А поэты с Моцартом в загуле...» Дело было в воскресенье...

Сюжет моего романа развивался так: «Адам» (Настоящее его имя - Николай Степанович, он - адвокат, но мы, да и он сам, будем величать его Адамом)... Адам попадает в психушку (сюжет впрочем, вполне обычный для такого рода литературы). Здесь я должен был перечитать «12 стульев», «Швейка» и более всего «Мастера и Маргариту» (на которую сильнее всего опирался в этой сцене). Да, умеют господа-писатели живо изобразить быт сумасшедшего домика. У меня тоже должно было идти красочное описание кабинета главврача, некоторых пациентов больницы, но, то ли спешка, то ли глупое нахальство подсказали мне, что раз это уже есть во стольких книжках, то мне это расписывать не обязательно. Наверно, я не писатель.

У Адама должен был состояться разговор с доктором. Я даже фамилию ему придумал - Герценштубе. «Колокольный» Герцен здесь вовсе не причём. Просто в «Братьях Карамазовых» был такой доктор, его почему-то звали «вечный Герценштубе». Мне так понравилось это «вечный»...

«Ваш доктор похож на голову с очками, выставленную в оптическом магазине...» Д. Хармс

В моих бумагах сохранились отрывки диалога Адама с доктором:

... Перед ним стоял человек в белом халате и улыбался. Из его огромного смеющегося рта нагло выглядывали зубы, один из которых - золотой, блестел, как начищенный медный таз и ухмылялся как-то по особенному. «Как вас зовут?» - спросил у Николая Степановича обладатель золотого зуба. «А вы сам, собственно, кто такой?» «Я - доктор, Натан Давилович Герценштубе, так всё-таки, как вас зовут?» «Адам Степанович!» «Странно. У меня записано «Николай Степанович». А вы ничего не путаете?» «Нет...» «Кто же вы по профессии?» «Адвокат... правозащитник, вернее будет сказать» «Сколько же вам лет?» «Я на шесть дней моложе Земли...» «То есть вы хотите сказать, что вы...» «Да, что я...» «Почему же вы “Степанович”, позвольте узнать в таком случае?» «В Древней Греции был такой философ - Диоген. И вот однажды на большом званом обеде он плюнул одному важному господину в лицо. Когда его спросили, зачем он это делает, то он ответил: «Здесь не было плевательницы, а плевать на пол неприлично!»... Так и я: неприлично ходить без отчества». «То есть на самом деле вы росли без отца?» «Вы меня не поймаете, я – Адвокат, я ведь вам сказал, что меня зовут Адам Степанович, так что у меня все чисто», - ответил Николай Степанович так, как если бы расти без отца - было вне закона. «Что вы помните из своего детства? Были ли у вас какие-нибудь прозвища? Как вас друзья в детстве называли?» - продолжал спрашивать доктор. «Колюня!» «Ага, значит все-таки вы Николай...» «Да нет же! Позвольте, я все вам объясню…» «Милости прошу...» Адам своими словами пересказал сюжет «НЕНАЙДЕННОГО РАЯ», в этом пересказе те, на чье имя поступит моя объяснительная, уже не нуждаются, поэтому я его просто опущу. «Что-то у вас все как-то сложно. Какие-то «слои» божеские да дьявольские, не понятно всё это. Да потом, как же Ева? Ведь, кажется, она сорвала плод?» «“ И в отраженности Деам стал первородным. Он стал другим, Он стал - Адам, Подобный Богу! А Аве - женщиной, она – назвалась Евой! И в отраженности Адаму стала верной...” Все в зеркалах, в этих отраженностях, поверьте мне. Ева приняла мой грех, и в отраженности получилось, будто она меня на него соблазнила... “А Ева-Женщина, Она - ему верна! Она - грешна! Своим безгрешьем - всех грешней Она...”» «Что это вы все время цитируете?» «Это ненаписанная поэма о ненайденном рае». «Откуда же вы её знаете, если она еще не написана?» «Она будет написана... После моей смерти... ее найдут целиком... Я так думаю...» «Что же случилось с Адамом?» «Он заснул, но “ каждый, в ком живёт Адам, ждет выхода в несотворенность...” Я же не виноват, что Адам проснулся во мне!» «Кто же вы на самом деле» «Я - правозащитник! Защитник права Адама найти четвертый слой. Моего права, на мой Эдем! Я знаю, настоящие люди живут там, а здесь - только их отражения, а Адам остался здесь. Я еще знаю, что там - дети не умирают, как знал это тот большевик из платоновского “Чевенгура”». «Значит вы - социалист? Коммунист?» «Упаси БОГ, я не “куманист”. Ведь они желали строить Эдем на этой земле, и для этого, как Распутин до них, хотели “закумить всю Россию”. Партия у них - великий кум. Взамест отца! Ты - отказываешься от своей семьи, от своих любовей, страстей, всяких мыслей своих, бросаешься в бессловесное, и получаешь «нового отца», одного на всех - партию, либо Сталина... Ну уж дудки, я не хочу этого. Впору тогда спросить, как Блок: “А как же моя личность!” Этот их Великий сектантский лозунг – “Ты более я”, в прочтении социалистическом «коллектив больше индивидуальности», еще Зинка Мережковская заметила эту общность. А я говорю: “Я - больше чем мир!” Я не трогаю этот мир, я не хочу его перестраивать, но я отстаиваю право искать свой мир и настоящий! Я не жду Конца Света, я ищу его, потому что за ним должно быть начало другого мира. Вот главное мое отличие от коммунистов: У них “Конец Света” - категория временная - они его и приближают как могут, желая как можно скорее окончить этот свет, разрушить его до основания, отсюда это их торопление времени. Помнишь лозунг: “пятилетку в 4 года”? У меня – Конец Света – категория пространственная. Я – суть, тот псих, который пошёл искать горизонт. Старый мир остается, но он остается там...» «Да вы просто романтик, господин Адам Степанович. В ваши-то годы! Ну ладно, вот скажите мне, как вы узнаете, что нашли этот свой четвертый слой?..» «Там мне будет хорошо, я просто почувствую. Там все должно быть другое, и люди, и дети, и солнце другого света. Уж явно не желтое, в детстве, к примеру, я почему-то всегда рисовал солнце синим». «Забавный вы человек. Но, я думаю, вы не откажетесь погостить у нас денька два-три, у нас вам будет хорошо, у нас прекрасно кормят, заодно все обдумаете и со свежими силами приступите к поискам своего “четвертого слоя”».

 

Раздел II Сны Адама

Сон первый

.... Оставшись один, Адам почувствовал себя страшно усталым. Он повалился головой на кровать, и... Перед ним на подоконнике стоял человек в фиолетовом плаще и смотрел на него. «Вы кто?» - спросил Адам у незнакомца. В ответ тот промычал что-то несвязное. «Почему вы стоите на подоконнике?» Ни слова не говоря, незнакомец открыл свой плащ и достал какой-то рисунок. Видно было, что нарисован он был детской рукой. Там были изображены люди с четырьмя руками, и солнце... почему-то синего цвета. «Это же мой рисунок!» - вдруг удивлённо воскликнул Адам, - кажется, мне тогда лет девять было!.. Он назывался... Как же он назывался... Да, припоминаю: «страна синего солнца!» Как он к тебе попал, кто ты?» - Адам и сам не заметил, как перешел с незнакомцем на «ты». Тот в ответ опять что-то промычал. «Мой рисунок! А ведь я помню, как я его писал! Мать мне рассказывала сказку о волшебной стране синего солнца, где жили фиолетовые ветры. У них было по 4 руки, и они умели летать. Но один из них сломал крылышки и упал на Землю. Здесь он превратился в маленького мальчика. С тех пор, раз в 70 лет один из ветров прилетает на... Так ты ветер! Ты ищешь того мальчика? Страна синего солнца! Как же я не догадался: это же и есть то, что я: «Через 70 лет поцелуются ветры, и вдохнут фиолет да в зеленую землю...» - Опасайся желтых ангелов! - вдруг совершенно ясно выговорило привидение... И исчезло. «Постой, скажи мне, как идти, куда идти, где искать...» Было уже поздно. Незнакомец исчез. На подоконнике остался лежать только детский рисунок с синим солнцем и «ветрами» с четырьмя руками. Адам заплакал каким-то надрывным, детским плачем, захлёбываясь в своих слезах... Он уткнулся в подушку и рыдал. На плач прибежала фельдшерица. «Видя, что он плачет, Прасковья Федоровна закрыла желтую штору, чтобы молния не пугала больного, подняла рисунок и побежала за Герценштубе. Тот пришел сделал укол в руку Адама и уверил его, что все изменится и все забудется, Адам закрыл глаза, и...» Адам открыл глаза, над ним стоял Доктор. Посмотрев вокруг, Адам увидел, что за окном солнечно. Никакой грозой и не пахнет. Он решил удостовериться, и спросил у доктора: «Скажите, а правда, только что была гроза?» «Да что вы! У нас уже неделю как температура не опускается ниже 28 градусов в тени. За те полчаса, что мы не виделись, то есть, за то время, что вы спали, даже тучки не успели собраться!» «Но зачем вы тогда сделали мне укол?» «Отчего укол? Не было никакого укола!» - сказал Герценштубе и почему-то улыбнулся так, что его зубы снова нагло высунулись, а один, самый наглый, казалось, заблестел ещё ярче. «А что же Прасковья Федоровна?» «Какая-такая Прасковья Федоровна?» «Фельдшерица!» «У нас нет сотрудницы с таким именем! Я бы знал! А что это у вас на подоконнике? Рисунок? Сами нарисовали?» - спросил доктор, разглядывая мятый листок бумаги, на котором были нарисованы какие-то четырехрукие уродцы, над которыми висел странного вида синий блин. «Я не знаю, что это - благоразумно ответил Адам Степанович, подумав: “А то еще чего доброго вправду примут меня за сумасшедшего! Ведь не станешь же им объяснять про какого-то непонятного фиолетового рыцаря... А, действительно, как же этот рисунок остался? Значит, это был не сон?!”. - Ко мне во сне приходил мой отец». «Это тот, который Дьявол?» «Отраженный Дьявол», - поправил Адам! «Ну да, ну да...» - согласился Герценштубе и сильно надавил на шприц. (Бедняжка Адам, он совсем плохо читал Булгакова, иначе бы у него было гораздо меньше вопросов. Если вы тоже его не читали - отсылаю вас к 11 Главе «Мастера и Маргариты»).

 

Второй сон

Второй сон Адамадолжен был быть как раз про тех желтых ангелов, которых он почему-то должен бояться. Но этого сна в моих бумагах не сохранилось, зато сохранилось одно мое стихотворение по этому поводу:

 

Желтые ангелы включают фонарики...светят... в глаза.

Желтые ангелы ходят кругами – сбежать... нельзя!

Желтые крылья... Желтые перья...желтый свет фонаря –

Желтые ангелы желтыми танцами лезут... в меня...

Я видел белые цветы ночью... белые цветы ночью... за белыми

цветами шел в ничто.

Цветы - желтые... тычинки и пестики тычут... мне в глаза:

Это они... Я их учуял!.. Сбежать - нельзя!

Желтые крылья... Желтые перья... желтый свет фонаря-

Желтые ангелы желтыми танцами лезут... в меня...

Я белой краской на стене... рисовал... маленькую дверцу...

Дверцу открыл... там – желтые пятна... застыли... в мертвом танце...

Это они... я знаю... желтые гарпии в ангельских обличьях...

Когтями-иглами впились в меня... желтыми танцами втанцевались...

Я их учуял... когда шел в ничто... Желтые крылья... Желтые перья...

желтые пятна... ночью в глаза…

 

Было у меня и другое стихотворение, правда, не про жёлтых ангелов, но из того же ассоциативного ряда, тоже про какие-то странные никому непонятные танцы, только пятнышки в этот раз фиолетовые – как тот рыцарь-ветер. Вот и получился совсем другой танец, анти-танец, либо анти-

желтый. Приведу уж и его, для полноты впечатлений: