Стр.307:ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Социальная структура регионов традиционного (патриархального, полунатурального) общества и территорий Уфимской губернии, где происходило достаточно быстрое складывание предпринимательского (фермерского, кулацкого) хозяйства, имела количественные и качественные отличия. Исследование крестьянства северо – западных (Бирского и Мензелинского) уездов показывает численное преобладание в деревне начала ХХ в. традиционных слоёв (таблицы 49 и 54).

Примерно 60% жителей села здесь составляли патриархальные дворы: беднота (посева 2 – 4 дес.), середняки (4 – 10 дес., в том числе семьи с 4 – 6 дес., представлявшие собой наиболее сохранившийся тип натурального хозяйства). Вся эта масса вела непрерывную борьбу за выживание, оказываясь в годы частых неурожаев за гранью физиологического существования. Единственным способом избежать голодной смерти, сохранить хозяйство для слабосильных семейств оставалась поддержка коллектива (общины), а также всё возрастающая роль помощи государства (продовольственные ссуды). В начале ХХ в. в традиционной деревне исправно действовал общинный механизм перераспределения произведённого продукта в пользу менее удачливых (бедных), взаимоподдержки, предоставления всем дворам одинаковых (уравнительных) условий. Общинные устои были очень сильны.

По всей видимости, структура сельского населения западных уездов Уфимской губернии принципиально не отличалась от предшествующих эпох. По данным Б. Н. Миронова в XVIII – первой половине XIX вв. стратификация деревни держалась на следующем уровне – около 50% середняков, 30 – 40% бедноты и 10 – 20% зажиточные дворы[948]. Таким же, во многом «средневековым», оставалось сознание, мировосприятие традиционного крестьянина, а также уровень сельской экономики.

Стр.308:Но к началу ХХ в. экстенсивная, вчера многоземельная община исчерпала свои внутренние ресурсы. Мощное давление избыточного населения, естественный прирост которого в этот период был особенно велик, консервировало старые, архаичные формы хозяйствования. Как и в центре России перед крестьянством Уфимской губернии вставал земельный вопрос. В деревне складывалась застойная зона бедности. Около 20 – 30% дворов, сеявших до 2 дес., представляли пауперов – полупролетариев, избыточное, ненужное население, которое не могли принять города и переселение. Возник своеобразный пограничный, маргинальный слой между капитализмом и традиционализмом, выплёскивавшийся постепенно в городские трущобы.

Главные причины, порождавшие пауперизацию деревни, лежали внутри самого крестьянства. Помещиков здесь (на северо – западе Уфимской губернии) было немного, тяжесть выкупных платежей слабее, чем в центре страны, ещё в середине XIX в. (см. данные по юго – западу Мензелинского уезда) сохранялось обилие плодородных земель. Традиционное общество не могло перестроиться на интенсивные методы хозяйствования, загоняло само себя в тупик.

Материалы земской статистики позволили проследить и направление процессов в традиционной деревне – почти везде преобладал «регрессивный метаморфоз», особенно ярко проявившийся на рубеже XIX – ХХ вв. в борьбе против ревизской развёрстки. Бедняцко – середняцкий коллектив уничтожил зажиточные, предпринимательские хозяйства, поглотил их земли, вытеснил в неземледельческую сферу (торговля, ростовщичество). «Вторая социальная война» в деревне предшествовала «первой». Расправившись с многоземельным крестьянством и «переварив» полученные пространства, община к 1905 г. начала жадно посматривать на немногочисленные соседние дворянские поместья и передовые купеческие агропредприятия.

В результате выталкивания предпринимательских слоёв, доля зажиточного крестьянства на северо – западе Уфимской губернии колебалась в пределах 5 – 8% (не более десяти). Значительную часть сельской верхушки видимо составляла старая деревенская «аристократия», приспособившаяся к общине, через систему ростовщичества и отработок использовавшая мирские традиции для успешной эксплуатации.

Стр.309:Три северных уезда Уфимской губернии представляли как бы разные стадии единого процесса. Мензелинский – полное торжество передельной общины, аграрное перенаселение, малоземелье; Бирский уезд – заканчивается освоение последних свободных территорий, вчера ещё многоземельная община начинает включать уравнительные механизмы; Златоустовский уезд – благодаря удачной экономической конъюнктуре, успела сложиться «современная» фермерская прослойка, свободно развивавшаяся на вненадельных (арендованных и купчих) владениях. Среди остальной массы общинников идут те же процессы, но справиться с окрепшим кулачеством нет сил.

Если на северо – западе края в общинной деревне в начале ХХ в. торжествовало традиционное крестьянство, шла антибуржуазная «регрессивная эволюция», то на юге (и северо – востоке) наблюдалось совсем иное.

К югу от Уфы, на плодородных степных и лесостепных чернозёмах, сложился целый «Американский» уезд, где, наоборот, победным шагом наступал капиталистический прогресс. Во многих волостях в начале ХХ в. возрастал (или оставался на прежнем уровне) удельный вес зажиточных дворов, которым принадлежало свыше 50% посевных площадей. Основную массу сельскохозяйственной (особенно товарной) продукции поставляли именно фермеры – кулаки, игравшие главную роль на хлебном рынке края.

Социальная структура «Американского» уезда кардинально различалась с традиционной деревней (таблица 59). Самыми многочисленными были многопосевные группы дворов – сеявшие свыше 10 дес. (30%) и имевшие 6 – 10 дес. (19,5%), состоятельные середняки. Сельская верхушка охватывала 1/3 всего населения. Бедняцко – середняцкие слои насчитывали менее половины крестьянства, очень небольшим был отряд пауперов – полупролетариев (до 2 дес. посева) – 13%, но и «чистых» батраков, беспосевных крестьян имелось немного – всего лишь 7%.

Фермерско – кулацкая прослойка тоже была неоднородна. Дворы с посевом более 15 дес. в наибольшей мере соответствовали типу предпринимательского хозяйства, оснащённого разнообразной сельскохозяйственной техникой. Но отрывать их от многосемейных зажиточных крестьян, дававших товарную продукцию главным образом простым инвентарём, считаем неверным. Именно из этого Стр.310:слоя трудолюбивых, рвущихся к обогащению, считавших каждую копейку домохозяев непрерывно шло пополнение, рекрутировались всё новые и новые сельские бизнесмены. Материалы того времени позволяют определённо говорить, что в зажиточной среде формировалось принципиально иное мировоззрение, протестантская этика предпринимателя.

Таким образом, в деревне Башкортостана в начале ХХ в. происходили прямо противоположные процессы. На юге и северо – востоке утверждались буржуазные рыночные отношения в аграрном секторе экономики, на северо – западе торжествовал традиционализм.

Воздействие этих факторов играло решающую роль в судьбах различных этнических групп крестьянства. У всех народов, проживавших в районах ускоренного развития предпринимательского хозяйства, включая коренное население края (башкир), отмечалась достаточно многочисленная зажиточная прослойка. В традиционной зоне засилье общинного коллективизма нивелировало к среднему уровню даже самые культурные группы крестьянства.

Как же в целом оценить состояние аграрных отношений на примере Уфимской губернии, что доминировало – капитализм или традиционное общество? Считаем, что в начале ХХ в. буржуазная рыночная экономика господствовала над всеми остальными укладами, подчинила их, вовлекая по - разному в систему регионального, общероссийского и мирового рынков.

Вопрос заключается в том, как понимать примат капитализма, каковы были взаимоотношения буржуазного и традиционного обществ? Участие патриархального крестьянина в рыночной экономике в значительной степени принимало форму уплаты некоей «дани» (через налоги и потребление городских товаров), при этом сохранялся в неприкосновенности внутренний мир, население продолжало жить по своим собственным, прежним обычаям и законам. Капиталистическая экономика выступает в качестве определённой внешней оболочки, внутри которой автономно существуют совершенно другие (нерыночные) структуры. Традиционный крестьянин Уфимской губернии в 1900-е гг. по своему мировосприятию, образу жизни, общественно – политическим идеалам, уровню бытовой и трудовой культуры оставался во многом человеком «средневековья», эпохи крепостничества. Не случайно, когда, под воздействием кризиса, вызванного первой мировой войной, российский рынок практически развалился, общинное крестьянство сразу вернулось к натуральному хозяйству, прямому товарообмену и т. д.

Стр.301:Взаимоотношение капитализма и традиционного общества включало не только непримиримую борьбу на полное уничтожение или подчинение, эксплуатацию капиталом более примитивных экономических систем. Изучение исторических процессов в деревне Уфимской губернии начала ХХ в. показывает наличие, а возможно и преобладание, иной формы «контактов». Капитализм просто выталкивал, выбрасывал слои традиционного крестьянства, так сказать, за пределы своего мира. Они были не нужны предпринимательскому хозяйству.

Соседство на юге Башкирии зажиточных фермерских посёлков и густонаселённых традиционных общин давало основание предполагать наличие достаточно тесных связей между ними, в первую очередь в виде найма больших масс батраков. Доказательств этому мы не нашли. Наоборот, степные кулаки в огромных масштабах покупали высокопроизводительную сельскохозяйственную технику. По нашим наблюдениям, сев и жатва, также обработка зерна, были почти полностью механизированы, а вспашку фермеры предпочитали выполнять своими силами (обилие многолемешных плугов). Предпринимательское хозяйство практически не нуждалось в большом числе наёмных работников. Рядом с сытыми, преуспевавшими кулацкими хуторами лежали многолюдные сёла, где в поисках заработка и куска хлеба соглашались на любой труд. Традиционный и капиталистический миры развивались как бы параллельно, мало соприкасаясь, глядя друг на друга со стороны (кто с уважением, завистью или ненавистью, кто – с жалостью или презрительно – равнодушно).

Разрыв между динамичным фермерством и рутинной общиной со временем возрастал. В хозяйствах уфимских кулаков был почти достигнут максимально возможный уровень механизации на конской тяге. Оставался шаг до применения тракторов, которые в единичных экземплярах уже появились в Башкирии. В начале ХХ в. основная масса зажиточных крестьян засевала от 20 – 30 до 50 – 70 (оптимум) десятин[949]. Дальнейшему росту посевных площадей препятствовала в первую очередь ручная пахота. Появление тракторов позволило бы фермерам – кулакам сразу увеличить размеры земли обрабатываемой силами собственной семьи и небольшого числа вспомогательных наёмных работников. Сельские предприниматели Стр.312:расширили бы пространство своего экономического уклада и, скорее всего, начали занимать земли соседних традиционных (бедных) общин, как это уже в определённой степени случилось на рубеже XIX – ХХ вв. с башкирами вотчинниками. Положение многолюдного патриархального крестьянства становилось бы тяжелее, численность лишних людей в деревне продолжала нарастать.

Судьба традиционной деревни, требовавшей всё новых и новых земель, остро волновала лучшие умы современников. Выход виделся один – переход к более интенсивным системам землепашества, повышение урожайности и т.д. «Получается порочный круг: - говорил М. Туган-Барановский, - чтобы выбиться из нужды, для этого нужно поднять технику земледелия, а чтобы поднять технику земледелия, для этого нужно выбиться из нужды»[950]. Бесполезно нищающее крестьянство «призывать к интенсификации земледелия – этому дорогому средству богатых стран. Его надо сначала спасти от сумы» – вторил С. Прокопович[951]. Но отсталая патриархальная деревня «съедала» всю переходившую к ней землю, и, после кратковременного улучшения положения, опять погружалась в пучину аграрного перенаселения, малоземелья и массовой бедности. Все усилия земства по развитию кооперации, внедрению передовой агротехники усваивала главным образом зажиточная часть села.

Экономисты и историки-аграрники начала ХХ в. прекрасно понимали, что многомиллионные массы рядового общинного крестьянства «выбрасываются» на обочину жизни, безнадёжно проигрывают в конкурентной борьбе преуспевавшему агробизнесу. Выдающийся русский учёный Василий Павлович Воронцов восклицал: «отбросим раз навсегда предрассудок, выращенный подчинением цивилизованного мира руководству капитала, и гласящий, что достаточное развитие производительности труда обеспечивается лишь столкновением всех в общей свалке. Будем помнить, что борьба рождает не только победителей, но и побеждённых!» [952]

В условиях общего кризиса Российского государства, вызванного первой мировой войной, патриархальное общество получило шанс на исторический реванш, завершившийся победой традиционализма в Октябрьской революции 1917 г. и гражданской войне.