МАЗМҰНЫ 3 страница

 

***

 

Утром, сквозь сон и белую пелену тусклого дневного света, падающего из окна, доносились шептоливые голоса девушек-соседок. Я побоялся и постеснялся давать виду, что уже не сплю. Повернувшись на бок, лицом к стенке Я внимательно разглядывал причудливый рисунок старых обоев. Спиной же Я чувствовал тёплое и влажное дыхание Аси. Она сжалась калачиком и лбом упёрлась в мою лопатку.
Совсем рядом послышались шаркающие звуки (кто-то надевал обувь), потом тихий смешок, стук закрывающейся двери и тишина.
Я повернулся на спину, аккуратно, чтобы не задеть девушку. Ася крепко спала, прижимая руки к груди.
- Ася, - тихо, ласково, почти по-отцовски начал Я нашёптывать девушке на ухо. – Арсения…
Девушка на мгновение улыбнулась, но практически тут же нахмурилась, вспомнив что-то, что её могло разочаровать. Она открыла глаза и без какого-либо интереса ко мне протерла лицо руками.
- Они ушли? – спросила она сухо.
- Да, только что. Доброе утро, - ответил Я с искренним теплом в голосе.
- Хорошо, - она посмотрела на наручные часы, лежавшие на столике возле кровати. - Я сегодня с утра работаю, так что извини, завтраком не накормлю.
Ася резко встала, поправила ночную рубашку, трусы, которые впились ей между ягодиц, и заглянула в окно.
- Пасмурно… - сказала она тяжело, как будто от этого завесил весь грядущий день. – Ты давай поднимайся тоже, а то Я опоздаю.
Приподнявшись на локти, встряхнув головой, Я медленно стащился с кровати. Проснулся Я минут сорок назад, и всё это время меня мучил позыв по малой нужде, плюс ко всему утренний стояк никак не хотел сбиваться.
- Тебе в туалет нужно? – осмотрев моё почти нагое тело, спросила Ася.
- Было бы не плохо, - честно признался Я.
- Давай сейчас оденемся и вместе сходим.
Я кивнул.
Поведение Аси меня нехило настораживало, возможно, даже разочаровывало. Стоило мне ступить за порог её комнаты, как Ася стала сухой и строгой. Даже тогда, когда Я пытался быть предельно милым, девушка всё равно, каждое моё лишнее слово воспринимала в штыки.
Пока Я натягивал джинсы, а Ася блузку Я решил у неё спросить, в чём дело.
- Ась, что-то не так?

- В смысле? – она посмотрела на меня истинно не понимающим взглядом.
Я пару секунд помолчал, всматриваясь в этот взгляд и глубоко выдохнув, сказал:
- Нет, всё нормально.

Мороз, цепляющим касанием сухого старика поглаживал лицо. Его морщинистые руки не смели дотронуться до моей кожи, пока она держала на себе тепло общежития. Хотело ли это тепло оберегать меня от стужи, или Я просто использовал его? Тепло нагретой газовым пламенем воды, текущей в трубах городского отопления, тепло дешёвых электроприборов, тепло чужих тел.
Я приподнял ворот и уткнулся в него носом, пряча лицо от этого мёртвого морщинистого старика. Стоило нам отойти от общежития подальше, как Ася снова стала весёлой и общительной. В её голосе не слышалась власть и мужское начало. Она уже не винила меня за то…. честно говоря, Я даже не знаю, в чём была суть моей вины, но по её недавнему поведению стоило догадаться, что причины была. В принципе ночью Я её не трогал, не приставал, так как она и просила, мирно повернулся на противоположный бок и уснул. Может в этом была суть обиды? Ох… не знаю, вот здесь Я точно, без всякого обмана, не могу понять смысл женской логики.

Мы дошли до кафе, Ася чмокнула меня в щёку на прощанье, улыбнулась и скрылась за дверью. Я не спеша направился в универ, где и закончил свой не богатый на впечатления день.

 

«Каба»

 

 

- Это что?

- Ну, вообще Молоко, точнее там много чего.
- Например?
- Ну, тебе рецепт сказать? – улыбнулся Светлый.
- Ага, ну мне для общей эрудиции, - ответил Я.
- Окей. На три банки концентрированного молока, примерно, - он задумчиво посмотрел на руки и раскрыл ладонь, показывая жмень, - вот столько сырья, можно сухостоя. Варишь минут сорок, добавляя по вкусу столовой соли, можно сахара. Потом сцеживаешь и охлаждаешь.
Светлый поставил на стол стеклянную банку с сероватой жидкостью, когда-то, видно бывшей молоком.
- Сам варил? – без интереса спросил Я.
- Из чего? – иронично посмеялся он. – Угостили, а откуда достали, не знаю. У тебя на завтра какие планы?

- У меня? – Я задумался, - Ну до полудня, никаких, потом на пары и… - мне не хотелось говорить ему про Асю, пока что не хотелось, - потом не знаю.

- Замечательно. Садись.
Светлый выдвинул два стула из-под стола. Из ящика достал две рюмки и апельсиновый сок из холодильника.

- Водку же пил? – серьёзно спросил он.

- Пффф… - показал Я свою оскорблённость, от его неверия в мои алкогольные похождения.
- Тогда залпом пьёшь и запиваешь соком. Вкус малость отвратный, но послевкусие чёткое.

- Обожди чувак, Я как бы ни против, но и не соглашался. Что ты за меня решаешь? – немного утрированно возмутился Я.
Так-то, подобный опыт мне был очень интересен. Я, если честно признаться, до этого момента никогда ничто подобное не пробовал. Ну не то чтобы «не было, не хотел», просто судьба никогда не сводила чтобы вот так, у себя дома за столом поставили и сказали «пей». Да и людей не было вокруг таких, в которых можно было быть уверенным на сто, чтобы так сказать, после принятия даруемого вещества ещё коньки не отбросить. Опять же после последних событий, которые очень сильно на меня повлияли, и оставили кучу глубоких следов в моём сознании (это Я про сны непонятные), найти ответы в чём-то подобном было тайным непонятным желанием.
- Ну, не хочешь, как хочешь.

Светлый встал со стула, взял со стола банку с непонятной жидкостью и собрался, было, убрать её в холодильник.
- Эй, эй, - начал вставать Я за ним, - Я же пошутил.

Светлый понимающе улыбнулся и сел на место.
- Я тоже. В общем, тогда добро?
- Добро, - быстро думая ответил Я. – Только не спеши. Объясни, что со мной будет. Для чего это вообще?

Светлый подумал и начал подбирать слова:

- Я думаю, что нам нужно запереть квартиру и спрятать ключ. Твой где?

- Ключ? В двери торчит.

Светлый встал и вышел с кухни. Щёлкнул замок двери. Он принёс ключ и положил его на стол.

– Вот, спрячь его туда, где Я его не найду, и сам забудь, где спрятал, это у тебя должно получится, под таким состоянием можно что угодно забыть. И на улицу нам идти ни в коем случае нельзя.

- Почему? – спросил Я.

- Ну, много причин. Вот ты спрячь, потом мы выпьем, и у нас будет минут сорок здравомыслия, как раз на то, чтобы Я тебе всё объяснил.

- А твой ключ где?

- Я его у девки одной забыл, - ответил он, почесав затылок.

Пока Светлый разливал молочную, серо-зелёную жидкость, Я вышел в свою комнату и спрятал ключ в книгу «Дон Хуан». Вернувшись на кухню, Я взял рюмку, и хотел было поднести её ко рту, но Светлый меня остановил.

- Прояви уважение! – серьёзно сказал он.

- К кому? – удивился Я, смотря на него.

- К Кабе, в смысле к конопле. Всё что окружает тебя достойно уважения, так как имеет влияние на тебя, а то, что будет проникать внутрь тебя, достойно уважения в десять раз больше, чем-то, что снаружи.
Светлый взял свою рюмку и поднёс её ко лбу, помолчал немного с закрытыми глазами, добро улыбнулся, что-то прошептал в стопку и удовлетворённо выпил, не теряя улыбки на лице. Потом запил соком и открыл глаза.

Я подозрительно покосился на него и так же дотронулся рюмкой до лба. Закрыл глаза и начал придумывать, как можно выразить уважение конопле. В голову пришло только: «Уважаемая конопля, пожалуйста, не сведите меня с ума, не сделайте последним нариком и помогите ответить на вопросы».

Послышался голос Светлого:

- Улыбнись, ты же любишь, когда тебе улыбаются люди.

Я улыбнулся.

- Вот так, и не криви лицо, когда будешь пить, это не уважение.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Я хлебнул серо-зелёной жидкости. На вкус она была и вправду отвратной, какой-то сладко-соленой и горькой одновременно, с сильным резким запахом затхлости и мокрой травы. Тут лицо моё перекривилось. Не открывая глаз, Я услышал, как Светлый рассмеялся над моей гримасой. Потом Я тут же запил «молоко» соком и ощутил в правду довольно недурное послевкусие, напоминающее тёплый летний закат на травянистом степном поле.
- Вот, - начал Светлый. - Непривычно, да?

- Ага, вкусненько.

- Есть такое. Засекай время, через сорок минут всё должно случиться.

Я засёк время. На часах 23:46, в 00:31 мир должен, как то изменится.
Светлый посмотрел в окно.

- И помни, что гулять не идём. Ибо первое: замерзнем. Второе: спалимся. Третье: мы не будем думать, будем просто тусить и ржать, как это делают обычно люди. Ты не за этим выпил Кабы, и Я не за этим её сюда принёс. Мы должны будем сделать что-то важное, то, что вытянет и меня и тебя отсюда. Я не знаю тебе пока как это объяснить, но Я думаю, что когда тебя накроет, то всё само придёт. Что ты ещё хотел у меня спросить?

- Что случится через сорок минут?
- Вообще сгорит твой дом… - серьёзно сказал Светлый.

- Что? - не понял Я его юмора.

- Я слышал о том, что стоит хоть раз употребить Кабу и твоё сознание никогда больше не будет прежним. Ты не поймёшь этого, возможно ты даже будешь на сто процентов уверен, что всё так, как было раньше, но поступать ты будешь по-другому. Через сорок минут, по идее, если люди правы, то сгорит твой «дом», и ты никогда не сможешь больше в него вернуться. Построить новый сможешь, а вот вернутся в старый, нет. Это метафора.

Мне стало немного страшно, в голове мелькнула шальная мысль побежать в туалет и выблевать всё то, что было мною сейчас выпито.

- Беги, - спокойно сказал Светлый.
Я улыбнулся, его слово не показались мне удивительными.

- В вечном Тарикате нет ничего хорошего, как нет нечего плохого с вечным Тарикатом. Но по Пути тебе могут встречаться много интересных людей, мест, событий, а в дом редко когда заходят незнакомые тебе гости. Поэтому Каба сжигает твой «дом», чтобы ты смог хоть немного побыть в Пути. Так что успокойся Миру, если ты захочешь ты всегда успеешь отстроиться, или подселится к какой-нибудь широкой душе. А твой старый дом, слишком пропах твоим детством. Ты постоянно вспоминаешь Владивосток, мёртвого деда, обиды, которые ты мог принести матери. Это всё хорошо. Такие вещи нельзя забывать, но ты вспоминаешь их как ребёнок. Нужно уйти из родительского дома не только физически, но и душой.
Светлый встал из-за стола и открыл холодильник, вытаскивая сыр, майонез и хлеб из ящика.

- Кстати, знаешь интересный факт Миру. Наше тело меняется каждые сет лет. То есть все наши клетки каждые семь лет умеряют и рождаются из того, что мы съели или выпили. Тебе сейчас девятнадцать, да? Вот и выходит, что своё тело ты уже третий раз меняешь. В тебе не осталось ничего от того мальчика которому было двенадцать лет, и в том мальчике не было ничего того что было когда-то твоей матерью.
- Что ты этим хочешь сказать? – спросил Я, ища сторону, в которую вёл разговор Светлый.

- Ничего, просто рассказываю интересный факт. И кстати, сначала время заметно замедлиться. Ты будешь чувствовать, как твоё неповоротливое тело движется почти как в невесомости. Потом твои мысли будут меняться…, ну ты просто будешь думать более быстро, постоянно меняя темы для разговоров, и тебя это не будет смущать. Тебя вообще не будет ничего смущать, ты всё будешь воспринимать, как должное, любую мою глупость. Я скажу тебе «Похож Я на лягушку» и начну квакать, а ты достанешь листок бумаги с ручкой и будешь серьёзно доказывать то, что Я и в правду похож на неё, чисто из-за того, что так чисто и артистично квакаю.

Я улыбнулся.

- А потом будешь ржать. Но нам нужно этого избежать, ибо если мы начнём, то уже не остановимся и опять надолго здесь залипнем. И самое главное! – Светлый поднял палец вверх. - Если Я скажу тебе «Не залипай», то продолжай залипать. Я буду так говорить, потому что у меня такая привычка, да у всех такая привычка на самом деле. Просто когда кто-то залипает, то становится скучно, потому что ты мочишь и ничего не говоришь. Но только благодаря залипанию, возможно, что-то понять. И не пускай меня гулять, - ещё раз напомнил Светлый.

- Не пущу, честно, - ответил Я.
Светлый подал мне бутерброд с майонезом и сыром. Я поднял руку и заметил, что она стала на долю грамма тяжелее. После Я заметил то, что Я заметил, что моя рука тяжелее именно на долю грамма, а не просто тяжелее. Откуда Я понял, что она тяжелее лишь на долю грамма?

- Свет? – позвал Я друга. – А Я могу под Кабой, определись вес в долю грамма?

Он присел и серьёзно задумался над моим вроде бы важным и в тоже время глупым вопросом.

- В принципе да. Если конечно у тебя и до неё была такая способность, а если не было, значит, ты уже начал что-то понимать.
- Бл-и-ин, - протянул Я неестественной для себя манерой. – А почему так быстро всё произошло? – Я посмотрел на часы, время 00:01.
- Видно… - Светлый опять задумался. - Просто видно.

Мысли старались перескочить с одной темы на другую всё быстрее и быстрее. Разговор об аудиосистемах тут же переходил в глубокие мысли о постмодернизме, потом о чае, о фарфоре, о детях, которые этот фарфор разбивают и о детских обидах, и всё это за пару минут. Я пытался понять, как течёт время, но стоило мне три-четыре раза подряд посмотреть на секундную стрелку наручных часов, Я видел, что она не сходит с места.

- Светлый, Я могу останавливать время! – вполне серьёзно воскликнул Я.

- Точно… бли-и-ин! Только не останавливай, пожалуйста, а то ты залипнешь, и мне будет скучно. А вообще времени нет! Я читал одну книжку, там был чувак один, звали его, кажется Лёша, он «летал» с какой-то девчонкой, её звали, как то на «Н», или на «К», не помню, а может вообще на «А». Так вот, он рассказывал, что время это лишь постоянное изменение положения материи во Вселенной. Если остановить перемещение материи, то время остановится, а если вернуть материю в то положение, в котором она была чуть ранее, то время вернётся вспять.

- Согласен! – утвердительно крикнул Я. – Светлый, а с каких это пор фразу «заняться сексом» поменяли на «полетать»? Знаешь, Я просто об этом никогда не задумывался, а сейчас взял и задумался. Почему так?

- Почему ты задумался?

- Не-е-е, почему именно «полетать» говорят люди?

- Ну, вообще Я сам не понимаю, это как-то само собой вышло, - Светлый задумался, и тут же дёрнулся, как будто боясь залипнуть. – Наверно просто всех уже заколебало это «займёмся сексом», «потрахаемся» и так далее. Вообще и слово «трахнуть», изначально ведь совершенно другое обозначало, типа ударить, прибить. А «полетать» вроде как по кошернее звучит. Вообще, как Я понял, это всё из песен пришло. Постоянно в попсячине разной по радио шумело в словах, типа «полетаем», «по-порхаем», «покружимся» намекая этими словами на секс, а потом какой-то писатель взял и в книжке популярной «полетаем» везде вместо «заняться сексом» написал. Вот и понеслось по языкам. Кажется, как-то так было.

- Окей… а мы сейчас о чём говорили? – спросил Я, пытаясь уловить ход мыслей друга.

- Не помню, – искренне ответил Светлый. – Нет, Том. Мы тупим, мы жёстко тупим. У нас не получится отсюда выбраться. Болото слишком тягучее. Я запрусь в комнате, а ты иди в ванную. Залипни на воде.

- Зачем? – Я совсем забыл всё то, о чём думал ранее. Голова тяжелая и пустая, все слова, которые произносит мой рот, приносит в мир, минуя голову.

Светлый ничего не ответил, он тихо встал и ушёл в комнату. Звякнула щеколда двери.

Я залип на дверцу шкафа, в которую залипал когда-то во сне про рыбу. Сейчас она казалась мне такой интересный, её чудный серый узор стекал как таивший мрамор. По мрамору пытались сбежать маленькие огоньки, но им не удавалось это сделать. Стоило их мягкой оранжевой лапке вступить на дверцу шкафа, как жидкий, как топленое масло мрамор поглощал их тусклое свечение. Тут меня передёрнуло. Я вспомнил, что подобным Я занимался в детстве. Я так же мог часами залипать на какой-либо объект, не имеющий для обычного человека творческой ценности и видеть в нём нереальные сюжеты.

Воспоминание выдернула меня из залипания. Я поднялся и подошёл крану. Меня мучило чувство, что Я забыл сделать что-то очень важное. Открыв воду меня, осенило «Ванна!». Зачем-то нужно было идти в ванну и залипать на воду.

Включив свет, Я заперся в ванной и зачем-то начал раздеваться (наверное, по привычки). Снимая трусы (последнее, что на мне оставалось), Я услышала в дверь быстрый стук.

- Ну всё, догола разделся? – спросил голос, это был Светлый.

- Да! – ответил Я, как будто мы и вправду договаривались, что Я пойду в ванную и разденусь догола. Подобные изменения в наших сознаниях меня нисколько не удивили.

- Тогда смотри, как ледяной коркой покрывается твоё тело, - серьёзно сказал из-за двери Светлый.

Я присел на холодный кафельный пол голым задом и посмотрел на свои руки. Я не видел льда, но могу поклясться, что слышал, как с мелким тихим треском замороженная вода проникает под мою кожу. Самое интересное, что Я мог полностью управлять этим льдом, направлять его из руки в ноги или грудь. Я чувствовал себя настолько могучим в управлении собственным телом, что мысль об этом рождала самые реальные иллюзии. Всё что Я мог сфантазировать, в половине случаев оказывало на моё тело прямое влияние. Я представляю, как моя рука горит, и Я чувствую, как пламя приносит мне боль.

- А теперь подними раковину силой мысли, - сказал голос из-за двери.

Я посмотрел на белую керамическую раковину, и в моей голове даже не возникло мысли, что Я не смогу это сделать. Я знаю на сто процентов, что Я это могу. Я поднял руку и направил взгляд. Но ничего не произошло.

- Получилось? – просил Светлый.

- Нет, - расстроено ответил Я, не понимая, в чём ошибся.

- Ха-ха-ха, не расстраивайся. Ты не можешь это сделать, Я просто трещу, - и смех медленно скрылся в комнате.
Я немного подумал и тоже рассмеялся над ситуацией. Потом Я взглянул на своё голое тело, нотка здравого рассудка проснулась в моей симфонии бессознательного. Я оделся и включил воду в кране. Вода быстро побежала по белым краям ванны, унося свой блеск в чёрную сточную дыру, предварительно создавая воронку кружащеюся почасовой стрелки. Быстрое и точное, как сама сущая мысль, движение воды замедлялось под тяжестью моего взгляда. Я вижу как тяжело воде течь, когда мои глаза так пристально всматриваются в её движение. Шелестящий звук перемешивается с моим дыханием, ровняя нечто реальное со снообразным.
- Стой! Не залипай! – прокричал Светлый из-за двери. – Я ошибся! Я сильно ошибся.
- Отстань, - устало пробормотал Я, выкарабкиваясь из тягучего ведения. – Тебе просто скучно, хорош меня доставать. Дай мне спокойствия.
Я вздохнул и опрокинул голову к потолку. Голова была тяжёлая, будто сделанная из чугуна.

- Нет! Нет! Я правда ошибся! Блин, извини меня Миру, извини, пожалуйста… - из-за двери послышались всхлипы.
Я насторожился.

- Что случилось? – Я озадаченно приложил ухо к холодной, покрашенной в белую краску деревянной двери.
- Я ошибся… - продолжались всхлипы,- как Я ошибся. Том, прости, пожалуйста. Я даже не знаю, как теперь всё вернуть, что делать. Что делать? Что делать… блин….
- Ты о чём вообще, – не на шутку перепугался Я.
- Я только сейчас понял, насколько Я изменился. Это страшно, очень страшно, Я боюсь… очень боюсь. Теперь то же самое будет с тобой. Извини Миру, извини, пожалуйста. Я не знал, Я только сейчас узнал. Я понял! – вдруг все всхлипы прикрутились, и настала тишина.
- Светлый? Светлый?! - закричал Я другу.

Тишина продолжалась несколько мгновений, потом последовал ответ.
- Мне нужно прогуляться. Ты посиди здесь, Я скоро вернусь, - Светлов голос звучал строго и решительно.
Я резко подорвался с пола, щелкнул замком двери и выбежал из ванной. Светлый уже пытался открыть входную дверь.
- Том, куда ты заныкал ключ? – он истошно дёргает речку двери, пытаясь выломать замок, - Блять, да как же она открывается! Миру, где ключ?! Дай мне ключ, быстро! – в приказном тоне закричал Светлый.
- Успокойся, нам нельзя гулять. Помнишь, ты сам сказал, чтобы Я тебя никуда не выпускал, - спокойно начал Я объяснять другу.
- Да Я был тупицей, понимаешь? Я только сейчас всё осознал! Это для нашего блага, ты просто ничего не помнишь, ты думаешь, что всё так, как есть, но всё иначе. Я это понял. Я не могу передать это словами, Я просто знаю это! Я знаю… - его мягкий голос тут же перешёл на грубость. – Дай долбаный ключ!!!

Я испугался, и что-то коснулось меня изнутри. Я почувствовал, что «это», что Я пустил внутрь, на данный момент чуть-чуть сильней меня, и эта сила хочет что-то исправить.

Я поступил так, как никогда бы не поступил. Развернувшись на пятках, Я со всей силы впечатал ступнёй Светлому в лицо. Движение его падения было настолько быстрым для моего разума, что Я даже не заметил тот момент, когда он упал на пол. В моём сознании, сразу после удара Светлый уже сидел, облокотившись на стену. Удар пришёлся, прям в челюсть, туда же куда однажды Я врезал ему кулаком. Только на этот раз удар был намного сильнее, и ущерб от него намного значимей. Из раскроённой пополам губы струёй лилась кровь, все зубы Светлого были так же в крови.

Я не испугался, Я даже не жалел его. Быстро сбегав на кухню за перекисью водорода и бинтом, Я наспех перевязал рану.

- Чёрт… - сказал он, отплёвывая сгустки свёрнутой от перекиси крови.

- Пошли в комнату, расскажешь, что к чему.
Я приподнял Светлого, мы прошли в его комнату и Я закрыл дверь на щеколду.
- Ты не понимаешь… - продолжал он говорить через боль. – Теперь ты всё потерял, всё… - он облокотился на кровать и прикрыл глаза. – Ты не сможешь чувствовать суть вещей, ты не сможешь, как в детстве любить вещи, людей, события. Всё будет одинаковым, пресным. Вот ты сейчас со мной, а завтра меня не станет, ты даже не расстроишься, а если и расстроишься, то это будет иллюзия, просто фантом старых земных чувств. Всё… твой дом сгорел.

Я молча слушал, а мои тяжёлые мысли уносили меня далеко за грани Светловых слов. Его слова мешались с музыкой из моих воспоминаний, а мои воспоминания мешались с мечтами о грядущем.
- Я только сейчас понял, как Я поспешил… поспешил. Ну ладно Я, а ведь Ты. ТЫ! Всё из-за меня… Ты слушаешь меня?

- Да… - на автомате сказал Я.

- Хорошо, это важно. Для всех важно. Раньше Я думал, что Каба не так сильна, ибо есть и посильнее…, а она… ну она так просто, баловство. Но нет, всё не так просто, - Светлый пьяно покачал пальцем. – Она сокращает твоё время, старит душу. Не пройдя великого пути, ты сразу перемещаешься в точку назначения, туда, куда Просветлённые стремятся всю жизнь. Но попадая туда, ты не знаешь зачем это было нужно, потому что не пережил тех горестей которые приводят к Просветлению. Ой… Томка… Я отнял у тебя Путь.

Светлый снова захныкал.

- И что теперь? – через глубину своего залипания, этот вопрос показался мне важным.

- Ничего. Теперь ты старик. Ты можешь похвастаться своим просветлением, таким же, как например ну… у чаньского монаха, или анахорета. Только ты не знаешь, зачем тебе это. В нутрии пусто, ничего от жизни не нужно, просто спокойствие, просто смирение. Теперь тебе ничего не принадлежит, даже это тело, - он ткнул пальцем мне в грудь. – Но ты не дошёл до этого сам, Каба дала тебе это. Хотя… может Я и ошибаюсь. Вдруг всё не так страшно как Я думаю, - он немного повеселел. – Всё-таки один раз всего встречался… хотя нет. Я после первого раза, такого же кстати, из дома ушёл, и не боялся, не жалел.
Он откинул головы и прижался затылком к стенке.
- Ну, ладно… что теперь говорить. Спать нужно, утро вечера мудрее.

- Хорошо, - сказал Я. – Ты ложись, Я тут посижу, с тобой.
Светлый, как-то подозрительно посмотрел на меня, но потом одобрительно кивнул. Расстелив тонкий соломенный матрас на полу, Светлый лёг на него. Я сел рядом, прижавшись к стенке. Напротив меня весел большой персидский ковер, с чёрно-красным рисунком, оставшийся в этой квартире ещё с советских времён. Рисунок создавал многоугольные фигуры, идущие по кругу от центра, а на свободных участках кривовато изображены звери, напоминающие то ли оленей, то ли жирафов.
Когда Светлый только подселился ко мне, и впервые увидел этот ковёр, он рассказал мне забавную гипотезу.
- Знаешь, – говорил он мне тогда, - Я думаю, неспроста у каждой советской семьи в доме висела мандала на стене.

- В смысле? – не понял тогда Я его.
- Посмотри на этот ковёр, на его рисунок. Его общая круговая форма, симметрия, эти прямые углы. Они затягивают твою мысль и дают голове остыть, опустеть от вечно напряжённого разума. Тем более, какой это ковёр? – спросил он, комично подняв палец вверх. – Персидский! Поэтому велика возможность, что в Иран искусство вышивания таких рисунков пришло из Индии. А зачем в Индии вещать ковёр на стену, если только не смотреть на него? Ведь в Индии тепло. Наверно так было нужно у старых дхармистов, чтобы голова была пустая.
- Думаешь, древние гуру на ковры советские залипали?
- Ага, думаю, - серьёзно ответил он.

И Я тоже залип. Орнамент ковра затягивает мой взгляд. Всё сливается и пульсирует, чёткой остаётся только точка в самом центре круга созданного из угловатых фигур. В какой-то момент фигуры начинают перемещаться, вроде по кругу, но определись по часовой стрелке или против, очень сложно. Я залипаю всё глубже. От мыслей в голове не остаётся и следа, но вакуум, рождаемый мандалой на ковре, продолжает высасывать из меня всё что может. Вслед за мыслями идут эмоции, существование без которых кажется верхом наслаждения. Во внутренней абсолютной пустоте, мир кажется одной общей точкой, не имеющей ничего кроме себя самого. Я очень широко улыбаюсь, в искреннем полном пустого духа счастье. Хочется плакать от радостного непонимания всем понятного. Всё сущее, прошлое и ещё только стремящееся стать сущим соединяется в одну общую безграничность, в свободу бытия.
Я ахнул и зарыдал, да так громко и так пронзительно. Всё выходило с этими слезами, вся та чёрствость, которая мешала мне быть счастливым, спокойным. Я смеюсь, утирая бесконечные слёзы.

Утерев лицо насухо рукавом, Я понимаю, что всё кончилось. Я сажусь прямо и закрываю глаза. Всё что есть, перестаёт существовать. Я сам перестаю существовать, Я только воспринимаю, созерцаю то, что было без созерцания. Разума нет, мозга нет, нет моей головы, нет ничего, что может быть моим.
В нашем существовании есть момент, который играет роль восприятия концептуальной реальности. Мы воспринимаем общепринятую реальность общепринятыми способами: собираем информацию о мире, при помощи органов чувств и анализируем, при помощи внутренней громкой мысли. И вполне логично разделять визуальную и звуковую информацию, так как собирают её разные органы чувств. И вполне нормально делить осознание увиденного и услышанного на мысли, длинные или короткие, так как разуму нужно время для анализа полученной информации. И совершенно невозможно описать, какого это, получить понимание чего-то разом, одновременно, и визуальную и звуковую и осознанную часть сразу, в одном потоке размером с точку. Сейчас этого знания нет, а в другую секунду оно появилось в полном виде уже у тебя в голове. В месте со знанием появились диалоги, которых не было, но в которых (судя по всему) Я принимал участие. Я узнал в лицо коноплю, точнее всю ею сущность. Всё было так просто и ясно, что даже не хотелось задавать новых вопросов. Вся конопля на планете, была одни существом, точно так же как и алкоголь, табак, мескалин, диэтиламид лизергиновой кислоты, как и кофе, картошка, огурцы и петрушка. Конопля была что-то типа духа, но который имеет вполне реальное плотское существование. Насколько Я понял, все духи имеют реальное плотское существование, без этого никак нельзя. Наверное, это какой-то закон баланса из физио-филасофии.

Давать конопле имя было с моей стороны неосмотрительно, поэтому Я продолжал её воспринимать под именем Каба, как это делал Светлый. Каба не была очень сильным духом, как например Мескалито, но была таким же старым. Каба очень похожа на человека изнутри, и поэтому, наверное, так популярна в обществе. И как оказалось всё вполне логично. Существование Кабы с человечеством идёт по пути симбиоза. Она даёт людям того что они желают, кому-то знания, кому-то удовольствий, кому-то спокойствия или соединение с другими более великими духами, а люди взамен засевают поля её семенами, ухаживают за её побегами, продают и покупают её, и благодаря такому сотрудничеству Каба никогда не вымрет.

Когда человек принимает частички Кабы в своё нутро, вместе с этим он принимает и дух Кабы. И этот дух остаётся вместе с человеком, пока его организма не выведет её частички из себя. Пока Каба живёт с человеком, она доминирует над его первичным духом, внедряя в код мыслей то, что знает сама об этом мире, а знает она многое. Если накопить в своем физическом теле слишком много частиц Кабы, то тогда можно в неё влюбится. Люди влюбляются в Кабу, и жить без неё им становится страшно. Нет того внутри тебя, на мысли которого можно было бы положиться. Стоит в одиночестве закрыть глаза, и ты понимаешь, что в этой бескрайней тьме ты один, но если в тебе Каба, то её опыт, её сила дарует тебе спокойствие. И это не привязанность, это именно любовь. Они лелеют её, трясутся над каждым кустиком, который выращивают, относятся к Кабе как к своему ребёнку, к матери, как к любимой женщине.
Я не чувствую от Кабы зла, но мой первичный дух, находящийся вод её гнётом истошно, оглушающими отрывками кричит мне «НЕТ!», «Стой!», «Не делай больше!». И понемногу мне становится тошно от того что внутри меня, в самой святыне моего существования есть кто-то другой, кто-то кто сильнее меня.