Раздел IV. РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ РАЗЛОМ

Несколько предварительных замечаний. Россия. Год 1917 – год революционный: оценки, мнения, суждения. Россия. Год 1917 – год революционный: как это было?Последствия Первой мировой войны. Противобрствующие лагеря. Победа революции и двоевластие. Партийный состав Временного правительства (март – октябрь 1917 г.): динамика изменений. Первые мероприятия Временного правительства. Реальные альтернативы постреволюционного общества. Конец двоевлатия. Првал летнего наступления армии. Корниловское выступление. Приход к власти большевиков

Российская революция 1917 г. – эпохальное событие в истории не только нашего Отечества, но, и не будет преувеличением сказать, всего сообщества мировых цивилизаций. Это самая полемичная (не дискуссионная) тема в современной историографии, как в отечественной, так и в зарубежной.

Рассматриваемая проблема многоаспектна, полифонична. Поэтому авторы избегали углубления в какой-либо из аспектов истории начала русской революции 1917 года, а давали материал до предела обобщенно. Однако он снабжен небольшим историографическим экскурсом, призванным помочь осознать изучающим историю государства Российского на переломных его этапах степень сложности изучения проблемы, а также сориентировать их в самостоятельном изучении истории начала революции 1917 г.

Год 1917, год революционный – болевая точка общественного сознания россиян, снова попавших, как и более 80 лет назад их не столь далекие предки, в цивилизационный разлом. Модернизация Отечества – чрезвычайно болезненный процесс. Вообще-то он никогда не был во всем мире, как любил говаривать классик, “прогулкой по тротуару Невского проспекта”. Но модернизация России – особый случай. Впрочем, как и многое другое в истории державы Российской. Не случайно, в сложившейся социально-политической, экономической и духовной обстановке взоры современников часто обращаются к революционным бурям года 1917. Ибо есть известные закономерности, пусть не все еще до конца познанные, в переломных моментах истории мировых цивилизаций.

Вокруг событий 1917 г. ломают копья, тупят мечи. С трудом пробиваются в средства массовой информации честные исследователи, пытаясь максимально приблизиться к объективности и историзму в концептуальных построениях. Одновременно наживают капиталы жулики эфира, мошенники пера как левой, так и правой политической ориентации. Причем, дискуссии о событиях 1917 г. в России не утихают и за рубежом.

Но, какие бы разнообразные точки зрения на революцию не высказывали сегодня, ее фантасмагория будет еще долгое время не познана.

Историографический опыт, накопленный всемирной историей, наглядно иллюстрирует, что первые, в полном смысле академичные (лишенные избыточных эмоций и политических страстей, не говоря уж о страстишках) исследования о Великой Французской революции СТАЛИ возможными не ранее смены трех поколений.

Только через 80 лет деяния Робеспьера, призрак гильотины, крик боли людской из потаенных глубин человеческого сознания перестали довлеть над психикой исследователей. Общество получило потребность осмыслить и переосмыслить деяния тех, кто «вздыбил» тихую социальную заводь, бросив Францию в цивилизационный разлом.

Однако похоже, что для России и 80 лет мало для того, чтобы взглянуть на историческое полотно 1917 года беспристрастно. Слишком много было в революции того, чему не найти аналогов в других революциях, известных человечеству, и того, что многократно, из-за политической и исторической близорукости, готовы повторить не раз.

Конечно, есть серьезные сдвиги в историографии событий 1917 г. в сторону выполнения добротных исследований в системе координат классического академизма. Но политические страсти, а скорее всего страстишки, все-таки продолжают довлеть над отечественными историками, взявшимися за перо в 1990-е гг., чтобы осмыслить и переосмыслить столь животрепещущую тему, коей является начало российской революции 1917 г.

Авторы данного учебного пособия не ставят перед собой задачу осветить историю изучения событий 1917 г. Это увело бы нас в сторону. Но некоторые позиции в данной связи обозначить, хотя и достаточно обобщенно, просто необходимо.

Следует подчеркнуть, что за годы советской власти в историографии событий 1917 г. сложилась четкая, но до предела политизированная схема. Их расчленили на 3 блока, хронологически связанных в одну цепочку: Февральская буржуазно-демократическая революция; переход от Февраля к Октябрю (двоевластие); Великая Октябрьская социалистическая революция.

Причем, и это принципиально, данная историографическая схема оказала влияние и на зарубежную историографию. Правда, оценочные суждения, высказанные историками за рубежом, были диаметрально противоположны советской историографии, особенно в оценке значимости и последствий революционных событий.

Историографическая схема, изложенная выше, актуальна и в постсоветской историографии [24]: концепция, согласно которой февральские события 1917 г. не представляли особого интереса для изучения и оценивались, главным образом, в негативно-критическим ключе, а внимание историков концентрировалось на событиях, связанных с приходом большевиков к власти, имела характер образа мыслей, утвержденных государством.

Стержневая идея данной концепции – в октябре 1917 г. произошла межформационная социалистическая революция, открыв эпоху перехода человечества от капитализма к социализму (коммунизму) во всем мире. Устоявшиеся стереотипы очень трудно уходят в прошлое. И хотя монополия концепции, освещенной выше, в постсоветский период в значительной мере разрушена, но по-прежнему не отошла окончательно на задний план, особенно в массовом сознании среднего и старшего поколения. Перестроить это трудно, а некоторой части постсоветского социума – невозможно.

Но изложенная выше концепция все равно, рано или поздно, уйдет в прошлое вместе с эпохой, ее породившей. История сама по себе, а уж тем более история событий 1917 г., достаточно сложна, многоаспектна, противоречива. Она не сводится исключительно к деятельности партии большевиков, чьи деяния на ниве построения “царства Божия на земле”, вообще невозможно совместить со светлой идей коммунизма, если иметь в виду, что она подразумевает гуманистический идеал.

Коммунистическая идея – общественный идеал. Ее появление – альтернатива суровым реалиям действительности. Непреходящее значение коммунистической идеи в истории человечества – ее непосредственное и влияние на социализацию и гуманизацию человеческого сообщества.

В ЭТОМ СМЫСЛЕ КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИДЕЯ НЕПОБЕДИМА.

Она будет жить вечно, оказывая благотворное влияние на гуманистическое совершенствование человеческого социума и развиваясь вместе с ним. Однако ее претворение в жизнь (как и любой утопии, как учит наша история), тонет, в конечном итоге, в собственной крови.

Многие исследователи, начиная с 1990-х гг., в анализе событий революционного 1917 года пытаются идти другим путем. Так, В. Булдаков в книге “Красная Смута” [25] анализирует природу и динамику революционного насилия в России, обусловленного столкновением модернизаторства и традиционализма. Автор сконцентрировался на психопатологии российской смуты XX в. Историк использовал широкий спектр источников, преимущественно личного происхождения, из российских и зарубежных архивов. Автор не придерживался строгой хронологии в исследовании событий 1917 г. Но он не оспорил дефиницию “Октябрьская революция”. Более того, В. Булдаков в начале книги сделал серьезную заявку на приближение к максимальной объективности в оценке событий 1917 г. Он написал: “ Подходить к любой революции, Октябрьской в особенности, с мерками политического крохобора или морализующего обывателя – то же самое, что пытаться измерить слона ученической линейкой ” [26].

Судя по всему, ученый смог достаточно объективно раскрыть предмет своего исследования.

Характерно и то, что до сих пор имеются, правда, главным образом в публицистике, концепции, по которым Октябрь 1917 года – военный переворот, совершенный большевиками с опорой на революционную часть армии и флота. Оценку, приведенную выше, впервые высказали сразу после победы Октябрьского вооруженного восстания. Ее разделяли и сами марксисты. Так, деятель большевистской партии А. Богданов (Малиновский) назвал в письме к А. Луначарскому вооруженное восстание “солдатским восстанием”, “сдачей социализма солдатчине” [27]. Конечно, просто отрицать подобную точку зрения нельзя. У большевиков была огромная поддержка армии. Иначе они не продержались бы у власти, особенно впервые дни после победы Октябрьского вооруженного восстания. Но продержаться только посредством штыков в стране, где налицо цивилизацонно неоднородное общество, попавшее в цивилизационный разлом, весьма проблематично.

Не выдерживает критики точка зрения, родоначальники которой принадлежат к историкам русского зарубежья. Для них Октябрь 1917 г. – заговор, захват власти кучкой большевистских лидеров, которые навязали стране трагический путь развития. В годы перестройки это был любимый лейтмотив публицистов, описывавших события 1917 г.

А ранее подобные мысли высказывал американский политолог З. Бжезинский: “ Именно из-за отсталости России ни общество в целом, ни относительно малочисленный класс промышленных рабочих не считались готовыми к социализму. Следовательно, историю надо было подстегнуть при помощи военизированного “авангарда” преданных революционеров, точно знающих, в чем суть наказа истории, готовых посвятить себя служению ей ” [28].

Заговор, если он не имеет поддержки масс, обречен на поражение (корниловское выступление, ГКЧП). А когда есть поддержка масс – это уже не заговор.

Не стоит принимать всерьез с научной точки зрения, что Октябрь 1917 г. – революция люмпенов. Конечно, люмпены сыграли свою роль в революции. Но они могут только разрушать, созидать не способны [29]. А один из созидательных итогов событий 1917 г. – создание могучей сверхдержавы СССР.

Небезынтересно, что в зарубежной историографии, начиная с 1990-х гг., стала распространяться историографическая версия, по которой хронологические рамки событий 1917 г. резко расширялись.

Историк Р. Пайпс (США) считает, что “ русская революция продолжалась целое столетие ”, а ее кульминация пришлась на 25-тилетие, предшествовавшее смерти В.И. Ульянова (Ленина) [30]. У этой точки зрения нашлись сторонники на Западе, стремившиеся расширить хронологические рамки событий 1917 г., например О. Фогс [31]. Однако такая позиция вызывает критику со стороны современных российских исследователей истории 1917 г. [32].

Уникальна точка зрения российско-американского социолога Питирима Александровича СОРОКИНА. Выросший в России специалист, основатель американской социологической школы считал Февраль и Октябрь 1917 г. лишь государственными переворотами (как и события марта 1921 г. и октября 1929 г.), узловыми местами индустриальной революции в России 1917–1929 гг.

Зарубежные историки революции немало внимания уделяют и попыткам дать четкий ответ на вопрос о причинах того, что случилось с Россией в 1917 г.? Американский исследователь Л. Холмс предпочитает выделять своего рода врожденные пороки системы: “долговременные предпосылки”, факторы, усиливающие их действия, и своеобразные детонаторы социального возмущения [33]. Вроде бы, концепция стройная. Однако, в ее дополнение можно привести иронично-полемическое замечание В. Булдакова: “ Логично, но чего стоили бы все эти построения, если бы не прогремел взрыв? Можно ли вообще утверждать, что рухнувшая система была в принципе порочной? Кто доказал, что сообщество динозавров было нежизнеспособно само по себе? ” [34].

Оригинальны и концептуальные построения немца М. Хильдермайера. Он полагает, что российский революционаризм формировался под влиянием осознания отсталости (привилегии одних и социальная забитость других составляли 2 стороны медали [35]). Очевидна явная узость подобного взгляда, не охватывающая все грани проблемы социального взрыва в России в 1917 г.

Другой германский исследователь В. Бонвеч считал, что предреволюционная Россия обладала структурой, качественно не сопоставимой с европейскими [36]. Это также небесспорно.

Отечественный историк А.А. Искандеров необоснованно ставит на 1-е место среди причин революции запоздалость отмены крепостного права. Скорее, причиной являлись остатки системы крепостного права в демократической России. Но Искандеров выделил другие интересные причины: кризис революционного чувства; падение авторитета церкви; разрыв связи монархии с народом; деструктивность враждебных партийно-политических отношений [37]. Трудно отрицать действие данных факторов, стимулировавших мощный социальный взрыв. Но историк не дает ответа на вопрос, каково их соотношение между собой.