творчество вовсе не отражает ни моделей их реального характера, ни личных характеров, ни отношения к жизни. В действительности стиль жизни, общий облик беспризорного и правонарушителя приближаются скорее к социальному типу ушкуйника, разбойника. В их жизни <есть и ухарство и задор, своеобразный юмор и иной раз и оптимизм. В художественном творчестве...боль души концентрируется, находит себе выход в горьких упреках людям, "через которых страдаю", и которым "всем чужой>[196]. Песни хулиганов носят в основном характер "приблатненных" произведений городского фольклора.

Подростковый авантюризм, принимавший нередко превращенные формы в кризисные эпохи, точно подметил один исследователь-эмигрант, описывающий в 1920-х годах советский режим: <У молодежи наслаждение властью соединяется с тем чувством спорта и авантюры, которое составляет неотъемлемую принадлежность известного периода. Во всех классах и группах это чувство находит себе различные формы для проявления. Гимназисты переживали это, увлекаясь Майн-Ридом, устраивая всякие игры, проказы и шалости, убегая в Америку, а во время войны - на фронт. Мальчики других классов проявляли эту психологию отрочества и юности в других формах, иногда в кулачных боях, иногда в хулиганстве....И вот теперь появился строй, который использовал эти настроения, который дал возможность превратить игру в действительность....Мальчик, который, начитавшись Майн-Рида, мечтал об охоте за черепами, теперь получил возможность проделывать нечто, перед чем бледнеют и фантастические вымыслы Майн-Рида>[197].